Возвращение бумеранга
Вид материала | Документы |
- Вечное возвращение по-белорусски, 260.64kb.
- Эниология фрагменты из книги В. Рогожкина «Эниология» (22), 139.3kb.
- Стенографический отчёт международная конференция «возвращение политэкономии: к анализу, 3160.54kb.
- Возвращение спектакля, 26.57kb.
- Приходовская екатерина возвращение, 1093.27kb.
- «алиса в стране чудес. Возвращение», 30.52kb.
- Владимир Жикаренцев жизнелюбие возвращение в сердце мужчина и женщина книга 8 Предисловие, 1959.15kb.
- Владимир Жикаренцев жизнелюбие возвращение в сердце мужчина и женщина книга 8 Предисловие, 1902.28kb.
- Сайт агентства, 1227.89kb.
- Основные мероприятия, посвященные, 109.05kb.
БАНКОВОЙ КАЖДЫЙ ДЕНЬ НАЧИНАЛСЯ
С ВОПРОСА: НУ ЧТО ТАМ
С ЭТИМ КОСАКОВСКИМ?..
Перед Банковой стояла непростая задача: нужно было во что бы то ни стало убрать, отстранить Косаковского. Но как? Ладно, с главы администрации убрать его запросто – нужно просто издать Указ, и главы нет… Но как быть с Косаковским как избранным киевлянами председателем Киевсовета? Это стало головной болью для Банковой. И там начали разрабатывать различные сценарии возможных событий. В самом начале во главу угла были поставлены силовые методы.
В 1996-м, да и в 1997 году я фактически был один по-настоящему в оппозиции к власти, и все силы были брошены на меня. Другие «оппозиционеры» появились потом, в те времена они преданно служили власти, а некоторые, наиболее сегодня крикливые, тогда преуспели в борьбе со мной, проявляя завидную изобретательность. Сведущие люди говорят, что на Банковой чуть ли не каждый день начинали с того, что спрашивали, почему до сих пор не убрали Косаковского.
А история была такая… На заседании Кабмина в мае 1996 года (как известно, я там не присутствовал, потому что был госпитализирован в больницу) против меня выдвинули массу различных обвинений, которые до сих пор так и не подтвердились. Парадоксально, но в решении Кабинета Министров одним из пунктов поручалось прокуратуре и МВД изучить материалы и проверить «факты» нарушения законодательства, которые приписывались мне комиссией, а также достоверность опубликованных в прессе материалов о якобы допущенных злоупотреблениях со стороны руководства горадминистрации. Все это выглядело более чем странным, все было «притянуто за уши», ибо никто фактически не проверил, никто не доказал, что были какие-то злоупотребления. Но политическая установка была дана. Ведь надо было как-то оправдать свои незаконные действия.
Где-то за месяц до этого в одну из силовых структур был звонок от руководства Кабмина: «У вас есть что-то на Косаковского?» – «Нет», – отвечали им. – «А сможете при необходимости что-то найти?» Уже тогда продумывался этот сценарий. Мне об этом сразу сообщили. Но я лишь махнул рукой: пускай ищут, я не боюсь.
Но, поскольку на заседании Кабмина была дана отмашка, причем на таком высоком уровне, то сразу же на городскую администрацию одна за другой начали накатываться волны проверок. Они, кстати, продолжались, с некоторыми перерывами, два с половиной года после переворота на Крещатике, 36, в мае 1996 года. Масса работников правоохранительных органов была задействована в этой неблаговидной акции. Еще тогда, когда я находился в больнице, появились у нас первые бригады КРУ, МВД. Они начали переворачивать буквально все… Вновь и вновь вызывали на допросы работников горадминистрации, пытаясь выбить от них желаемые показания. В здании Киевсовета воцарился дух полицейщины. Любопытно то, что первый многочисленный «десант» проверяющей публики целиком состоял из работников правоохранительных органов других городов Украины – Харькова, Днепропетровска, Донецка… Кое-кто из них вел себя грубо, вызывающе, пытаясь запугать всех, кого они допрашивали. Скрупулезно велись протоколы допросов. В бухгалтерии они чуть ли не выворачивали ящики, пытаясь раздобыть хоть какой-то компромат. Вполне понятно, люди возмущались такими действиями, выражали недоумение по поводу разнузданного поведения присланных силовиков.
