Кольцова В. А. Теоретико-методологические основы истории психоло­гии. К 62

Вид материала

Документы

Содержание Методология как область знания. ключевые проблемы и направления анализа методологических проблем истории психологии Многообразие методов Сложное структурное строение Связь метода и научной теории Критерии научности метода Философско-гносеологический и онтологический Общенаучный, науковедческий 1.3. Общенаучный, науковедческий уровень Многоплановость анализа Системная детерминация Системообразующим фактором Первая задача Вторая задача Третья задача Четвертая задача Организационное оформление Принцип культурологического анализа Принцип историзма Принцип роли практики Принцип борьбы материализма с идеализмом ... Полное содержание

Подобный материал:

• Вопросы для контрольной работы №1 по разделу «Теоретико-методологические основы регионоведения», 19.4kb.
• 1. Предмет науки «Истории Узбекистана». Теоретико-методологические основы ее изучения, 11606.74kb.
• В. В. Крупица Теоретико-методологические основы менеджмента персонала организации Нижний, 4271.42kb.
• Теоретико-методологические основы изучения скульптуры малых форм, 179.09kb.
• Учебное пособие для студентов факультетов психоло­гии высших учебных заведений по специальностям, 178.33kb.
• Детско-юношеский центр «Вариант» Теоретико-методологические основы и практика организации, 1787.49kb.
• План: Значение и место истории Узбекистана в духовном возрождении нации. Предмет "Истории, 2979.79kb.
• Теоретико-методологические основы деятельности учреждений культуры и образования, 874kb.
• Цыремпилова ирина Семеновна русская православная церковь и государственная власть, 611.96kb.
• Кафедра «Истории и социологии», 473.53kb.

Кольцова В. А.

Теоретико-методологические основы истории психоло­гии.


К 62 — М.: Изд-во «Институт психологии РАН», 2004. — 416 с.

УДК 159.9(09) ББК 88

В книге обсуждаются методолого-теорегические проблемы историко-психологического познания, рассматриваемые в кон­тексте закономерностей науковедения и гуманитарной парадиг­мы. В центре внимания — онтологический анализ предмета ис­тории психологии, концептуализация ее объекта. Обосновыва­ется более широкое понимание предметной области истории психологии, включающей наряду с исследованием развития на­учных психологических идей также психологическое знание, разрабатывающееся в различных вненаучных областях обще­ственной мысли. Проблемы методологии истории психологии рассматриваются в контексте современных тенденций развития науки.

ISBN 5 - 9270 - 0052 - 2

© Институт психологии Российской академии наук, 2004

ГЛАВА 1

МЕТОДОЛОГИЯ КАК ОБЛАСТЬ ЗНАНИЯ. КЛЮЧЕВЫЕ ПРОБЛЕМЫ И НАПРАВЛЕНИЯ АНАЛИЗА МЕТОДОЛОГИЧЕСКИХ ПРОБЛЕМ ИСТОРИИ ПСИХОЛОГИИ

1. Функции и место методологии в научном познании
   

Объективные потребности логики развития психологического знания определяют важность осуществления методологической рефлексии как одного из действенных источников его познавательных ресурсов и возможностей. Методологический анализ помогает правильно оценить достигнутый научной мыслью уровень теоретического обобщения, осуществить адекватную ин­терпретацию результатов исследования, наметить перспективные линии и стратегию развития науки и практики. Он обеспе­чивает исследователя надежными ориентирами разработки и правильного использования научных методов, оценки резуль­тативности и степени их адекватности изучаемым явлениям, способствуя тем самым повышению качества и достоверности полученных научных результатов.

Огромный вклад в разработку основополагающих методологических подходов и принципов познания психической реаль­ности внесли многие отечественные ученые: С. Л. Рубинштейн, Л. С. Выготский, П. П. Блонский, Б. Г. Ананьев, Б. М. Теплов, Л. А. Смирнов, А. Н. Леонтьев, Б. Ф. Ломов, Е. А. Будилова, К. А. Абульханова-Славская, А. В. Брушлинский, Е. В. Шорохова, М. Г. Ярошевский, Е. А. Климов, Л. И. Анциферова и др.

Проблемы методологического анализа как условия построения научной психологии глубоко исследованы выдающимся методологом отечественной психологической науки С. Л. Рубин­штейном, обосновавшим объективность психического, его ре­альное проявление, а соответственно, и возможности его строго научного познания и формирования во взаимодействии человека с миром, в процессе деятельности. О необходимости построения методологических основ психологии в 20-е гг. пи­сал Л. С. Выготский: «Какая будет эта методология и скоро ли будет, мы не знаем, но что психология не двинется дальше, пока не создаст методологии, что первым шагом вперед будет мето­дология— это несомненно» (Выготский, 1982а, с. 422 — 423). Применительно к современной психологии необходимость раз­вития и углубления разработки ее методологических проблем подчеркивал Б. Ф. Ломов: «Многообразие проблем, огромный фактический материал, накопленный в психологической науке, задачи, которые ставятся передней общественной практикой, настоятельно требуют дальнейшей разработки ее методологи­ческих основ... основные методологические, прежде всего воп­росы о путях познания психического, которые в психологии ни­когда не сходили со сцены, сейчас приобрели особую остроту. Дальнейшая судьба психологии как науки существенно зави­сит от их решения» (Ломов, 1999, с. 3, 4).

Объективным основанием углубления методологической рефлексии выступают интенсивное развитие научного знания, сопровождающееся процессами его дифференциации и интег­рации, и, как следствие, появление новых научных дисциплин; рост методологического самосознания разных областей научной деятельности; усложнение форм и расширение сфер взаимодей­ствия науки с практикой. Новые проблемы существования че­ловечества обусловливают возникновение «стыковых» областей знания, проведение, а значит, и методологическое обеспечение широких комплексных междисциплинарных исследований в об­ласти человекознания, являющихся наиболее перспективной и эффективной формой организации научной деятельности. Это, в свою очередь, требует разработки новых, отвечающих запросам развивающейся науки методологических принципов и подходов, путей синтеза методов различных наук.

Растущая потребность в методологическом знании опреде­ляется необходимостью осмысления и оценки новых тенденций, связанных с переходом к «постнеклассическому» этапу разви­тия науки, процессами ее гуманитаризации, усилением постмо­дернистских влияний, ставящих под сомнение традиционную систему научных ценностей. В современной российской науке указанные инновационные общенаучные тенденции дополняют­ся кризисом марксистской философии, разрушением принципа гносеологического монизма, выступавшего длительное вре­мя в качестве основы системы психологического знания, и воз­никающей в связи с этим необходимостью определения новых методологических ориентиров в организации и проведении на­учных исследований.

Особая важность проведения методологического анализа истории психологии обусловлена ее междисциплинарным стату­сом, принадлежностью к сфере гуманитарного знания, сохраня­ющейся дискуссионностью в определении объекта, предмета и методов историко-психологического исследования. В условиях интенсивного роста объема научных историко-психологических разработок, усиления их культурологической ориентации и рас­ширения спектра рассматриваемых проблем задачи методологи­ческой рефлексии в области истории психологии значительно расширяются и приобретают актуальное звучание.


***

Теоретико-методологический анализ истории психологии пред­полагает необходимость рассмотрения методологии как особой области научного знания, определения ее места и функций в си­стеме науки, структуры и характера взаимодействия с конкрет­ными научными дисциплинами.

Само понятие «методология» переводится с греческого язы­ка как «метод» и «логос»; соответственно методология опреде­ляется как наука о методе познания. Именно такой была трак­товка методологии в период ее зарождения на ранних этапах человеческой культуры; и сегодня проблема метода познания по-прежнему занимает центральное место в пространстве методо­логического знания.

Методология определяется как система принципов, приемов и способов организации и построения теоретической и практи­ческой деятельности (Философия и наука, 1972; Юдин, 1978; Он же, 1986). Являясь формой теоретической рефлексии, мето­дология представляет собой обобщенное, объяснительное (номологическое) знание, и в этом качестве она претендует на рас­пространение своих принципов, подходов и идей на все конкрет­ные сферы познания.

Зародившись на ранних ступенях культуры и являясь отве­том на объективные запросы и потребности реальной жизненной практики, методология постепенно, по мере развития научной мысли выделяется и оформляется в особую структурно оформ­ленную сферу познания, призванную аккумулировать, обобщать и систематизировать опыт взаимодействия человека с миром, способы и формы организации познавательной деятельности.

Методология является составной частью гносеологии, изу­чающей закономерности познавательной деятельности в целом (Штофф, 1972; Он же, 1978; Рузавин, 1974; Ковальченко, 2003, и др.). Так, В. А. Штофф определяет методологию как теорию научного познания, часть гносеологии, «которая исследует по­знавательные процессы, происходящие в науке, методы и фор­мы научного познания. Будучи метанаукой и частью наукове­дения, методология является вместе с тем и философской нау­кой, частью теории познания, гносеологии» (Штофф, 1978, с. 24). Согласно Г. И. Рузавину, методология как общее учение о методе является специальным разделом гносеологии, так как ее задачи не ограничиваются изучением совокупности частных и общих методов исследования, а заключаются прежде всего в раскрытии возможностей и границ применения этих методов в процессе достижения истины, их роли и места в познании (Рузавин, 1974, с. 24).

