С. Ю. Якушин тактические приемы

Вид материала

Книга

Содержание § 3. Вопросы допустимости применения тактических приемов при производстве допросов

Подобный материал:

• Тематика курсовых работ по криминалистике предмет науки криминалистики, 26.33kb.
• Сунцова Людмила Михайловна Малокрасноярка 2009-2011 г пояснительная записка, 385.29kb.
• В. А. Якушин Субъективное вменение и его значение в уголовном праве, 5419.54kb.
• 18 марта 2011 г, 42.17kb.
• В. П. Малков Монография представляет собой комплексное процессуально-криминалистическое, 2858.74kb.
• Программа дополнена Списком обязательных препаратов, согласно Федеральному руководству, 1150.44kb.
• Якушин В. А., Габидуллин М. С. Пределы субъективного вменения в уголовном праве., 588.48kb.
• Тема урока: «Путешествие в мир кислот» тип урока: изучение нового материала Технологические, 238.32kb.
• В. А. Якушин, В. В. Назаров, 729.35kb.
• Якушин В. А., Шаталова, 736.21kb.

§ 3. Вопросы допустимости применения тактических приемов при производстве допросов

Анализ высказанных точек зрения относительно критериев допустимости применения тактических приемов при производстве допросов показывает, что в трактовке этого вопроса есть ряд серьезных разногласий. Разноречия главным образом сводятся к тому, что одни авторы считают те или иные тактические приемы правомерными и, следовательно, допустимыми, а другие высказываются против их использования в следственной практике. Разно­гласия в решении этого важного вопроса, к сожалению, сказывают­ся на интересах борьбы с преступностью. Представляется, что четкое, обоснованное и единообразное решение рассматриваемой проблемы в теории криминалистики крайне необходимо, так как «...это позволяет ответить на вопрос о возможности или невозмож­ности применения избранного способа действия при производстве предварительного следствия или в суде» ¹⁷².

«Научный труд — это не мертвая схема, а луч света для практики»,— писал С. А. Чаплыгин ¹⁷³ . Это следует учитывать при решении теоретических вопросов, имеющих непосредственное практическое значение. Поэтому решение проблемы допустимости применения тактических приемов при производстве отдельных следственных действий должно прежде всего связываться с существующей живой практикой борьбы с преступностью и ее потребностями. Сказанное предполагает разработку таких тактических рекомендаций, которые, будучи научно обоснованны, были бы полезны и приемлемы с точки зрения потребностей практики и соответствовали критериям допустимости тактических приемов при расследовании преступлений. Как известно, криминалистика намечает перспективы развития следственной тактики. Однако не следует искусственно разделять науку и практику, следствием чего, в частности, является обоснование таких «чисто научных» рекомендаций, которые не соответствуют нуждам практики борь­бы с преступностью. Речь идет о тех рекомендациях, суть которых сводится к сужению круга тактических приемов, применение кото­рых возможно при расследовании преступлений.

Для советской криминалистики неприемлем и другой подход к решению данной проблемы, а именно: необоснованное допущение в следственную практику таких тактических приемов, применение которых дает положительный (в тактическом плане) результат, несмотря на то, что при этом существенно нарушаются уголовно-процессуальный закон, законные интересы и права участников процесса.

Сознавая невозможность всестороннего рассмотрения в рамках данного параграфа всех разногласий по данной проблеме,

остановимся лишь на вопросах допустимости использования такти­ческих приемов, получивших название «следственные хитрости», а также тех приемов, которые основаны на использовании учас­тия в производстве допроса третьих лиц.

Как показывает следственная практика, допрос является основным средством получения доказательственной информации. Удельный вес допроса к числу других следственных действий позволяет остановиться на вопросах допустимости использования тактических приемов при его производстве.

Что понимается под «следственной хитростью»? Заметим, что название этой группы тактических приемов следственными хит­ростями вряд ли можно считать удачным. Более правильным наименованием тактических приемов допроса, в которых домини­рует психологический аспект (а именно о таких приемах идет речь, когда говорят о «следственных хитростях»), следует считать «психологические приемы» ¹⁷⁴. Чаще всего к числу таких приемов относят «использование фактора внезапности», «косвенный до­прос», «создание у допрашиваемого преувеличенного представле­ния об осведомленности следователя».

Некоторые авторы связывают применение рассматриваемой группы тактических приемов с изворотливостью, со следованием к цели обманным путем и т. п. Однако при оценке допустимости этих приемов необходимо учитывать то обстоятельство, что след­ственная деятельность отличается творческим характером, что доказывание по уголовному делу нередко осуществляется в усло­виях конфликта, и основная тому причина — противодействие заинтересованных лиц ¹⁷⁵. Следователь при этом сталкивается с необходимостью преодолеть такое противодействие. Но допускае­мые в «интересах дела» отступления от норм закона и нравствен­ности могут причинить такой ущерб престижу социалистического правосудия, который нельзя возместить успехом расследования того или иного преступления ¹⁷⁶. В то же время нельзя допустить, чтобы преступник злоупотреблял гуманностью советских следст­венных органов. На быстроту и полноту раскрытия преступления влияет экономичность процессуальной деятельности, которая пред­полагает достижение цели следственного действия с минимальны­ми затратами сил и времени. В связи с этим важное значение имеет избрание при допросе наиболее подходящей к той или иной следственной ситуации линии поведения следователя и конкретных тактических приемов.

Представляются принципиально допустимыми при производст­ве допросов (и других следственных действий) тактические при­емы, применение которых основано на использовании фактора внезапности, неподготовленности обвиняемого ко лжи ¹⁷⁷.

По обвинению в групповом изнасиловании и ограблении гражданки М. были привлечены к уголовной ответственности Скачко, Валеев и Сазиков. Скачко отрицал свою причастность к совершению преступлений, ссылаясь на показания Валеева, Сазикова и свидетеля Колакова. Тогда следователь неожиданно


ст. 102 УК РСФСР, если обвиняемый заведомо знал, что потерпевшая беременна. Задача следователя состояла в том, чтобы Романов в ходе допроса подтвердил свою осведомленность об этом обстоятельстве. Понимая, что Романов не заинтересован в этом, следователь на допросе стал подробно выяснять характер взаимоотношений его с потерпевшей, вели ли они общее хозяйст­во, как распределяли заработную плату и т. п. (маскировка основ­ного вопроса). Романов охотно отвечал на эти вопросы, полагая, что именно это интересует следователя. При этом он сообщил, что находился с потерпевшей в фактически брачных отношениях, что он хотел иметь ребенка и запретил сожительнице прекращать беременность. Таким образом, путем «косвенного допроса» был получен ответ на основной интересующий следствие вопрос: знал ли подозреваемый в момент убийства, что потерпевшая находи­лась в состоянии беременности ¹⁸¹.

