Идеократическая государственность: политико-правовой анализ

Вид материалаДиссертация
3.1. Идеократический тип правосознания
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9

3.1. Идеократический тип правосознания


Исторический анализ показывает, что политическая власть может достаточно эффективно функционировать только тогда, когда большинство членов общества добровольно, без видимого внешнего принуждения выполняют ее распоряжения. Именно поэтому центральная проблема деятельности политической власти – ее легитимация, добровольное общественное признание.

Государственную власть можно рассматривать как способ управ­ления общественными процессами с помощью общеобязательных средств регламентации правил и норм социального взаимодействия и поведения. Существует две модели методологии государственной власти: 1) авто­ритарно-властного господства и 2) авторитетно-властного полномо­чия. В первой модели доминируют механизмы принуждения и наси­лия, во второй — убеждения и влияния.

Государственная власть в выполнении своих функций может ос­новываться на силе или легитимности. В первом случае «управляю­щие» стремятся реализовать принятые решения вопреки желанию «уп­равляемых», во втором, наоборот, — опираясь на их добровольное согласие или даже солидарность. Любая государственная власть не может долгое время опираться на силу. Такая власть не может быть в длительной перспективе социально-эффективной, ибо «управ­ляемые» внутренне не расположены к реализации принятых властью решений.

Поэтому государственная власть, чтобы быть успешной, должна быть, прежде всего, легитимной. Понятие легитимности было введено немецким социологом Максом Вебером. Проблемы легитимности власти, её легального структурирования являются объектом исследования и многих современных теоретиков права, политологов, философов. Однако даже на современном этапе развития науки некоторые понятия легитимности власти недостаточно четко и однозначно определены.

Легитимность государственной вла­сти часто отождествляют с ее юридически-правовой законностью, соответствием политического режима и системы права. Однако это свидетельствует не о легитимности, а о легальности власти. Власть легитимна лишь в том случае, если «управляемые» признают за ней право управлять вообще, и именно так, как это делается в данный момент.

Легитимация государственной власти представляет собой взаи­мообусловленный процесс, с одной стороны, «самооправдания» и ра­ционального обоснования собственной власти со стороны «управляю­щих», с другой — «оправдания» и признания этой власти со стороны «управляемых».

Государственная власть, обладая символическим капиталом, мо­жет формировать в нормативно-ценностном пространстве общества такие конструкты когнитивного и ценностного содержания, усвоение которых изменяет внутренний мир людей и задает определенные сте­реотипы восприятия социальной действительности. Государственная власть тем самым обеспечивает в обществе необходимый уровень «логического и морального конформизма» и создает легитимизирующие структуры массового сознания, которые П. Бурдье называет «ду­хами государства».

Однако эти конструкты значимы лишь для тех, кто предрасполо­жен к их восприятию, а эта предрасположенность заключена не толь­ко в рефлексирующем сознании, но и в культурных архетипах. По­этому в процессе рефлексии происходит непосредственное согла­сование между внедренными извне ментальными структурами и не­осознаваемыми духовными «кодами» жизнедеятельности людей.

По Веберу, легитимность является не столько свойством самой власти, сколько совокупностью фактических представлений о ней. Легитимность – это своего рода внешний образ власти в массовом сознании. Под легитимностью в политологии понимается признание правомерности власти массами, добровольное подчинение ее предписаниям политической власти, когда большинство граждан без внешнего принуждения исполняют их в своей повседневной деятельности.

Современные теоретики права В.К.Бабаев и В.М.Баранов дают следующее определение легитимности: легитимность — политико-правовое понятие, озна­чающее положительное отношение населения страны, его больших групп, общественного мнения к действую­щим институтам государственной власти и законода­тельству. В юридичес­ком плане — это элемент правосознания и правовой культуры. В политическом плане легитимность означа­ет, что на данном этапе деятельность государственной власти (или ее отдельных институтов) одобряется и поддерживается большинством населения.1

Легитимность может интерпретироваться двояко:

1. Легитимность как законная преемственность правовых установлений, то есть соответствие процедуры установления новых правовых установлений старым требованиям. Такое определение легитимности представляет собой дефиницию юридической легальности.

2. Легитимность как признанность общественным мнением, со­ответствие обычаю и доминирующему общественному интере­су. Легитимность в такой интерпретации представляет степень соответствия системы политико-правовых институтов социокультурным структурным факторам.