Специфическая ниша методологии как раздела философс­кого знания определяется ее концентрированностью на пробле­ме методов, способов и принципов получения объективного и практически эффективного знания. Ее основным предметом выступает рассмотрение внутренних механизмов и логики раз­вития научного знания, путей, способов и методов познаватель­ной деятельности. «В гносеологии методология выступает как учение о методах познания, т. е. как теория методов, ибо имен­но она, опираясь на гносеологическое и онтологическое знание, преобразуя и перенося его в исследовательскую сферу, опреде­ляет и характер постановки проблемы, и выбор адекватных пу­тей (подходов) и принципов ее решения, и перевод этих прин­ципов в систему нормативных и регуляторных требований» (Ко­вальченко, 2003, с. 45 — 46). Таким образом, определение методо­логии включает ее соотнесение с гносеологией, онтологией и конкретными областями научного знания.

В современной зарубежной науке также доминирует пони­мание методологического исследования как знания о методе. Од­нако при этом в центре внимания стоит задача инвентаризации системы сложившихся методов исследования с точки зрения их инструментальной роли в познании при явной недооценке проблемы разработки метода и онтологических оснований и функ­ций методологии. Так, Д. Жюлпа пишет, что «методология есть часть логики, изучающая методы различных сфер познания. Цель этого изучения — не изобретение нового метода, но опи­сание уже существующих и используемых на практике» (Жюл­па, 2000, с. 246 — 247). Сведение методологии к чисто инструмен­тальной функции представляется узким и односторонним. Проблема метода не ограничивается лишь регистрацией и оценкой совокупности средств познания, она включает, прежде всего, рассмотрение объективного содержания метода, выявление его соотношения с изучаемой реальностью, анализ связанных с этим принципов и стратегии исследования, определяющих как кри­терии достоверности метода, так и способы его разработки и ис­пользования.

Место и роль методологии определяются теми функциями, которые она выполняет в развитии познания.

Во-первых, методология решает задачи определения страте­гии научного познания, условий и путей достижения объектив­ного знания, выработки адекватных способов раскрытия сущ­ности исследуемых явлений. Это, в свою очередь, предполагает проведение методологического анализа структурного строения и развития процесса познания: выделения и рассмотрения его основных компонентов и характера взаимодействия разных его уровней и сторон, обоснования соотношения теории и метода, раскрытия роли практики в освоении и изучении действитель­ности. В решении этих задач методология, с одной стороны, опирается на гносеологию, с другой — обогащает ее, делая «специальным предметом своего исследования механизмы, процесса и формы познания» (Гносеология в системе философского мировоззрения, 1983, с. 127). Познавательная ценность методоло­гических построений определяется теми возможностями, которые они обеспечивают для раскрытия сущности и объективного познания реальности: определения принципов и подходов к изучаемому объекту, способов интерпретации фактов и пост­роения теории, разработки методов исследования. Этим обус­ловлена и непосредственная (как формы выражения закономер­ностей действительности) и опосредованная (как инструмента, способа их выявления и раскрытия) когнитивная функция мето­дологии как учения о методе.

Во-вторых, методология выполняет онтологическую функ­цию, состоящую в выявлении специфического для конкретной науки объекта ее изучения. Следует отметить, что к основе ме­тодов познания лежат не абстрактно-логические способы и при­емы, произвольно сконструированные человеческим умом, а объективные законы действительности. Согласно Гегелю, ме­тод представляет собой движение самого содержания и не мо­жет разрабатываться вне зависимости от этого содержания. Метод оценивается им не как внешняя форма, независимая от содержания, а как «душа и понятие содержания». Являясь ре­зультатом творческой деятельности познающего субъекта, ме­тод включает в себя также субъективную компоненту, но не ис­черпывается и не определяется ею. Он имеет также объектив­ное основание, в качестве которого выступает изучаемая реаль­ность. Поэтому метод вбирает в себя как субъективное, так и объективное содержание. Открывая и обосновывая пути по­знания мира, метод одновременно является выражением его за­кономерностей. И именно в этой органической связи метода и исследуемой им онтологической реальности — критерии его научности. Онтологический аспект методологического исследо­вания выступает в качестве базисного основания, определяюще­го все другие направления методологического рассмотрения научной деятельности, включая поиск адекватных способов по­знания. Решение данной методологической задачи означает, по словам К. А. Абульхановой-Славской, обращение «к исходной объективности, в которой берут начало абстракции разных наук», к тому объективному основанию, которое позволяет вы­яснить, «каким образом, посредством какого способа они были получены», насколько адекватным является выявленное в ходе исследования теоретическое содержание знания, «какие связи в них оказались установленными уже на уровне сложившихся абстракций, так сказать задним числом, а какие были выявлены при анализе самой действительности» (Абульханова, 1973, с. 7). Адекватное понимание объекта науки — необходимая исходная предпосылка и условие его адекватного научного познания.

Идея онтологической природы методологического знания была глубоко обоснована С. Л. Рубинштейном, доказывающим необходимость изучения психического в его органической свя­зи с жизнедеятельностью человека, выявления объективных связей и места психического в бытии. «"Бытие",— пишет он,— как непосредственный результат познавательной деятельности подвергается в процессе последующего научного познания даль­нейшей обработке... сырой эмпирический материал превраща­ется в объективную действительность. В этом процессе обработ­ки и заключается научная деятельность». Отсюда делается вы­вод, что «основной вопрос методологии науки, характер логичес­кой структуры ее есть вопрос об отношении — в самой общей, абстрактной форме — "мышления" к "бытию", "опыта" к позна­вательной функции... к научной обработке» (Рубинштейн, 1989а, с. 335). Рубинштейн критически оценивает мысль Г. Риккерта о том, что познание рационализирует иррациональное бытие по­средством формирования мира понятий, которые, развиваясь, все далее отстраняются от действительности, и доказывает, что, осваивая действительность, познание отталкивается от нее и воссоздает ее на новом, доступном ему уровне. Понятия дол­жны отражать в обобщенной форме действительность, быть адекватными природе изучаемого объекта, и именно в этом — основа их научности. Познание — это не некая идеальная дея­тельность, абстрагированная от реальности; оно органически вплетено в жизнедеятельность человека, является результатом взаимодействия человека с миром, его постижения и преобра­зования.

Развивая указанные положения, К. А. Абульханова-Славская в основу понимания методологии науки кладет деятельностный аспект ее анализа. Согласно данному подходу, определение на­уки не сводится к ее пониманию только как суммы знаний о той или иной области действительности, а рассматривается как осо­бый вид познавательной человеческой деятельности, приводя­щий к получению знания. Взаимодействуя с миром и преобра­зуя его, человек осуществляет познание. Исходя из такого пони­мания науки, выводится содержательное определение методо­логии: «Характеристика тех или иных положений как методоло­гических для науки есть, прежде всего, их определение в плане операционального анализа, т. е. как способов познавательной деятельности. Деятельностное определение науки характерно тем, что в нем вскрывается отношение знания к своему объек­ту, сопоставляется содержание знания со способом его получе­ния и с самой действительностью. Речь идет о создании "идеаль­ных объектов" и деятельности с этими объектами, о специфичес­кой деятельности абстрагирования и обобщения, которая, прежде чем выступить в форме готового логического результа­та, знания, понятия и т. д., выступает как деятельность, имеющая исходным пунктом объект действительности, а конечным — "идеальный объект". Методологическое исследование обраща­ется к самой действительности и задается вопросом о способе ее преобразования, о способе абстрагирования» (Абульханова, 1973, с. 15).

В сфере конкретно-научного знания указанные общеме­тодологические положения приобретают особое звучание. К. А. Абульханова-Славская подчеркивает, что онтологичес­кая функция конкретной методологии состоит в выявлении характерного для данной науки объекта: «Объект должен быть обозначен не как объект познания вообще, а как объект по­знания именно данной науки, положен в его специфическом отношении к субъекту» (там же, с. 17). Особую важность и трудность решение этой проблемы приобретает в том слу­чае, когда объект исследования не обособлен онтологически (как это имеет место относительно объекта психологическо­го и историко-психологического исследования), а выявляется через его объективные связи и зависимости. В этом случае речь идет не только об описании конкретного объекта, но и о его «нахождении», «об определении способов поиска данного круга явлений», раскрывающих природу и обеспечивающих познание специфического объекта (там же). Результатом ос­мысления общеметодологических принципов применительно к конкретной науке является также обоснование ее предмета и способов его изучения.

В-третьих, методология выполняет действенно-регулятив­ную функцию в развитии теоретического познания. Научная деятельность человека по формированию и развитию знания является сознательно организованным процессом, регулируе­мым нормативными предписаниями и правилами и опираю­щимся на совокупность разработанных в истории познания ме­тодов и приемов. «Выявление и разработка таких норм, правил, методов и приемов, которые представляют собой не что иное, как аппарат сознательного контроля, регулирования деятель­ности по формированию и развитию научного знания, состав­ляет предмет логики и методологии научного познания» (Вве­дение в философию, 1989, с. 391). Методология задает те осно­вополагающие принципы и нормы, которыми руководствуется научно-теоретическое знание разных уровней (специально-научное и проблемно-конкретное), осуществляя постижение законов бытия. Она является не только логическим обобщени­ем теоретического содержания, являющегося результатом научной деятельности, но и «представляет собой обобщение спо­соба исследования» объектов науки, выступая, таким образом, «отправным пунктом дальнейшей научной деятельности». «Обобщая теорию как результат научной деятельности, мето­дология определяет направление дальнейшей деятельности, изменяя или уточняя прежний предмет исследований» (Абуль­ханова, 1973, с. 33). С этой точки зрения правомерным являет­ся понимание методологии как организующего начала теории (Философия, методология, наука, 1972; Юдин, 1986; Спиркин, Юдин, Ярошевский, 1990). Регулятивные и действенно-преоб­разовательные возможности методологии определяются тем, какой базис создается ею для осознанного постижения и овла­дения миром.