Нередки случаи, когда к началу допроса подозреваемого либо обвиняемого, не признающего своей вины, в системе доказательств по делу имеются определенные пробелы. Перед следователем возникают задачи, с одной стороны, восполнить указанные недос­татки путем допроса и, с другой,— не дать допрашиваемому дога­даться о том, что следствие не располагает теми или иными доказательствами. Эффективному проведению подобных допросов в известной мере может способствовать использование «психологических приемов», стимулирующих признание вины лицами, действительно совершившими преступление.

В качестве подозреваемого по делу об изнасиловании несовершеннолетней Т. был задержан Артамонов. На первом допросе в РОВД он полностью отрицал факт совершения преступле­ния. К началу второго допроса был произведен осмотр места происшествия (садового домика семьи потерпевшей), в ходе кото­рого была изъята часть обоев с проколами ножа. Согласно показаниям потерпевшей, в процессе совершения преступления виновный угрожал ей ножом, при этом ударял им в стену. По­терпевшая дала подробное описание характерных признаков это­го ножа. На основании ее показаний был подобран нож, похо­жий на тот, который был у виновного. Второй допрос подозре­ваемого Артамонова был начат с выяснения вопросов его биографии. При этом не затрагивались обстоятельства соверше­ния преступления. На столе следователя среди других предметов и канцелярских принадлежностей лежал нож, приготовленный с учетом показаний потерпевшей. Беседуя с допрашиваемым, следователь передвинул этот нож и стал затачивать им карандаш. Подозреваемый сразу же насторожился и спросил: «Что это у вас за нож?» Следователь ответил: «Разве вы не узнаете?» Арта­монов сказал: «Узнаю, а как вы его нашли?» В свою очередь, следователь спросил: «А что, разве его невозможно найти?» Допрашиваемый лишь сказал: «Значит нашли...» и дал подроб­ные показания о том, как он совершил преступление и как за­тем спрятал нож под печку у себя дома. Впоследствии из-под печки в доме Артамонова был изъят спрятанный им нож ¹⁸².

По подозрению в убийстве был задержан Смирнов. При подготовке к его допросу тщательно изучалось его настроение во время нахождения под стражей. Оказалось, что Смирнов прояв­лял особое беспокойство за своего отца. Со следователем и кон­воирами он заводил разговор, касающийся здоровья отца, его показаний по делу, спрашивал, находится ли он дома. При этом Смирнов совершенно не спрашивал о матери, хотя именно она часто болела, не интересовался и своей женой, с которой заклю­чил брак за две недели до задержания. Можно было предполо­жить, что его отец что-то знает о совершенном преступлении, и именно поэтому Смирнов боится за него. Перед очередным до­просом Смирнова было решено устроить «случайную» встречу с отцом. Последнего пригласили для допроса в один из кабинетов отдела милиции. Следователь начал допрос отца подозреваемого по вопросам биографии. Допрос происходил оживленно, в непри­нужденной форме. В условленный момент в кабинет ввели Смир­нова, который увидел, что его отец свободно разговаривает о чем-то со следователем. Тут же подозреваемого перевели в дру­гой кабинет. На последовавшем за этим допросе он дал подроб­ные показания о том, как совершил преступление ¹⁸³. Конечно, признание Смирнова было обусловлено не только «случайной» встречей его с отцом, хотя и она повлияла на поведение подозреваемого. Он уже понимал нелепость своих показаний на предыдущих допросах, его изобличали и собранные доказательства. Однако примененный прием сыграл положительную роль для получения от него признательных правдивых показаний.

В основе подобного воздействия на допрашиваемого лежит создание в его сознании определенных ассоциативных связей. Так, в последнем случае, предварительно изучив особенности лич­ности Смирнова, его поведение, а также проанализировав сло­жившуюся ситуацию, следователь не без основания предположил, что Смирнов, очевидно, не зря так интересуется показаниями своего отца. При таких обстоятельствах нельзя было исключить возможность того, что отец Смирнова действительно знает и мо­жет сообщить интересующие следствие сведения, касающиеся со­вершения преступления. Поэтому, учитывая состояние подозре­ваемого, его активные попытки получить информацию об отце и его отношении к расследованию, достаточно было лишь дать Смирнову какое-то основание для вывода о том, что его отец до­прошен, и дал правдивые показания.

«Психологические приемы» должны обладать избирательным действием, сущность которого заключается в том, что такие тактические приемы не могут оказывать влияние на невиновное, непричастное лицо, поскольку рассчитаны на выявление скрывае­мой осведомленности допрашиваемого об обстоятельствах совер­шения преступления. Осуществляется это путем создания в соз­нании допрашиваемого определенных ассоциативных связей. Подобные ассоциации могут возникнуть лишь в сознании того человека, который действительно знает такие обстоятельства.


Как отмечает А. Р. Ратинов, «психологические приемы должны быть подобны лекарству, которое, действуя на больной орган, не причиняет никакого вреда здоровым частям организма» ¹⁸⁴. Возникшая таким образом ассоциация активно влияет на характер поведения допрашиваемого, а в ряде случаев (в зависимости от особенностей его личности) способна коренным образом изменить мотивы и намерение скрыть какую-либо информацию от следствия. Но даже если этого не произошло и допрашиваемый продолжает давать заведомо ложные показания, он, независимо от своей воли, выдает в известной мере объективную, имеющую существенное значение для расследования доказательственную информацию, т. е. в результате возникшей ассоциации определен­ным образом реагирует на избирательное тактическое воздейст­вие. Соответствующее влияние на психику заинтересованного лица обусловлено тем, что оно, как правило, проявляет повышенный интерес к материалам дела, но не располагает необходимыми сведениями о тактической обстановке ¹⁸⁵.