В соответствии с этими уровнями интерпретации легитимная власть представляет собой:

1. Власть, сформированная в точном соответствии с правом, уста­новленным предыдущей властью.

2. Власть, признанная общественным мнением, соответст­вующая обычаю и выражающая доминирующий обществен­ный интерес.

Легитимное право, соответственно, представляет собой:

1. Право, установленное в соответствии с процедурой, предусмотренной предыдущими правовыми нормами.

2. Право, признанное общественным мнением, соответст­вующее обычаю и доминирующему общественному интересу.

В нашем исследовании особый упор делается на структурную характеристику легитимности, имеющую приоритетной значение в модели государственности.

В этом контексте легитимность политической власти выступает как определенное качество, характеризующее деятельность субъекта властных отношений с точки зрения оправданности, необходимости, социальной значимости и ценности.

В политической теории принято выделять понятие легитимности - как определенного оценочного состояния власти, - и легитимизации – как процесса, ведущего к указанному состоянию.

Легитимизация государственной власти – это процесс, в результате которого она приобретает свойство легитимности, выражающее правильность, оправданность, справедливость, законность и другие стороны соответствия характера власти, её деятельности определенным, прежде всего психическим установкам, экспектациям (ожиданиям) личности, коллективам, социальной и иной группы, народа.

Легитимизация – делегирование, санкционирование власти обществом – государству на основе предполагаемого соответствия, адекватности деятельности государственной власти представлениям нации о её роли и цели. Эти представления об идеальной модели властвования созревают на протяжении всего периода формирования нации и коренятся в правосознании, моральном и религиозном сознании общества.

По мнению Р. Пилона «термин «легитимность» в обычном его понимании относится как раз к той точке, где сходится право и мораль; именно поэтому он играет столь важную роль в более широких вопросах».1

Легитимизация – процесс достижения легитимности, легитимация - метод, способ её достижения. Иными словами, легитимизация - исторический процесс развития экзистенциальной зависимости легитимности от типа легитимации.

Легитимность власти лишь выражает степень соответствия реальных властных государственно-правовых институтов идеальной модели верховной власти, закрепленной в массовом правосознании нации.

Массовое правосознание — обыденное понимание права, в котором преобладают социально-психологические компоненты (эмоции, настроения, чувства).1

Для исследования форм и моделей легитимации необходимо определить специфику механизма взаимоотношений государственно-властных институтов и массового сознания этноса путем создания абстрактной индетерминированной модели «власть – нация».

Рафинированная «чистая» степень легитимности власти обусловлена степень соответствия абстрактно-идеальной формы верховной власти - её реально-конкретным проекциям, воплощенным в институтах государства.

Легитимность - степень соответствия идеальной модели соотношения верховая власть – государство, закрепленной в правосознании нации - их реальным проекциям. «Легитимность – «узаконение», но узаконение не только правовое, но главным образом не правовое».2 Узаконение, следовательно, может осуществляться как правовыми и внеправовыми способами.

Факторы, детерминирующие процесс легитимизации власти могут быть политическими, правовыми, религиозно-нравственными. Степень популярности представителей политической элиты детерминирована степенью их органического соответствия, прежде всего, нравственно - духовным потребностям социума.

Легитимация - психологическая связь между верховной властью и государством, существующая в общественном сознании. Любая модель государственности предполагает соответствующий тип легитимации.

Легитимация – соотношение идеальной конструкции верховной власти к её эмпирической модели - государству в массовом сознании общества.

Верховная власть, создаваемая «эйдетическим» «духом нации» оказывается ограниченной только его содержанием, то есть содержанием своего нравственного идеала, закрепленном в сознании социума.

Сущность этих требований закреплена в психологическом состоянии нации, в её ментальных, интеллектуальных качествах, в трансцендентальном содержании «духа нации».

В этом контексте дух представляет собой комплекс идеалов и ценностей, внутренне осознанных и признанных народом. Под народом подразумевается не количественная, «арифметическая» масса, а «преемственно живущее коллективное целое».1 Таким образом, первоисточником власти выступает нация, то есть «народ, внутренне слившийся в нечто целое, ... с известным духом или миросозерцанием, с известными идеалами...»2. Все остальные элементы государственно-правовой и цивилизационно-культурной сферы являются производными от базисной парадигмы «духа нации».