Когда мне стало известно об этом произволе, я вынужден был прямо из больницы звонить в городскую прокуратуру и требовать:
– Вы же вмешайтесь! Творится беззаконие, бригада следователей ведет себя возмутительно, унижает достоинство людей.
На что последовал ответ:
– Пускай напишут заявления!
– Почему они должны писать заявления? Людей третируют, и я как должностное лицо официально обращаюсь к вам по данному поводу. Примите меры.
Увы… Никто никаких мер не принимал. Становилось совершенно понятно: идет целенаправленная атака на возглавляемую мной горадминистрацию и лично на меня. Отрабатывается сценарий расправы.
Все это длилось достаточно долго. Потом, когда я уже вышел на работу, ко мне тоже заявились из КРУ, МВД, вели продолжительные беседы. Правда, в отношении меня они не позволяли себе такой развязности и наглости. В ходе таких встреч очень четко и рельефно вырисовывалась их главная цель: найти что-нибудь такое, дабы подтвердить один из пунктов принятого уже постановления Кабмина, где речь шла о «нарушениях». Интересно, не правда ли? Сначала говорят: якобы были допущены нарушения и злоупотребления. А потом начинают искать их, как говорится, «задним числом». Но ничего же не поделаешь, такова установка «самого»…
Главная цель этого наезда была такова: просто меня запугать. Даже подсылали ко мне людей, работающих в Киевсовете, и те, делая «круглые» глаза, шептали: «Леонид Григорьевич, ведь они могут дать команду взять вас под стражу, а там, знаете как бывает, сердечный приступ – и нет человека... Зачем вам это нужно? Попросите политического убежища… в России». Я отвечал всем одинаково: «Пусть проверяют, мне бояться нечего, сам не воровал и другим не давал».
Хотели запугать и «оторвать» от меня и тех, кто не предал, был рядом со мной. Из списка «интересующих» прокуратуру сразу исключались те, кто уходил от меня в другие организации, а некоторые, менявшие показания на выгодные следователю, сразу же получали повышение или назначение в горадминистрацию. Омельченко вовсю использовал слабости людей. У него была «идея фикс» – добиться того, чтобы я остался один. Некоторые из тех, кто какое-то время проработали со мной и не выдержали давления, уходили, «торганув» ситуацией, и получали сразу «тепленькие», очень высокие должности в городской администрации, о которых по своим способностям и при обычной ситуации не могли бы и мечтать.
А тем временем В. Бондаренко на депутатских собраниях, выдаваемых за сессии горсовета, то и дело заявлял: ребята, еще немножко, МВД заканчивает проверку, скоро они дадут нам материалы, мы снимем с Косаковского иммунитет, и все будет нормально. «Вечерка» потом расписала данный сценарий в одной из своих публикаций. Смысл той публикации сводился к тому, как надо избавиться от Косаковского… Поняв, наконец, что нет других путей для моего отстранения с выборной должности председателя Киевсовета, они пришли к выводу, что нужно инкриминировать какое-то уголовное дело, под этим соусом меня отстранить, а потом делать все, что угодно… И такой сценарий в самом деле был разработан. Но, к счастью моему, все-таки не все люди потеряли профессиональную совесть и честь. И вот тогда начались интересные игры между МВД и прокуратурой. МВД закончило проверку и увидело, что ничего нет. Хотя они, что называется, перевернули все, что только можно было перевернуть... Кое-кто из проверяющих никак не мог понять: как же это? Чтобы работать в такой должности и не воровать?.. Они, как оказалось, понаписывали целые тома, а реально зацепиться было не за что. И, насколько я знаю, началась переписка между МВД и прокуратурой. МВД пыталось сбросить матералы прокуратуре, а прокуратура – назад МВД. Короче, пошла своя игра в пас.