Мнение о том, что применение подобных тактических приемов недопустимо, потому что оно направлено на обман, думается, не имеет серьезных оснований. В данном случае следователь, ниче­го не сообщая допрашиваемому, демонстрирует ему определен­ную обстановку (нож на столе следователя — в первом случае, «случайное» свидание с отцом — во втором). Допрашиваемый воспринимает эту обстановку и истолковывает ее как свидетельствующую о том, что на допросе нет смысла лгать и следует го­ворить правду. От следователя не исходит никакой ложной информации, и то, что допрашиваемый ошибается в оценке си­туации, нельзя ставить как обман в упрек следователю.

Комментируя случаи применения подобных «психологических приемов», Л. М. Карнеева, А. Б. Соловьев и А. А. Чувилев пи­шут, что «...в ходе допроса можно использовать какие-либо пред­меты, документы, фотографии, не являющиеся доказательствами, но которые заведомо должны приковать к себе внимание подо­зреваемого, действительно совершившего преступление, и создать впечатление, что следователь располагает важной, если не ре­шающей уликой»¹⁸⁶. Относительно допустимости использования рассматриваемой группы тактических приемов настойчиво защи­щается иное мнение. Так, В. Н. Цомартов полагает, что «такая рекомендация по существу направлена на обман допрашиваемо­го», что «проведение инсценировок при допросе связано с выпол­нением таких действий, которые законом не предусмотрены» ¹⁸⁷. А. Н. Васильев считает, что «следователь, создавая искусственно преувеличенное представление у допрашиваемого об объеме до­казательств в подтверждение его вины, фактически становится на путь обмана» ¹⁸⁸.

По нашему мнению, применение подобных тактических прие­мов допустимо. В пользу данного вывода свидетельствуют сле­дующие соображения: 1) в основу рассматриваемых тактических приемов взято свойство избирательности, которое предполагает выявление

скрываемой осведомленности допрашиваемого об обстоятельствах совершения преступления (если бы в приведенном при­мере Артамонов не был виновен и не знал бы деталей соверше­ния преступления в садовом домике, он просто никак не реагировал бы на действия следователя, демонстрирующего ему нож); 2) применение рассматриваемых тактических приемов не может привести к самооговору, так как следователь не только не настаивает на даче определенных показаний, но и подчас вообще ни о чем в данный момент (имеется в виду момент про­явления соответствующей реакции допрашиваемого) не спраши­вает; 3) хотя в уголовно-процессуальном законе не предусмотрены действия, которые выполняет следователь в ходе применения рас­сматриваемых тактических приемов, но в нем и не могут быть предусмотрены все детали, все возможные тонкости того или иного конкретного следственного действия. То обстоятельство, что определенный способ действия непосредственно не предусмотрен в законе, на наш взгляд, не является основанием к недопусти­мости его при производстве следственного действия. Применение подобных тактических приемов нельзя считать недопустимым и по той причине, что якобы «следователь при этом становится на путь обмана». Как правильно пишет А. М. Ларин, «следственная хитрость», «психологический прием» должны трактоваться как такой тактический прием или совокупность приемов, которые рас­считаны на то, что лица, желающие противодействовать рассле­дованию, могут вопреки своим намерениям выдать существенную для дела информацию, что существо «психологических приемов» состоит в умелом маневрировании информацией, и следователю не может быть поставлено в упрек как обман или ложь то обстоятельство, что заинтересованные в сокрытии истины лица при применении этих приемов ошибаются ¹⁸⁹.

Ценность подобных приемов заключается в том, что их применение способствует установлению истины по делу даже тогда, когда следствие не располагает достаточными доказательствами и тем не менее лицо при отсутствии желания дать правдивые показания так или иначе добровольно их дает. От недопустимых приемов описанные выше отличаются тем, что следователь не стал при допросе Артамонова ссылаться на то обстоятельство, что в его доме найден нож, а при допросе Смирнова говорить, что его отец якобы все рассказал. В таком случае следователь действи­тельно встал бы на путь обмана. Примером обмана может быть случай, описанный А. И. Кирпичниковым, когда в ходе допроса следователь положил перед обвиняемым чистый лист бумаги, на котором были лишь слова «чистосердечное признание», написан­ные по просьбе следователя рукой соучастника в действительно­сти также не признавшего себя виновным. В результате допра­шиваемый обвиняемый дал правдивые показания ¹⁹⁰. Трудно не видеть разницы между этими примерами.

Известно, что обман состоит в сообщении ложных сведений о положение дел или в извращении истинных фактов. Обмануть —


значит намеренно ввести в заблуждение, сказав неправду¹⁹¹. Конечно, обман можно толковать де только как сообщение ложных сведений, но и как «действие или ряд таких действий, которые имеют целью склонить лицо, на которое они направлены, к ошиб­ке, намеренно вызвать его заблуждение» ¹⁹². Именно на это тол­кование обмана главным образом ссылаются авторы, полагающие, что «психологические приемы» при допросе — так или иначе обман, а поэтому они не должны использоваться. Очевидно, ре­шая вопрос о допустимости использования подобных тактических приемов, эти авторы исходят лишь из общих положений морали. Нам же представляется, что решать вопрос о возможности использования подобных «психологических приемов» следует положительно с учетом принципа допустимости моральных компромиссов при расследовании преступлений. Однако надо помнить, что применять такие приемы можно только в том случае, когда это с необходимостью вызывается объективными особенностями сложившейся следственной ситуации и в конечном счете положи­тельно влияет на решение задач предварительного расследова­ния. Возражающим против такого подхода к решению рассмат­риваемой проблемы известной формулой: «Цель оправдывает средства?!»—можно задать вопрос: каким образом должен по­ступить следователь в ситуации, когда сложившимися объектив­ными условиями расследования он поставлен перед необходи­мостью действовать вопреки интересам двух социальных ценно­стей — человека, совершившего преступление, или общественной безопасности? Ответ на поставленный вопрос может быть только один: в подобных ситуациях, соблюдая процессуальный закон, следует обеспечить интересы более значимой ценности. Если бы следователь во имя догматического соблюдения принципа честности отказался бы от использования таких приемов в целях достижения успеха в расследовании преступлений и изобличения опасных преступников, которых В. И. Ленин приравнивал к вра­гам трудящихся, то по его выражению такой следователь пред­ставлял бы собой «...отвратительнейший образец высохшей и анемичной старой девы, гордой своей бесплодной моральной чис­тотой...» ¹⁹³. Но следует помнить, что использование рассматри­ваемых тактических приемов оправдано лишь в тех случаях, ког­да неприменение их может отрицательно сказаться на расследо­вании тяжких преступлений и изобличении злостных преступни­ков ¹⁹⁴.

