Кольцова В. А. Теоретико-методологические основы истории психоло­гии. К 62

Вид материалаДокументы
Философско-гносеологический и онтологический
Общенаучный, науковедческий
1.3. Общенаучный, науковедческий уровень
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8
1.2. Уровневое строение методологических основ историко-психологического познания. Философско-гносеологический и онтологический уровни анализа истории психологии

Методология психологического познания представляет собой многоуровневую многоаспектную систему, охватывающую фи­лософские принципы и проблемы, учитывающая как специфику научного познания в целом, так и особенности гуманитарной сферы. Она включает иерархически организованную систему разноуровневых принципов, подходов, категорий и методов ана­лиза. Учитывая как общефилософские и общенаучные основы построения научного знания, так и особенности объекта истории психологии и обусловленную этим специфику конкретно-пред­метной области историко-психологического исследования, ее меж­дисциплинарный статус в системе психологии и науки в целом, были выделены следующие уровни ее методологического анализа:
  1. Философско-гносеологический и онтологический — основные положения, нормы и принципы философской теории познания и онтологии в их соотнесении с особенностями предметной области истории психологии.
  1. Общенаучный, науковедческий — теоретические подходы науковедения.
  2. Специально-научный — методологические принципы и нормы гуманитарного исследования; фундаментальные общепсихологические теории, подходы и принципы исследования; теоретико-методологические положения ис­тории, герменевтики, культурологии, источниковедения как «родительских» дисциплин истории психологии.

Конкретно-научный — совокупность норм, принципов, методов и категорий собственно истории психологии как научной дисциплины.

История психологии как область научного знания прежде всего опирается на общефилософские закономерности познавательной деятельности вообще и психологического познания в ча­стности. Поэтому фундаментальными основами ее методологии являются философия — теория познания (гносеология), диалек­тическое учение о методе, характеризующие сущность позна­вательного процесса, его формы, пути и методы, и онтология, раскрывающая особенности исследуемой реальности. Это высший уровень методологического знания, специфическим образом преломляющийся при разработке методологии истории психологии и задающий общие ориентиры организации историко-психологического исследования. Общефилософская методология содействует исследованию психологического познания как развивающегося и поступательного процесса в его стадиальности, реальной динамике и альтернативности, опосредованности объективными и субъективными условиями и факторами, рассмотрению его как результата коллективных усилий творцов психологической мысли, выявлению его обусловленности потребностями общественной практики.

Раскрывая роль и подчеркивая высокую эффективность материалистической диалектики как научного философского метода в понимании и познании психического, Л. И. Анцыферова подчёркивает, что ему противостоят механистический материализм (сводящий все формы движения к одной — механической), метафизический редукционизм (отстаивающий недиалектический подход, отрицающий наличие качественно различных уровней бытия либо игнорирующий его высшие уровни) и элевационизм (приписывающий низшим формам бытия свойства, характерные для высших) (Анцыферова, 1974). Диалектико-материалистическая методология психологии исследует психические явления как «естественное звено во взаимосвязи явлений материального мира», утверждает их объективную обусловленность, отражательно-регулятивную и общественно-историческую природу психики и сознания, подчеркивает активность психического, рас­сматривает его в качестве мотивационного, ориентирующего и контролирующего начала в процессе взаимодействия субъекта деятельности с действительностью. С позиций философского материализма преодолевается антропологический материализм, трактующий бытие человека лишь как естественно-историческое и недооценивающий его социально-историческую природу; развитие человека рассматривается как «диалектический процесс последовательной качественной перестройки, усложнения иерархической организации, растущей дифференциации форм его взаимодействия с окружающим миром, определяющих стадиаль­ность формирования психики» (там же, с. 16).

Конкретно-предметная спецификация философско-методологических принципов в изучении психической реальности — особая и серьезная проблема методологического анализа. Она решается не путем механического переноса гносеологических и диалектико-материалистических принципов и положений в область конкретных исследований, а предполагает их исполь­зование в качестве опорных точек построения собственной ме­тодологии истории психологии, учитывающей особенности изу­чаемой реальности — психологического познания во всем мно­гообразии его форм. Как пишет К. А. Абульханова-Славская, «не может идти речи о простом переносе философских положе­ний на определение предмета психологии. Этот перенос подме­няет превращение данного положения в способ методологичес­кого исследования» (Абульханова, 1973, с. 24).