Мне рассказывали (слава Богу, что в этих структурах не перевелись еще нормальные люди…), что буквально давят из Банковой каждый день: найти хотя бы что-нибудь. Но никто не хотел брать на себя всю полноту ответственности, хорошо понимая, что за это когда-то придется отвечать… Такой «футбол» продолжался очень долго, потом оно все умерло… Многие понимали, что здесь уже ничего не выжмешь, что вся эта игра не стоит свеч. Может, к данному вопросу больше и не возвращались, если бы не та «крамольная» телепередача с моим участием в известной программе «П’ятий кут», где я назвал главных инициаторов и вдохновителей переворота на Крещатике, 36. Она вызвала новый прилив ярости и негодования Банковой по отношению ко мне. Тотчас же последовал очередной «фас», и на меня и моих соратников накатилась новая волна проверок и преследований. Мне уже прямо было сказано в прокуратуре, мол, что же ты делаешь, нам опять подбросили неблагодарную «работенку». Одному из следователей было поручено возбудить уголовное дело по фактам «злоупотреблений в городской администрации». Не конкретно, а вообще… Есть у них такой способ, чтобы можно было начинать какие-то следственные действия, а потом уже определять вину того или иного должностного лица.
В то время, будучи в Верховной Раде, я встретил в ложе председателей комитетов Генерального прокурора Григория Трофимовича Ворсинова. Он подошел ко мне и сказал: «Ну, ты не обижайся на меня. Сам ведь понимаешь, меня заставили… Не обижайся».
Потом, как известно, Ворсинова сняли. А спущенная с Банковой телега еще долго, скрипя, катилась по Киеву… Они все ковыряли и ковыряли в надежде извлечь хотя бы что-нибудь для моей компрометации. Я пару раз давал показания следователям, которые, конечно же, были поставлены в незавидное положение. Судя по всему, им самим уже изрядно надоела вся эта мышиная возня, но приказ есть приказ… Тем более, если он спущен с «трона». Да и вопросы ставились смешные: кому давал квартиры, для чего создавалась Лига исторических городов, как издавалась газета «Хрещата долина» и т. д.
И вот где-то в конце мая 1997 года в личной беседе со мной тогдашний прокурор города С. Лотюк прямо, без обиняков, сообщил: «Мы ничего не можем найти. Хотя давят… Но, наверное, в июне будем закрывать дело».
Большую заинтересованность в раскручивании хотя бы какого-нибудь мифического уголовного дела против меня проявили мои оппоненты из депутатского корпуса. Они 18 марта 1997 года даже обратились с требованием в прокуратуру дать информацию касательно расследуемого, якобы, в отношении меня уголовного дела и, ни много, ни мало, –дать им материалы для депутатской оценки (еще до завершения следствия), ну прямо указывали прокуратуре на желательный ход развития событий. Ответ депутатам от 27 марта 1997 года начальника следственного отдела прокуратуры города Ю. Столярчука по сути сводился к тому, что против меня никакого дела нет, а идет только предварительное следствие по фактам возможных злоупотреблений в городской администрации.
И фактически это «дело», которое продолжительное время муссировала Банковая, заглохло. Однако через полтора года «дело» вновь начали реанимировать. Это случилось после выхода первой части моей книги «Переворот на Крещатике». Появление моих записок вызвало очередной прилив ярости у Президента и его окружения. И в ход вновь была пущена «дохлая собака», началась новая волна накатов силовиков. Опять задействовали прокуратуру, опять начались попытки вызывать людей, которые работали со мной, допрашивать их, третировать, запугивать. Но и это ни к чему не привело. Ведь реально предмета для предъявления обвинений не было. Так что и речи не могло быть о моем привлечении хотя бы к административной ответственности, не говоря уже о какой-нибудь другой.