В январе 1978 г. нами было проведено специальное интервьюирование 150 следователей прокуратуры в Ленинградском инсти­туте усовершенствования следственных работников Прокуратуры СССР. Стаж работы этих следователей был в пределах от двух с половиной до пятнадцати лет. Им были предложены десять разработанных моделей следственных ситуаций. Предлагалось оценить допустимость примененных следователем «психологиче­ских приемов» допроса. Интересным является тот факт, что 88% опрошенных следователей считают подобные приемы допустимыми.


Большинство опрошенных указали, что такие тактические приемы ими применяются в практике расследования, являются эффективными и полезными. На основании данных интервьюиро­вания следователей органов МВД и прокуратуры к аналогичным выводам пришли А. П. Дербенев ¹⁹⁵ и О. Я. Баев ¹⁹⁶. Поэтому, думается, нет серьезных оснований к тому, чтобы исключать по­добные тактические приемы из арсенала следователя, а рекомен­дации, суть которых состоит в запрещении использования таких тактических приемов при расследовании преступлений, какими бы они внешне эффектными не были, не согласуются с нуждами практики борьбы с преступностью. Роль науки, в том числе и криминалистики, служить нуждам практики, а она, как отмечал Н. Г. Чернышевский, является «великой разоблачительницей, обманов и самообольщений» ¹⁹⁷.

Следственная тактика — это своеобразный инструментарий следователя. И существенное ограничение круга тактических средств, применяемых при расследовании преступлений, неминуе­мо ведет к сужению возможностей следственных работников в достижении истины по уголовным делам.

Допрос — следственное действие, в ходе которого, как правило, взаимодействуют следователь, которому принадлежит веду­щая роль, и допрашиваемый. В качестве допрашиваемых высту­пают подозреваемые, обвиняемые, потерпевшие, свидетели и экс­перты. Однако в ряде случаев в целях обеспечения эффективности допроса и процессуальных гарантий допрашиваемых закон пре­дусматривает необходимость либо возможность участия в этом следственном действии других лиц. Так, согласно ст. ст. 17, 57, 137 УПК, участвующим в деле лицам, не владеющим языком, на котором ведется судопроизводство, обеспечивается право пользо­ваться услугами переводчика. С момента предъявления обвине­ния несовершеннолетнему, а также немому, глухому, слепому и другому лицу, которое в силу своих физических или психических недостатков не может само осуществлять свое право на защиту, в соответствии со ст. 49 и п.п. 1, 2 ст. 51 УПК, при допросах обвиняемого должен присутствовать защитник, который с разре­шения следователя вправе задавать обвиняемому вопросы, при­сутствовать при производстве других следственных действий и за­давать с разрешения следователя вопросы свидетелю, потерпевше­му и эксперту.

При допросе лиц в возрасте до 14 лет, а по усмотрению следователя и при допросе свидетелей, подозреваемых, обвиняемых в возрасте от 14 до 16 лет вызывается педагог (ст. ст. 159, 397 УПК). В соответствии со ст. 157 УПК Грузинской ССР, по усмот­рению следователя педагог может привлекаться к участию в до­просе лиц в возрасте до 18 лет.

Согласно подпункту «в» п. 2 ст. 211 УПК, прокурор, осуществляющий надзор за расследованием уголовного дела, вправе участвовать в производстве дознания и предварительного следст­вия и в необходимых случаях лично производить предварительное


следствие или отдельные следственные действия. Таким образом, прокурор может как самостоятельно производить любые следственные действия, так и принимать участие в их производ­стве наряду со следователем. В плане осуществления надзора личное участие прокурора в допросе дает ряд преимуществ. Про­курор может здесь же на месте устранить недочеты, допускае­мые следователем, восполнить неполноту допроса, убедиться в правильности его производства. Полученные при допросе данные прокурор может использовать для дачи указаний о направлении расследования. Согласно ст. 97 УПК Грузинской ССР, в случае отказа от подписания протокола следственного действия обви­няемым следователь ставит в известность об этом наблюдающего прокурора, который обязан устранить причины отказа от подпи­сания протокола и принять участие в последующем допросе та­кого лица. Участие прокурора в допросе особенно полезно для оказания помощи молодым следователям. Наиболее целесообраз­ным такое участие бывает в тех случаях, когда у молодого сле­дователя возникают трудности в ведении сложного допроса и ему нужен совет, опыт прокурора, его умение использовать не только доказательства, но и убеждение, эмоциональное воздействие на допрашиваемого с целью получения от него правдивых показаний. Помощь прокурора в ведении допроса может оказаться необхо­димой, когда следователю, не имеющему достаточного профессио­нального опыта, трудно изменить избранную тактику, правильно построить допрос при отказе от дачи показаний или при даче заведомо ложных показаний.

В ходе подготовки к допросу прокурор совместно со следова­телем может согласовать план проведения предстоящего следст­венного действия, сформулировать вопросы, определить их последовательность и наметить основную тактическую линию допроса. Активное участие прокурора в допросе, производимом следовате­лем, предполагает знание прокурором материалов расследуемого дела, тех особенностей личности допрашиваемого, которые могут повлиять на тактику производства этого следственного действия. Подготовка к производству совместного допроса завершается определением характера и пределов участия в нем прокурора. При этом важно согласовать: кто, когда и какие вопросы будет задавать, кто начнет допрос, какие доказательства кто и когда будет использовать и т. п.

