Идеократическая государственность: политико-правовой анализ

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9

Глава 2. Идеократическое государство: концептуальные подходы.

Идеократическое государство – один из наиболее неисследованных феноменов в теории государства и права. В то же время важно выделить некоторые общие подходы к осмыслению самого принципа идеократии в отношении функционирования в обществе политических институтов и механизмов, намеченные в работах классиков русской политической философии — И. В. Киреевского, А. С. Хомякова, В. С. Соловьева, Л. П. Карсавина, И. А. Ильина и других, Н. Н. Алексеева, П. Н. Савицкого, Н. С. Трубецкого.

В предыдущей главе мы подвергли анализу феномен верховной власти. Попробуем спроецировать теоретическую конструкцию верховной власти на эмпирическую модель государства. Для этого необходимо разобраться в предназначении государства, как основного, наиболее «явственного» элемента государственности.

2.1. Определение сущности гарантийного идеократического государства.

При обращении к современным политическим и правовым теориями государства обнаруживается некоторая парадигматическая односторонность, монистичность, представляемых доктрин. Такая ситуация объясняется тем, что современная теория государства построена была в период европейской истории, отличительной чертой которого является - общая идейная почва, которая создана учениями естественного права, широко распространившимися на Западе, главным образом в романском и в англо-саксонском мире. Европейский государственный мир развивался и во многом еще продолжает формироваться под влиянием либеральных идей английской и французской революций.

Эти революционные, либерально-демократические идеи признавали справедливым и действительным только то государство, которое основано на договоре граждан с властвующими или между собою. Исходя из этого, следовало, что законною является власть, на которую дано согласие большинства подвластных, причем в первых теориях позиционировалось, что согласие такое может быть дано раз и навсегда (Монтескье), а впоследствии был сделан логический вывод, что право соглашения неотчуждаемо и что акту согласия должно подлежать каждое действие власти.

Тем самым на место властного союза, государства была поставлена атомарная личность с ее интересами. В интересы такой личности не входило достижение какого-либо общественного идеала. Личность оторвала себя от общества и государства, стала независимой, суверенной, автаркичной величиной. Нация превратилась в конгломерат наделенных правами отдельных индивидов, совокупности атомарных личностей. Индивиды эти были чисто абстрактными, не определялись ни историческими условиями, ни социальными различиями, ни каким-либо иным положением в обществе. Интересы такой личности вытеснили, заслонили собою все остальные интересы и цели в идеи государства, релятивизируя тем самым его цели и задачи.

Прежде всего, такой релятивизм мы наблюдаем в системе либерального государства, где политический союз выступает только в роли «ночного сторожа» и ограничивает свою деятельность оказанием защиты при нарушении интересов граждан.^¹

Несколько иное направление немецкой юридической школы базируется на аксиоме признания государства особой личностью. Однако постепенное развитие юридической теории государства привело к размыванию остатков этатизма. Государство-личность постепенно стало только фикцией, научной абстракцией, не обладающей реальной жизнью.

Личность государства превратилась во вспомогательное научное представление, в модель олицетворения правовых норм, установлений действующего права. При этом нормативная теория государства всячески стремилась отделить «норму» от реальности, из мира «сущего» перенести ее в мир ирреального «должного».

Таким образом, государство превратилось в совокупность норм, в олицетворение Правопорядка. Из понятия о государстве постепенно были вытеснены все элементы, отражающие реальность государственных явлений. Результаты применения такой теории понятны - отожествив государство с нормой права и заслонив государство правом, она привела к утрате сущности целеполагания и целеосуществления государства, к релятивизму верховной власти. Сходные результаты логически вытекали и из сущности марксизма: «неправомерное сужение понятия государства в системе марксизма и вытекающее из него отрицание государственных оформлений в будущем социалистическом обществе были причинами своеобразной утраты чувства государственной реальности у современных европейских социалистов и ведомых ими народных масс. Государство превратилось в историческую категорию, утратилось сознание необходимости государственного бытия».^¹

Вместе с другим культурным наследием трансформации подверглись и властные отношения, и сама идея власти. В течение многих веков существовал тот ведущий слой западного общества, который именовался феодальной аристократией и дворянством. Процессы изменения, в нем наблюдаемые, не меняли существа его в целом. В быстром революционном процессе слой этот был вытеснен новым классом, буржуазией. Но едва буржуазия выдвинулась на роль ведущей группы, идейные устои ее существования были подвергнуты беспощадной критике. И вместе с тем на арене истории появился новый социальный слой, претендующий на преобладание в государстве, — промышленный пролетариат. Все эти процессы наметились в течение нескольких десятилетий, — и это не могло не оказать влияния на самую идею власти.

Неустойчивость «ведущих» внесла сомнения в представления о власти вообще - возник кризис власти. «Исчезла вера во всеобщепринятый и всеми почитаемый принцип авторитета, состояние повсюду господствующей непрочности заставляло прислушиваться к безумным идеям всяких совершителей переворотов и увлекаться любовью к бессмысленным авантюрам»^².

Именно поэтому усилия западной и российской науки были направлены на более глубокое историческое исследование государственных форм, их культурного потенциала. Для конструирования адекватного идейного сопротивления универсалистским теориям либерализма русские и немецкие исследователи, государствоведы, публицисты использовали самобытные органические теории государства. Основная идея органицизма – государство – суть живой организм, который рождается, живет и умирает. Сколько государств – столько государственных идей, каждая из которых уникальна и оригинальна, следовательно, навязывание любой формы абстрактного универсализма, с любым идеологическим содержанием губителен для самобытной идеи и самого государственного организма.