Полагаю, что в то время прокуратуре уже было сложно, выполняя закон, будировать все тот же вопрос о «злоупотреблениях» в администрации, которую я возглавлял, так как осенью 1998 года «засветились» квартирные дела А. Омельченко: именно тогда возникло обращение целого ряда народных депутатов Украины в Генеральную прокуратуру о квартирных эпопеях Омельченко. В той ситуации люди на Банковой понимали: над ним нависла серьезная угроза. Более того, в депутатском обращении были названы конкретные адреса. Прокуратура была поставлена в щекотливое положение. Ей пришлось отписываться, что, дескать, у них нет оснований для расследования, потому что не указаны конкретные факты…
Приведу здесь обращения народных депутатов и ответы на них (в оригинале).
24 липня 1998 р. Генеральному прокурору України
ПОТЕБЕНЬКУ М.О.
ДЕПУТАТСЬКЕ ЗВЕРНЕННЯ
(в порядку ст.ст.19, 21 Закону України «Про статус народного депутата України»)
Шановний Михайле Олексійовичу!
До нас надходять запитання виборців стосовно законності поліпшення житлових умов головою Київської міської державної адміністрації та членами його сім’ї.
В зв’язку з тим, що в цих діях вбачаються ознаки порушень діючого законодавства, просимо перевірити зазначені відомості та вжити заходів прокурорського реагування.
У Вашій відповіді просимо обов’язково відобразити, хто займав і хто, на підставі яких документів та рішень займає квартири по вул. Чапаєва, 9, кв.4; вул. Флоренції, 11/11, кв. 22; вул. Тарасівська, 20, кв. 17.
Просимо також повідомити, які житлові приміщення в м. Києві займають глава міськдержадміністрації О. Омельченко, його дружина, два сина.
З повагою,
Народні депутати України
(Далее следуют 14 подписей)
Увы, Прокуратура отказалась принять соответствующие меры. В этой связи народные депутаты через несколько месяцев, 18 ноября 1998 года, вновь подняли вопрос о квартирных манипуляциях Омельченко. Вот текст этого депутатского запроса:
18 листопада 1998 р.
ДЕПУТАТСЬКИЙ ЗАПИТ
Генеральному прокурору
України
ПОТЕБЕНЬКУ М.О.
«Про законність поліпшення своїх житлових умов
та заміни квартири Головою Київської міської
державної адміністрації О. Омельченком»
В депутатському зверненні від 24.07.1998 р. група народних депутатів просила Вас провести перевірку законності поліпшення своїх житлових умов головою Київської міської державної адміністрації О. Омельченком та вжити заходів прокурорського реагування. В своїй відповіді від 03.08.1998 р. Ви фактично відмовились це зробити.
О. Омельченко з сім’єю проживав по вул. Флоренції, 1/11, кв. 22. Ця адреса добре відома органам прокуратури, оскільки вони брали участь в розслідуванні замаху на життя О. Омельченка шляхом навішування на двері його квартири «вибухового пристрою». Про це, з вказанням адреси, багато писала преса влітку 1995 року.
Напередодні виборів самим О. Омельченком в газеті «Хрещатик», а після виборів в списку обраних депутатів Київради, вказується вже інша його домашня адреса: вул. Тарасівська, 20, кв.17.
Обставини заміни помешкання голови міськдержадміністрації невідомі.
За усною інформацією від різних людей, після виписки О. Омельченка з квартири по вул. Флоренції,1/11, він та його дружина, а також, ймовірно, його сини перепрописуються за іншими адресами (за інформацією різних джерел називаються можливі адреси: Тарасівська, 20, кв. 17; вул. Тарасівська, 20, кв. 88; вул. Чапаєва, 9, кв. 7; вул. Чапаєва, 8, кв. 18).