При допросе лица, уклоняющегося от дачи показаний, не всегда следует начинать допрос прокурору. В этом случае, как показывает практика, полезно понаблюдать за допрашиваемым, его поведением и реакцией на вопросы следователя. Это помогает прокурору вступить в допрос в наиболее удобный в такти­ческом плане момент. Ведение допроса совместно следователем и прокурором выдвигает ряд тактических вопросов, обусловлен­ных активной позицией двух допрашивающих. В ходе такого допроса прокурор обязан устранять замеченные недостатки и по возможности не допускать их. Возникает вопрос: как это лучше


сделать с учетом того, что все это должно происходить перед лицом допрашиваемого? Помогая следователю, прокурор в свою очередь опирается на глубокое знание следователем материалов уголовного дела. Резкие замечания в адрес следователя, неува­жительный тон и т. п. не могут не сказаться на авторитете сле­дователя, самостоятельно ведущего расследование. Такое вмеша­тельство может нарушить установившуюся благоприятную психо­логическую атмосферу допроса, способно привести к потере психологического контакта между следователем и допрашивае­мым. Иногда в зависимости от особенностей следственной ситуа­ции по тактическим соображениям можно рекомендовать проку­рору вообще не высказывать своего отношения к замеченным им неправильностям в ведении допроса следователем. Это не озна­чает, что прокурор не должен реагировать на нарушения следо­вателем закона и процессуальных гарантий допрашиваемого. Речь идет лишь о том, что отдельные советы и пожелания целесообразно высказать следователю после окончания допроса. Нельзя допускать ущемления прав и законных интересов участ­ников процесса, но, наряду с этим, необходимо оберегать и авторитет следователя.

Если, производя допрос, следователь допускает промах или так­тический просчет, участвующий при этом прокурор может исправить создавшееся положение, изменить направление допроса, и иногда, при необходимости, взять на себя дальнейшую инициативу. В ходе допроса прокурор вправе задавать вопросы, предъявлять доказательства и т. п. Руководящая роль прокурора на предва­рительном следствии исключает такое положение, когда он дол­жен просить у следователя разрешения на постановку вопроса допрашиваемому или когда следователь может отвести вопрос прокурора ¹⁹⁸. Однако, по нашему мнению, прокурор, как правило, не должен своими действиями ломать тактическую линию допро­са, проводимую следователем. Если, по мнению прокурора, необ­ходимо резко изменить тактику этого следственного действия, то следует прервать допрос и обсудить этот вопрос наедине со сле­дователем. Прокурор не может игнорировать того обстоятельства, что следователь в соответствии со ст. 127 УПК при производстве следственных действий, в частности допроса, действует самостоя­тельно.

В литературе высказана точка зрения, что участие в допросе второго лица, ведущего допрос наряду со следователем, можно использовать как тактический прием, рассчитанный на демонстрацию различной линии поведения: следователь стремится к обо­стрению отношений с допрашиваемым, а прокурор направляет свои усилия на установление с ним психологического контакта, взаимопонимания ¹⁹⁹. На наш взгляд, такой прием не может быть рекомендован практике, поскольку он не соответствует критериям допустимости применения тактических приемов при расследова­нии преступлений ²⁰⁰.

Следователь и прокурор при совместном ведении допроса должны

действовать согласованно, и допрашиваемый оказывается перед лицом двух допрашивающих, помогающих друг другу. При таких условиях для допрашиваемого создается более сложная психологическая ситуация. В этих случаях следует быть особенно внимательным и вести допрос тактически грамотно, не допу­ская нарушения процессуальных гарантий допрашиваемого. С учетом сказанного следует согласиться с А. Л. Цыпкиным, полагающим, что активное участие прокурора в допросе, произво­димом следователем, не должно практиковаться без крайне необ­ходимости ²⁰¹.

Возможность участия в производстве допросов прокурора, переводчика, защитника, педагога и законного представителя прямо вытекает из закона и не вызывает особых разногласий и возра­жений. Иначе обстоит дело, когда речь идет о возможности уча­стия при допросе таких лиц, участие которых прямо законом не предусмотрено. Возможность участия некоторых лиц в производ­стве отдельных следственных действий закон не предусматри­вает, но и не содержит на этот счет запрещений.

В соответствии со ст. 159 УПК, в случае необходимости для участия в допросе несовершеннолетнего свидетеля может быть приглашен его законный представитель. В то же время законом не предусмотрено участие в допросе несовершеннолетнего обви­няемого его законного представителя (ст. 397 УПК). Практика свидетельствует о том, что в большинстве случаев законные представители заинтересованы в установлении истины. Поэтому их активное участие при допросе несовершеннолетнего обвиняемого способствует установлению интересующих следствие обстоятельств. С другой стороны, участие родителей или заменяющих их лиц в допросе несовершеннолетнего обвиняемого способствует установлению контакта между следователем и допрашиваемым и помогает получить от него более полные и правдивые показа­ния ²⁰².

Привлекая к участию в допросе несовершеннолетнего подозреваемого либо обвиняемого его законных представителей с целью создания условий для успешного установления психологического контакта с допрашиваемым и обеспечения дачи им прав­дивых показаний, следователь должен учесть тот факт, что, поскольку законные представители чаще являются близкими родственниками допрашиваемого, постольку они могут быть заинтересованы в исходе дела. По данным А. С. Ландо, в 86% случаев к моменту допроса несовершеннолетнего обвиняемого органы следствия располагают достаточной информацией, позволяющей выяснить степень заинтересованности родителей в исходе дела ²⁰³. Представляется, что наличие сведений о такой заинтере­сованности в ряде случаев способно поставить под сомнение це­лесообразность привлечения таких лиц к участию в допросе. Однако это не означает, что правомерность и этичность, а сле­довательно, допустимость использования следователем тактиче­ских приемов, связанных с оказанием родителями воздействия на

несовершеннолетних допрашиваемых, вообще вызывает сомне­ние ²⁰⁴.

