Идеократическая государственность: политико-правовой анализ

Вид материала

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9

1.3. Политико-правовой анализ принципа верховной власти

Кроме дуальных источников верховной власти, императивно определяющих пути её генезиса, функционирования, развития и трансформации, согласно феноменологии Тихомирова – существуют принципы верховной власти, определяющие конкретную форму правления в государстве.

При анализе этих феноменов главное внимание должно быть обращено на внутреннюю сущность источника и принципа верховной власти; необходимо выяснить их внутреннюю природу в отношениях к другим элементам государственности и вывести результаты, которые должны следовать в этих отношениях, в зависимости от происхождения верховной власти.

Другими словами, такое рассмотрение государственности должно выяснить, каковы должны быть те формы отношений между верховною властью – идеей, принципом и другими силами государства - обществом и государственными институтами, - отношений, которые наиболее сходны и обуславливаются самой идеей верховной власти. В итоге, эта точка зрения показывает эмпирическое государство в идеале.

Сконструируем соотношение между принципом, источником верховной власти и исторически конкретными формами государства.

Принцип верховной власти представляет собою результат развития культурно-исторических типов цивилизаций. В этом смысле любой принцип верховной власти является идейно очерченным конгломератом основных диспозиций, санкций, императивов, который может быть сильнее или слабее, яснее или туманнее, осознаваться народом, встраиваться в его правосознание. Чем яснее он осознается в правосознании народа, тем более легитимен сам источник верховной власти.

Определение и точное выяснение внутренней сущности принципа верховной власти необходимо потому, что в действительности самые его извращения в исторической практике явились, главным образом, как результат слабого сознания в народе и правящей элите этой сущности и внутренней природы данного принципа верховной власти, неидеократического, волюнтаристского понимания его источника.

В историческом процессе его осуществление обусловливается продолжительным рядом обстоятельств, которые могут быть комбинированы различным образом. В зависимости от разнообразия исторических комбинаций, принцип и источник в своем реализованном взаимодействии, посредством конкретно-эмпирических форм государства должны переносить те или иные трансформации, в содержательном аспекте большего или меньшего соответствия между формами и их внутреннею сущностью.

Политическая жизнь народов складывается в зависимости от многих действующих в ней сил, одною из которых является сознательное политическое творчество. Преимущество такого творчества состоит в том, что сознание дает возможность изучать условия политической и социальной жизни и направляет их по-своему для достижения тех или других целей.

В этом смысле недостаточная осознанность в отношении того, что свойственно и что противоречит природе данного политического принципа, заставляет допускать такие комбинации условий социально политической жизни, какие на самом деле не только не свойственны ему, но по существу даже его искажают. Именно эта недостаточная политическая зрелость в истории стала причиною тому, что, например идея идеократической монархии дала в жизни такие формы, в каких она сама оказалась искаженной.

В этом контексте, государственность представляет собой диалектическую, двустороннюю связь между идеальным содержанием источника власти, закрепленным в форме идейной конструкции (идеологии), эмпирической моделью верховной власти (государством) и духовными, ментальными основаниями, четко выраженной в народе, им осознанной и принятой (легитимизированной) идеи верховной власти.

По мнению выдающегося русского мыслителя Л.А. Тихомирова «верховная власть… ограничивается лишь содержанием своего собственного идеала, формой собственного принципа»^¹, которая также должна на интуитивно- психологическом и интеллектуально-идеологическом уровне быть осознана и принята народом.

Принцип верховной власти по Тихомирову – определенный способ властераспределения по критерию отбора субъекта властвования (монархия, аристократия, демократия) в зависимости от ментального психологического состояния нации.

Принципов власти, на коих конструируются формы правления, всего три:

власть единоличная,

власть некоторого влиятельного меньшинства,

власть общая, всенародная.