В-четвертых, методология в научном познании выступает в качестве своеобразной рефлексии науки, ее самосознания. Она представляет собой «особый осознанный способ осуществ­ления научной деятельности» (Абульханова, 1973, с. 25). Мето­дология осмысливает, эксплицирует логику науки, способы ее исследования, уровневые структуры знания и их соотношение с объективной реальностью. Как пишет В. С. Швырев, «эксп­ликация проблемы теоретического и эмпирического в научном познании должна... носить методологический характер» и слу­жить задачам дальнейшего углубления и развития «теоретизации» науки (Швырев, 1978, с. 246). Анализируя и обобщая по­лученный научный результат, выявляя адекватность способов его получения, методологическая рефлексия помогает науке осознать, насколько верны выбранные ею исследовательские стратегии и ориентиры, внести необходимые коррективы как в научные программы, так и в саму организацию научной дея­тельности. Таким образом, методологический анализ способ­ствует превращению науки в сознательно развиваемый и регу­лируемый процесс получения и теоретического осмысления и обобщения нового знания.

В-пятых, обобщая результаты конкретно-научных исследо­ваний, раскрывая общие закономерности изучаемых явлений, методология содействует углублению научного познания, выявляет точки его роста, определяет направления и перспек­тивные линии его развития, тем самым выполняя эвристичес­кую функцию. По мнению К. А. Абульхановой-Славской, при­мером реализации данной функции методологии выступает философия диалектического материализма, «выдвигающая ме­тодологические задачи, которые в известной степени предвос­хищают конкретный ход развития науки... Методология фор­мулирует эти задачи, выявляет их, ставит их в конкретном ходе развития науки, который иногда не подготавливает, а иногда, напротив, опережает их возможное решение» (Абульханова, 1973, с. 26). Причем методологическая рефлексия распростра­няется не только на переосмысление и систематизацию опыта научно-познавательной деятельности, но и на методологичес­кий анализ глобальных основ бытия, выявление и определение социальных ориентиров развития общества и человека: «Ког­да жизнь становится концептуально обедненной, именно фи­лософия спасает ее от идеологического банкротства и помога­ет ей выжить, наполняя ее более глубоким, неэмпирическим смыслом» (Pulparampil, 1977, с. 25).

В-шестых, методология выполняет коммуникативную функ­цию, обеспечивает интеграционные процессы в науке. На это особое внимание обращает и обосновывает эту функцию В. А. Мазилов, исследуя современное состояние методологии психоло­гии. Он пишет, что долгое время «методология психологии была направлена исключительно на разработку средств, позволяю­щих осуществлять процесс познания психического (когнитив­ная функция методологии психологии). Методология психоло­гической науки должна выполнять и коммуникативную функ­цию, т. е. способствовать установлению взаимопонимания меж­ду разными направлениями, подходами внутри психологической науки» (Мазилов, 2003, с. 218-219).

В-седьмых, наряду с функцией рефлексии науки и регуляции процесса познавательной деятельности, методология выполня­ет также аксиологическую функцию, состоящую в оценке науч­ных методов, приемов и принципов анализа с точки зрения ис­тинности, эффективности, возможностей и пределов их приме­нимости (Ковальченко, 2003). При оценке научного метода не­обходимо учитывать его природу и роль в научном познании, которые в обобщенном виде могут быть представлены следую­щим образом:

1. Обусловленность места метода в структуре научной де­ятельности его сущностью как средства познания¹ и «те­оретического освоения действительности» (Эвристичес­кая и методологическая функция философии в научном познании, 1980, с. 32).
   

2. Многообразие методов науки, общая структура которых определяет познавательный потенциал науки.
   
3. Системность метода — его использование в совокупнос­ти с другими приемами средствами познания; изменение функций метода на разных стадиях познавательного про­цесса, а также в зависимости от характера исследователь­ских задач; иерархическое строение системы методов, со­ответствующее уровням методологического исследования.
   
4. Сложное структурное строение² научного метода, вклю­чающего «последовательность действий, приемов, опера­ций, выполнение которых необходимо для достижения за­ранее поставленной цели» (Рузавин, 1974, с. 21).
   
5. Связь метода и научной теории: «Теория является основой для выработки метода. Метод же, основываясь на ре­зультатах предыдущих исследований, можно считать средством получения нового знания, обогащающего и разви­вающего теорию» (Ковальченко, 2003, с. 40).
   
6. Реализация при разработке метода тех или иных общена­учных подходов³, определяющих направление, стратегию познавательного процесса и нормативные требования (гносеологическо-методологическое содержание метода), в ка­честве которых выступает система методологических прин­ципов, лежащих в основе исследовательской деятельности⁴.
   
7. Критерии научности метода: (а) обеспечение возможно­сти объективного отражения реальности и получения ис­тинного знания; (б) адекватность сферы действия метода, определяемой пределами предметной области, в рамках которой он получил свое теоретическое обоснование; (в) эффективность метода, или «его проникающие воз­можности» (там же, 2003, с. 41); (г) валидность метода, его адекватность исследуемой реальности.
   

Дискуссионным в научной литературе является проблема строения и уровней методологического знания. При ее рассмот­рении выделяются два основных подхода.

Согласно первому, единой методологией научного познания является диалектико-материалистическое философское учение, включающее совокупность общих принципов и методов позна­ния, распространяющихся на все области знания и специфическим образом преломляющихся в разных конкретных науках (Андреев, 1964).

Второй подход обосновывает многоуровневость методологического анализа, включающего как философско-гносеологический, так и конкретно-научные уровни методологического исследования, представленные совокупностью методологических принципов и методов, отражающих специфику конкретно-предметной области знания (Иванова, Симонов, 1984; Введение в философию, 1989; Ковальченко, 2003; Штофф, 1978; Швырев, 1984; Юдин, 1978). К. А. Абульханова-Славская подчеркивает, что для каждой конкретной науки характерен особый специфический способ взаимодействия с объектом, которым определяется ее конкретно-научная методология.

Философия составляет фундамент, на котором строится и развивается методология науки. Методологическая функция философии в единстве ее структурного строения (гносеологии, диалектики, онтологии, эпистемологии, логики) определяется тем, что она изучает универсальные законы, проявляющиеся на всех уровнях бытия, вскрывает сущность познания и его об­щие закономерности, выступая тем самым основанием констру­ирования всей системы методологического знания.

В качестве фундаментального основания методологии научного познания философия выступает одновременно и как теория научного метода, и как всеобщий метод познания. Рассматривая наиболее общие закономерности теоретической и практической деятельности, раскрывая понятие научного метода и способы его реализации при исследовании явлений различного уровня, фило­софия выполняет функцию теории метода. Исследуя наиболее общие уровни бытия, она выступает как всеобщий метод позна­ния. Методологическая функция философии реализуется в раз­работке основополагающих категорий, используемых в качестве важного структурного компонента методологического оснащения конкретных научных дисциплин. Наконец, методологическая функция философии проявляется в интегрировании и обобщении данных, полученных различными науками, что обеспечивает впи­сывание конкретно-научного знания в общенаучный контекст, установление междисциплинарного общения как основы прове­дения комплексных исследований, использования отдельными науками методов и подходов, разработанных в других сферах по­знания. Тем самым философия расширяет границы и стимулирует развитие исследований в частных научных дисциплинах, опреде­ляет общую стратегию их развития.

Следует отметить, что позитивистская трактовка методоло­гии науки означает редукцию философско-методологического уровня анализа познавательной деятельности, проявляется в вы­теснении философии из науки, ее замене логикой науки, очи­щенной от «метафизических» проблем. Особенно яркое выра­жение данная тенденция получила в логическом позитивизме, переносящем центр тяжести исследования с изучения сущнос­тных характеристик познания, содержания познавательной де­ятельности на оперирование различными «атомарными» струк­турами языка по законам формальной логики. Игнорирование философского уровня методологического исследования суще­ственно сужает границы познавательной деятельности, ее объяс­нительные возможности, препятствует созданию единой систе­мы научного знания.

Процесс дифференциации научного знания как следствие расширения и углубления познания различных сторон реально­сти приводит к возникновению совокупности научных дисцип­лин, отличающихся объектами и предметами исследования, изу­чение которых предполагает разработку специфического науч­ного языка, категорий и методов познания. Таким образом, на базе осмысления общефилософских принципов и подходов применительно к изучению различных классов явлений форми­руется иерархически организованная система научной методо­логии, включающая, в свою очередь, ряд соподчиненных уров­ней: общенаучную, специально-научную и конкретно-научную методологию. Согласно В. С. Тюхтину, способом реализации об­щефилософских законов и принципов в конкретных науках, изучающих определенные классы явлений, является примене­ние общего через особенное (Тюхтин, 1968, с. 54). Причем речь идет не об одностороннем влиянии философии на конкретно-на­учную методологию, а об их взаимодействии: задавая общие ори­ентиры развития науки, философия, в свою очередь, осмысли­вает методолого-теоретические выводы, полученные различны­ми науками, составляющие питательную почву для философс­ко-методологического обобщения.