Примером творческого сугубо научного, а не идеологичес­кого осмысления философских принципов философской диа­лектической методологии применительно к психологии высту­пают работы основоположников отечественной психологичес­кой науки С. Л. Рубинштейна, Б. М. Теплова, Л. С. Выготского, Б. Г. Ананьева, А. Н. Леонтьева и многих других.

Наиболее ярким образцом продуктивного и творческого ос­воения марксистской философии как основы методологии пси­хологии выступают работы С. Л. Рубинштейна, одного из признан­ных лидеров и крупнейшего методолога и теоретика психологи­ческой науки в СССР13. Он возражал против начетнического взгляда на марксистскую теорию как на сумму готовых предпи­саний и рецептов, решительно отметал примитивные и однозначные трактовки психологических проблем в духе пролеткульта, насаждавшиеся в научной жизни 20 — 30-х годов. Марксизм выступал для Рубинштейна не догмой, а предметом внимательного изучения и выявления его эвристических возможностей как на­учной теории и методологического фундамента создававшейся к пашей стране новой психологической школы. Определяя пути выхода психологии из кризиса, Рубинштейн указывал на необходимость нового понимания ключевых категорий психологии – сознания и деятельности, правильную трактовку которых, по его мнению, помогает найти марксистское учение и, прежде всего, содержащаяся в нем концепция деятельности, раскрывающаяся через диалектику связи субъекта с предметной действительностью (Кольцова, Олейник, Тугайбаева, 1997). Марксистская теория не калькировалась Рубинштейном, как нередко пытались сделать в то вре­мя14; из нее им было взято и привнесено в психологию только то, что непротиворечиво укладывалось в рамки ее онтологического понимания, отвечало особенностям объекта и предметной обла­сти психологии. Трудность рассматриваемой ученым методоло­гической проблемы усугублялась необходимостью «очистить» ее «от тех ситуативных наслоений, которые внес в науку автори­тарный способ управления, от тенденций, выражающихся уже не только в организационных, а в собственно научных формах, ко­торые отвечали не научному, а привнесенному извне способу понимания и объяснения. Сложность задачи заключалась в том, чтобы, не отказавшись от самых реально поставленных проблем, выявить их собственно научное содержание, поставить и рассмот­реть их объективно, отделив догматически-ситуационное в их по­становке от собственно научного. Можно сказать, что Рубинш­тейн решал сложную, уникальную методологическую задачу в же­стких условиях» (Абульханова-Славская, Брушлинский, 1989, с. 14-15).

С. Л. Рубинштейн писал, что «психологическую науку нельзя в готовом виде найти в каких-либо произведениях основополож­ников марксизма-ленинизма. Ни Маркс, ни Ленин, как извест­но, не писали специальных психологических трактатов. Поэто­му есть лишь один путь для построения советской психологии — это путь творческого исследования» с целью выявления содер­жащихся в марксизме идей, открывающих подступы к раскры­тию сущности психического и способов его научного познания (Рубинштейн, 1997а, с. 326). Не случайно особый интерес ученого вызывали ранние рукописи Маркса. Значение этой работы Мар­кса для психологии Рубинштейн видел в том, что «в ней сказано непосредственно про психологию, но и вообще про человека, а проблема человека стоит в центре этой рукописи... Именно в силу того, что в центре ее стоит проблема человека, вся ру­копись 44-го года, а не только те ее высказывания, которые пря­мо касаются психических явлений (чувств и т. п.), представля­ют прямой и острый интерес для психологии» (там же, с. 328, 335). Анализ идей Марса приводит Рубинштейна к выделению трех положений, имеющих, по его мнению, «решающее значе­ние для психологии»: 1) признание роли труда, практической и теоретической деятельности в формировании человека и его психики; 2) идея обусловленности психического мира человека создаваемым его деятельностью предметным миром; 3) утверж­дение о том, что «психология человека — продукт истории». Ру­бинштейн отмечает, что все эти положения легли в основу советской психологии, предопределив ее черты. При этом подчеркива­ется, что в трудах Маркса они даны в конкретном контексте, на­ложившем «неизгладимый отпечаток не только на их формули­ровку, но и на их конкретное содержание». Поэтому необходим специальный методологический анализ, позволяющий уяснить «их подлинное содержание и скрытую в марксовских формули­ровках этой рукописи проблематику» (там же, с. 331).