На основании этих трех принципов власти можно выстраивать властноопределенные комбинации повсюду, где оказывается нужною или неизбежною власть. Из них вырастают все виды институтов власти, ими детерминируется и власть верховная.^²

В интерпретации Б. Н. Чичерина - «эти три основных начала всегда существовали и давно общеизвестны; анализ политических писателей со времен Аристотеля доселе не открывает ничего, кроме них. Попытки изменения классификации Аристотеля каждый раз оказываются произвольными, подсказанными какою-либо практической тенденцией».^³

Таким образом, можно вычленить следующие типы верховной власти:

- власть силы, большинства, непосредственная власть народа - материально-эмпирическая верховая власть;

- власть качественная, аристократическая

- и власть идеала, идеи, власть нравственного императива, который довлеет в психологическом состоянии народа - идеало-духовная верховная власть.

Возводя в источник свой власти только свою волю, идеализируя её - нация придает демократической верховной власти свойство абсолютности.

Однако при попытке абсолютизации воли народа налицо обнаруживается её изначальный, априорно релятивный, непостоянный характер, что ведет к массе позитивных и негативных последствий. В этой связи демократическая верховная власть более живуча, более приспособляема к меняющимся условиям среды, но одновременно и более деформируема, более уязвима изнутри.

Идеократическая верховная власть, обладая абсолютным, неизменным характером должна постоянно стабилизировать свою связь с народом, укрепляя свой нравственный фундамент.

Абсолютный характер волюнтаристской верховной власти определяется тем, что властераспределение, правотворчество и правоприменение зависит только от воли суверена. С изменением времени воля суверена может изменяться, трансформироваться верховная власть. Более того, может измениться и сам суверен: воля абсолютистского монарха смениться волей народа – суверена, или части народа. В любом случае приоритетным и конечным источником власти будет служить только воля актора. Чем независимее, автаркичнее эта воля, тем сильнее верховной власть, тем более выпукло наблюдаем её волюнтаристский характер.

С другой стороны структурализм идеократической верховной власти ограничен содержанием своего идеала, своей идейной конструкции, во имя которого данная нация подчиняется ее верховенству.

Являясь юридически неограниченной (юридический абсолютизм), не завися ни от каких юридических норм и обладая полнотою всех возможных юридических прав, - идеократическая государственность ограничена в смысле необходимости согласоваться с содержанием народных идеалов, на которых фундаментализируется и структурируется ее верховенство. В пределах такого согласования она - легитимна, за его пределами становится узурпацией. Эти пределы постоянно чувствуются нацией.

В истории права России иллюстрацией этого феномена могут послужить некоторые статьи Свода Основных Законов Великой Российской Империи, которые определенно требуют исповедания Всероссийским Императором православной веры^¹, а значит, и исполнения им религиозно-нравственных предписаний, которые считает обязательными Православная Церковь. Таким образом, между Царем и православным русским народом должно было быть единение в области религиозно-нравственных начал, в пределах которых обеспечивалась государственная деятельность.

Согласно заключениям И. С. Аксакова сущность духовного союза и взаимной ответственности Царя с народом заключается в том, что «божественная нравственная основа жизни у них едина, единый Бог, единый Судия, един Господен закон, единая правда, единая совесть. На совести, на вере в Бога и на страхе Божием утверждаются их взаимные отношения... Русское гражданское общежитие не только не отвергает высшего, божественного над собой начала, а напротив, носит его в себе, как душу в теле. Понятно поэтому, что и Самодержец-иноверец, Самодержец-немец в русской земле немыслим»^².

Обязательные для Монарха условия закреплены в требованиях ментально-идеологического правосознания: деятельность русской Верховной Власти не только «формально ограничена законом, но и материально связана принципами, от воли ее носителей независящими».^³ Являясь источником законов, Самодержавная Власть может всегда отменить их законными способами и путями, но в этой свободной с формальной точки зрения законодательной деятельности она «не может не считаться с теми условиями и требованиями политического быта, на которых покоится ее авторитет и которые являются элементарными условиями государственного порядка»^¹.

Государь Император, как олицетворение верховной власти стоял во главе управления Православной Церкви в России. Основные Законы Российской Империи определяли: «Император, яко Христианский Государь, есть верховный защитник и хранитель догматов господствующей веры и блюститель правоверия и всякого в Церкви святой благочиния. В сем смысле Император, в акте о наследии престола 1797 года, апреля 5, именуется Главой Церкви»^².