Одной из самых удачных попыток осмысления государственного бытия была предпринята О. Шпенглером в «Закате Европы». Для Шпенглера государство есть «форма жизни», физиономия исторического бытия человечества»^¹. И политика для него есть, прежде всего, активная, осмысленная, деятельность проявления которой мы видим в экономической, политической, военной борьбе государств. Одним из основных критериев победы – четкое осмысление государством и народом своих стратегических и тактических задач.

Неудовлетворенность либеральными конструкциями вызывала активный исследовательский интерес к проблемам поиска константных величин государственного бытия. Именно на поиск таких величин сориентировано исследование профессора Мейнеке. В его исследовании подчеркивается особая роль государства, как государство формы человеческой жизни, ставится задача открытия руководящего принципа, который лежит в основании экзистенции любого государства. Это и есть в терминологии Мейнеке - Staatsraison, «государственный интерес», императивное, неискоренимое стремление к поддержанию и усовершенствованию государственного бытия.

По мнению Мейнеке, Staatsraison является «вечным спутником и вождем всех государств, созданных рукой человека, — той пылающей искрой, которая загорается в каждом вновь возникшем государстве и которая в пределах одного и того же государства, переходит, в случае революционного изменения правящих лиц или формы властвования, со старых властителей на новых».^² Мейнеке обобщает в этом принципе его дуалистическую природу, тактическую (жизнеподдержания), и стратегическую (целеустремление), требующую выполнения высших национально-культурных задач и ведущую к образованию высших, более благородных и утонченных форм государства.

«Государство не механическая совокупность отвлеченных граждан, но живая целостность; государство не отвлеченный субъект права и не совокупность юридических норм, но конкретная форма жизни; государство не придаток правопорядка, но развитие витального принципа самосохранения и развития; государство не надстройка над общественной реальностью, свойственная известной ступени жизни человека, но реальная необходимость, требуемая самим началом жизни.»

Такая установка по отношению к государству, одинаково далека и от теории естественного права, и от принципов позитивизма, и не лежит в русле марксизма. Безусловно, возрождения органических воззрений на государство происходит в иных формах, нежели чем в концепциях государства де Местра, Галлера, Гегеля.

В чем же сущность органического государства?

По мнению видного государственного деятеля К.П. Победоносцева «Государство призвано к осуществлению в общественной жизни начала правды. Началами правды оно регулирует общественные отношения, примиряя ими всевозможные частные, личные и групповые интересы членов общественного союза. Начала правды осуществляются государством в праве, которое представляет собою формулу справедливости, обусловленной высшими началами правды, ибо справедливо то, что согласуется с правдою».^¹

Если государство призвано осуществить в общественной жизни высшие начала правды, то каждая личность, входящая в состав членов данного государственного союза, подчиняясь его власти, подчиняется не чему-либо внешнему и чуждому для себя, а своему собственному автохтонному образу «я», лучшим и идеальным свойствам этого образа.

Процесс идеократического подчинения требованиям высшей правды, началами которой государство регулирует общественную жизнь, аналогичен процессу подчинения требованиям морали.

В этом аспекте и проявляется феномен свободы в государственном союзе, так как добровольное подчинение избранным самостоятельно императивам представляет собой проявление высшей свободы.

Поэтому нормирование, регулирование государством общественных отношений не может стеснить личное творчество каждого, наоборот, государство должно выступать гарантом саморазвития личности, её самосовершенствования.

То, что государство представляет собою лучшую организацию разумной, общественной и личной свободы – косвенно доказывается даже в анархических теориях, согласно которым на место подчинения разумной власти выдвигается господство сильнейшего, другими словами, подчинение разумным началам отвергается в анархии во имя подчинения грубой силе социума или стихиям природы.

Л.А.Тихомиров – несомненный приверженец органического подхода к осмыслению государства предпринял попытку вывести свою дефиницию государства, которая служит классической схемой для любого государства вообще. Органическое государство по его мысли представляет собою „союз членов социальных групп, основанных на общечеловеческом принципе справедливости под соответствующей ему верховною властью».^¹

Именно как союз членов социальных групп государство определяется потому, что расслоение по группам отдельных членов общества является необходимым и неизбежным условием возникновения государства. Человек родится уже как член известного общественного союза, развитие соединяет его все с новыми и новыми группами, в каких он находит организованную защиту и развитие различных своих интересов.

Ф.Я.Шипунов обосновал 4 священных принципа, без которых немыслимо живое, развивающееся государство.

«Всякое государство, всякий народ жив только тогда, когда он сохраняет четыре священных принципа:

веру в высочайший идеал и смысл жизни;
овеянное славой государство, которое возглавляет Верховная власть как символ народной веры и духа;
семью как нравственно-духовную твердыню Отечества и первооснову Родины;
частную собственность как орган духовной активности народа и его материального благополучия».^¹

Однако наиболее юридически выверенную, очерченную формулу органического государства дал Н.Н.Алексеев в своем исследовании государства гарантийного.

Гарантийное государство – феномен, детально исследованный известным ученым - государствоведом Н.Н.Алексевым. Именно органическое понимание идеи государства, закрепление за государством не релятивно-индифферентной ценностно-целевой платформы, но идеалополагающего императивного импульса – сущностные признаки такого государства. Гарантийное государство теснее всего связывается с государством идеократическим, сливается с ним в общем отношении к верховной власти.