В государственном устройстве осуществляется высшая охрана всего того, что полагается не только правовым, но и правильным, должным, справедливым. Здесь, в этой сфере, гарантируется не только право, но и «правда», в понимании которой отражено доверие данного, созидающего государственную жизнь, народа к силе определённого типа и качества. В государственных институтах, поэтому, обязательно отражается этический потенциал народа.

Следовательно, попытки трактовки проблемы легитимности верховенства власти с позиций чистой юридической догматики без учёта философско-правовой разработки её принципиально-сущностных, ментальных «кодов», не дают возможности для адекватного осмысления феномена.

Эти «коды» представляют собой социокультурные доминанты поведения людей в любых обстоятельствах, в том числе и катастро­фических, и являются своеобразным выражением «на уровне культу­ры народа исторических судеб страны, как некое единство характера исторических задач и способов их решения, закрепившихся в народ­ном сознании, в культурных стереотипах».1

Категория менталитет используется в юриспруденции для обозначения надындивидуальных составляющих массового сознания, определяемых традицией, культурой, коллективным бессознательным и транслирующихся из поколения в поколение. Менталитет занимает сравнительно небольшую часть объема массового сознания, но чрезвычайно важен в содержательном плане, т.к. менталитет как способ осознавания людьми своего природного и социального окружения является как бы фундаментом всей системы массового и общественного сознания.

Таким образом, феномен ментального осмысления социального целого детерминируется оценкой социальной структуры, закрепленной в представлениях о праве и обычае;

- ментальная установка к идеалам свободы зависит от критерия дифференцирования свободы и несвободы;

- установка к труду, собственности лежит в поле различных нравственных трактовок к богатству и бедности;

- представление места человека в структуре мироздания зависит от интерпретации феноменов пространства и времени;

- образ природы и способы воздействия на нее тесно связан с оценочными представлениями о земном и трансцендентном мире, их взаимообусловленности;

Будучи устойчивой основой существования человека, менталитет представляет собой активный фактор человеческой жизнедеятельности. Во - первых, он способствует инициированию определенных действий, следованию определенным ценностям, предпочтению определенной культуры, образу мыслей и чувств. Во - вторых, выступает барьером, отталкивающим всё то, что человеку чуждо (стандарты поведения, идеи), что вызывает его неприятие. Таким образом, менталитет выступает вектором измененного поведения человека. Менталитет интерпретируется как «человеческая активность, объективированная в культурных вмятинах, как человеческое измерение исторических макромасс».1

Таким образом, можно уг­ождать, что нация обладает неким внутренним, не осознаваемым ни членами, ни внешними наблюдателями, культурным стержнем, в каждом случае уникальным, который определяет согласованность действий членов этноса и обнаруживает себя вовне через различные модификации культурной традиции, являющиеся выражением некоторого об­щего содержания.

Между реальностью и структурообразующими формами общественного сознания существует защитный барьер, создающий существенные искажения правовой реаль­ности. Эти иска­жения являются следствием действия защитных механизмов психики, которые репрессируют информацию, способную вызвать трансформацию ментальных констант сознания. Роль такого интегрального защитного барьера в аспекте отношений властераспределения играет институт идеократического правосознания, интерпретируемый в духе фундаментальной концепции И.А. Ильина.

Прежде всего, надо заметить, что правосознание в традициологическом, идеократическом контексте многомерная величина, несводимая эмпирически лишь к «сознанию» и «мышлению». Оно представляет собой по мысли И.А. Ильина некую духовную дисциплинированность инстинкта, которая вызывает в субъекте права чувство ответственности и придает ему чувство меры во всех социальных проявлениях деятельности этого субъекта.