Отношения между Монархом и народом получали религиозное освящение со стороны не только господствующей Православной Церкви, но и со стороны других, признанных в России религиозных обществ, в том числе даже и нехристианских. Однако наибольшую важность представляет освящение власти Государя Императора Православной Кафолической Церковью в силу того, что русское государство носило конфессиональный характер, и господствующим вероисповеданием в нем являлось греко-восточное православие.

В соответствии с этим Основные Законы провозглашали: «Особа Государя Императора священна и неприкосновенна».^³

В глазах русского народа верховная самодержавная власть была священна, причем священна не только в смысле религиозного освящения, но и в смысле нравственной высоты власти, и в смысле особой важности ее в пределах актуально – насущных интересов народа.

Выход за эти пределы фатален для любого субъекта власти. Однако бывает ситуации, когда воля субъекта (одного человека, группы лиц) противостоит давлению структуры. Такая ситуация вполне возможна, если структура не может адекватно ответить на вызовы внешней среды человечества, либо при активном вмешательстве в государственность извне. При это возможны два конечных варианта: изменение источника власти на доминирующе - волюнтаристский, разрушение идеократической или традиционной государственности; ликвидация внешнего вызова и сохранение с внешними инновациями и вариациями старой идеократической матрицы, идейного каркаса. Акцентуацию на логике алгоритма трансформации идеократической государственности сделаем позднее на примере изучения типологии политических процессов.

Однако итоговый результат трансформации верховной власти имеет своим отражением – идейное искажение – закономерное заключение процесса вырождения, трансформации содержания принципов верховной власти.

Аристотель признавал три основные государственные формы, которые могут быть или правомерными (когда имеют в виду благо государства), или извращенными (когда имеют в виду благо правителя). Таким образом:

монархия, способна извращаться в деспотию;

аристократия, способна извращаться в олигархию;

демократия, способна извращаться в охлократию.

Однако критерий, вводимый Аристотелем для различия правомерных и неправомерных форм правления (благо правителя, благо народа) слишком расплывчат, неопределен. Именно поэтому необходимо уточнить морфологию и логику дефективных, искаженных форм правления, более четко и содержательно показать механизм определения критериев классификации.

Какой же механизм этой трансформации? При анализе этой проблемы целесообразно провести корреляцию дефиниций «принцип верховной власти» и «источник верховной власти». Тогда при наложении этих феноменов будет структурироваться вся картина их взаимоотношений: монархия сохраняет свои черты только при условии идеократичности, то есть подчинения воли монарха идеальным принципам, составляющим нравственную идею монархии.

Таким образом, все формы правления в государственном устройстве имеют свои идеальные, идеократические прототипы, императивно задающие иерархическую систему ценностей. Эффективность любой формы правления непосредственно зависит от степени реального соответствия, идентичности своему имманентно - идеальному прототипу. При нарушении этого состояния происходит трансформация, например, идеократической монархии в волюнтаристскую деспотию, не ограниченную жесткими нормами, идеями, идеалами.

Деспотия обыкновенно возникает в связи с таким содержанием религиозных верований, по которому или монарх сам является божеством, или же он признается верховною властью во имя не вполне определенной, в нравственном отношении, сверхъестественной силы, которой народ готов покоряться ради нее самой, и которой представителем для него является монарх.

Деспотия, в результате личного обожествления монарха, возникает потому, что никакого выше себя самого закона он над собою, очевидно, не признает. Всякая воля его священна, всякая его воля - закон, хотя бы сейчас он желал одного, а через секунду - совершенно противоположного.

В данном случае деспотии открывается место потому, что неизвестно содержание и направление воли божества, которое покровительствует монарху и заставляет всех ему подчиняться. Здесь имеется только сознание угрожающей, брутальной, сверхчеловеческой силы, но нет истинно-нравственного идеала в связи с этими религиозными представлениями.

Но так как нет ясного, четко осознаваемого нацией нравственного идеала, нет и идейной матрицы, ограничивающей произвол, ибо власть верховная, по существу своему, может быть ограничена исключительно содержанием выражаемого ею нравственного идеала. Когда его нет, от подданных требуется слепое подчинение такому деспоту, пока неведомое божество не уничтожить его и не заменить другим.