Общенаучная методология — те общенаучные принципы, подходы и методы, которые распространяются на многие сфе­ры научного знания. Предмет общей методологии включает рассмотрение соотношения разных уровней (эмпирического и те­оретического) и форм (научного и обыденного) познания, фун­кций и норм научного исследования.

Специально-научная методология включает осмысление общенаучной методологии применительно к ряду наук. Очевид­но, например, что по-разному строятся исследования в гумани­тарной и естественнонаучной областях, в сферах изучения ре­альных и идеальных объектов, при исследовании генезиса и раз­вития явлений, в уже сложившихся, теоретически развитых науках и в тех, теоретическое оформление которых еще не за­вершено.

Наконец, конкретно-научная методология охватывает те области методологического анализа, которые относятся к конк­ретным объектам определенной отрасли знания.

На уровне конкретных наук философские проблемы, каса­ющиеся определения их объекта и предмета, преобразуются в методологический принцип данной науки — в способ выявле­ния предмета ее исследования (Абульханова, 1973). Примени­тельно к психологии это положение убедительно демонстриру­ется в методологических исследованиях С. Л. Рубинштейна, К. А. Абульхановой-Славской, А. В. Брушлинского, Е. В. Шороховой, Л. И. Анцыферовой, Е. А. Будиловой, Б. Ф. Ломова и мно­гих других ученых. Так, например, уровневое строение методо­логии социальной психологии обосновывается в работах Г. М. Андреевой, Е. В. Шороховой, К. К. Платонова и др. (Андре­ева, 1988; Шорохова, 1977; Платонов, 1972).

Соответственно уровням методологического анализа выде­ляется следующая совокупность методов научного исследова­ния: (1) философско-гносеологические методы, носящие всеоб­щий характер и распространяемые на исследование любых яв­лений действительности (диалектико-материалистическии и ме­тафизический методы); (2) общенаучные методы и принципы исследования, использующиеся специфическим образом в раз­личных науках (анализ и синтез, индукция и дедукция, систем­но-структурный и комплексный подходы, описательные и коли­чественные методы, метод восхождения от абстрактного к кон­кретному, абстрагирования, моделирования и т. д.); (3) специаль­но-научные методы, применяемые в той или иной науке или цикле научных дисциплин (например, методы гуманитарных и естественных наук); (4) конкретно-предметные методы, ориентированные на исследование конкретных объектов в оп­ределенной области знания (Ковальченко, 2003).

Перспективы развития методологии науки связаны с даль­нейшим осмыслением ее соотношения с гносеологией, соци­ологией науки и науковедением, рассмотрением связи обще­научных и конкретно-научных принципов и методов исследо­вания.

В отечественной истории научной мысли XX века в соответ­ствии с ее идейной общемировоззренческой направленностью в качестве философского уровня методологии выступала мате­риалистическая диалектика. Она рассматривалась как философ­ская теория, метод и общая методология научного познания, определяющая нормативные основания исследовательского процесса и пути получения объективного знания. Таким обра­зом, реализовывалось триединство функций материалистичес­кой диалектики— теоретическая, мировоззренческая и методо­логическая.

Анализ философской литературы (Лекторский, 1980; Копнин, 1973; Оруджев, 1973; Алексеев, Панин, 1987; Швырев, 1984, и др.) позволяет выделить ключевые общеметодологические положения материалистической диалектики, рассматриваемые в качестве основы понимания природы процесса познания и ор­ганизации теоретической деятельности:

• материалистическое решение вопроса об отношении мышления к бытию;
  
• обоснование роли общественной практики как основы процесса познания: источника знания и сферы его приме­нения, основного стимула и цели познания, критерия истинности его результатов;
  
• понимание познания как социального по своей природе, исторического процесса, обусловленного особенностями предметно-практической деятельности, а также уровнем развития материальной и духовной культуры общества;
  
• утверждение исторического характера познания, динамики логической структуры знания в связи с социально-культурным развитием общества;
  
• признание возможности получения объективного знания о действительности и развитие учения о диалектике абсолютной и относительной истины;
  
• обоснование социально-исторической опосредованности деятельности познающего субъекта, ее обусловленности опытом познания, созданными в истории человечества формами и способами исследовательской практики — материальными (техника исследования) и идеальными (язык, логические категории и т. п.);
  
• определение познания как особого вида теоретической деятельности, процесса духовного производства;
  
• требование всестороннего и целостного рассмотрения исследуемого явления во всем многообразии его свойств и связей, выявления причин его возникновения и развития, присущих ему закономерностей, места и функций во взаимодействии с другими явлениями действительности;
  
• понимание познания как развивающегося процесса, движения от незнания к знанию, от его донаучных форм к научным, вплоть до высшего научно-теоретического уровня осмысления действительности;
  
• рассмотрение человека как носителя социальной формы движения материи, раскрытие общественно-исторической обусловленности его бытия.
  

Указанные положения выступали в качестве основополага­ющих принципов организации познавательной деятельности, вводящих науку в мировоззренческую парадигму диалектичес­кого и исторического материализма. Соответственно мировоззрение рассматривалось как предпосылка и основание методо­логии: «...вся система методологического знания непременно включает в себя мировоззренческую интерпретацию оснований исследования и его результатов» (Спиркин, Юдин, Ярошевский, 1990, с. 360).

Наличие единой парадигмы, согласно Т. Куну, выступает основой «нормального», высокоэффективного развития и функционирования науки. В советской науке в качестве та­кой парадигмы выступало единство философско-методологических оснований, что являлось предпосылкой ее организаци­онного строения как целостной системы знания. Ведущей тен­денцией развития науки в СССР являлась не плюралистичность и «конкуренция теорий» (П. Фейерабенд), характерные для зарубежной науки, а ориентация на консолидацию коллек­тивных усилий в разработке тех или иных проблем. Общность методологического основания стимулировала осуществление творческого поиска, доказательством чего выступало много­образие теоретических подходов и дискурсов, научных школ и направлений.

Вместе с тем оборотной стороной развития науки в СССР являлись ее чрезмерная идеологизированность, закрытость и от­гороженность от мировой научной мысли, искусственное суже­ние научного пространства из-за отторжения идей, не отвечаю­щих духу господствующих идейно-философских позиций. При­чины указанных негативных тенденций кроются, по-видимому, не столько в сущности диалектико-материалистической фило­софии, составляющей базис развития науки, сколько в ее догма­тическом понимании и трактовке, в ортодоксальности «маркси­стского мышления», а также в неадекватных методах проводи­мой государством научной политики.

Проявлением методологического ригоризма в психологии являлась аксиоматизация многих положений и принципов на­уки, превращение их из проблем научного обсуждения и иссле­дования в незыблемые и непреложные постулаты. Задачу пре­одоления данной тенденции В. П. Зинченко видит в конструктив­ной критике догматических принципов и определении границ их влияния, а также в выдвижении разумных оппозиций сложив­шимся подходам (Зинченко, 2003, с. 99— 100).

Иллюстрацией реальных противоречий в развитии позна­ния в советской науке выступает историко-теоретическии анализ разработки проблемы личности в отечественной пси­хологии, проведенный К. А. Абульхановой-Славской. Она рас­крывает системную детерминированность исследований про­блем личности, их обусловленность совокупностью факторов, различным образом проявляющихся на разных этапах разви­тия психологической науки. В числе этих факторов выделяют­ся социальные и логико-научные условия развития психоло­гии, проявляющиеся в наличии различных школ и направле­ний, диалектике соотношения методологического, теорети­ческого и эмпирического уровней исследования, в специфике социально-политической истории общества. Подчеркивается идеологическая заданность многих теоретических построе­ний, обусловленная необходимостью изучения не реальной, а идеализированной личности — особого «нового типа чело­века», что представляло, по мнению автора, вид «социальной утопии личности» (Абульханова, 1997а, с. 271). В то же время отмечается, что «отечественные теории личности не свелись к чисто спекулятивным, а напротив, приобрели черты глуби-ми, оригинальности в силу... того, что в психологии в целом существовало несколько основных школ (и ряд менее глобаль­ных направлений), между которыми время от времени происходили теоретические дискуссии. Тенденции идеологизации, которая грозила заменить психологическую теорию личности социологической схемой, противостоял своеобразный плю­рализм подходов к личности разных отечественных психоло­гов. Наличие в советской психологии разных школ (хотя их дискуссии и приобретали идеологически окрашенный нега­тивный характер), разнообразие теорий личности и взглядов на нее в целом явилось тем позитивным обстоятельством, которое определило теоретическую глубину отечественной те­ории личности» (там же, с. 271—272). Резюмируя данные по­ложения, К. А. Абульханова-Славская пишет: «Можно сказать, что теории личности развивались, разрабатывались и контексте единой психологической науки, а само это един­ство поддерживалось и на организационном, и на методоло­гическом, и на научном уровнях (в отличие, скажем, от струк­туры психологической науки в США и других странах, состоящей из отдельных лабораторий в университетах разных шта­тов). В советской психологии в разработке проблемы личности преобладал методологический уровень, но благодаря методо­логическому единству взглядов существовала возможность сопоставления и выявления различных точек зрения на лич­ность, что в целом содействовало развитию теории личности» (гам же, с. 272).

В настоящее время в нашей стране на фоне кардинальных преобразований во всех сферах жизнедеятельности общества, качественного изменения традиционных мировоззренческих подходов создается особая ситуация в развитии методологичес­кого знания. Этому в немалой степени способствует активное включение отечественной науки в контекст мировой научной мысли со всеми ее позитивными достижениями и противоречи­выми тенденциями. В связи с этим возникает ряд новых направ­лений методологического поиска.