«Государство именуется гарантийным, прежде всего потому, что обеспечивает осуществление некоторых постоянных целей и задач, что оно является государством с положительной миссией».^²

Гарантийное государство противопоставляется государству релятивистскому, не ставящему положительных целей, постоянной программы, не руководящемуся никакими константными принципами – а имеющим в основе своей политики – только волю суверена.

Ярким примером политического релятивизма относится формальная демократическая республика, для которой принцип государственной деятельности определяется волей более или менее случайного партийного большинства в парламенте, сложившимся при одной политической обстановке и могущим измениться в диаметрально противоположную сторону в других условиях. Таким образом, гарантийное государство Н.Н. Алексеева становится идеократическим, включая в свою идейную конструкцию принцип идеалополагания: то есть процесс конструирования и достижения определенной цели. Однако служение определенной идее в гарантийном идеократическом государство отнюдь не должно быть идеолого-доктринальным, то есть таким, которое выхолащивает цель служения, насильно превращая процесс достижения цели в саму цель.

По мысли Алексеева «гарантийное государство отличается от доктринального, тоталитарного тем, что в нем обеспечивается проведение в жизнь некоторых положительных социальных принципов, некоторой стабилизированной социально-политической программы, которая может рассчитывать на всеобщее признание со стороны людей весьма различных философских, научных и религиозных убеждений»^¹.

Принуждение к такому доктринальному пониманию идеи и цели государства только внешними, государственными, насильственными средствами ведет всегда к отрицательным результатам. Оно создает мертвую идеологию.

«Отмежевывая себя от этих глубоко отрицательных явлений, гарантийное государство стремится формулировать и организовать не цельное миросозерцание, но «общественное мнение» известной культурной исторической эпохи»^².

Признание общих идей, выявляющихся в основе такого «общественного мнения», лежит в плоскости гораздо менее глубокой и менее интимной, чем «исповедание» миросозерцания или религиозная вера.

Смысл идеократического государства как раз и состоит в распространении и развитии идеалополагающих конструкций верховной власти из области лично-духовной в область позитивно-общественную и наоборот. «Перевод» исповедания из сферы чисто личной, духовной в область «общественного признания», трансформация этнополитических констант социума в область адекватного государствостроения является одним из основных моментов, характеризующих идеократическое гарантийное государство.

Другая особенность идеократического гарантизма состоит в превращении этнических ценностных ориентаций в то, что можно назвать «положительной моралью», «внешней правдой» или установленным, позитивным правом. В этом общем смысле гарантийное государство в отличие от доктринального является государством, построенным на «внешней правде» — на «общественном признании», а не на «исповедании» и грубым проникновением в личную жизнь каждого.

Гарантийное государство Алексеева в своей деятельности руководствуется рядом принципов, содержание которых определяет положительные задачи государства: принцип материальной интенсификации жизни; принцип подчиненной экономики; (принцип положительной свободы); (принцип организации культуры, как сверхнационального целого на многонациональной основе).

Гарантийное государство ставит своею целью создание наиболее благоприятных внешних условий, обеспечивающих такое положение, при котором свобода эта не была использована в целях отрицательных.

Гарантийное государство стремится к созданию высшей культуры, которая воплощала бы в себе идею общечеловеческого достоинства и в то же время максимально служила бы проявлению национальных, племенных и местных особенностей населения культурного мира. Алексеев разработал и принцип демотизма – участия в государственном строительстве всего народа (служение), который он противопоставил демократизму – системе выборного (представительского) голосования.

Демотизм гарантийное государство стремится к вовлечению в экономическое, политическое, социальное к культурное строительство возможно большего количества граждан.

Специфической чертой гарантийного государства Алексеева является требование конституирования идеократических идеалов. «Основой такой конституции является Декларация обязанностей государства. В отличие от буржуазных Деклараций прав человека и гражданина гарантийная декларация утверждает не требования, которые общественное мнение данной эпохи предъявляет к государству и которые государственная власть обязуется проводить в жизнь»^¹. Таким образом, гарантийное государство – юридически выстроенная конструкция идеократического государства. В конституции Н.Н.Алексеев видел абсолютно адекватную форму закрепления идеи-правительницы.

Но по нашему мнению в этом идеократическом конституционализме лежит огромная позитивистская идеологическая мина. Конституция – адекватное порождение революционного либерализма. Но если мы закрепляем идеалоустремленные требования в формальном документе, пусть и обладающим высшей юридической силой, мы тем самым уже снижаем их нравственную безусловность и духовную императивность. Любая конституция релятивна, уже в силу того, что это юридический документ со своими правилами приема, отмены, исправления, толкования. Релятивизируя идеальные конструкции государства мы, тем самым, убираем сам идеалополагающий принцип идеократии, саму её легитимационную базу.

Данный вопрос разрешался Алексеевым без анализа им феномена и принципа верховной власти и приложения выводов этого анализа к системе гарантий целеполагающей программы гарантийного государства.

Государственная организация основана на применении «внешних» средств — на принуждении, власти, руководстве. Следовательно, и гарантии эти должны были бы быть тоже «внешними» то есть в последнем счете основанными на принуждении. Но как можно принуждать самого себя?

Именно поэтому последние гарантии, связывающие государственную власть должны быть чисто нравственными, либо основанными на особой системе «сдержек и противовесов», которая бы заставляла государственную власть чисто внешним путем идти по линии общественного служения, составляющего основное ее задание и основную ее миссию.