От этого зависит и порядок престолонаследия в деспотии, где мерилом в нравственной законности власти того или другого повелителя является «успех». При этом, очевидно, такое мерило правды, как «успех», не допускает различия между законною властью и узурпаторскою, и нет ничего удивительного, что для поддержания династии прибегают нередко к убийству всех претендентов. Ни о каком долге со стороны монарха в отношении управляемого им народа здесь, очевидно, не может быть и речи

Характер деспотии носили древние монархии на Востоке и в мусульманском мире. Согласно религиозной концепции ислама «Бог и человек помещены в двух противоположных полюсах существования, вследствие чего между ними нет филиации. Религия становится чисто внешним отношением между всемогущим созданием и создателем, безусловно, чуждым свободы и обязанным лишь слепо повиноваться своему владыке».^¹

Таким образом, вся нравственность здесь сводится к внешнему исполнению ряда правил, и такою простотою моральных требований ослабляется нравственный идеократический характер монархии.

«Для направления действий этого избранника высших сил по неясности воли последних, или, точнее, по неясности характера этой воли, не имелось указаний, кроме воли самого правителя. Проблески высшего религиозного сознания порождают кое-какие признаки долга правителя. Но это - крупицы, которые у более нравственно-развитой личности могут создать высотой образчик правления, но не могут создать общего идеала царя».^²

Свойством принципиальной абсолютности в форме неограниченного, хаотического произвола обладает власть и волюнтаристской демократии, в смысле неодухотворенной и лишенной нравственных идеалов власти, ни от кого, кроме себя самой, не зависящей и самой из себя происходящей.

Не признавая никакой высшей над собою силы, народ сам представляет собою эту силу, и власть его абсолютна по природе. Если, в силу необходимости, вся государственная власть передается в руки одного или нескольких лиц, то власть этих субъектов, по широте передаваемых сувереном-народом полномочий выражает абсолютный характер.

Но признак абсолютизма не характерен для функционирования субъектов идеократической власти. Наоборот, верховная власть в идеократической монархии – неограниченна по источнику власти, но не абсолютна, ибо идеологически она ограничена содержанием идеала своей идеологии.

По мнению русского профессора В. Д. Каткова «государь ограничен рамками Православной Церкви и ответственностью перед Богом. Этим, с одной стороны, опровергаются нелепые обвинения в «олимпийстве» Верховной Власти или в возможности ее столкновения с велениями религии и Христа; а с другой стороны, подчеркивается невозможность для самого Государя собственной волей изменить характер власти, освященной Православной Церковью: он не может вводить таких в ней, власти, изменений, которые бы шли наперекор верованиям народа»^¹.

Такие свойства и качества идеократической монархии предметно охарактеризовал член III Государственной Думы Г. А. Шечков: «Мы признаем монархию не абсолютную, а самодержавную, это значит — христианскую монархию, не ту абсолютную монархию навуходоносорова типа, когда царь вавилонский говорил, что я поставлю трон на высоте небес, а ту христианскую монархию, которая признает верховенство Бога и правды, исповедует эту идею и знает, что надо искать Бога и правду, а все остальное приложится. Вот в какую монархию я верю, этой монархии служат правые»^².

В приведенных цитатах достаточно ясно зафиксирован смысл идеократической монархии, на христианско-православной основе. Выше власти Монарха — власть Бога, Монарх ограничен догматами Православной Церкви, он отвечает перед судом Божиим.

Таким образом, для Верховной Власти обязательны и предписания христианской нравственности. Государственное управление получает, при этих условиях, также нравственный отпечаток.

По справедливому замечанию г-на Захарова: «Нельзя забывать того, что наша государственная власть выросла на византийских началах, то есть под влиянием Востока, где психическое сознание власти было всегда сильнее, чем на Западе. Поэтому, подобно тому, как в большинстве наших событий проявляется компромисс между восточными и западными воззрениями, так и характер нашей государственной власти, будучи византийским по своему происхождению, по форме облечен на западный конституционный наряд»^¹.