Не виключається, що для здійснення цих квартирних маніпуляцій О. Омельченко міг оформити орієнтовно в 1994 році фіктивне розлучення із своєю дружиною, а в січні 1997 року знову зареєструвати шлюб.
Вся ця інформація, безумовно, потребує перевірки. Оскільки в цих діях, якщо вони підтвердяться, вбачаються ознаки порушень діючого законодавства, а також зловживання службовим положенням з боку голови Київської державної адміністрації О. Омельченка, просимо здійснити перевірку зазначеної інформації та вжити, в разі необхідності, заходів прокурорського реагування.
Згідно статті 8.3.3 Регламенту Верховної Ради України, відповідь просимо надіслати Голові Верховної Ради України та народним депутатам у семиденний термін.
З повагою,
Народні депутати України
О. Бондарчук
В. Чайка
Ю. Бродський
Н. Марковська
В ответ на этот запрос Генеральная прокуратура ограничилась отпиской такого содержания:
02.12.98 №05/1-27201-98 Верховна Рада України
На № 11-10/175 18.11.98 народному депутату України
Бондарчуку О.В.
Шановний Олександре Васильовичу!
Депутатський запит, проголошений Вами та іншими народними депутатами на засіданні Верховної Ради України 18 листопада 1998 р. з приводу поліпшення своїх житлових умов головою Київської міської державної адміністрації О. О. Омельченком розглянуто.
Конституцією України кожній людині та громадянину гарантується право на житло (ст. 47) та захист від втручання в його особисте і сімейне життя (ст. 32).
В депутатському запиті не зазначено конкретних порушень законодавства при вирішенні питань щодо поліпшення житлових умов О. О. Омельченком та членами його сім’ї, а лише містяться припущення та невизначене посилання на зміну їх адреси.
За таких обставин, правових підстав для втручання прокуратури не вбачається.
З повагою
В. о. Генерального прокурора України
Г. П. Середа
Не реагировала прокуратура и на запросы депутатов по поводу грубых нарушений в вопросах приватизации, разбазаривания средств городского бюджета. Она категорически отказалась давать любые материалы и сотрудничать со специально созданной временной следственной комиссией Верховной Рады по проверке расходования бюджетных денег на реконструкцию центральной части города, в том числе ремонт Крещатика.
Это еще раз засвидетельствовало, что прокуратура держит нос по ветру, являясь послушной исполнительницей прихотей властей. Если нужно властям – она охотно исполняет функции «карательного меча», как это было во время моей опалы. Как это было и в случаях с некоторыми другими руководителями. Если нужно кого-нибудь сломить или поставить на колени, они это охотно делают. Если же властям не выгодно сдавать «своего», стражи Фемиды расшибутся, но защитят сановного законоотступника. Хоть может и негодяй, но ведь свой.
Конечно же, я далек от мысли, что все подряд в прокуратуре и других правоохранительных органах всегда послушно брали под козырек, дабы выполнить очередную команду по преследованию того или иного неудобного для власти человека. Это далеко не так. Возможно, повторюсь, но все-таки скажу, что в данной среде были и остаются честные, принципиальные, попросту говоря, нормальные люди, которые пытаются действовать по закону. Но они поставлены в такие условия, в такие рамки, что делать это им очень и очень непросто.
Нашел же в себе мужество первый заместитель прокурора города С. Винокуров, который вынес протест на решение так называемой 1-й сессии Киевсовета ХХІІ созыва от 14 июня 1996 года.
В протесте заместителя прокурора шла речь о том, что состоявшееся 14 июня пленарное заседание сессии не правомочно, и принятые на том заседании решения № 80–88 противоречат существующему законодательству и подлежат отмене. «В соответствии со статьями 20, 21 Закона Украины «О местных Советах народных депутатов, местном и региональном самоуправлении» сессия Совета созывается председателем Совета, ее открывает и ведет председатель Совета или его заместитель.
