Возвращение бумеранга

Вид материала

Документы

Содержание К читателю Леонид КОСАКОВСКИЙ

Подобный материал:

• Вечное возвращение по-белорусски, 260.64kb.
• Эниология фрагменты из книги В. Рогожкина «Эниология» (22), 139.3kb.
• Стенографический отчёт международная конференция «возвращение политэкономии: к анализу, 3160.54kb.
• Возвращение спектакля, 26.57kb.
• Приходовская екатерина возвращение, 1093.27kb.
• «алиса в стране чудес. Возвращение», 30.52kb.
• Владимир Жикаренцев жизнелюбие возвращение в сердце мужчина и женщина книга 8 Предисловие, 1959.15kb.
• Владимир Жикаренцев жизнелюбие возвращение в сердце мужчина и женщина книга 8 Предисловие, 1902.28kb.
• Сайт агентства, 1227.89kb.
• Основные мероприятия, посвященные, 109.05kb.

К читателю

Перед вами, уважаемые читатели, вторая часть моей книги «Переворот на Крещатике». Первая увидела свет немногим более двух лет назад. И теперь эти записки не то что не потеряли свою актуальность, они стали еще злободневнее, ибо подтверждают: все происходящее в столице и в Украине в целом имеет тот же до боли знакомый почерк. Стая растаптывает неугодных, стая разделяет и властвует, пытается подмять всех и вся, распродать и разграбить достояние всего народа. И события на Крещатике, 36, о которых я рассказываю, лишь подтверждают, что они – не случайность, а политика власть предержащих.

Эта книга была готова к печати еще в начале 1999 года. По разным причинам она тогда не увидела свет. Долго не находился издатель, взявший бы на себя риск ее выпустить, зная, что он может ожидать в этом случае от готовой на все власти. Да и сам я уже разуверился в том, что что-то вообще в нашей стране можно изменить. Но многие, прочитавшие первую книгу, обращались с вопросами при встрече, звонили, писали мне, когда же будет следующая. И их мнение было главным фактором в моем решении издать вторую часть.

Со времени выхода первой книги мало что изменилось к лучшему. Разве что атмосфера в обществе стала еще более удушливой. Состоялись парламентские и местные выборы, а осенью 1999 года – президентские. Власть боролась со мной, чтобы я не стал народным депутатом Украины, власть сделала все, чтобы одурачить киевлян, оттянуть выборы мэра города, ибо им мог стать неугодный. Власть сделала все, чтобы выборы киевского городского головы 30 мая 1999 года превратились в эпопею сплошного нарушения закона о выборах, показухи, вбрасывания компромата, околпачивания людей… И это был выбор без выбора. Такое явление одна известная украинская журналистка назвала в прямом эфире телеканала «Интер» «выбором между Швондером и Шариковым». Ее оценка касалась президентской избирательной кампании. Но надо помнить, что все это оттачивалось, обкатывалось в столице, на выборах городского головы, которые еще будут чреваты для столицы плачевными последствиями.

Как бы ни пыталась власть сделать хорошую мину при плохой игре, Европа только из дипломатичности не смеется над нами. Она лишь ограничивается своими замечаниями то о невыполнении решения Верховного Суда о восстановлении в должности незаконно от нее отрешенного мэра Киева, то о нарушениях в ходе президентских выборов, то о закрытии неугодных газет. А Васька слушает да ест… И наглеет еще больше…

В «Перевороте на Крещатике» вы найдете реальные картинки из жизни во власти, когда ты в ней – «белая ворона», когда позволил себе иметь собственное мнение, когда ты не хочешь играть в черные технологии. Читайте, это пригодится. В жизни.

Леонид КОСАКОВСКИЙ

...Верю я, придет пора –

Силу подлости и злобы

Одолеет дух добра.

Б. Пастернак

1. ВТОРЖЕНИЕ...

В субботу, третьего августа 1996 года, рано утром домой позвонила мой референт. Она тревожным голосом сообщила:

– Леонид Григорьевич, у нас – ЧП. Кто-то взламывает двери в помещение, примыкающее к вашему кабинету.

– Срочно вызывайте милицию. Я скоро буду.

Быстро приехал на Крещатик, 36. Я и так собирался, как обычно в субботу, быть на работе. Но тут пришлось приехать раньше. Там уже было много людей. Смотрю – телекамеры… Милиция… Даже заместитель начальника государственной службы охраны республики. Начальник этой службы, как оказалось, был в отпуске. По лицам людей заметил: все несколько растеряны, более того, даже, как мне показалось, перепуганы…

Понимал: все ждут, что же предприму я. Подошел к двери своего кабинета и своими ключами открыл их. Тотчас же пригласил телевизионщиков и работников милиции вместе со мной войти в кабинет. И вот мы – в моих рабочих помещениях. Подошел к двери, которая выходила из кабинета в комнату моих помощников. Обычно она открывалась ключами с моей стороны. А тут вдруг стало понятно: ее нельзя открыть, с обратной стороны она была чем-то забита, причем снизу, вдоль пола. А со стороны коридора дверь этой комнаты оказалась опечатанной.