Нормы права имеют для верховной власти не внешний, принудительный, а внутренний, свободный, нравственный авторитет. В подтверждение этому Н.И. Лазаревский поясняет: «Юридическая сущность неограниченной монархии — отсутствие каких-либо пределов власти Монарха и нравственный, а не юридический характер всех лежащих на нем обязанностей, — во всех... видах неограниченной монархии остается неизменною»^².

Однако термин «неограниченная монархия» необходимо предметно проанализировать. По словам В. Д. Каткова «Самый термин «неограниченный», как относительный, применим ко всякой Верховной Власти: если бы она была ограничена (юридически), она не была бы властью, верховной была бы власть ограничивающая; с другой стороны, самая полная, самая неограниченная (юридически) Верховная Власть на деле ограничена (нравственно и со стороны религии) верованиями, интересами и обычаями народа».^¹

Поэтому абсолютная неограниченность в России не существовала и не может существовать, полное всемогущество российских государей самых автократичных — фикция.

«Власть Государя связана у нас нравственными и религиозными воззрениями народа. Государь — это лучшая часть души всякого русского гражданина»^².

Царь для русского человека есть представитель целого комплекса понятий, из которых слагается «бытовое» православие. В границах этих всенародных понятий Царь полновластен; но Его полновластие (единовластие) — самодержавие — ничего общего не имеет с абсолютизмом западно - кесарского типа. Царь в России играет роль «антитезиса абсолютизма» именно потому, что он связан пределами народного ментального мировоззрения, которое служит той ограниченной сферой, в пределах которой власть обладает свободным статусом своего маневра.

Поэтому свойство абсолютизма верховной власти указывает на генезис ее из волюнтаристского источника власти, а не из идеократического.

Логика волюнтаристского подхода в государствостроении требует признания верховенства воли народа, как единственного, полного и целостного выразителя абсолютного духа, верховной воли. Поэтому народ может только волевым актом делегировать, передать свою власть определенному актору, которой, будет выполнять обязанности субполномочного представителя власти в государстве.

Будет ли представитель (субактор) народной воли президентом, диктатором, либо деспотом, в данном контексте не имеет никакого значения, важен факт полной теоретической ответственности субактора перед волей народа.

Таким образом, трансформация форм правления, преобладание идейной силы одних принципов над другими зависит, в конечном счете, от верховной власти, от конкретного вида её источника. Что лежит в основе власти в каждую историческую эпоху в каждом государстве – персонализированная воля или идеоструктурное «давление» общества – от этого зависит трансформации, искривления, деформации форм правления. Согласно данным критериям существует:

- волюнтаристская демократия, выраженная в форме плутократии, диктатуры и её идеальный прототип - идеократическая демократия, выраженная в форме демотии;

- волюнтаристская олигархия, и ее идеальный прототип - идеократическая аристократия, агеократия;

- волюнтаристская монархия, выраженная в форме абсолютизма, деспотии и один из ее идеальных прототипов - идеократическая монархия, выраженная в форме симфонического самодержавия, построенного на идеалах служения православно-христианской правде.

По российскому своду Основных законов Государь Император — верховный источник милосердия и благодеяний. Дореволюционное законодательство признает в качестве аксиомы, что высшая правда должна своего субъекта олицетворения, который мог бы императивно влиять на субстанцию правовой правды.

Такой субъект должен «быть примирителем формального права и относительной человеческой справедливости и права материального, абсолютной справедливости божественной. Представителем такого элемента может быть только важнейший орган в государстве, Носитель Верховной Власти»^¹.

По мнению В. М. Пуришкевича: «Царь есть высшая правда, и воля Его не может быть направлена на что иное, как только на благо народа»^¹.

Почему существует то монархическая, то аристократическая, то демократическая верховная власть? Почему источник власти может носить идеократический и волюнтаристский характер?

Это обусловливается психологическим состоянием нации, которому наиболее комплиментарно соответствует тот или иной принцип власти. Политика в деле установки верховной власти сливается с национальной психологией. В той или иной форме верховной власти выражается дух народа, его верования и идеалы, то, что он внутренне сознает как высший принцип, достойный подчинения ему всей национальной жизни

Эта нравственный базис верховной власти настолько ощутительна, что можно достаточно точно установить связь между формою верховной власти и нравственным состоянием нации.