Указанные требования законодательства при созыве пленарного заседания сессии Киевсовета 14.06.96 были нарушены», – утверждалось в протесте первого заместителя прокурора города.
Далее в этом документе говорилось:
«Кроме того, как установлено проверкой, 21.05.96 состоялось расширенное совместное заседание постоянных комиссий (5-ти из 9-ти существующих в Киевсовете), на котором было принято решение № 6 о проведении собрания депутатов Киевсовета и решении на этом собрании вопроса об избрании и. о. заместителя председателя Киевсовета.
Таким образом, состоялось не пленарное заседание сессии Киевского городского Совета народных депутатов, а собрание депутатов Киевсовета, в компетенцию которого не входит принятие решений Киевсовета, поскольку в соответствии со ст. 20 Закона Украины «О местных Советах народных депутатов, местном и региональном самоуправлении» Совет народных депутатов проводит свою работу сессионно.
Принятые собранием депутатов решения противоречат и другим требованиям действующего законодательства. Так, согласно ст. 24 Закона Украины «О местных Советах народных депутатов, местном и региональном самоуправлении», ст. 3 Закона Украины «О формировании местных органов власти и самоуправления» заместитель председателя Совета избирается Советом из числа депутатов этого Совета по представлению его председателя.
Как установлено, указанное требование при принятии решения № 80 от 14.06.96 «О временно исполняющем обязанности заместителя председателя Киевсовета на время болезни председателя Киевсовета» было нарушено. Кроме того, избрание Советом временно исполняющего обязанности заместителя председателя Совета и вообще такой должности действующим законодательством не предусмотрено».
Далее первый заместитель прокурора г. Киева указал и на ряд других серьезнейших нарушений действующего законодательства. Речь шла о том, что в соответствии со ст. 3 Закона Украины «О статусе депутатов местных Советов народных депутатов» полномочия депутата местного Совета прекращаются досрочно в связи с избранием его депутатом другого Совета народных депутатов. Так как В. Д. Бондаренко 7 апреля 1996 году был избран народным депутатом Украины, его полномочия как депутата Киевского городского Совета народных депутатов с этого времени должны быть прекращены. Кроме того, в соответствии со ст. 4 Закона Украины «О статусе народного депутата Украины» народный депутат Украины осуществляет свои полномочия на постоянной основе; его статус несовместим с занятием любой другой производственной служебной должности, за исключением преподавательской, научной и другой творческой работы. Решение № 80 противоречит и этим требованиям действующего законодательства.
В прокурорском протесте указано и на ряд других существенных нарушений закона, в частности в вопросах управления коммунальной собственностью города.
В этом документе, адресованном Киевсовету, говорится о необходимости вынести на рассмотрение сессии Киевсовета протест и отменить решения № 80–88 от 14 июня 1996 года. Там четко записано: «Протест останавливает действие опротестованных актов и подлежит обязательному рассмотрению в 10-дневный срок после его поступления. О результатах рассмотрения протеста в тот же срок сообщается прокурору».
Казалось бы, все расставлено по своим местам. Надо действовать в правовом поле, действовать по закону. Но не тут-то было. Кое-кто из нарушителей законов вошел, как говорится, «в раж», продолжал грубо игнорировать требования, предъявленные в протесте первого заместителя прокурора Киева.
Тогда группа депутатов обратилась в Генеральную прокуратуру с требованиями остановить произвол в столице. Передо мной еще один документ – ответ прокурора Киева С. Лотюка, датированный 19 августом 1996 года и адресованный заместителю Генерального прокурора Украины О. Колинько и Киевсовету, персонально депутату А. Божко. В нем говорится, что прокуратурой Киева проверено обращение группы депутатов Киевского городского Совета народных депутатов по поводу действий народного депутата Украины В. Д. Бондаренко. Как сообщал прокурор столицы, проведенными ранее проверками установлено, что в нарушение требований четырех законов Украины 14 июня 1996 года собрание депутатов Киевсовета приняло решение об избрании народного депутата Украины В. Д. Бондаренко временно исполняющим обязанности заместителя председателя Киевсовета.