Индивид, наделенный таким нравственно-религиозным правосознанием инстинктивно - сознательно чувствует предел, рамки своих полномочий, в его психике возникает внутреннее понуждение к исполнению своих обязательств и обязанностей и отталкивание, табуирование запретных действий. «В глубине его души живет легкий «удерж», который мешает ему совершить запретное, причем этот «удерж» всегда находит для себя глубокую санкцию в совести и высокую санкцию в религиозности».1

Итак, совесть и религиозность – две неразрывно, связанные категории понятия духовный инстинкт. Однако и совесть, и религиозность – это чисто психические преломления абсолютной морали и религии в субъективно-внутреннем процессе функционирования правосознания. Они имеют одинаково императивную природу, природу долженствования. По мысли другого великого мыслителя Л.И. Петражицкого правовые начала человеческого поведения, так же как и нравственные, коренятся в психике человека, конкретнее – в эмоциях долга. Переживание должного как свободное самоопределение личности ведёт к её нравственно-совестному поведению и религиозному осмыслению, но если то, что личность переживает как должное, одновременно мыслится и как нечто причитающееся другому человеку, то возникает правовое отношение, где выступают управомоченный и обязанный субъекты.

«Мы под правом в смысле особого класса реальных феноменов будем разуметь те этические переживания, эмоции которых имеют атрибутивный характер».1

Поэтому можно подразделить правосознание на автономное (или интуитивное - совесть) и на позитивное (или гетерономное - религиозность). Именно превалирование нравственно-религиозного элемента характерно для правосознания русского человека. Автономное право образует переживания, исполняющиеся по зову внутреннего «голоса» совести. Позитивное правовое представление имеет место тогда, когда оно основано на внешнем авторитете. Правосознание состоит:

- из определённых (императивно-атрибутивных) психологических, правовых переживаний, черпающих свою энергию глубже в Православии;

- из определённых символов, правовых учреждений, зданий суда и т.д., объективирующих первую категорию явлений, и т.п.».2

Первичный психологический пласт правовых явлений представлен интуитивным правом, нравственно-религиозным чувством – сплав которого Ильин и называет духовной дисциплинированностью инстинкта; ко второму, социологическому пласту относится позитивное право, но оно здесь не единственное правовое явление. Естественно-интуитивное право, основанное на духовном, инстинкте относится к позитивному как метафизическая инстанция, как надэмпирический феномен к явлению эмпирическому, как эманация, излучение к объективированной плоскости.

В чем суть духовной дисциплинированности инстинкта? Инстинкт – это комплекс систематизированных эмоций, имеющих свой объект и субъект. Эти эмоции носят двухсторонний, активно-пассивный характер. Эмоции, по Петражицкому, - «истинные мотивы, двигатели» человеческого поведения. Среди различных эмоций особую роль играют эмоции морально-религиозные и правовые. Морально-абсолютные эмоции императивны, то есть, обязательны, правовые – императивно-атрибутивные, обладают обязательно-притязательным свойством: не только какое-либо лицо обязано что-то делать, но другое вправе требовать от него выполнения данных обязанностей.

Человеческие поступки могут быть свободными и связанными. Сознание внутренней связанности воли, поведения человека являются религиозно-этическим сознанием. Это сознание этического долженствования, принятые в Православии. В основе его лежат особые эмоции, которые переживаются как внутренняя помеха свободе и которые побуждают человека к какому-либо действию. Нормы, как авторитарные запреты и ведения, есть лишь отражение этих переживаний, их преломление через инстинкт правосознания.

Мерилом же инстинкта служит совесть. Именно совесть определяет, классифицирует поступки индивидов.

Напрасно также представлять себе совесть как рассудочное «со-вещание» человека с самим собою о надлежащем поведении. Совесть есть власть духа над инстинктом, однако без раздвоения их, ибо эта власть осуществляется теми корнями духа, которые живут в самом инстинкте:

Поэтому особенное значение духовность инстинкта приобретает в религиозности. Вера, как таковая есть состояние психики, которое вне человеческого сознания осуществиться не может - имеется в виду именно последняя глубина человеческого духо-инстинкта и ее искренне-целостное обращение к Богу, нравственному Абсолюту. Отсюда следует, что искренняя религиозность есть «вернейший и глубочайший корень правосознания» и что верующий человек может обладать верным и мощным правосознанием, несмотря на малую «образованность» своего сознания. 1

«Не следует вообще думать, будто человеческий инстинкт, жизненно-животно-жадный, - противостоит духу и всяческой духовности».2

Наоборот, комплекс эмоций в правосознании несет в себе свою особенную, полуосознанную или неосознанную духовность. Эта духовность имеет морально-религиозное наполнение и обуздание инстинкта в нормальном правосознании происходит всегда органично. Провиденциалистские представления о природе государственной власти базируются именно на принципах «органического служения».