Немедленно связался с прокурором города. Попросил его подъехать. Увы, он категорически отказался. Отбивался как мог. Я понял: столичный прокурор уже хорошо уловил политический вектор этой ситуации и принял безопасное решение: отсидеться в кустах…

Как раз в это время появился первый заместитель начальника городского управления милиции генерал Жвалюк, который работает сейчас руководителем налоговой милиции. Порядочный человек. Приехал, узнав о вызове, как и положено в таких случаях. И вот он и заместитель начальника республиканской госслужбы охраны сидят в моем кабинете. Мы беседуем по поводу того, что же произошло и как это случилось.

Спрашиваю у милицейских начальников: «Как же так? Работники вашей службы круглосуточно дежурят на первом этаже. Кабинеты – на сигнализации, и без их ведома отключить сигнализацию и зайти сюда никто не может. Значит, выходит, кто-то дал такую команду и ваши люди выполнили ее?»

Они ничего не могли толком сказать. Обещали разобраться. Судя по всему, они были озабочены лишь одним: хотели услышать от меня, что ничего не пропало. Иначе дело приняло бы иной оборот, приобрело бы, с их точки зрения, уголовную окраску. Интересно получается: а что, сам факт взлома и проникновения в служебное помещение мэра города – это не уголовщина?.. Я им тогда сказал: «Для того, чтобы знать, пропало там что-то или нет, нужно, прежде всего, попасть туда, в смежную комнату. Принимайте меры и обеспечьте мне доступ в мои рабочие помещения».

Ситуация не прояснялась. Как потом сказал мне один из депутатов Киевсовета, и об этом позже писали в газетах, пока я говорил с кем-то по телефону, милицейские чины в разговоре между собой вначале высказывали решительное намерение разобраться и навести порядок. Но потом вдруг, видимо после разговора с кем-то по рации, их планы изменились. Депутат услышал, как один якобы сказал другому: «Давай подъедем к Табачнику…» Можно было лишь предположить, что им поступила какая-то вводная, и они решили срочно ехать на Банковую, в администрацию Президента. Мне ничего не сказали, только быстро распрощались, и больше я их не видел.

Что же делать? Взлом – налицо, милиция ведет себя как-то странно… Эта «странность» вскоре стала понятной, как только было установлено, что работники службы охраны присутствовали, когда взламывалась дверь в комнату № 208. Мы узнали об этом несколько позже. А в те минуты я связался с приемной Президента. Чуть раньше туда уже звонили мои помощники. Но в приемной главы государства почему-то отказались принимать их информацию. Я сам решил позвонить. На связи оказался дежурный Сергиенко. Он любезно поговорил, полюбопытствовал, какие помещения вскрыты, повозмущался... Сказал, что доложит, кому надо. Я поблагодарил его и тут же набрал приемную Верховной Рады. Мне сказали, что Александр Александрович Мороз – на отдыхе в Крыму, у него начался отпуск. Позвонил в Крым, на государственную дачу, где отдыхал Председатель Верховной Рады. Извинившись, попросил срочно связать меня с Александром Александровичем. И вот в трубке – голос Мороза: «Что случилось, Леонид Григорьевич?» Я объяснил ему ситуацию. Так, мол, и так, не могу понять, что происходит. Милиция не принимает меры. Идет захват помещения, воочию – попытка таким образом воспрепятствовать моей работе.

Александр Александрович Мороз был страшно удивлен. Пообещал: «Буду встречаться с Президентом и обязательно скажу ему об этом. Более того, попрошу, чтобы он среагировал на такое беззаконие».

Как потом, почти через год, мне стало известно от Александра Александровича, такой разговор с Президентом таки состоялся. Тот сделал удивленный вид и сказал приблизительно следующее: «Да этого быть не может. Это исключается. Я, конечно, разберусь…» Естественно, никто ни в чем не разбирался. Гарант соблюдения Конституции никак не среагировал на происходящее. Таким образом фактически одобрил это безобразие и стимулировал будущие!