В. Г. Дремов полагает, что участие в допросе несовершеннолетнего обвиняемого его законных представителей нецелесообраз­но, потому что подросток «может испытывать в присутствии родителей чувство страха, стыда и т. п., чутко реагировать на эмоции родителей, следить за их мимикой, жестами, движениями и в соответствии с этим давать свои показания» ²⁰⁵. Однако, как справедливо отмечал А. С. Ландо, не исключено, что все это как раз положительно повлияет на допрашиваемого и будет способ­ствовать даче им правдивых показаний ²⁰⁶. При этом следует учи­тывать особенности взаимоотношений несовершеннолетнего обвиняемого и его законного представителя и при наличии оснований не привлекать такое лицо к участию в следственном действии. Поэто­му надо предоставить следователю право в случае необходимости по своему усмотрению привлекать законных представителей несовершеннолетнего обвиняемого к участию в его допросе. Возможность участия законных представителей несовершеннолетнего обвиняе­мого в производстве его допроса предусмотрена в ст. 438 УПК УССР, в ст. 148 УПК Грузинской ССР, в ст. 158 УПК Азербайджан­ской ССР, а также в УПК Киргизской, Латвийской и Литовской ССР.

Чтобы предвидеть возможные результаты планируемого в хо­де допроса воздействия на несовершеннолетнего со стороны его законного представителя, следователю необходимо предваритель­но собрать информацию об особенностях его личности и образе жизни. Следует также выяснить, как относится к нему несовер­шеннолетний: любит, уважает, не любит, не уважает и т. п.

Перед допросом полезно побеседовать с законным представи­телем несовершеннолетнего, обсудить задачи предстоящего допроса, выяснить особенности психики подростка, выслушать мнение законного представителя о плане допроса и формулиров­ке отдельных вопросов. Следователю необходимо согласовать с законным представителем линию поведения в ходе предстоящего допроса.

Участие в допросе несовершеннолетнего обвиняемого законно­го представителя и его вопросы должны быть отражены в прото­коле допроса.

В соответствии с ч. 4 ст. 127 УПК, следователь по расследуе­мым им делам вправе давать органам дознания поручения и ука­зания о производстве розыскных и следственных действий и тре­бовать от них содействия при производстве отдельных следст­венных действий. В законе не указывается, в чем должно заключаться это содействие. По мнению Л. М. Карнеевой, одной из форм, в которой может выражаться такое содействие, явля­ется непосредственное участие сотрудника органа дознания в работе следователя при производстве следственных действий²⁰⁷. Известно, что привлечение работников органов дознания к уча­стию в следственных действиях позволяет производить эти действия

эффективно и качественно. Не вызывает сомнения полезность участия этих лиц в производстве осмотра места происшествия, за­держания, обыска и т. п.

Но имеет ли следователь право привлекать работников мили­ции к участию в допросах, когда в этом есть необходимость? Рассматриваемый вопрос в литературе решается разноречиво. Суждения о недопустимости участия работников милиции в доп­росе высказывалось Л. М. Карнеевой ²⁰⁸. В обоснование такой точ­ки зрения В. И. Комиссаров пишет, что содержание ч. 4 ст. 127 УПК не распространяется на допрос, так как он детально регла­ментирован в других статьях уголовно-процессуального кодекса ²⁰⁹. Однако в законе нет указаний относительно того, при производ­стве каких следственных действий можно использовать помощь органов дознания, а при производстве каких — нельзя. Следова­тельно, такая возможность презюмируется применительно ко всем следственным действиям.

Положительно рассматриваемый вопрос решается Н. И. Порубовым ²¹⁰, Ф. В. Глазыриным ²¹¹, Б. Я. Петелиным²¹². Вызывает интерес допустимость именно активного участия работника дознания в допросах. Нет сомнений в том, что в случаях, когда по имеющимся данным в ходе предстоящего допроса (равно как при производстве очной ставки, опознания и т. п.) не исключена возможность оказания подозреваемым либо обвиняемым физиче­ского сопротивления, а также попыток уничтожить изобличаю­щие его доказательства, следователь вправе пригласить работни­ка органа дознания для того, чтобы он присутствовал при произ­водстве данного следственного действия и контролировал поведение допрашиваемого. Использование активного содействия работников органов дознания при производстве допросов, по на­шему мнению, возможно в следующих случаях. Готовясь к про­изводству сложного допроса, в ходе которого предполагается разоблачить ложные показания подозреваемого либо обвиняемого путем предъявления доказательственной информации, сопровож­дая все это звукозаписью, следователь может прийти к выводу, что ему трудно будет одновременно внимательно вести допрос (задавать вопросы, предъявлять доказательства, следить за реак­цией допрашиваемого на предъявленную информацию, поддержи­вать с ними психологический контакт и необходимый темп допро­са) и фиксировать его ход в протоколе, производя одновременно звукозапись. Поэтому в соответствии с ч. 4 ст. 127 УПК, следователь вправе требовать от органов дознания содействия при производстве такого допроса. Участвуя в подобном допросе, ра­ботник органа дознания должен оказывать техническую помощь следователю, которая может заключаться в производстве магни­тофонной записи хода допроса. Обсудив с работником дознания так­тические приемы, которые предполагается использовать в ходе доп­роса, следователь может наметить момент, когда работник милиции должен будет предъявить то или иное вещественное до­казательство допрашиваемому и проконтролировать его реакцию


на это. Для обеспечения согласованности действий с работником органа дознания следователь может условиться с ним относитель­но момента предъявления такого доказательства, например, после таких-то слов и т. п. Активно ведя допрос, следователь в таком случае все свое внимание может сконцентрировать на его творче­ской, а не технической стороне, что создает предпосылки для наиболее эффективного проведения данного следственного дейст­вия.

Есть еще одно основание, которое позволяет привлекать сотрудников органов дознания к участию в допросе, производимом следователем. Речь идет о тех случаях, когда в связи с рас­следуемым уголовным делом ведется оперативно-розыскная дея­тельность по обнаружению всех причастных к совершению преступления лиц и выявлению других интересующих следствие обстоятельств. Работник органа дознания, которому поручена та­кая работа, участвуя, например, в допросе следователем задер­жанного, может сразу же получить важную для розыска инфор­мацию. Кроме того, такой работник к началу допроса уже может располагать определенной информацией о личности допрашивае­мого и других обстоятельствах дела, что может быть полезным для обеспечения эффективности допроса. Понятно, что в этом случае перед допросом такие сведения должны быть предоставлены следователю, но это не исключает возможности участия работника дознания в допросе по указанным выше причинам.