Таким образом, особенное значение духовность инстинкта приобретает в религиозности. Вера есть состояние цельное, не могущее осуществиться вне человеческого инстинкта, служащее стержнем идеократического правосознания. Вера в справедливость закона, либо в высшую его правду неизменно и априорно присутствует в любой форме правосознания. Именно вера (рациональная, идеократическая) служит идейно оформленным барьером для стабилизации состояния правосознания.

Функция этого барьера двойная. С одной стороны, он вытесняет из сознания и препятствует проникновению в бессознательные слои психики всех тех представлений, которые способны нанести ущерб целостности этнических констант. В частности, цензуре подлежит информация о чужом опыте, о принципиально иных картинах мира они предстают перед носителем традиционного сознания как неконкурентоспособные в политическом, правовом, мировоззренческом смысле.

С другой стороны, защитный барьер контролируют импульсы бессознательного, направленные на внешний мир.

Проявления защитного барьера правосознания, выраженные в тесной взаимосвязи с моделью государственности, достаточно четко прослеживаются в историческом процессе конструирования структуры государственности: взаимовлиянии константных и динамичных элементов.

Проходя через защитный барьер правосознания, внешние властные импульсы дифференцируются: в зоне сознания они выступают как приемлемые или чужеродные, соответственно этому формируется представление о наиболее удобном способе действия в данном случае.

Модификация традиции является в каждом случае результатом самоструктурирования этноса на основе содержания заложенного в «центральной зоне» его культуры в ответ на изменение внешних куль­турно-политических условий существования этноса.

В традиционном идеократическом типе правосознании, согласно И.А.Ильину мир представляется строгоупорядоченным, иерархичным. Все имеет в нем свое место, все взаимосвязано, гармонизировано. Содержание традиционного сознания (картина мира) представляет собой определенную структуру, связи различных составляющих традиционного сознания фиксированы. Такие связи играют роль механизмов, которые снимают психологическую угрозу со стороны окружающего мира и обеспечивают члену этноса возможность действовать.

В рамках этой картины мира человек определяет свое место в мире и устанавливает: локализацию источника зла; локализацию источника добра; представление о способе действия, при котором добро побеж­дает зло.1

Это наиболее общая схема. «Источник добра» сам включает в себя не­сколько парадигм, в частности «образ себя» и «образ покровителя». «Образ себя» — это субъект действия, а «образ покровителя» можно определить как атрибут действия. Обе эти парадигмы могут совмещаться за счет того, что атрибуты, делающие действие возможным, приписываются непосред­ственно самому себе. Поскольку этическое сознание по своей сути коллективно, то «образ себя» — это «мы — образ», образ коллектива, способного к совместному действию. Содержанием «образа себя» яв­ляется то, что именно член данного этноса принимает за свой базо­вый коллектив, что для него является коллективом.

«Образ себя», т.е. представление о субъекте действия, и «образ покровителя», т.е. представление об условии действия, определяют характер действия человека и тип взаимосвязи между членами кол­лектива.

Образ покровителя в российской идеократической государственности отображался в сакральном образе царя. Царь — одна из величайших исторических святынь русского на­рода. Сопоставление рядом, как идеальных сокровищ, Веры, Царя и Отечества проходит через всю русскую историю. Это засвидетель­ствовано добровольными кровавыми жертвами во многие великие моменты русской истории.

«Образ себя» диалектически связан с «образом покровителя». Одно из весьма распространенных изображений нравственного единения, существующего между Царем и народом, есть изобра­жение его как патриархальных отношений между отцом и детьми. «Кто еще заменяет для нас место родителей? - Госу­дарь и Отечество; потому что государство есть одно великое семей­ство, в котором Государь есть отец, а подданные — дети Государя и Отечества»1.

Со своим образом-покровителем русский народ всегда морально солидарен. Интересны в этом отношении также следующие слова, сказанные отцом Рознатовским в III Государственной Думе:

«Поразительно, братие, то, что народ до такой степени привык веровать и мыслить о своем единстве с Царем, что даже говорит: «если Царь согрешит, народ умолит, если народ согрешит, Царь умолит». Здесь в высшей степени трогательный момент, когда грехи народа снимаются Царем, а грехи Царя снимаются народом по их внутреннему единству».2 Такая морально-всепрощающая связь проходит красной нитью сквозь всю российскую трагическую историю.