Европейская доктрина разрешает эту задачу путем противопоставления народа государству. Народ живет в государстве, но жизнью государству чуждой и от государства отличной. Государство со своей стороны объемлет народ, но также от него отличается и с ним не совпадает. Отношение между ними представляется как отношение двух противостоящих друг другу и даже враждебных стихий. Оттого государство подавляет народ и имеет постоянную тенденцию действовать вопреки его интересам. Народ же в государстве должен вечно стоять на страже, и его политическая деятельность должна сводиться к постоянной оппозиции государству, к постоянному контролю над ним, неослабеваемому надзору за его деятельностью. Парламент и есть, в конце концов, контрольная комиссия народа над государством, которая понуждает государство служить народу и общему благу. Это и есть идейная стратегия волюнтаристской демократии – стратегия «принуждения и контроля».

Эта стратегия возникла из-за того, что в буржуазно-капиталистическом строе государство действительно отражало противоположности классовых интересов богатых и бедных. Властвующими и правящими были представители интересов имущих, подвластным «народом» — неимущие и трудящиеся. Общераспространенность такого явления отучила мыслить государство как организацию, в которой интересы управляющих и управляемых могут и совпадать. Последнее становится возможным в обществе, которое возникло после социальной революции, в котором старые социальные классы уничтожены и которое приближается к решению проблемы экономической нужды. В сохранении такого общества заинтересован весь народ за исключением только тех, которые стремятся к экономической и социальной реставрации. В таком обществе миссия народа заключается не в организации оппозиции государству, но как раз в обратном — в защите государства от всех враждебных новому строю сил.

Нужно осознать, что «оппозиция» не есть принцип государства, но только стратегия, применяемая в некоторых исторических государственных формах в государстве абсолютистском, перерождающемся в буржуазную демократию, и в государстве либерально-демократическом, испытывающем постепенную ломку своих социально-экономических отношений.

Там, где этот волюнтаристский источник верховной власти уничтожен, такая стратегия должна трансформироваться в противоположную. Народ перестает чувствовать себя враждебным государству и стремится концентрировать свои силы в защиту и поддержку государства, иначе говоря, стратегия «принуждения и контроля» превращается в стратегию «общего служения».

Историческим примером проявления такого идеократического свойства государства можно найти в России. У одного из иностранных исследователей России г-на Карлетти описан такой пример: «В России самодержавие основывается на любви и взаимном доверии Государя и народа. Государь считается мудрым и деятельным отцом, обязанным любовно управлять народом, вверенным ему провидением, одобрять его или сдерживать, исправлять или же помогать его стремлениям, развивать и направлять его к добру».^¹

«Русские считают государство большим семейством, главой которого является сам Царь... Отношения Государя к подданным должны быть теми же, что отношения отца с детьми: между отцом и детьми не может существовать никаких компромиссов и присвоения власти»^².

Таким образом, не вечная оппозиция народа государству может заставить это последнее исполнять свое истинное назначение. В гарантийном государстве требуется, скорее, нечто прямо противоположное — требуется организация народных масс, готовых всеми своими силами защищать государство и побуждать его к служению общему благу.

Здесь и открывается необходимость организации в гарантийном государстве особого, чисто демотического ведущего слоя, особых кадров защитников государства — гарантов, обеспечивающих нормальное проведение в жизнь государственной миссии. К поддержке и влиянию их сводится та последняя «внешняя» гарантия, которая заставляет государство быть «гарантийным».

Гарантийное государство есть организованное общество людей, которое живет, имеет историю, изменяется, движется, развивается. Жизнь его складывается из двух противоположных моментов — из постоянного, статического, и из подвижного, динамического. Постоянный момент определяется вышеформулированными основными принципами государственной деятельности, ее постоянными задачами и целями. Подвижный образуется из изменяющихся потребностей, интересов, вкусов, желаний и стремлений населения. Для всякого государства есть опасность превратиться в некоторое неподвижное, окаменелое образование, если искусственно подавляется динамический момент общественной жизни.

Отработанные технологии выявления и соответствия ему составляет основную функционально-положительную черту республиканских демократий. Однако в них этот динамический элемент доминирует над статическим, лишая государство любой устойчивой, константной основы.

Демократическое государство построено на учете изменений общественного мнения и ориентируется исключительно на случайные, либо манипулятивно измененные настроения избирателей.

При изменении симпатий электората изменяется, корректируется политика государства, что при частом смене курса способно идеологически и внешнеполитически измотать государство, лишить его твердой внутренней политики.

Поэтому столь опасным путем можно действовать, только сохраняя социально-экономический статус-кво. В странах, где социально-экономическое положение не стабилизировано, где происходит системная ломка социальных отношений, существует реальная опасность развала - в зависимости от итогов голосования. Следовательно, логически выверенная политика государства, в рамках собственного инстинкта самосохранения не должна идти в русле хаотического, либо провоцируемого поведения гиперактивной части электората.

Народ, демос, в его конкретном бытии, олицетворяет в таком государстве момент движения и развития; постоянная цель, принципы государственной деятельности, знаменуют начало устойчивости и постоянства. В гарантийном государстве ведет и действует утвержденная в конституции идея. Она вдохновляет ведущий слой, представляющий собой совокупность ее защитников, ее «стражей», ее слуг. Естественно, рядом с этим постоянным элементом государства существует богатая конкретная жизнь, вечное движение жизни — культурной, духовной, национальной, личной. Государство не может не быть органом этой жизни, не может от нее отмежеваться и оторваться. Оно застынет, если не будет считаться с вечным потоком живого бытия.