В работах Ф. Энгельса наиболее конструктивными и значимы­ми для психологии, согласно Рубинштейну, являются выдвинутые им при разработке проблем антропогенеза положения об опреде­ляющей роли труда и речи в становлении человека и его сознания, идея об обусловленности поведения человека не его мышлением, а потребностями, о зависимости мышления от деятельности.

Более сложным было отношение С. Л. Рубинштейна к фило­софскому наследию В. И. Ленина. Анализируя работы Ленина, прежде всего его труд «Материализм и эмпириокритизм», Рубин­штейн особое внимание обращает на содержащуюся в нем трак­товку психического (Рубиншейн, 1997а). Однако конкретные оп­ределения Лениным ряда важнейших категорий воспринима­ются Рубинштейном критически и становятся предметом поле­мических рассуждений, естественно, в тех формах, которые были допустимы в условиях господства идеологической цензу­ры того времени. Рубинштейн дает свое понимание материи15 и отражения16, исправляя и уточняя ленинские идеи, что являет­ся, с одной стороны, доказательством глубоко творческого вос­приятия им ленинского философского наследия, с другой — ха­рактеризует его как мужественного и принципиального ученого, руководствующегося прежде всего научными целями и ценнос­тями (об этом убедительно пишут К. А. Абульханова-Славская, А. В. Брушлинский, А. Н. Славская17).

Творческое переосмысление марксистских идей позволило С. Л. Рубинштейну выдвинуть и обосновать систему собствен­но методологических принципов психологии: принципы един­ства сознания и деятельности, детерминизма, личностного опосредствования и др., ставшие фундаментом развития отечествен­ной психологии XX столетия.

Задачи перестройки психологии на основе марксизма опре­деляли также направление методологических поисков известно­го отечественного психолога Л. С. Выготского. Он считал, что ос­новной путь построения новой психологии и преодоления мето­дологического кризиса психологической науки, состоящего в ее организационной и теоретической раздробленности,— разра­ботка ее общеметодологического основания или, как он писал, создание «общей науки». Причем семантическое пространство понятия «общая наука» у него совпадает с содержанием понятия «методология» в его современной трактовке. По сути, Выготский ставит вопрос о создании методологического фундамента пси­хологии. Методология («общая наука» в его терминологии) вы­ступает в виде особой метанаучной области, охватывающей как специальные дисциплины, так и теоретическую психологию («психологию взрослого нормального человека»). Он считает беспочвенными и необоснованными притязания отдельных пси­хологических дисциплин выступить в качестве «обобщающего фактора, формирующего до известной степени строй и систе­му специальных дисциплин, снабжающего их основными поня­тиями, приводящего их в соответствие с собственной структу­рой» (Выготский, 1982а, с. 292). Это приводит к тому, что создается множество различных психологических систем, кладущих в основу методологических воззрений доминирующие в них понятия. Так, фрейдизм, культивирующий понятие бессоз­нательного, в качестве основного методологического постулата выдвигает идею, согласно которой «сущность и природа изуча­емых психологией явлений раскрываются в наиболее чистом виде в их крайних патологических выражениях. Следовательно, надо идти от патологии к норме, из патологии объяснять и пони­мать нормального человека, а не наоборот, как это делалось до сих пор. Ключ к психологии — в патологии... всякий нормальный человек есть более или менее сумасшедший и должен психоло­гически пониматься именно как вариант того или иного патоло­гического типа» (там же, с. 293). Претензии зоопсихологии на роль фундаментальной научной дисциплины и ее попытки рас­пространить свои понятия и принципы на все пространство пси­хологического знания связаны с утверждением соответствую­щего методологического подхода — восхождением от простого к сложному, от психики животного к пониманию психики чело­века. Ссылаясь на Марксов принцип «обратного» метода, Выгот­ский опровергает правомерность такого подхода и доказывает, что понимание какого-либо этапа процесса развития, как и про­цесса в целом, опирается на изучение его результата, завершен­ной, сложившейся его формы. «Имея конец пути, можно легче всего понять и весь путь в целом, и смысл отдельных этапов» (та-м же, с. 294, 295). При этом речь идет не об игнорировании кон­кретных фактических наблюдений и обобщений, а о способе ме­тодологического объяснения. Проведенный анализ приводит Выготского к трем заключениям: во-первых, общая психология как интегрирующее основание всей системы психологическо­го знания не тождественна теоретической психологии, выпол­няющей эту роль в связи с ее отсутствием, во-вторых, назрела актуальная потребность в создании общей психологии как необ­ходимого условия научного исследования; в-третьих, путь по­строения общепсихологической теории — конкретно-историчес­кий анализ научных фактов в их тенденциях, реальной обусловлен­ности, познавательной сущности (соответствия действительности), а также их теоретическое обобщение с целью выделения объ­яснительных принципов психологии. Он пишет: «Психология осознала, что для неё вопрос жизни и смерти — найти общий объяснительный принцип...» (там же, с. 309).