«В связи с допущенными нарушениями, – писал С. Лотюк, – при принятии указанного и других решений, прокуратурой города Киева 11.07.96 в Киевский городской Совет народных депутатов был внесен протест на указанные решения. Поскольку протест в предусмотренный Законом Украины «О прокуратуре» срок рассмотрен не был, прокуратура города обратилась в суд с заявлением о признании решений незаконными и их отмене. Старокиевским районным судом г. Киева указанное заявление принято к судопроизводству…
Что касается принятых 23.07.96 группой депутатов Киевсовета под председательствованием Бондаренко В. Д. решений, то действительно, такие решения принимались. Вместе с тем эти решения приняты не Киевским городским Советом народных депутатов, секретариатом Совета не зарегистрированы и не выпущены, юридической силы не имеют, в связи с чем протест прокуратурой города не вносился».
Вроде бы все яснее ясного. В Киеве, вопреки законам, начался разгул анархии, по существу – антиконституционный заговор и переворот. Как видим, прокуратура города пыталась остановить этот разгул, перевести события в правовые рамки, в рамки законности. Вскоре, 17 сентября 1996 года Шевченковский райсуд, куда было передано это дело, отменил незаконные решения, принятые группой депутатов. В последующем, в одном из своих ответов в отделение Фонда госимущества по г. Киеву на жалобы о незаконности приватизации коммунального имущества тот же С. Винокуров писал: «З урахуванням того, що суд погодився з доводами прокурора, викладеними у заяві до суду та визнав зазначені рішення незаконними, то всі подальші рішення, прийняті в такому ж порядку, необхідно вважати такими, що не мають юридичної сили».
(Это же подтвердил позже и Генеральный прокурор Украины М. Потебенько в своем ответе от 9 июля 1999 года на запрос группы народных депутатов, где, в частности, говорилось:
«Київською міською радою у передбаченому законом порядку бюджет м. Києва на 1996–1998 роки не приймався. Прийняті з цих питань зборами депутатів Київради рішення у 1996 році були опротестовані прокурором міста, а в подальшому за рішенням Шевченківського суду м. Києва визнані незаконними. Наступні аналогічні рішення зборів депутатів Київради не мали юридичної сили і не виконувались органами виконавчої влади міста».
Правда, эти правильные слова не помешали прокуратуре все годы вакханалии в Киеве закрывать глаза на то, что собрания депутатов продолжались, выдавались решения, и городская администрация на них исправно опиралась в своих незаконных действиях).
Казалось бы, все ясно, незаконны не только решения № 80–86, принятые от имени Киевсовета 14 июня 1996 года, но и все последующие, принимаемые не сессией, а депутатскими собраниями.
Но не тут то было. Никто и не думал выполнять решение суда. Там, наверху, на Банковой не только пристально следили за событиями на Крещатике, 36, а и делали все, чтобы направить их в нужное русло. Не сработал, как видим, план состряпать какое-либо уголовное дело – они мгновенно перешли к иному сценарию: расколоть основательно Киевсовет, сделать все для того, чтобы не собиралась законная сессия и таким образом не только парализовать его работу, но, главное, связать по рукам и ногам действующего председателя Киевсовета, изолировать его и любыми путями добиваться его отстранения. Понимая, что прокуратура города на том этапе занимала принципиальную позицию, власть предержащие усилили прессинг именно на прокуратуру. Увы, под этим нажимом где-то уже в сентябре прокуратура начала сдавать ситуацию, взялась обслуживать исполнительную власть. Это был переломный момент. Момент, когда закрыв глаза на творимое в столице беззаконие, прокуратура стала безропотным, послушным орудием в руках печерской элиты.