Серьезного методологического анализа требует, в частно­сти, активно дискутируемая в зарубежной науке проблема соотношения научной деятельности и социально-этических ценностей⁵. Несмотря на растущее осознание социальной роли и последствий научных исследований, ответственности ученого перед обществом, по-прежнему важные позиции в мировоззре­нии научного сообщества принадлежат идее ценностной ней­тральности науки, отвергающей этические научные ценности и рассматривающей науку исключительно с точки зрения по­знавательных критериев. Обсуждая проблему связи науки и ценностей главным образом в контексте обеспечения досто­верности и свободы научной мысли, сторонники данного под­хода определяют попытки привнесения в процесс познания каких-либо иных ценностей как попрание идеалов научности. Этические ценности рассматриваются как вид субъективных влияний на развитие науки, относятся к сфере идеологии; ут­верждается их деформирующее воздействие на цели и процесс научного познания. В связи с этим ставится вопрос о противо­действии влиянию «практических требований или моральных убеждений» в целях обеспечения максимальной чистоты науч­ных фактов (Frankel, 1976, р. 26). Предельно четко идея этичес­кой нейтральности науки была высказана известным математи­ком Анри Пуанкаре: «Не может быть научной морали... наука в равной степени является ни безнравственной, ни нравствен­ной» (Пуанкаре, 1983, с. 506).

Как справедливо отмечает П. Рихте, по сути, идея этической нейтральности науки освобождает ее от ответственности за то, кто и в каких целях использует достижения научного прогресса (Richta, 1977). Это приводит к игнорированию тех сторон социально-культурной и духовной жизни, которые не поддаются научной рационализации, к абсолютизации идеи «чистой истины», утрате целостности и фрагментации человеческого знания. Наука рассматривается не как часть цивилизационного процесса, а как самоцель, по сути, отвергающая человека с его интересами и культурными потребностями. «Если первобытный человек погибал из-за недостатка научных знаний и технических средств, то ныне люди гибнут также и от избытка научных знаний» (Pulparampi, 1977, р. 14).

Очевидно, что идея этической нейтральности науки носит антигуманистический характер и выражает ослабление общественной регуляции и контроля над ее развитием, так как только на уровне общества обеспечивается разрешение противоре­чий между рациональностью научного прогресса и социальны-1п ценностями человеческой жизни, задаются морально-ценностные требования и нормы развития научной мысли. Острота проблемы ценностной нейтральности науки обуслов­лена ее кардинальной противоположностью идеалам отече­ственной науки, традиционно постулировавшей направлен­ность научной мысли на служение обществу, прогрессу, фор­мирование новых потребностей, общественных целей и ценно­стей человеческой жизни.

Второй тенденцией, отчетливо проявляющейся в современ­ной мировой науке, является растущий нигилизм в оценке ин­теллектуальных возможностей знания, определяемый А. В. Юревичем как «кризис рационалистической методологии». Утвер­ждается, что научное знание лишено «подлинной объективнос­ти» и истинности, обосновываются релятивистские представле­ния о зыбкости, ненадежности, текучести научных построений; само понятие «научная истина» либо устраняется (К. Поппер), либо переводится из сферы ее соотношения с объективной ре­альностью в область интерсубъективных отношений познающих субъектов и трактуется как установление согласия между уче­ными (Т. Кун, Б. Барнс). Так, Б. Барнс определяет науку как чис­то общественный институт, не имеющий оснований в объектив­ной реальности. Ее субъекты действуют в особом мире, где гос­подствует механизм «временных соглашений», консенсуса. Со­ответственно разум рассматривается не как инструмент позна­ния мира, а как средство объединения представителей научной дисциплины. М. Роче характеризует данную тенденцию как «эпидемию антирационализма» в мировой науке (Roche, 1977, р. 74).

В современной науке также возрастает вес дезинтеграционных моделей ее развития, ярким образцом которых выступает концепция «методологического анархизма» П. Фейерабенда, абсолютизирующая плюрализм подходов и методов, а также принцип безграничной свободы в выборе критериев науки, что чревато утратой специфики научной деятельности.

В русле постмодернизма возникают «декадентско-нигилистические идеи и взгляды, черпающие вдохновение из нисходя­щих, разрушительных процессов социокультурной жизни... В своих крайних, предельных формах, демонстрируемых отдель­ными представителями постмодернизма, нигилистическая кри­тика высших ценностей цивилизации и культуры оказалась воз­ведена в ранг своего рода "философии антифилософии"» (Канке, 2000, с. 6). Эти и другие процессы, происходящие в мировой науке, требуют серьезного методологического осмысления.

Важной методологической проблемой является оценка со­временного состояния психологической науки. Правомерно ли его определение как кризисного? И если да, то каковы причины и проявления кризиса психологии?

Ответ на этот вопрос опирается на анализ состояния кризи­са в мировой психологии конца XIX — начала XX века в рабо­тах К. Бюлера, В. Кёлер, Н. Н. Ланге, С. Л. Рубинштейна, Л. С. Вы­готского, П. Я. Гальперина, А. Н. Ждан, М. Г. Ярошевского, А. Н. Леонтьева, Л. И. Анцыферовой и других отечественных и зарубежных ученых. Большинство исследователей усматрива­ют проявления кризиса в отсутствии целостности психологии, ее «атомизации», разделении на ряд противостоящих конфронтирующих друг с другом течений и научных школ. Наряду с этой внешней стороной кризисного состояния выделяются и его сущ­ностные внутренние причины — недостаточность глубины тео­ретико-методологического рассмотрения природы психическо­го и способов его объективного изучения. Так, характеризуя состояние психологии конца XIX—начала XX века, Н. Н. Ланге отмечал отсутствие «общепризнанной системы», теоретическую разобщенность, неопределенность в трактовке психологических категорий, понятий и терминов (Ланге, 1914, с. 110).

Методологическая природа кризиса глубоко раскрыта С. Л. Рубинштейном. Согласно его мнению, сущность кризиса состоит в отсутствии целостного онтологического понимания объекта и предмета психологического исследования, расчленении «реального сознания и реальной деятельности живого человека как конкретной исторической личности» (Рубинштейн, 1973, с. 23). Психический мир человека оказался «разорванным» и фрагментарно исследуемым различными направлениями психологии: интроспективная психология ограничивается изучением психики в ее непосредственной данности сознанию, игнорируя все объективные опосредствования психического; поведенческая психология рассматривает деятельность, поведение в их отрыве от сознания; «психология духа» выдвигает в качестве предмета психологии явления субъективного духа. Соответственно выход из кризиса Рубинштейн видит в преодолении ограниченности атомистических подходов в психологии — не путём их механического слияния⁶, а посредством качественного преобразования понимания и сознания и деятельности. «Путь для разрешения кризиса, выражающегося в борьбе этих направ­лений, может быть только один: только радикальная перестрой­ка самого понимания и сознания и деятельности человека, нераз­рывно связанная с новым пониманием их взаимоотношений, может привести к правильному раскрытию предмета психоло­гии» (там же, с. 24).

На методологическую природу кризиса психологии указывает Л. С. Выготский, отмечая, что «психология в своем факти­ческом продвижении вперед, в свете требований, предъявляе­мых ей практикой, переросла возможности, допускавшиеся теми методологическими основаниями, на которых начинала строиться психология в конце XVIII и начале XIX в.» (Выготский,1960, с. 474). Прослеживая развитие новых направлений психо­логии, выдвинувших собственные программы, альтернативные тем или иным положениям концепции В. Вундта, Выготский до­казывает бесперспективность предпринимаемых ими попыток разработки универсального подхода, создания общепсихологи­ческой теории, «их внутреннюю ограниченность и невозмож­ность выйти за пределы кризиса». Он делает вывод, что «круг этого кризиса очерчен таким образом, что он вытекает их самой природы того методологического основания, на котором развивается психология на Западе; поэтому внутри себя он не имеет разрешения... построение единой психологии на почве старых психологических дисциплин невозможно. Самый фун­дамент психологии должен быть перестроен» (там же, с. 480, 481).

Согласно П. Я. Гальперину, «подлинным источником кризи­са буржуазной психологии был и остается онтологический дуа­лизм — признание материи и психики двумя мирами, абсолют­но отличными друг от друга» (Гальперин, 1980, с. 3).

Таким образом, основная причина кризиса психологии, со­гласно рассмотренным воззрениям, состоит в недостаточной разработанности теоретико-методологических основ психоло­гии, а также в несоответствии существующих подходов потреб­ностям развития науки и практики.

Осуществляя системный анализ проблемы кризиса психоло­гии, А. Н. Ждан выделяет совокупность условий, предопределив­ших возникновение и развитие кризиса психологии 10 — 30-х гг. XX века: (1) общественно-исторические условия, связанные с обострением социальных противоречий в буржуазном обще­стве; (2) распространение антирационалистических и мистичес­ких течений в культуре, идеологии, философии и науке, разви­тие позитивизма и волюнтаристических идей; (3) внутренние противоречия в самой психологической науке. Последние состо­яли в том, что «в обстановке бурного развития экспериментальной психологии, накопления богатого фактического материала, не соответствующего старым догмам о сознании и психофизи­ческом параллелизме, психология подошла к кризису своих ис­ходных позиций, и прежде всего концепции сознания. Надо было менять эти исходные позиции, эти исходные представле­ния. Основным содержанием периода открытого кризиса было возникновение новых психологических направлений, оказав­ших и продолжающих оказывать большое влияние на современ­ное состояние психологии» (Ждан, 1980, с. 11).