В идеократическом государстве, цель которого есть общее благо, нация стремится создать охрану того, что она считает должным или справедливым.

В российском варианте идеократической государственности «русский народ всегда видел в своих Царях и Императорах не только всемогущих властелинов, но и поборников всякой правды. Наши былины и пословицы доказывают это со всей ясностью, наши историки, несмотря на различие своих направлений, единодушно подтверждают то же самое»^².

Почему же нация в одних случаях доверяет, в этих видах, единоличному монарху, а иногда, напротив, возлагает свои надежды на лучших, традиционно зарекомендованных людей, иногда же просто на численное большинство? В этом проявляется не что иное, как степень напряженности и ясности идеальных стремлений нации. В различных формах верховной власти выражается то, какого рода силе нация, по нравственному состоянию своему, наиболее доверяет - волевому фактору принуждения или идейному фактору служения.

Формы верховной власти обусловливаются нравственно-психологическими состояниями нации, в какой бы фазис развития ни проявилось данное психологическое состояние. Оно порождается влияниями социальной, экономической эволюции, внешними историческими условиями, религиозными влияниями.

Политическая жизнь народов складывается в зависимости от многих действующих в ней сил, одною из которых является сознательное политическое творчество. Недостаточная политическая сознательность в истории стала причиною тому, что, например идея идеократической монархии дала в жизни такие формы, в каких она сама оказалась искаженной.

В идеале верховная власть организует систему управления, правительство, сообразно с содержанием своего источника и идейного конструкции, т.е. совокупности принципов, конкретным выражением которых она является.

Однако в действительности не всегда бывает именно так, в силу, во-первых, недостаточной степени осознания своего идейного призвания акторами верховной власти, во-вторых, в виду неадекватности организации правительственного механизма на основе данных идей - практическим условиям, либо вызовам исторической эпохи.

В результате подобных обстоятельств правительственная организация может дать место чужеродным силам и ксенократическим принципам деструктивным имманентным принципам верховной власти.

«В таком положении находятся в настоящее время многие монархии. Во всех таких случаях правительство, организуемое верховною властью, может стать даже орудием переворота, ниспровержения этой верховной власти, ибо, действуя в духе какой-либо другой формы правления, правительство становится могущественнейшим ее пропагандистом в умах нации и постепенно заменяет, например, монархию демократией».^¹

Правительственные институты способны в исторической эволюции, не отвергая в принципе своего подчинения верховной власти, при любом её ослаблении проявляют тенденция направления к суверенитету. Государственные органы постепенно размывают идею верховной власти, дискредитируют её и насаждают свой вариант верховной власти, устраивающий, комплиментарный им.

Именно поэтому в истории борьба магистратов и верховной власти занимает заметное место. История Рима наполнена ею как во времена царей, так и по их низвержении во времена республики. Наиболее полный образчик покорения верховной власти, магистратурою представляла Япония последних столетий (до переворота, низвергшего Сёгунов). Микадо, в принципе самодержавный, по внешности обоготворяемый, был превращен фактически в тюремного заточника в своем дворце и, безусловно, оттерт и от правления, и от народа системой магистратуры с Сёгуном во главе.

В каждом обществе постоянно живут несколько принципов власти - и монархический, и аристократический, и демократический, в недрах общественной жизни они постоянно переплетаются между собою, будучи связаны с государством.

Верховная власть представляет собою только преобладание одного принципа власти над другими, которые продолжают существовать на низших ступенях общественной сознания, и возникновение определенного государства знаменует собою момент возникновения варианта идеи верховной власти, регулирующей и примиряющей остальные силы.

Поэтому искусство государствостроительства состоит именно в том, чтобы пользоваться преобладающими в правосознании народа элементарными представлениями об идеи власти и из них конструировать систему управления государством на основе разумного и осознаваемого «экзистенциального выбора» необходимого легитимирующего источника и принципов верховной власти.

Blog

Идеократическая государственность: политико-правовой анализ