Именно поэтому Н.Н.Алексеев попытался создать синкретическую государственную конструкцию, органически синтезирующую константные и подвижные идейные феномены.

Гарантийное государство по его теории отрицает чрезмерную динамичность демократий, граничащую с беспринципностью, но в то же время не может не учитывать необходимости считаться в своей политике и с изменчивыми тенденциями общественной жизни.

Поэтому такое государство не может не включать в себя тех элементов, которые составляют особенность демократического режима — элементов народного представительства и парламентаризма (в широком смысле этого слова). Гарантийное государство должно обладать органами, отражающими динамику жизни, изменение интересов и потребностей, желаний и вкусов населения.

Сочетание статики и динамики образует режим, который можно назвать демотической идеократией или идеократической демотией.

Причем, идеократический элемент выражает идейную статическую платформу, а демотический элемент – её динамическую сторону. Алексеев не ставил задачи о выделении приоритета статических иди динамических элементов в этой конструкции, наоборот оба эти элемента сознательно им уравниваются. Однако можно предположить, что, несмотря на некоторый диалектизм данной модели, все-таки гарантийное государство по нашему мнению должно носить преимущественно идеократический характер.

При ином аспекте рассмотрения такой модели, то есть при уравнивании статики и динамики в идейном базисе государства теряется сам смысл гарантизма. Для уяснения этого важного положения нам следует рассмотреть, как теоретически функционирует такая модель государственности, какой практический механизм лежит в основе такого действия.

2.2. Идеократия как принцип политического отбора властвующей элиты

Полнота всей государственной власти сосредоточивается в верховной власти. Однако фактически любая верховная власть до определенной степени абстрактна. Для непрерывного управления государством, обеспечения условий нормального функционирования общества верховная власть сама по себе имеет условно ограниченную сферу.

Это относится ко всякой верховной власти, каков бы ни был ее источник и принцип. Поэтому в любое государство немыслимо без государственного аппарата, иерархически передающего действие верховной власти во все сферы ее необходимого влияния.

Происходит процесс замены прямого действия верховной власти передаточным, трансляционным.

Трансляционное действие может быть организовано двояко: в форме власти служилой, или в форме власти представительной. Механизм служилой власти преимущественно востребован идеократической государственностью, механизм представительской власти – волюнтаристской.

В чем различие этих двух видов трансляционного действия? Власть служилая изначально построена на идее Служения – то есть добровольного исполнения императивов концептуального идеала верховной власти. Служилая власть может эффективно действовать только непосредственно и четко исполняя эти императивы, разделяя полностью и, безусловно, их идеологический потенциал.

«Власть служилая, в вид всякого рода чиновников, комиссаров и т. п., составляет тот, безусловно, необходимый и полезный правительственный механизм, который служить для передачи и осуществления правящей воли»^¹;

Однако в реальных исторических условиях в виду того, что составными элементами этого механизма являются индивиды со своей собственной волей, со своими собственными ценностными ориентациями, которые не всегда соответствуют основному идейному императиву - передача властного импульса по иерархической лестнице легко может сопровождаться не только деформацией, но и трансформацией его действия.

Именно поэтому для идеократической государственности так важна эффективность и элитарность служилого слоя государственного аппарата – именно он несет полную и безусловную ответственность за нормальное функционирование государства.

Под идеократией понимается строй, в котором правящий слой отбирается по признаку преданности одной общей идее-правительнице. Демократическое государство, не имея своих собственных убеждений (так как правящий слой ее состоит из людей разных партий, которые к тому же часто ротационно сменяются), не может руководить культурной и хозяйственной жизнью населения, а потому старается, как можно меньше вмешиваться в эту жизнь (свобода торговли, свобода печати, свобода искусства и т.д.), предоставляя руководство ею частным интересам финансово-промышленных групп и транснациональным корпорациям, имеющим мощные СМИ.

Наоборот, идеократическое государство имеет свою систему убеждений, свою идею-правительницу (носителем которой является объединенный в одну-единственную государственно-идеологическую организацию правящий слой) и в силу этого должно само активно организовать все стороны жизни и руководить ими. Оно не может допустить вмешательства каких-либо не подчиненных ему, неподконтрольных и безответственных факторов — прежде всего частного капитала — в свою политическую, хозяйственную и культурную жизнь (принцип деолигархизации).

Структурирование политической элиты, происходит также согласно тому типу трансляционного действия применяемого в государстве.

«При идеократическом типе отбора, — отмечал кн. Н. С. Трубецкой, — члены правящего слоя, связанные друг с другом общностью миросозерцания, объединяются в особой государственно-идеологической организации. Организация эта является внеклассовой и надклассовой и вербует своих членов среди всех групп населения...»^¹

Алексеев специально подчеркивал, что эта организация не является партией в общепринятом европейском смысле этого слова^². Она, по мнению евразийцев, представляет собой органическую часть идеократического государства, встроена в политическую систему наряду с профессиональными и национальными институтами, органами территориального управления.

Разумеется, правящий слой в этой системе является политико-правовой константой, которая гарантирует сохранность и идейную направленность всему режиму. Его важнейшая функция — быть носителем «стабилизированного общественного мнения», выступающего производным от государственной идеи. «Государственную динамику» же в идеократической системе призваны обеспечивать территориальные, профессиональные и национальные структуры посредством выборов, которые носят второстепенный, процедурный характер.