Обобщая различные точки зрения на определение кризиса психологии, А. В. Юревич выделяет следующие его «симптомы»: «отсутствие единой, общеразделяемой теории; разобщенность на психологические "империи", такие, как когнитивизм, психо­анализ, бихевиоризм и т. п., каждая из которых живет по своим собственным законам; отсутствие универсальных критериев добывания, верификации и адекватности знания; его некумулятивность, объявление каждым новым психологическим направлением всей предшествующей ему психологии набором заблуждений артефактов; раскол между исследовательской и практической психологией; расчлененность целостной личности на ведущие какое-то странное самостоятельное существование память, мышление, восприятие, внимание и другие психические функции; различные "параллелизмы" — психофизический, психофизиологический, психобиологический, психосоциальный, которые психология осознает как неразрешимые для нее, говоря словами Т. Куна, "головоломки"» (Юревич, 2003, с. 349).

В последние годы, по мнению автора, особенно остро проявляется «кризис рационалистической психологии», состоящий в «легализации и институционализации парапсихологии, в появ­лении откровенно мистических школ и направлений»⁷. Причи­ну этого явления он видит в общем кризисе рационализма в современном мире, а также в «позитивистском перенапряжении» психологии, выражающемся в «неспособности следовать позитивистским стандартам, оформившимся в результате неадекват­ного обобщения опыта естественных наук» (там же, с. 350).

А. В. Юревич делает вывод, что в основе трактовки состояния психологии как кризисного лежат, в первую очередь, не когнитивные, а психологические предпосылки — неадекватность «самовосприятия» психологической науки как якобы принципи­ально отличной от естественных наук, допарадигмальной, а по­тому незрелой и ошибочной. Соответственно путь преодоления «перманентного кризиса психологии» он видит в ее «рациональ­ной методологической терапии», ориентированной на избавле­ние психологии от ее методологических комплексов.

Экстраполируя результаты проведенного анализа на оцен­ку состояния современной российской психологии, следует вы­делить и рассмотреть ряд положений.

Прежде всего, требует уточнения само понятие кризиса на­уки. В научной литературе под кризисом понимается «перерыв к функционировании какой-либо системы с позитивным для нее или негативным исходом» (Политология, 1993, с. 148). Соответ­ственно кризис науки можно охарактеризовать как прекраще­ние нормального функционирования сложившейся на опреде­ленном историческом этапе научной системы. Именно так опре­деляется кризис науки в концепции научных революций Т. Куна, в которой данная проблема разработана наиболее полно. Кун отвергает кумулятивистскую модель развития науки, представ­ляющую научный прогресс как постепенный прирост знания и накопление научных открытий. В его трудах обосновывается новый образ науки как системы, развивающейся посредством коренного преобразования своих базовых основ и последова­тельного перехода от одной парадигмы к другой в ходе научных революций. Центральным в концепции Куна, таким образом, является понятие «парадигма», определяемая как общеприня­тый образец научной деятельности, «признанные всеми научные достижения, которые в течение определенного времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их реше­ний» (Кун, 1977, с. 11). Именно наличие парадигмы, согласно автору, является признаком зрелости любой науки и конститу­ирует ее наиболее эффективное, «рабочее состояние», именуе­мое им как «нормальная наука». Следствием «нормального раз­вития науки» выступает создание гомогенного профессиональ­ного сообщества, объединение исследователей вокруг признан­ных преобладающим большинством его членов научных достижений. «Ученые, научная деятельность которых строится на основе одинаковых парадигм, опираются на одни и те же пра­вила и стандарты научной практики. Эта общность установок и видимая согласованность, которую они обеспечивают, пред­ставляют собой предпосылки для нормальной науки, т. е. для ге­незиса и преемственности в традиции того или иного направле­ния исследования» (там же, с. 29). Эффективно функциониру­ющая парадигмальная научная система, согласно Куну, отлича­ется углубленным и детальным изучением рассматриваемых явлений. Она представляет собой «единый монолит», «в высшей степени кумулятивное предприятие, необычайно успешное в до­стижении своей цели, т. е. в постоянном расширении пределов научного знания и в его уточнении» (там же, с. 76, 79).

Кризис науки оценивается Куном как переломный момент в ее развитии, подготовленный «деструктивно-конструктивны­ми» изменениями в парадигме и обнажающий ее неспособность справиться с возникающими «техническими задачами», успешно решать новые проблемы, выдвигаемые наукой и практикой. Кризисное состояние характеризуется определенной динамикой и может иметь различные исходы. Наиболее радикальный результат научного кризиса — смена парадигм. Рассматривая кризис как естественный момент в развитии науки, своеобразную «прелюдию к возникновению новых теорий», Кун, таким образом, подчеркивает его продуктивный смысл: «Значение кризисов заключается именно в том, что они говорят о своевременности смены инструментов» (там же, с. 121, 109).

Представляет интерес также предпринимаемая Куном попытка объяснения причин кризисов и смены старых теорий не только внутренними законами развития науки, но также со­циальными и психологическими (уровнем осознания учеными научной состоятельности парадигмы и их реакцией на ее кризис) факторами⁸.

Следует отметить, что в психологии сложились разные представления относительно применимости к ней выдвинутых Куном положений. Наиболее сопоставимыми с идеями Куна являются взгляды американских психологов М. Маркса и В. Хилликса, считающих, что главным внутринаучным фактором, опреде­ляющим развитие психологии, диктующим выбор объектов и методов ее исследования, объединяющим разрозненные на­правления и подходы в психологические системы, выступают «супертеории» (Marx, Hillix, 1973). С этой точки зрения возни­кает возможность рассмотрения «супертеорий» как своеобраз­ных парадигм, задающих нормативные требования и правила осуществления научной деятельности⁹. В то же время очевидно, что речь идет о той или иной совокупности «супертеорий», про­тивостоящих друг другу и не образующих единой системы пси­хологической науки, что противоречит исходному постулату концепции Куна.

Не желая признать психологию «незрелой наукой» и обосно­вывая ее парадигмальный статус, Д. Палермо выделяет две основ­ные парадигмы, лежавшие в ее основе и предопределявшие ее развитие в исторической ретроспективе: интроспекционис-тскую и бихевиористскую. Как считает Палермо, современный бихевиоризм переживает состояние кризиса и в перспективе должен быть заменен новой парадигмой (Palermo, 1971).

Иное мнение высказывает Л. Брискман, отмечая неправо­мерность определения интроспекционизма и бихевиоризма в качестве универсальных нормативных моделей психологичес­кого исследования (Briskmann, 1972).

Плюралистический характер психологии, ее дисциплинар­ную раздробленность подчеркивает американский ученый 3. Кох, делающий на этой основе вывод, что она принципиаль­но не может быть когерентной наукой (Koch, 1970). Разнообра­зие научных дисциплин, направлений и ветвей психологии, разнонаправленность их развития, по мнению Б. Ф. Ломова, обу­словлены широтой решаемых ею практических задач, а также внутренними потребностями развития науки. Это, в свою оче­редь, определяется сложностью и многогранностью объекта психологического исследования. «По-видимому, возможность многообразия проблем и задач, с которыми сталкивается пси­хология, вытекает из самой природы психических явлений... Трудно назвать другую систему — объект научного исследова­ния,— сопоставимую по уровню сложности с человеком» (Ло­мов, 1999, с. 59).

В последние годы в науковедении утверждаются подходы, обосновывающие принципиально отличные от модели Куна по­ложения о продуктивности дезинтеграционных процессов в на­уке: принципы конкурентности идей (П. Фейерабенд), стимули­рования научного дискурса (М. Фуко), признания права на су­ществование различных научных подходов (Ж. Деррида). Все более популярными в науковедении становятся идеи науч­ного плюрализма и методологического либерализма. По мнению А. В. Юревича, именно в множественности различных подходов и теоретических интерпретаций психической реальности состо­ит преимущество психологии, ибо наиболее ценное знание воз­никает в «зазорах» между конкурирующими теориями. Соответ­ствующей поступательному развитию науки Юревич считает стратегию «методологического либерализма», открывающего возможности для сосуществования «различных уровней детерминации психического (феноменологического, физического, биологического, социального), их интегрирования в построении системы психологического знания. Это, в свою очередь, определяет перспективность комплексных межуровневых объяснений, «в которых нашлось бы место и для смысла жизни, и для нейронов, и социума, и для эволюционной целесообразности» (Юревич, 2003, с. 356). С этой точки зрения по-новому трактуется само понятие кризиса — как состояние стагнации, научного застоя, отсутствия борьбы мнений. Соответственно отказ от гносеологического монизма и выход в пространство широкого и свободного научного дискурса, возникновение различающихся по своим методолого-теоретическим основам подходов и течений рассматриваются как предпосылки преодоления кризиса науки, условие ее эффективного развития.

Состояние кризиса как сложного и многоаспектного явления требует системного рассмотрения и может быть понято и раскрыто на основе многомерного анализа — выделения разных его форм и уровней, совокупности показателей и факторов возникновения.

Формы проявления кризиса науки многообразны: кризис может быть организационным, методологическим, структур­ным, а также охватывающим разные стороны функционирова­ния науки, системным.