В связи с этим Выготский дает определение общей науки и ее задач. С одной стороны, общая наука, по его мнению, представляет «учение о последних основах, общих принципах и проблемах данной области знания», и в этом смысле она имеет особый предмет и задачи. С другой стороны, она имеет дело не с формально-логической структурой понятий, а с отражаемой в системе понятий и принципов действительностью: «...было бы ошибкой сказать, что она изучает понятия, а не отраженную в этих понятиях действительность...»18 (там же, с. 311). Обосновывая данное положение, Выготский опирается на «реалистически-объективную, т. е. материалисти­ческую точку зрения в гносеологии и на диалектическую точку зрения в логике, в теории научного знания», согласно которой «действительность определяет наш опыт, предмет науки, ее метод» и постулирует невозможность изучения понятий какой-либо науки «безотносительно к представленным в них реальностям» (там же, с. 321). Следует отметить, что в этом вопросе позиция Выготского сближается с научными идеями Рубинштейна и Абульхановой-Славской об онтологической природе методологического знания.

Основной признак и отличие «общей науки» — уровень и по­тенциал ее обобщающей способности. Она систематизирует и обобщает материал, предоставляемый частными науками. Со­гласно Выготскому, «общая психология» — это центр всей сис­темы психологического знания.

Критически оценивая попытки придать статус методологи­ческого основания науки той или иной конкретной научной те­ории — фрейдизму19, учению Павлова или теории относительности Эйнштейна, он утверждает, что методология не выводит­ся механически из суммы научных достижений, нетождествен­на им. Единственно научной методологией он считал марксизм.

Конструктивной представляется мысль Выготского о том, что философские системы не могут быть внесены в психологию непосредственно «без помощи методологии, без создания общей науки», понятия которой должны быть сформулированы в рус­ле общей диалектики, «ибо она есть диалектика психологии» (там же, с. 419). При этом он предупреждает о двух возможных ошибках, возникающих при попытках соединения марксизма с психологией: во-первых, это использование отдельных марк­систских идей, часто вырванных из контекста, ибо «не случай­ные высказывания нужны, а метод»; во-вторых, прямое внесе­ние марксистских положений в психологию, неизбежно приво­дящее к возникновению схоластических построений и сведению диалектики к совокупности частных методик, т. е. «к грубому ис­кажению и марксизма, и психологии» (там же). Выготский де­лает заключение о необходимости создания материалистичес­кой психологической теории, призванной обосновать способ применения диалектического материализма к исследованию психических явлений. «Психологии нужен свой "Капитал" — свои понятия класса, базиса, ценности и т. п., в которых она могла бы выразить, описать и изучить свой объект...» (там же, с. 420).

Можно было бы привести и другие примеры творческой переработки марксистских идей в психологии в целях создания ее конкретно-методологических оснований. В ситуации методо­логического кризиса, переживаемого сегодня отечественной психологией, рассмотрение истории введения марксистской философии в область психологического знания и той кардиналь­ной перестройки в понимании сущности психического, а также способов его познания, которая явилась ее логическим следстви­ем, чрезвычайно важно и поучительно.

Воссоздание уникального опыта продуктивных методологи­ческих поисков, осуществленных нашими предшественниками, создателями оригинальной научной школы психологии, опира­ющейся на марксистскую философию и представляющей собой единую и цельную систему психологического знания, является актуальным прежде всего потому, что современная психология до сих пор не дала обобщенного теоретико-исторического осмысления данной проблемы. Стыдливое умалчивание роли диалектико-материалистической методологии или ее критичес­кая неаргументированная оценка не только не продвигают нашу науку вперед, но, наоборот, разрушают сложившуюся в ней уни­кальную научную традицию, грозят утратой многих ее ценных достижений.