В качестве оптимальной формы идеократической власти евразийцы видели систему советов, которая, по их мнению, может обеспечить подлинное представительство общественного мнения за счет включения механизмов представительства по общественным группам, т. е. отказа от ориентации на отдельного избирателя.

В этом случае правящий слой получит больший диапазон возможностей по «стабилизации общественного мнения», поскольку будет задействован механизм унификации политических ориентиров по региональному, национальному и профессиональному признакам. Этому способствует также политика «усиленного огосударствления общественных организаций»^¹, в ходе которой часть функций государства непосредственно передается последним. Тем самым, согласно концепции евразийцев, обеспечивается реализация руководящей идеи, поскольку государство, исповедуя определенное миросозерцание, подчеркивает его постоянство, «не зависящее от исходов выборов или каких бы то ни было других внешних событий и обстоятельств»^².

В отличие от этого метода передачи властного импульса по всем инстанциям государственного аппарата - «передача действий посредством представительства заключается в том, что лицо или лица, представляющие верховную власть, не исполняют, в противоположность служилым, известное определенное поручение, но, по своему праву, действуют во имя своего доверителя, представляя самую волю его, даже в тех случаях, когда воля эта не может быть заранее известна»^³.

Таким образом, в представительстве субъекту, представляющему верховную власть, как бы передается весь ее суверенитет. Таким образом, волюнтаристская государственность представляет собой иерархический механизм раздачи и передачи воли. Воля народа в демократических республиках передается субъекту её опосредующему – президенту, депутату, парламенту в целом. Они передают свою волю другим выборным или назначаемым органам и т.д. Естественно воля народа формально легитимизирует любое действие каждого из этих субъектов, служит им прикрытием и защитой. Очевидно, здесь функция верховной власти народа сводится исключительно к избранию своих представителей.

Тихомиров обоснованно критиковал такой механизм: «Чужую волю нельзя представлять, потому что она даже не известна заранее. Никто не может и сам знать заранее, какова будет его воля. Тем более не может этого знать представитель».^⁴

В жесткой зависимости от принципа действия передаточного механизма властераспределения строится также и система отбора правящей элиты, которая опосредует и представляет верховную власть.

Анализ функциональности государственного организма предполагает определение в этом нем особого правящего слоя, т.е. совокупности людей, фактически определяющих и направляющих политическую, экономическую, социальную и культурную жизнь общественно-государственного целого. А в среде этого правящего слоя в свою очередь можно всегда ясно выделить некоторый государственный (правительственный) актив, то есть властвующую элиту.

Как правящий слой вообще, так и государственный актив отбираются из общей массы данной общественно-государственной среды по какому-нибудь определенному признаку, но признак этот не во всех государствах один и тот же.

Тип элитного отбора, по которому в данном государстве отбирается правящий слой и правительственный актив, и является существенным для характеристики государственности.

Этот признак определяет собой не только политическую, экономическую и социальную, но и культурную характеристику данного государства.

Именно типы отбора правящего слоя существенно важны для характеристики государства. Этот тип отбора напрямую зависит от типа передаточного механизма. В связи с этим механизм властераспределения по критерию служения основан на идеократическом типе отбора, представительский механизм властераспределения больше комплементарен демократическому и аристократическому.

Однако, несмотря на то, что с одним и тем же типом отбора правящего слоя могут сочетаться разные формы правления, тем не менее, между типом отбора, с одной стороны, и формой правления - с другой, существует достаточно точно определяемая функциональная связь.

Каждый тип отбора правящего слоя предполагает особую форму правления, которая для него является наиболее нормальной и естественной: это не исключает возможности сочетания и с другими формами правления, но все же предполагает постоянное тяготение к одной определенной форме правления. Эта нормальная форма правления, к которой данное государство тяготеет или которую оно уже осуществило, является, таким образом, зависимой, производной от данного типа отбора правящего слоя.

Трубецкой выделял три основных типа отбора правящего слоя — аристократический (военно-аристократический, бюрократическо-аристократический, олигархический) и демократический (плутократическо - демократический, охлократический) и идеократический, причем идеократический тип отбора мыслился им как во многих чертах футуристический.

При аристократическом строе правящий слой отбирается по признаку генеалогическому, по знатности происхождения. Строю этому соответствуют определенные типичные формы социального уклада (например, хозяйственная автономность и политическая бесправность всех сословий, кроме аристократического, и т.д.), особый тип культуры, но, конечно, и определенный тип политического устройства. Можно сказать, что нормальной и естественной формой правления при аристократическом строе является абсолютистская, либо деспотическая монархия, то есть волюнтаристские типы государств.

Определенная органичность сочетания аристократического строя с монархией объясняется тем, что оба эти фактора друг друга взаимоподдерживают и взаимодополняют. Только при этом сочетании оказываются в наиболее полной форме осуществимыми все характерные для аристократического строя культурные особенности.

Однако, имея источником власти – абсолютную волю монарха, аристократия получает в свою компетенцию – неограниченные никем, кроме монарха возможности. Именно поэтому при абсолютной монархии аристократия вырождается, трансформируется в аристократическую бюрократию, замкнутую касту приближенных, власть которых зависит только от воли монарха. Такая аристократия-олигархия не может контролироваться и критиковаться со стороны народа, ибо любое действие этой касты освящается фигурой монарха, который персонально несет всю полноту ответственности. Влияние институциональной аристократии на монарха весьма велико, именно поэтому так часты были дворцовые перевороты.