«Образ покровителя» всегда свят и морален, несмотря на серьезные ошибки и критические просчеты в его деятельности.

«Источник зла» может быть назван «образом врага», хотя такое тождество само по себе не подразумевает персонификацию «ис­точника зла», а лишь его концентрацию на каком-либо объекте; «ис­точник зла» — это то, что мешает действию, и то, против чего направ­лено действие. Таким образом, он также влияет на характер действия.

Любой «образ себя», имеющийся у любого народа, может быть представлен тремя составляющими: «образом для дру­гих», «образом для себя» и «образом в себе».

«Образ для себя» осозна­ется обществом и представляет собой набор характеристик, желатель­ных для себя. Здесь присутствует своя мифология и своя символика, которая имеет коммуникативное значение внутри этнической систе­мы, а для сторонних наблюдателей заметны лишь ее фрагментарные проявления. «Образ для других» можно представить как переведен­ный на язык других культур набор приписываемых себе определений.

Тут тоже имеется своя символика, легенды и мифы о себе, которые пропагандируются с целью наладить адекватную (с точки зрения «об­раза для себя») коммуникацию с внешним миром. «Образ в себе» бес­сознателен, но именно он определяет согласованность и ритмичность действий членов этноса. Осознанность разницы между «образом для других» и «образом для себя» может быть различной, и она меняется в зависимости от исторических условий существования народа. Но по­рой сами различия между «образом для себя» и «образом для других» могут возводиться в ранг традиции или идеологии, связанных с динамическим взаимодействием трех перечисленных выше составляющих этнической идентичности.

В своей основе этническая традиция определяется бессознательным «образом в себе» и выража­ется через «образ для себя» и «образ для других», которые корректиру­ют друг друга и могут изменяться с изменением условий существования этноса, что влечет за собой изменение внешней и внутренней символики и мифологии.

Вокруг этих констант кристаллизу­ется тип политической легитимации в различных ее модификациях.

Здесь необходимо разграничить два аспекта понимания легитимации: легитимации как политического способа выражения и оформления этнических констант и легитимации как ценностно-целевой конфигурации власти.

В политологическом смысле ценностная конфигурация выступает как материа­л, на основании которого кристаллизуется та или иная политическая культура. Идейное направление действия задается ценностной ориентацией. Этнические парадигмальные константы менталитета и ценностная конфигурация, идеологическое ядро выражения форм верховной власти соотносятся как способ субстанционального действия и его цель.

Тем ядром, вокруг которого объединяется этот комплекс традиций (или точнее было бы говорить о комплексе раз­личных модификаций той или иной традиции), является их общее мировоззренческое основание, а именно «воззрения на важнейшие проблемы человеческого существования, а также проблемы соци­ального и культурного порядка, определение относительной важности различных измерений человеческого существования и их значения для культурной и политической тождественности; воспри­ятие взаимосвязи и соотнесенности космического, культурного, со­циального и политического порядков; модели участия в формирова­нии социального и культурного порядков; случаи легитимизации та­ких порядков.

Интегральную функцию на разных уровнях могут выполнять ментальные стереотипы, выработанные под воздействием конкретного человека, и общественный менталитет на уровне коллективов, сообществ, отличающихся по национальным, классовым, возрастным, профессиональным признакам, а также менталитет социума - на уровне интегрально понимаемого общества, всего народа, проживающего на данной исторически сложившей территории, в данной социально-государственной среде и непрерывно воспроизводимого в сменяющих друг друга поколениях.

Таким образом, все вариации традиции, присущей «макросоциальному» обществу, группируются вокруг правосознания. Традиционное правосознание формируется на протяжении длительного времени, охватывающего практически всю историю данного народа. Конкретные черты и свойства правосознания складываются в зависимости от его традиций, культуры, социальных структур, внешней среды. В свою очередь, будучи социально-психологическим феноменом, правосознание выступает как фактор, задающий определенные образцы мышления и поведения личностей, социальных групп и народа в целом. Любой этнос в процессе своего становления, развития и трансформации в нацию развивает и укрепляет в своем мировосприятии представления об абстрактной идеальной власти и конкретном государстве.

В следующем параграфе исследуем внутреннее наполнение и содержание свойств и признаков, характеризующих российскую модель идеократической государственности.