1.3. Общенаучный, науковедческий уровень

методологического анализа истории психологии

В состав общенаучного методологического основания истории психологии входят эпистемология и науковедение, изучающие закономерности развития науки и научной деятельности.

Исследованию истории становления науководения, описа­нию ее предметной области, функций и места в системе науки посвящены работы Г. М. Доброва, Б. М. Кедрова, С. Р. Микулинского, Н. И. Родного, Г. Н. Волкова, П. В. Копнина, Дж. Бернала, Д. Прайса, К. М. Хоруженко, А. А. Зворыкина и других авторов. Формирование науковедения явилось следствием интенсив­ного развития и возрастания роли науки в современном мире, превращения ее в особый социальный институт, сферу деятель­ности, увеличения значимости и масштабности ее результатов. В связи с этим особую актуальность приобретают проблемы уп­равления наукой, обеспечения ее эффективного функциониро­вания, координирования и направления усилий коллективного субъекта научной деятельности на решение общественно-зна­чимых проблем, прогнозирования развития науки. Решение все­го этого блока проблем требует, в свою очередь, выявления за­кономерностей и механизмов научной деятельности, что опре­деляет задачи науковедения, представляющего собой своеобраз­ный тип самосознания науки и реализующего глобальный подход к ее исследованию. Д. Прайс определяет науковедение как «науку о науке» (Прайс, 1966). Привлекательное своей чет­костью и лаконичностью, это определение в то же время не дает дифференцированной характеристики объекта и предмета на­уковедения. Поэтому более обоснованными представляются определения, в которых в качестве объекта науковедения выс­тупает наука, а предмета — закономерности ее развития. Соглас­но мнению одного из наиболее известных отечественных нау­коведов Г. М. Доброва, предметом исследования науковедения является «научный процессе целом и научная деятельность как про­фессионально самостоятельный род занятий» (Добров, 1966, с. 6).

Естественно, что общие закономерности и механизмы функционирования науки, исследуемые науковедением, непосред­ственно приложимы и к истории психологии как частной науковедческой дисциплине, изучающей особенности познаватель­ной деятельности, в том числе и научной, применительно к проблемам развития психологического познания.

Значимость науковедения как метатеоретического базиса истории психологии определяется кругом рассматриваемых им проблем:
  • исследование закономерностей развития науки в их зави­симости от законов развития общества;
  • выявление роли общественной потребности как источни­ка возникновения и двигателя развития науки, рассмотре­ние форм взаимодействия науки и практики;
  • поиск наиболее эффективных методов организации науки и оптимизации деятельности научных учреждений;
  • анализ и способы учета резервов науки, результативнос­ти научных исследований;
  • определение методов управления наукой как основы эф­фективной научной политики государства;
  • разработка форм и способов планирования и прогнозиро­вания развития науки;
  • выделение конкретных «измерителей науки» в целях точ­ного определения состояния и динамики ее развития и т. д.

Представляет интерес науковедческое описание структуры, движения (его направления20, способов или логики21) и истории науки. Объяснение закономерностей динамики исторического познания опирается на разработанные в эпистемологии различные модели научного развития. Кумулятивная модель описывает дви­жение науки как эволюционный процесс постепенного накопле­ния и суммирования знаний, в котором отсутствуют скачки и рез­кие переходы. Модель научных революций Т. Куна представляет науку в виде поочередных смен эволюционных периодов револю­ционными, и наоборот. Согласно экстернальной модели П. Дернама, в качестве основных движущих сил науки выступают внешние факторы, прежде всего социально-политические условия ее разви­тия. Интернальный подход к науке акцентирует внимание на им­манентном характере ее развития, отдавая приоритет факторам внутренней логики науки (К. Поппер, И. Лакатос и др.).

Наука определяется как система, «непрерывно генерирую­щая знание», осуществляющая расширенное самовоспроизвод­ство (Родный, 1968, с. 10), как вид человеческой деятельности, единая информационная система, развивающийся организм (Наука. Закономерности ее развития, 1980, с. 3).