Демократический строй представляет иной тип отбора правящего слоя. Формально отбор этот производится по признаку отражения общественного мнения и получения общественного доверия: т.е. к правящему слою принадлежит субъект, кому мажоритарное большинство приходящих на голосование доверяет отражать мнения этой группы лиц.

По мнению Трубецкого «фактически дело обстоит иначе. Правящий слой при демократическом строе состоит из людей, профессия которых состоит не столько в улавливании и отражении фактического общественного мнения разных групп граждан, сколько в том, чтобы внушать этим группам граждан разные мысли и желания под видом мнения самих этих граждан».^¹

Сюда входят профессиональные депутаты, активные члены партий, руководители разных профессиональных организаций, журналисты, политтехнологи, которые контролируются известными и влиятельными финансовыми группами. Весь этот слой представляет собой нечто довольно однородное (несмотря на обязательную, вызванную самой техникой политической жизни многопартийность), так что новый человек, вступивший в эту среду, либо ею ассимилируется, либо исторгается. Таким образом, при демократическом представительстве реальная власть принадлежит финансовой олигархии, которая контролирует с помощью манипулятивных методов широкие слои электората.

Не подлежит сомнению, что наиболее естественной и нормальной формой правления при демократическом строе является республика, при которой демократический строй оказывается наиболее последовательно выраженным в сфере политической и культурно-политической.

И аристократический, и демократический метод отбора властной элиты в определенно - выраженной степени связаны с волюнтаристскими формами государства.

Третий тип отбора правящего слоя - идеократический метод по нашему мнению качественно отличается от волюнтаристских типов отбора элиты.

При этом строе правящий слой состоит из людей, объединенных общим миросозерцанием. Следует сделать определенную акцентуацию на том, что при идеократическом строе общность миросозерцания, однородная и монистическая идейная интециальность является основным и первичным признаком, по которому производится отбор правящего слоя.

При других типах отбора общность миросозерцания обычно тоже присутствует (например, при аристократическом строе члены правящего слоя всегда имеют общее миросозерцание, и даже при демократическом строе члены правящего слоя, несмотря на свою существенную разнопартийность, в каких-то элементах миросозерцания друг с другом сходятся), но является не основным, а вторичным и производным признаком.

Можно уже сейчас, правда, лишь в очень общей форме, определить основные черты политической, экономической и культурной конфигурации грядущего идеократического государства.

Основные черты идеократического строя: этатистский максимализм, активное и руководящее участие государства, политической элиты в хозяйственной жизни и развитии самобытной культуры, воспитание граждан и элиты в духе патриотизма, определяемого идейной сопринадлежностью каждого с метаидеалом, идеей правительницей.

Этими качествами идеократический метод принципиально отличается от демократического, связанного с государственным минимализмом и невмешательством в хозяйство и релятивизмом в культуре.

Вследствие имманентно присущего государственного максимализма, этатизма идеократический строй требует, чтобы власть, с одной стороны, была максимально сильной, мощной, но с другой — максимально соответствовать психологическим ожиданиям населения.

Для поддержания постоянной двусторонней связи в идеократическом государстве широко должно применяться выборное начало и участие общественных организаций в государственном строительстве, но в то же время такие процессы должны происходить под государственным патронажем, идейным руководством.

Самая техника выборов и функционирования выборных учреждений при идеократическом строе должна быть не менее развита, чем при строе демократическом, но продуцировать она должна на совершенно иных принципах — ибо демократический строй предполагает многопартийность, а идеократический строй предполагает соборность.

Соборность по своей сущности противоречит многопартийности, ибо соборность основывается на принципах холизма, цельности и целостности идейного фундамента функционирования государства. Многопартийность, плюрализм истин предполагает в свою очередь разрушение соборности, релятивизм государственной идеи.

Но отвержение многопартийности вовсе не означает простого насильственного подавления всех инакомыслящих. Отвержение многопартийности предполагает создание таких политических условий и такой техники выборов и работы выборных учреждений, при которых существование нескольких, взаимно друг с другом борющихся партийных организаций стало бы просто ненужным, нецелесообразным. Проблема эта — чисто техническая и вполне разрешимая. Одним из путей к ее разрешению является профессиональное представительство, упор выборной техники не на отдельного избирателя, а на организованные по деловому принципу группы населения.

Идеократический строй тяготеет к наделению высшей властью лидера соборной нации, причем сама эта власть и лидерство основаны не на выборах и не на наследстве, а на степени соответствия данного лидера жестким требованиям диспозиции идеалополагающих ментальных констант, авторитете данного лидера в нации, его соответствию мировоззрению, предполагаемому в парадигме следования идее-правительнице.

Идея-правительница – квинтэссенция идейной конструкции, метаидеологии, адекватно отвечающая на идейные запросы и стремления нации, базирующаяся на государственном инстинкте, то есть идеологемме о должной экзистенции власти.

Каким формальным требованиям должна отвечать идея-правительница подлинного идеократического государства? Иными словами, какие качества, безотносительно к содержанию должна востребовать идея-правительница у властной элиты.

По мнению евразийцев, селекционным признаком идеократического отбора должно быть не только общее мировоззрение, но и готовность принести себя в жертву идее-правительнице. Этот элемент жертвенности, постоянной мобилизованности, тяжелой нагрузки, связанной с принадлежностью к правящему отбору, необходим для уравновешения тех привилегий, которые неизбежно тоже связаны с этой принадлежностью.