Итак, в рассмотренных случаях возможность использования активного содействия работников органов дознания при производстве допроса следователем следует признать допустимой. Важ­но, чтобы следователь и работник милиции в ходе допроса действовали согласованно и при этом не были бы нарушены процессуальные гарантии допрашиваемого. В соответствии со ст. ст. 102, 141 УПК, в протоколе допроса, в производстве которого прини­мал участие работник органа дознания, должны быть отражены его фамилия, должность, а также его роль в данном следствен­ном действии. По окончании допроса работник органа дознания вместе со следователем и допрашиваемым подписывает протокол. Следует признать, что присутствие работника дознания при допросе подозреваемого или обвиняемого в любом случае влияет на поведение последних. Поэтому в целях соблюдения процес­суальных гарантий обвиняемого и, в частности, его права на за­щиту в каждом конкретном случае необходимо правильно учиты­вать особенности следственной ситуации и, исходя из этого, решать вопрос о целесообразности привлечения работника органа дознания к производству допроса.

Определенный интерес представляет вопрос о том, допустимо ли производить допрос обвиняемого в присутствии потерпевших, свидетелей, а также соучастников преступления. В каких случаях такой тактический прием может способствовать получению прав­дивых показаний? Ст. 210 УПК НРБ предоставляет право допра­шивать обвиняемого в присутствии других обвиняемых, если


следователь полагает, что это необходимо для установления объективной истины²¹³.

Ф. В. Глазырин полагает, что в целях прекращения отрицательного влияния взрослого соучастника на несовершеннолетнего «иногда в тактическом отношении может быть полезно провести допрос взрослого соучастника в присутствии несовершеннолетне­го». По его мнению, подросток должен увидеть, что взрослые со­участники также боятся наказания и не обладают какими-либо «особыми» качествами личности ²¹⁴. На наш взгляд, эта рекомен­дация не может быть признана соответствующей закону, ибо, согласно ст. 150 УПК, вызванные по одному и тому же делу обвиняемые допрашиваются порознь, а следователь обязан при­нять меры к тому, чтобы они не могли общаться.

В следственной практике имели место случаи приглашения для участия в допросе обвиняемого понятых, которым отводилась роль своеобразных свидетелей объективности допроса и дачи обвиняе­мым правдивых показаний. Кроме того, допускались случаи произ­водства допросов на общем собрании по месту работы, учебы либо по месту Жительства допрашиваемого. Иногда допросы произво­дились в присутствии представителей этих коллективов. Такая практика в свое время поддерживалась А. Н. Васильевым ²¹⁵ и Р. Д. Рахуновым²¹⁶. Однако допрос обвиняемого в присутствии указанных лиц ведет к искусственному созданию свидетелей по уголовным делам, лишает обвиняемого возможности использовать допрос как средство защиты, не способствует получению правди­вых показаний, сковывает обвиняемого в свободном повествова­нии, оказывает на него определенное психическое давление. По­следнее в полной мере также относится к допросу свидетелей и потерпевших. Так, расследуя уголовное дело об изнасиловании, следователь произвел допрос 25-летней потерпевшей в присутст­вии ее матери, участкового уполномоченного и депутата сельского Совета. В присутствии этих лиц потерпевшая по понятным при­чинам не смогла ответить на интересующие следствие вопросы ²¹⁷. Позднее А. Н. Васильев пришел к правильному выводу, что присутствие свидетелей и понятых при допросе нецелесообразно и противоречит процессуальному закону²¹⁸.

Спорным является вопрос о том, правомерно ли двум (и более) следователям производить допрос одного лица. В соответст­вии со ст. 129 УПК, в случае сложности дела или его большого объема предварительное следствие по делу может быть поручено нескольким следователям. Один из следователей принимает дело к своему производству и руководит действиями других следова­телей. Приняв дело к производству, руководитель группы несет ответственность за результаты расследования. Как правильно отмечает А. М. Ларин, в ходе расследования работа группы сле­дователей создает широкий приток информации. Усваивать и систематизировать эту информацию, обнаруживать в ней противо­речия и пробелы, намечать меры к их устранению, обеспечивать


обмен информацией между участниками группы — главное в руководстве группой следователей ²¹⁹.

Для обеспечения единства и взаимосвязи, координированности действий всех следователей группы некоторые авторы рекомен­дуют, чтобы следственные действия, важные для участков рабо­ты, порученных разным следователям, производили все заинтере­сованные следователи. В числе таких следственных действий называют и допрос ²²⁰. Существует и противоположное мнение, согласно которому допрос двумя (и более) следователями одного лица является нарушением уголовно-процессуального закона, ко­торое заключается в неправомерном давлении на допрашивае­мых, в ущемлении их права на защиту²²¹. По нашему мнению, более убедительной является первая точка зрения, ибо, приняв дело к производству, руководитель группы следователей полно­мочен производить любые следственные действия, в том числе и по эпизодам, расследуемым другими участниками следственной группы. Кроме того, предмет допроса может интересовать и дру­гого члена данной группы, что также свидетельствует в пользу такого подхода к решению рассматриваемого вопроса.

Допрос двумя следователями, безусловно, имеет свою специфику. Прежде всего, это касается тактики его производства. Активное ведение допроса двумя лицами предполагает необходи­мость действовать согласованно. Не вдаваясь в детальный ана­лиз всех возникающих в связи с этим вопросов тактики допроса, отметим, что участие двух следователей в допросе одного лица в принципе допустимо при условии, что в ходе такого следственно­го действия участие второго следователя не будет являться сред­ством реализации тактических приемов, не соответствующих кри­териям допустимости их использования при расследовании преступлений. Думается, не правы те авторы, которые считают, что допрос двумя следователями неизбежно связан с оказанием психического насилия и с нарушением закона. Если бы на самом деле это было так, то законодатель не предусмотрел бы и возмож­ность участия в допросе прокурора, поскольку оно связано с активной позицией второго допрашивающего, ведущего допрос на­ряду (совместно) со следователем, а не только с присутствием при его производстве.

Тот факт, что допрос был произведен при активном участии двух следователей, в соответствии со ст. ст. 102, 141 УПК, должен найти отражение в протоколе этого следственного действия. Причем в протоколе следует указать не только фамилию и долж­ность второго следователя, но и отразить его роль в производст­ве допроса: задаваемые вопросы, факты предъявления им доказа­тельственной информации и т. п.