Попыткой расширения семантического пространства поня­тия наука продиктовано ее определение как вида «обществен­ного духовного производства» (И. А. Майзель, В. Ж. Келле, Н. В. Мотрошилова, А. Г. Саенко). Преимущество понятия «об­щественное производство» усматривается в том, что оно, во-пер­вых, включает не только материальное, но и духовное взаимо­действие человека с действительностью, во-вторых, отражает момент продуктивности человеческого труда, в-третьих, импли­цитно содержит в себе идею общественного характера науки (так как производство — это всегда общественный процесс тру­да, предполагающий взаимодействие и сотрудничество его уча­стников). Таким образом, наука рассматривается как специфи­ческая отрасль духовного производства, целью которой являет­ся получение нового научного знания (Саенко, 1980, с. 22).

Основная задача науковедения заключается в рассмотрении науки как сферы формирования научного знания, раскрытии ее внутренней логики, способа движения22. Но решение этой задачи неизбежно приводит к рассмотрению источников возникно­вения и генезиса научного знания, проблем преемственности и последовательности в его развитии, т. е. тех вопросов, которые являются непосредственно предметом истории психологии как частной науковедческой дисциплины.

Развитие науки понимается как объективный процесс развер­тывания заложенных в ней возможностей, движения ее внутрен­ней логики, когда «каждый ее результат превращается в условие дальнейшего развития, генерирует в ней новые потенции, уве­личивает ее возможности. Этот процесс происходит и параллель­но, и во взаимодействии со "средой" науки, которая может тормозить или форсировать, но не может его оборвать» (Родный, 1968, с. 7). Показателями развития науки, наряду с созданием нового знания, выступают также «переоценка пройденных сту­пеней развития», повышение «уровня самопознания науки», усиление процессов научной рефлексии. Углубление самосозна­ния науки выражается «в повышении адекватности оценки раз­личных аспектов современного состояния науки, в более глубо­ком понимании истории науки и в усилении мощи прогнозов...» (там же). Чрезвычайно важным представляется вывод о том, что уровень самосознания науки определяет динамику ее разви­тия. Это положение касается роли и значения историко-научных исследований, выступающих, по сути, формой рефлексии науч­ного знания.

Наряду с внутренней логикой развития выделяются также внешние детерминанты науки: социально-историческая среда, в которую она включена в качестве одной из ее подсистем. В свя­зи с этим опровергается взгляд на науку как на автономно раз­вивающуюся, саморегулирующуюся систему: наука социально обусловлена, хотя процесс развития знания (генезис и прео­бразование гипотез, теорий, методов исследования) «происхо­дит по законам, специфичным для науки и независимым от ее среды» (там же, с. 5). Учет внешних условий развития науки рас­сматривается в качестве важной предпосылки определения стратегии научных исследований — выделения приоритетных направлений, составления «карты науки» (Вейнберг, 1965, с. 6). Превращение науки в особый социальный институт, харак­теризующийся собственной разветвленной структурой, возра­стание роли и масштаба научных исследований актуализируют социально-психологические аспекты науковедческого анализа, включающего изучение особенностей научной коммуникации, специфики разделения труда в научном сообществе, способов осуществления совместной творческой деятельности, научного лидерства и управления научными коллективами.

Особый интерес для истории психологии представляют раз­рабатываемые в науковедении принципы и методы исследова­ния научной деятельности. Науковедение является тем научным пространством, где формируются и апробируются наиболее современные и перспективные исследовательские технологии. В этом контексте огромное внимание уделяется комплексному и системному подходам в изучении науки. Наука рассматрива­ется как целостный организм, а ее изучение предполагает син­тез науковедческих дисциплин и объединение разных типов исследований (социологических, гносеологических, историчес­ких, экономических, психологических) (Князев, 1980, с. 27).

Комплексный подход в науковедении предписывает реали­зацию совокупности исследовательских приемов: всесторонний охват исследуемого явления; использование различных методов, сочетающихся по принципу дополнительности; многоаспектный анализ науки как целостного сложноорганизованного объекта; обобщение результатов науковедческих исследований науки.

Системный подход в исследовании науки включает выделе­ние ее инвариантных характеристик как некоей самостоятель­ной целостности, рассмотрение науки как части систем более высокого уровня (как формы общественного сознания, одного из социальных институтов общества, продукта культуры), выяв­ление как внутренней логики развития науки, так и ее внешней социально-культурной детерминации.