Психологическая наука неоднократно испытывала органи­зационные трудности, а в отдельные периоды истории пережи­нала и глубокие организационные потрясения (период дискус­сий 20 —30-х гг., военные годы, период «Павловских сессий»). В настоявшее время наука вновь столкнулась с серьезными про­блемами организационного характера, прежде всего связанны­ми с качественным изменением характера государственной на­учной политики. В условиях монетаризации общественной жиз­ни возрастают тенденции коммерциализации науки, утвержда­ется представление о ней как в первую очередь о потенциальной статье дохода и средстве получения материальной прибыли, умаляется взгляд на науку как на важнейшее условие формиро­вания духовной культуры общества, повышения его образова­тельного уровня. Следствием этого является крайне неудовлетво­рительное состояние ее финансирования и государственной под­держки. Естественно, это не может не отразиться на структурном строении психологии: уменьшается объем фундаментальных исследований, сокращается численность научных кадров, разру­шены связи с рядом крупных психологических региональных центров (грузинских, прибалтийских, украинских и т. д.), вхо­дивших ранее в состав единой советской психологической на­уки. Но даже все это еще не дает основания констатировать со­стояние глубокого организационного кризиса современной пси­хологии, так как одновременно высокими темпами развивается сфера психологической практики, многократно в последние годы увеличилось число психологических центров в области прикладной психологии (главным образом консультационных, психотерапевтических), расширяется система подготовки пси­хологических кадров, возрастает численность психологическо­го сообщества, усиливается интерес к психологии в обществе, происходит активное освоение ею различных сфер жизни чело­века и социума. Преодолевая серьезные организационные труд­ности, продолжают развиваться фундаментальные исследова­ния, регулярно проводятся научные съезды и конференции (все­союзные и международные), углубляется взаимодействие отече­ственной психологии с мировой психологической наукой, увеличивается число периодических изданий по психологии (журналов и газет), возрастает массив научной и популярной литературы по психологии.

Уровень состояния кризиса и глубина его влияния на сис­тему науки могут варьироваться в широких пределах — от «не­адекватности «самовосприятия» психологической науки» (А. В. Юревич), ощущения теоретической неопределенности или недостаточной разработанности методического инстру­ментария исследований до полного преобразования ее методолого-теоретических основ в силу исчерпанности их ресурсов. С этой точки зрения вряд ли правомерно утверждать о глобаль­ной теоретико-методологической перестройке современной психологии. Открывшиеся в последние годы возможности для более широкого научного поиска и свободного обсуждения ключевых проблем теории и методологии психологии не при­вели к кардинальному пересмотру системы основополагающих принципов и подходов, сложившихся в отечественной научной школе. Даже наиболее радикальная критика ограничивается лишь их уточнением и дополнением, что является нормальным и естественным процессом в развитии научного познания. Согласно К. Попперу, наука — динамично развивающийся процесс, ориентированный на перманентное опровержение, фальсификацию полученных знаний, переход от менее достоверного знания к более достоверному. В основе этого движения лежит научная критика, прекращение которой оценивается им как остановка в развитии науки. Следует отметить также, что не предложены и какие-либо серьезные альтернативы существующим методологическим подходам. В связи с этим правомерно говорить скорее о стремлении к обновлению методологии, расширению и углублению теоретического каркаса психологической науки, нежели об их коренном преобразовании.

Что касается причин кризиса науки, то они могут быть как внутренними, определяемыми логикой ее развития (достижение научной системой пределов, дальше которых ее движение невозможно), так и задаваемыми извне. Трудности, переживаемые; современной российской психологией, вызваны, как представляется, в первую очередь общественно-историческими факторами: преобразованиями в области экономической и социально-политической жизни, сменой системы общественной ценностей, изменением научной политики государства, кризисом марксистской философии, состоящим в отказе от гносеологического монизма и утверждении принципа научного плюрализма, недостаточностью социальной, идеологической и материальной поддержки науки.

По своей природе и источникам возникновения различаются также кризисы «генетические», заложенные в системе и момент ее образования, и «функциональные», спровоцированные ходом ее развития. В свою очередь, функциональные кризисы дифференцируются на «физиологические», состоя­щие в приспособлении системы к новым внешним и внутрен­ним условиям, и «патологические», охватывающие глубинные структуры системы и качественно преобразующие ее (Политология, 1993, с. 148).

Генетически в психологическую науку были заложены оп­ределенные противоречия, обусловленные ее развитием в рамках единой философской парадигмы и жестких административно-командных форм руководства и идеологического контроля над наукой (отрыв от мировой психологии, отказ от разработки идеологически неприемлемых» проблем и т. д.). Несмотря на эти объективные трудности, творческими усилиями советских психологов в рамках существующей философской парадигмы была создана оригинальная научная школа и получены значи­тельные результаты в познании психической реальности, снис­кавшие мировое признание. В условиях демократизации обще­ства и деидеологизации науки латентно существующие и назре­вающие противоречия обнажились, и последствия «генетичес­кого кризиса» оказались быстро и успешно преодоленными. Психологическая наука обрела возможность развиваться сво­бодно, существенно расширила свое научное пространство, ус­пешно интегрировалась в мировую психологию. Однако непре­одоленным остается «функциональный кризис» психологии, обусловленный спецификой исторических условий ее разви­тия в современном российском обществе. По-видимому, пра­вомерно определять состояние современной психологии как состояние функциональной неравновесности, вызванное изменением соотношения науки с макросистемными про­цессами и возникающей в связи с этим необходимостью активного приспособления психологии к новым общественно-историческим реалиям.

К числу последствий кризисных состояний относятся нару­шение сложившихся форм функционирования научной систе­мы, ее дестабилизация, деформация структурного строения. Но одновременно в слабости заложена и сила. Как утверждает И. Р. Пригожий, неравновесное состояние представляет собой форму активного деятельностного состояния, выступает источ­ником появления нового. Таким образом, идеологическое рас­крепощение психологии, расширение ее теоретико-методологи­ческого базиса и проблемного поля исследований, опора на конструктивные достижения познания психической реально­сти, полученные на предшествующих этапах развития психоло­гической науки, создают предпосылки для позитивных преобра­зований в системе психологического знания. В этих условиях особую актуальность приобретают задачи методологической рефлексии, включающие анализ и конструктивное переос­мысление достижений предшествующих этапов развития психологии, ее современного состояния, а также перспектив дальнейшего развития.

О необходимости переосмысления проблем методологии психологии пишет И. П. Волков, утверждая, что «новая мето­дология в русской психологии, если такая нужна, должна учитывать. достижения новой физики с ее голографической парадигмой устройства мира, а также новую роль религии и феномена веры в структуре научного психологического знания»; она должна включить в сферу своего анализа «проблемы исследования паранормальных психофизических феноменов», попытаться интегрировать представления о психике как о «космо-планетарном и социоприродном феномене» (Волков, 2003, с. 85, 86).

Оценивая состояние современной методологии как кризисное и- и считая, что «методологические затруднения воспроизводятся в научной психологии регулярно»¹⁰, В. А. Мазилов видит основное их проявление в росте дезинтеграционных тенденций. Соответственно преодоление трудностей методологического характера он связывает с целенаправленной деятельностью самих психологов, которая должна проводиться в двух направлениях.

Во-первых, необходимо изменение «методологических установок» психологов: отказ от попыток создания «универсальной объяснительной» теории, автоматически отвергающей все другие (более частные, предыдущие) теоретические подходы, переход от «поиска отличий» к выявлению точек их соприкоснове­ния, к конструктивной оценке прошлого психологической мысли. «От психологов, на наш взгляд, требуется отчетливое понимание того, что универсальные концепции сегодня разработать вряд ли удастся... Поэтому, создавая научную теорию, стоит помнить о том, что она должна иметь свою сферу применения, «зону адекватности». Нужна установка на кооперацию, на сотрудничество. Иными словами, психологи должны выработать толерантность к взглядам коллег, сформировать у себя установку не на поиск отличий, а на обнаружение сходства» (Мазилов, 2003, с. 216).

Во-вторых, необходимо разработать «коммуникативную методологию», призванную обеспечить интеграцию психологического знания, что рассматривается автором как одна из наи­более актуальных методологических проблем современной психологической науки. Основные характеристики проекта коммуникативной методологии представляются следующим образом: «...это должна быть методология на исторической ос­нове, т. е. учитывающая исторический путь, пройденный психо­логией; это должна быть деидеологизированная методология; это должна быть методология плюралистическая (не ориентиро­ванная на единый универсальный научный стандарт); это долж­на быть методология, учитывающая возможность наличия раз­личных целей получения психологического знания (познаватель­ных или практических); наконец, это должна быть содержатель­ная методология, т. е. рассматривающая вопросы реального предмета психологической науки» (там же, с. 227). Таким обра­зом, основная цель коммуникативной методологии — соотнесе­ние различных психологических теорий. Это, в свою очередь, предполагает решение ряда задач.

1. Формирование нового сложного, многоуровневого и широкого понимания предмета психологии, с которым могут быть соотнесены любые психологические концепции. (Подчеркивается, что «соотнесение концепций должно происходить на уровне "реального" предмета».)
   
2. Проведение «уровневого анализа» психологических поня­тий и терминов с целью выявления их мнимых и действи­тельных расхождений («подлинного и мнимого спектра значений того или иного понятия»).
   
3. Разработка технологии соотнесения психологических теорий, в качестве варианта которой предлагается интеграция психологического знания на уровне концептуальных структур посредством рассмотрения соотношения в них теории и метода (там же, с. 228).
   