Вновь и вновь взламывают кабинет киевского городского головы, выносят оттуда вещи – прокуратура молчит… Следующий этап: отключение телефонов по указанию В. Пустовойтенко, прокуратура – ни пара с уст. Снимают служебные помещения городского головы с охраны – прокуратура ноль внимания. Срывают номера служебной автомашины – вновь прокуратура хранит обет молчания. Год не платят мэру и работникам секретариата зарплаты – никто за это не отвечает. Как и за то, что 300 дней и ночей не пускали городского голову в свой же кабинет и не выполняли решения судов. Но, как ни старались они дискредитировать Косаковского, у них ничего не вышло. И это понятно было любому непредвзятому человеку, более или менее осведомленному о ситуации в Киеве.
Доктор философских наук, политолог Николай Михальченко писал в «Вечерке» («ВК», 13 июля 1996 г., публикация «Війна за Київ») о «группе Косаковского»: «… за цією групою не стояли могутні республіканські чи іноземні промислово-фінансові корпорації». Кстати, в статье основной акцент делался на клановую раскладку в столице, и Михальченко, по сути, решительно опроверг утверждения некоторых аналитиков о причастности «группы Косаковского» к одному из новых кланов – киевскому… Несмотря на то, что по духу этот фрагмент статьи был направлен против меня, тем не менее автор был вынужден сделать такие выводы.
У Пикуля, в романе «Честь имею», есть такое выражение: «…военный человек служит ради чести…» и, далее, «…без чести нет офицера!» Потерять честь было самым страшным. К сожалению, наше время показало: это сегодня далеко не так. Для целого ряда людей в силовых структурах главными стали другие критерии. Желание удержаться на плаву, удержаться на своем стуле или в своем кресле, любыми путями и любой ценой подняться в должности еще на одну ступеньку у них подчас выше, чем понятие чести.
Правовой беспредел в Киеве на каком-то этапе можно было еще остановить. Но в руководящем составе правоохранительных органов не нашлось волевых, принципиальных людей, для которых главным было бы служение Правде, Справедливости, Закону, а не кучке правителей, посягнувших на те же Правду, Справедливость и Закон. Именно из-за их попустительства, а если точнее – прямого пособничества на примере столицы отрабатывалась модель использования их как карающего меча для уничтожения в Украине основ самоуправления, демократических начал нашей жизни.
(Конечно, я не имею оснований говорить о том, что в правоохранительных органах – сплошь и рядом беспринципные люди, приспособленцы, карьеристы и так далее. В целом, ко всем тем, кто работает в этой системе, у меня доброе отношение. Я немало им помогал, работая мэром города, да и теперь, в Верховной Раде, занимаясь в бюджетном комитете вопросами их финансирования. Большинство там людей, преданных своему делу, настоящих профессионалов. Руководителей же себе они, как известно, не выбирают...)
Остановить зарвавшихся политиканов, ставших на скользкий путь беззакония и произвола, должны были именно руководители правоохранительных органов, те, на кого по закону возложен контроль за соблюдением законности и выполнение судебных решений. Ведь мы не имели своих силовых структур. И, имея решения судов в нашу пользу, ничего не могли поделать с потерявшими голову чиновниками только потому, что те, кто обязан был делать все по Конституции, спрятался в кусты. В любой цивилизованной стране это было бы невозможно. У нас же власть оказалась преступной. Очень точно по этому поводу сказал Анатолий Собчак в своем интервью газете «Сегодня» (24 ноября 1999 г.):
«Власть преступна не обязательно тогда, когда преступники стоят у власти. Преступной становится власть тогда, когда она стремится к достижению своих целей, невзирая на закон. Вот по закону не получается, давайте сделаем, перегнем, переломим и сделаем так, как нам хочется. Вот эта власть преступная».
Никто не смог (или не захотел?) остановить в Киеве произвол преступной власти и беззаконие.