С точки зрения понимания науки как одной из подсистем культуры канадский ученый М. Бунге обосновывает необходи­мость включения научного исследования в систему мировой науки и тем самым преодоления национальных приоритетов, затрудняющих «интегральное развитие науки» как целостно­го образования (Bunge, 1977, р. 77). Рассматривая систему как комплекс взаимосвязанных объектов, Бунге выделяет в науке целостные объекты разных уровней: научную деятельность в рамках лаборатории или научного учреждения, интегриро­ванное пространство внутридисциплинарного взаимодействия ученых, общенациональную систему науки. Наиболее широ­ким уровнем системной организации науки является объединение специалистов в мировом масштабе, включающее в себя локальные национальные научные системы. Автор делает вывод, что развитие науки носит «полидисциплинарный» и «полинациональный» характер и требует международного сотрудничества. «Невозможно форсировать национальное развитие пауки, если оно не будет включено в международную научную систему» (там же, с. 78).

С системных позиций анализируется им и структурное стро­ение науки как сопряженной совокупности отраслей и дисцип­лин. Делается вывод о невозможности одностороннего развития пауки, прогресса одной из ее отраслей за счет застоя других, «ибо каждая данная ветвь науки есть подсистема науки в целом » (там же). Точно так же отвергаются и диспропорции в развитии фундаментальных и прикладных исследований.

Интересный вариант описания науки как сложноорганизо­ванного объекта и построения многоуровневых структур в на­учной картине мира представлен в стратификационной модели научного анализа. Ю. А. Алексеенко обосновывает неадекват­ность рассмотрения науки как «плоского» мира одноуровневых объектов и необходимость перехода к выявлению иерархично­сти и многоуровневости составляющих ее структур (Алексеен­ко, 1980). Средством решения данной задачи выступает методо­логический принцип стратификации, представляющий собой способ выявления уровневого строения науки. Стратификация рассматривается как частный случай метода конструктивизации, под которым в науковедческой и философской литературе понимается мыслительный процесс, обеспечивающий превра­щение непрерывного в дискретное за счет выявления и демар­кации границ между отдельными предметами и их классами, свойствами и отношениями (Горский, 1966, с. 11).

Использование данного подхода позволяет преодолеть прин­цип уравнительности и одномерности и воссоздать стратифицированную, уровневую картину исследуемой реальности, преоб­разовать одноуровневые структурные описания науки в иерар­хически построенные системные модели. Предметом стратификационного анализа могут выступать идеи, подходы, понятия, личный вклад ученых. Реализация стратификационных приемов обеспечивает более четкое разграничение предметных областей различных наук, структурное описание «подуровней объектом внутри конкретных научных теорий» (Алексеенко, 1980, с. 94).

О важности стратификационного анализа и преодоления «уровневого редукционизма» в изучении истории психологии писал М. Г. Ярошевский, включая поуровневый подход, наряду с междисциплинарным и системно-категориальным анализом, в число наиболее перспективных методологических средств познания научной психологии (Ярошевский, 1979, с. 444).

Большие успехи достигнуты науковедением также в реше­нии задач измерения разных параметров науки, что внесло су­щественные коррективы в исследовательскую практику, стиму­лировало освоение количественных методов анализа. Это, в свою очередь, предполагает разработку наукометрических процедур и методов исследования Рассмотрение этих задач — предмет наукометрии, являющейся областью науковедения (Хайтун, 1983). Как пишет Г. М.Добров, «познание количествен­но точных закономерностей протекания процессов историчес­кого развития науки и техники может позволить историкам зна­чительно плодотворнее и эффективнее, практически содейство­вать решению актуальных проблем научно обоснованного уп­равления этими процессами» (Добров, 1966, с. 17). Таким образом, науковедение убедительно доказывает возможность точного анализа в области гуманитарного знания.

Опора на теоретические положения и принципы науковеде­ния выступает в качестве важного условия формирования кон­кретно-научной методологии истории психологии, вооружая ее современными методами научного исследования, способами точного описания и интерпретации полученных данных и обес­печивая тем самым ее преобразование из описательной науки в сферу доказательного и объяснительного знания.