Такие требования к элите, безусловно, базируются на некоторых аксиомах Православия с её ортодоксальным содержательным наполнением идеи Служения.

Проанализируем константное ядро идеократической государственности – идею-правительницу. Вычленим наиболее абстрактные и универсальные параметры такой идеи. Прежде всего, идея-правительница должна обладать огромной нравственно-значимой силой, чтобы, во-первых, ради нее стоило жертвовать собой, приносить в жертву свои собственные интересы и, во-вторых, чтобы жертва ради нее расценивалась всеми гражданами как морально ценный поступок.

Трубецкой основательно разработал морально-ценностное основание для жертвенности во имя цельной идеи. Последовательно, отвергая морально-общую, интегрированную ценность семейных, родовых, классовых интересов, как явлений эгоистичных, элементарных, фрагментарных он также сознательно отвергает и службу во имя интересов одного народа. «Народ есть этнологическая, а, следовательно, в конечном счете, биологическая особь. Различие, между народом и семьей не в принципе, а только в степени. И если забота только о своей семье в ущерб всем другим людям расценивается как безнравственный расширенный эгоизм, то точно так же должна расцениваться служба (хотя бы и самоотверженная) интересам одного лишь своего народа в ущерб всем прочим народам»^¹.

Интересы человечества в целом также не могут служить тем целым, ради которого можно призывать жертвовать собой, так как любой феномен имеет определенное морально-ценностное индивидуальное основание лишь в противопоставлении другим одно-порядковым феноменам.

Класс имеет определенное очертание, определенную индивидуальность, поскольку он противопоставлен другим классам, народ — поскольку он противопоставлен другим народам.

Человечество ничему не противопоставлено, оно не имеет основных признаков определенной индивидуальности нравственного бытия и, следовательно, не может служить стимулом морального поведения.

Но между чересчур конкретным народом и чересчур отвлеченным человечеством лежит интересное понятие, разработанное евразийцами - особый мир, автаркичное месторазвитие.

По мнению Трубецкого совокупность народов, населяющих хозяйственно самодовлеющее (автаркическое) месторазвитие и связанных друг с другом не расой, а общностью исторической судьбы, совместной работой над созданием одной и той же культуры или одного и того же государства, — вот то целое, которое отвечает вышеуказанному требованию. В современной терминологии такая совокупность этносов определяется как суперэтнос.

Забота о благе суперэтноса, как целостного явления не своекорыстие, ибо, поскольку данное месторазвитие автаркично, благо всех населяющих его народов не наносит ущерба никаким другим государствам и группам государств.

А в то же время такое целое не есть расплывчатая, безликая, безыдейная масса, подобная человечеству. Оно наделено признаком индивидуального бытия, так как является субъектом исторической эпохи с ярко выраженными преемственными традициями.

Служение благу такого «конкретного человечества» особого мира предполагает подавление не только личных эгоизмов, но и эгоизмов классовых и этнических.

Но в то же время оно не только не исключает а, наоборот, утверждает поддержку своеобразия каждого отдельного народа, поскольку такое своеобразие не является началом разрушительным. Живое ощущение своей принадлежности к многонародному целому должно включать в себя и ощущение принадлежности к определенному народу, сознаваемому как член многонародного целого. В то же время готовность жертвовать своими личными или семейными интересами во имя интересов целого, предполагающая, что социальные связи выше биологических, неминуемо влечет за собой аналогичное отношение и к своему народу: то, что связывает данный народ с другими обитателями данного месторазвития, оценивается выше того, что связывает тот же народ с его братьями по крови или по языку, не принадлежащими к данному месторазвитию (примат духовного, культурного родства и общности судьбы над биологическим).

Таким образом, идеей-правительницей подлинно идеократического государства может быть только благо совокупности народов, населяющих данный автаркический особый мир.

Из этого следует, что территория подлинно идеократического государства непременно должна совпадать с каким-нибудь автаркическим особым миром.

К сожалению, Трубецкой не смог полностью адекватно воспроизвести ценностную модель целевого фактора при идеократическом отборе. Такое положение характеризует типичное умонастроение эмигрантов, всей русской интеллигенции, постоянно игнорирующих государствобразующий вклад титульной русской нации в дело построения единого государства-Евразии.

Сугубо односторонняя оценка народа, как только биологической особи в угоду универсальным понятиям «месторазвития» звучит идейным диссонансом в общих аксиомах евразийства.

Для истинной идеократии необходимо нечто большее, чем односторонне понимаемая автаркия, тесная экономическая интеграция также недостаточна для создания полнокровной идеи-правительницы.

Для этого необходимы органически ощущаемая общность культурных и непрерывность исторических традиций, отсутствие чувства национального неравенства, национального ущемления, тем более государствообразующего этноса.

Между тем при идеократическом строе человек будет сознавать не только самого себя, но и свой социальную группу и свою нацию как выполняющую определенную функцию часть органически-идейного целого, объединенного в государство.

При этом следует подчеркнуть, что все это должно быть не только теоретически принято, но глубоко осознано и заложено в психику субъекта властных отношений идеократической государственности.

Идея – правительница заключает в себе константные аксиомы данного национального бытия. Их практическая динамическая реализация лежит в плоскости политического процесса. Поэтому для достижения целостного образа самореализации идейных константных конструкций в динамике, движении саморазвертывания необходимо типологизировать идеократический политический процесс, выявить его характерные качества и свойства.

Blog

Идеократическая государственность: политико-правовой анализ