Дополнением данных позиций являются, на наш взгляд, чрезвычайно конструктивные положения, высказанные И. Д. Ковальченко применительно к анализу общественно-исторических процессов и в общенаучном плане звучащие сле­дующим образом:

1. Необходимость исключения претензий на создание «уни­версальных и абсолютных» теорий и методов познания, что обусловлено неисчепаемостью исследуемой реально­сти и принципиальной невозможностью существования каких-либо «всеохватывающих теорий».

2. Признание наличия в любой теории, отражающей дей­ствительность, рационального знания и соответственно ее вклада в процесс познания. Учет и использование всего разнообразия накопленных в теории и методологии ра­циональных идей, что выражает «переход от догматичес­кого гносеологического монизма (в любых его проявлени­ях) к познавательному плюрализму.

3. Понимание, что любая философская и научная концепция всегда «исторична, т. е. в большей или меньшей степени ограничена... всегда справедлива в определенных истори­ческих границах».

4. Осознание, что любой теории «присущи и определенные ошибки и просчеты».

Особенно важным представляется утверждение Ковальченко о том, что «нужен синтез идей и методов, а не механическое отбрасывание одних из них (что сейчас наиболее актив­но происходит по отношению к марксизму) и замена их други­ми (чаще всего субъективно-идеалистическими)» (Ковальченко, 2003, с. 11).

Как уже отмечалось, методологические трудности, переживаемые современной наукой, обусловлены состоянием философского знания, ослаблением ее интегрирующей и обобщающей функции в развитии научного познания. Интересную характеристику особенностей современного философского мышления дает В. Е. Кемеров (Кемеров, 2003). Главными тенденциями развития философии постперестроечного периода являются, по его мнению, утрата ею своих привилегированных позиций, скатывание «в повседневность», превращение в одну из субкультур. Следствием этого является, с одной стороны, усиление связи философии с жизнью, с другой — нивелирование ее общественной ценности. «И дело не в том, что философия стала рассматривать повседневность как одну из... проблем, а в том, что в самой философии формы повседневности стали одерживать веpx над специфически философскими способами характеристики практических и духовно-теоретических задач»,— пишет автор (там же, с. 9). Если раньше философия испытывала зависи­мость от власти, религии, зарубежья, то теперь — «от повседнев­ности, от политической злобы дня, от журналистской попсы». В них она черпает свою проблематику и систему новых языковых конструктов, усваивая «из политического жаргона слова без понятий»¹¹ (там же). В погруженности философии в массовую культуру автор видит тревожную тенденцию, выра­жающуюся в исчезновении научного языка и обсуждении ее проблем «в понятиях повседневности, оттесняющих на второй план категории собственно философские». Вместо разработки собственного категориального аппарата, философия берет уже готовые термины, подстраивая под них свои проблемы: заим­ствованные слова «диктуют выбор вопросов» (там же, с. 10). За внешне кажущейся незначительностью этого явления скры­вается его глубокий смысл: изменение проблематики философ­ского анализа, ее обмирвщление, использование особой «сосла­гательной метафизики» («как бы», «кажется», «видится») и, как следствие, возникновение «бессубъектной морали» (там же, с. 11). Автор делает вывод о необходимости возвращения фило­софии в сферу научного анализа, разрыва «с обыденным жар­гоном и журналистской попсой», отказа от стереотипов и пере­хода к конкретному рассмотрению проблем жизни.

Следствием философского кризиса является активизация поиска новых оснований науки, что само по себе является пози­тивным фактом, но при этом опорными точками нередко стано­вятся достаточно спорные и противоречивые философско-методологические системы, носящие релятивистский или эклекти­ческий постмодернистский характер. Нивелирование ценности и значения философского уровня методологии приводит к нео­правданной универсализации и возведению в ранг общенаучных принципов специально-научных (например, информационного подхода) или конкретно-научных (лингвистических, эволюцион­ных) теорий. Разрывается связь между эмпирическими и теоре­тическими представлениями конкретных наук и философским уровнем осмысления и обобщения получаемой ими научной фактологии.

В то же время на фоне обострения интереса к философско-методологическим проблемам появляются новые конструктивные и перспективные идеи и подходы: рассмотрение особенностей постнеклассического развития научного знания в работах В.С. Степина (Степин, 1990¹²; Степин, Кузнецова, 1994); обоснование тенденции гуманизации науки, в том числе психологии, и попытки преодоления позитивистских узкосциентистских традиций (Юревич, 2001; Он же, 2003; Аллахвердов, 1999; Шкуратов, 1997; и др.), развитие новых вариантов целостного системного описания исследуемых явлений, в частности с позиций синергетики (Князева, Курдюмов, 1992; Князева, Курдюмов, 1993; Яшин, 2003, и др.); разработка И. Р. Пригожиным проблемы неравновесных состояний как источника порождения нового и т.д.

В научных и философских трудах высказываются серьезные положения, касающиеся совершенствовании стратегии и организации научных исследований, понимания самой природы познавательной деятельности. Утверждается представление о нелинейности, альтернативности и многовариантности в развитии знания, акцентируется внимание на его диалектической природе, непрерывности развития и совершенствования (Ковальченко, 2003).Обосновывается как отражающая современное состояние и требования развития науки идея полиметодологизма, допускающая использование и признающая позитивную гносеологическую ценность различных методологических оснований, взаимодействующих друг с другом на основе принципа «дополнительности» (Смирнова, 1993). К этому необходимо добавить происходящее в современной науке преобразование ее теоретико-познавательных основ, переосмысление категориального строя, изменения в трактовке и обогащение содержания как базовых общеметодо­логических (материи, пространства и времени, сознания, причин­ности), так и конкретно-научных категорий. Например, в психо­логии в работах А. В. Брушлинского, К. А. Абульхановой-Славской, В. В. Знакова, Е. А. Сергиенко, Н. В. Богданович и др. пред­ставлены новый взгляд на место и роль категории субъекта как системообразующего основания интеграции психологического знания о человеке, предпосылки более точной формулировки предмета психологии и ряда ее важнейших принципов. Практи­ка научных исследований осваивает и осмысливает новые мето­дические приемы и способы научного анализа (методы обосно­ванной теории системного анализа и т. д.); расширяется исследо­вательский арсенал науки.

В ряду актуальных методологических проблем, требующих специального методологического рассмотрения, стоит и задача объективного, всестороннего и взвешенного, идеологически не ангажированного рассмотрения познавательных возможно­стей и ресурсов диалектико-материалистическои методологии. К сожалению, в настоящее время проявляется нигилистическое отношение к диалектико-материалистическому учению как фи­лософскому базису методологии, его умалчивание или критика, причем далеко не всегда конструктивная и носящая нередко не научный, а идеологический характер. И если в бытность со­ветской науки усилиями ряда ученых диалектико-материалистическая методология представлялась как аксиоматическое зна­ние, фактически закрытое для научного обсуждения, в силу это­го утрачивающее характер живого, развивающегося учения и превращающееся, по сути, в догматическую, метафизическую систему, то в настоящее время она нередко столь же догматичес­ки, без достаточной аргументации отвергается. Стало не модным и даже зазорным ссылаться на какие-либо положения марксис­тской философии, включая и те, которые выдержали проверку временем и опытом научных исследований. Как справедливо отмечает А. Н. Славская, «современная критика марксистской методологии и ее якобы негативной роли в развитии психологи­ческой науки представляет собой столь же крайнюю позицию, какой в свое время выступала абсолютизация ее значения. По­добная критика исходит из неправомерного отождествления марксизма с советской идеологией (хотя последняя спекулятив­но опиралась на марксизм). Кроме того, она имеет в своей основе отождествление теории марксизма с его идеологией — учением о классовой борьбе и революционном переустройстве мира. На самом же деле марксизм — это целостная философская система, вобравшая в себя в переработанном виде все лучшие достижения гегелевской и кантовской мысли и истории философии в целом» (Славская, 2002, с. 122— 123). Этот вывод представляется достаточно точным и взвешенным.

Марксистская философия может и должна использоваться в научном познании, но не как единственное, а как одно из философско-методологических оснований развития научного познания, что имеет как логическое, так и историческое обоснование.

Во-первых, диалектический материализм составляет наиболее ценную и глубоко проработанную часть марксистской тео­рии. Его возникновение явилось результатом осмысления и обобщения рациональных принципов методологии предшествующих эпох. Он вобрал в себя и переработал на последовательно материалистической основе богатейшее наследие классической немецкой философии, являющееся, бесспорно, одной in вершин научной мысли XIX века. Этим определяется его фун­даментальность и богатство содержания.

Во-вторых, история развития науки, в том числе отечественной, ее достижения и успехи в познании природных и соци­альных явлений, в изучении человека и его психического мира являются наглядным подтверждением эвристической роли и возможностей диалектического материализма и конструиру­емых на его основе методов и средств познания. Особенно ярко и зримо выступает значение диалектического материализма как условия обеспечения системного строения знания, синтетичес­кого описания современной научной картины мира.

В-третьих, на сегодняшний день в науке не предложено ка­кой-либо адекватной замены диалектико-материалистической философии. И это не случайно, ибо, по сути, ее реальной альтер­нативой выступает метафизический подход в познании, харак­теризующийся абстрактностью, односторонностью, абсолюти­зацией каких-либо из сторон изучаемой реальности, утратой целостности, догматичностью.

В свете выявленных особенностей структурного строения и современного состояния методологического знания обратим­ся к рассмотрению проблем методологии истории психологии.