Касаясь проблемы допустимости применения тактических приемов, основанных на использование помощи третьих лиц при допросе, следует остановиться на вопросе об участии в этом след­ственном действии специалистов. В последнее время все больше внимания обращается на необходимость повышения эффективности


предварительного следствия, которая во многом зависит от уровня организации всей следственной работы, а также от интен­сивности внедрения в практику новых достижений науки, способ­ных помочь следователю в раскрытии преступлений²²².

В отдельных случаях закон содержит прямые рекомендации об использовании помощи специалиста (ст. ст. 170, 174, 179, 183, 186 УПК). Однако, как правильно отмечается в литературе, и в других, не указанных в законе, случаях следователь не вправе игнорировать пользу содействия сведущего лица. Тем более это недопустимо в ситуациях, когда отсутствие помощи специалиста может отрицательно повлиять на полноту и быстроту следствен­ного действия²²³. Неиспользование помощи сведущих лиц в усло­виях интенсивного развития научно-технического прогресса мо­жет привести к затруднениям в деле внедрения данных совре­менной науки в сферу борьбы с преступностью. Не могут спо­собствовать повышению качества расследования и рекоменда­ции, суть которых сводится к ограничению числа следственных действий, в производстве которых может принимать участие спе­циалист ²²⁴.

Хотя УПК союзных республик предусматривают участие спе­циалиста в уголовном процессе, вопрос о пределах использования его помощи решается по-разному. Наиболее полное решение дан­ный вопрос нашел в ст. 128 УПК УССР, согласно которой круг следственных действий, в производстве которых может участвовать специалист, не ограничивается. Аналогичным образом следовало бы вопрос об участии специалиста в уголовном процессе регламентировать по УПК других союзных республик.

Как свидетельствует следственная практика, специалист привлекается к участию в производстве следственных действий и в тех случаях, когда на это прямо в законе не указано. По мнению ряда ученых, это не противоречит действующему законодатель­ству и служит интересам следствия ²²⁵. С такой точкой зрения сле­дует согласиться, ибо целью участия специалиста в расследовании дела является оказание помощи следователю путем применения научно-технических средств и специальных познаний. Справедли­во мнение о том, что целесообразность участия специалиста в следственных действиях апробирована практикой, и это находит подтверждение в нормативных актах союзных республик, преду­сматривающих оптимальное использование достижений научно-технического прогресса в решении задач уголовного судопроиз­водства ²²⁶.

При отсутствии специалиста количество информации, выявленной при производстве следственного действия, может оказаться недостаточным. Участие специалиста в производстве следствен­ного действия существенно облегчает познавательную деятель­ность следователя. Специалисты знают, какие факты искать из числа тех, которые объективно должны быть в исследуемой причинно-следственной связи, где и какие следы можно обнаружить, в каких случаях и как применить технику для их выявления.


В ходе расследования уголовного дела по фактам нарушения финансово-хозяйственной деятельности одного из автотранспорт­ных предприятий за период 1977 — 1979 гг. к уголовной ответст­венности был привлечен старший маркшейдер карьероуправления К. Он обвинялся в даче за взятку заведомо ложной справки о количестве вскрытого грунта в карьере. Вскрытый грунт выво­зился машинами автотранспортного предприятия. В процессе расследования было установлено, что К. совместно с другим марк­шейдером карьероуправления наносил на планшеты неправильные данные о количестве вскрытого грунта. В ходе предстоящего допроса в качестве подозреваемого К. предполагалось, чтобы он произвел по планшетам (изъятым у него в начале расследования) правильные измерения его прибором планиметром. Ожидалось, что К. в ходе этого допроса не будет давать правильные показания и верно производить измерения. К участию в допросе К. был приглашен инженер отдела нерудных материалов окружного управления Госгортехнадзора СССР по специальности маркшейдер. В ходе допроса К. было предложено в присутствии специа­листа произвести необходимые измерения. В процессе производи­мых К. измерений специалист, внимательно наблюдавший за всеми операциями, сделал замечание о том, что К. умышленно искажает объем вскрышных работ и производит неверные изме­рения. Помощь специалиста в данном случае оказалась весьма эффективной и во многом способствовала получению от подозреваемого правдивых показаний ²²⁷.

Изложенное позволяет поддержать предложение, согласно которому указание в законе на возможность более широкого учас­тия специалистов в следственных действиях, а также установле­ние случаев обязательного их приглашения позволит повысить эффективность отдельных следственных действий ²²⁸. Следователь должен сам решать, надо ли привлекать специалиста к участию в производстве того или иного следственного действия. В полной мере это относится и к допросу.

В ходе подготовки к допросу с участием специалиста следова­тель должен убедиться в его компетентности и в том, что он не заинтересован в исходе дела. До привлечения специалиста к уча­стию в допросе тактически целесообразно побеседовать с ним, в пределах возможного ввести в курс дела, определить задачи спе­циалиста в предстоящем допросе. Весьма важным в тактическом отношении на этой стадии является согласование между следова­телем и специалистом плана проведения предстоящего допроса и определение линии поведения каждого из них в ходе его произ­водства.

В необходимых случаях следователь, в соответствии со ст. 139 УПК, может предупредить специалиста о недопустимости разгла­шения данных предварительного следствия, которые стали ему известны в результате участия в производстве допроса. Факт использования помощи специалиста в ходе допроса и его роль в

данном следственном действии должны быть отражены в прото­коле допроса.

Говорить о недопустимости использования помощи специали­ста в ходе допроса на том основании, что его участие в этом следственном действии якобы неизбежно связано с нарушением прав допрашиваемого, с оказанием на него психологического дав­ления, нет причин. Подобным возражениям можно противопо­ставить такие же аргументы, как и в случае обсуждения вопроса о допустимости ведения допроса двумя лицами.


<sup>ПРИМЕЧАНИЕ

Введение

1</sup> Материалы XXVI съезда КПСС. М., 1981, с. 65.

² См.: Найденов В. В. Организация исследований проблем борьбы с пре­ступностью.— Советское государство и право, 1981, № 8, с. 15.