А тем временем события на Крещатике, 36 принимали любопытный характер. Вскоре из показаний свидетелей прояснилось, что во главе «штурмовиков», на рассвете вторгшихся в кабинет в присутствии охраны, был Александр Омельченко. Он и давал команды, заставлял людей взламывать дверь, и первым вошел в чужой кабинет. При нем начался обыск, шла опись всего, находящегося в комнате. А потом он вдруг куда-то исчез. Видимо, почувствовал, что «пахнет жареным»… Кстати, как я уже не раз убеждался, Омельченко в критические моменты всегда исчезал, дабы уйти от прямой ответственности, выждать момент, отсидеться «в кустах». Так было в мае 1996 года, во время памятного субботнего «десантирования» кабминовцев во главе с министром Кабинета Министров А. Толстоуховым на Крещатик, 36, когда они пытались подвести итоги проверки работы столичной госадминистрации; так было и на совещании у вице-премьера И. Кураса перед заседанием Кабмина, где меня в мое отсутствие отстраняли от должности главы администрации; так было несколько раз за два года во время различных ЧП в городе, когда его не могли найти и его подменяли Ламбуцкий или Фоменко; так было и после вторжения в одну из служебных комнат мэра города.

Итак, Омельченко и на сей раз на всякий случай «накивал пятами», понимая, что ситуация со взломом может иметь нежелательный для него резонанс и даже определенные последствия. Ведь раньше за такие вещи никто не стал бы церемониться с виновными. Он вовремя сориентировался, ибо вскоре прибыли телевизионщики, и главный «взлом­щик» мог бы засветиться на весь экран… Вполне естественно, журналисты начали искать Омельченко. А он, как затем выяснилось, оказался в… Московском районе. Когда же через несколько часов Омельченко возвратился в свой кабинет, к нему зашла телегруппа, которая сначала снимала материал о взломе, брала интервью у меня и присутствующих на месте ЧП депутатов Киевсовета. Так вот, когда к нему зашли, он сделал удивленные глаза и сказал, что первый раз слышит об этом… Вот вам фарисейство и лицемерие этих людей, которые тогда еще побаивались и не знали, чем же оно все закончится. И врали, глядя в глаза…

А шум вокруг вторжения поднялся очень большой. Набежало много журналистов – и наших, и зарубежных. Одна за другой, до самого вечера, приезжали телегруппы, представители различных изданий, радиостанций. Оно и понятно, в любой другой стране, ее столице это было бы сенсацией. Хотя трудно предположить, что такое могло произойти в стране, которая хочет, чтобы ее воспринимали как цивилизованную. У нас же это была не просто сенсация, а целенаправленная акция. Конечно же, акция – грубая, топорная, с применением мускулов, не говоря уже о нарушениях законов. Я чувствовал, что режиссеры-постановщики и исполнители этого гнусного «спектакля» уже не остановятся. Ибо им поставлена конкретная, весьма специфическая задача –добить Косаковского, растоптать его, сломить психологически, заставить капитулировать.

Я мысленно возвращался к событиям, предшествовавшим этому произволу. И слежка за мной и моей семьей, и подслушивание разговоров, даже тогда, когда я лежал в больнице, и гнусное интервью вцепившегося в те дни в штурвал столичной власти Омельченко, и некоторые другие действия исполнительной власти… Все это свидетельствовало: для них уже нет преград, в том числе моральных, они уже не остановятся, отпущены все тормоза… И все же, не предполагал, что дело дойдет до таких крайностей.

Я видел и чувствовал: милиция поставлена в весьма щекотливое, даже более того – незавидное положение. Судите сами: ее же пытаются сделать молчаливым соучастником преступления. Есть приказание – выполняй его… Говорю, прежде всего, о нашей внутренней охране, которая относится к государственной службе охраны. Она не только молчаливо наблюдала за акцией взлома, но и способствовала ей, принимала в ней участие. Вместе с ней в этой позорной акции участвовали и работники горадминистрации, и государственного коммунального предприятия «Госкомобслужива­ние», которое напрямую подчиняется городской администрации. Их имена промелькнули и засветились в так называемом акте об описи имущества в комнате № 208. Для истории называю фамилии этих «героев», которые, очевидно, готовы выполнить любую команду. Они-то и были использованы для столь неприглядного, я бы даже сказал, грязного дела. Вот они: заведующий хозяйственным отделом В. По­лываный, командир охраны админздания прапорщик Л. Ефи­менко, и. о. заместителя директора ГКП «Госкомобслужи­вание» И. Кравченко и дежурный диспетчер В. Катаев. Пусть это будет на их совести.

Что же касается прибывшей на место происшествия бригады из Старокиевского райотдела милиции, то она работала профессионально, пытаясь установить истину. До­прашивали свидетелей, брали показания, писали протоколы. Разбирательство длилось до вечера. Все это время в здании находились депутаты городского Совета, поддерживающие меня, а также представители общественного комитета по защите прав мэра города.

Когда поздно вечером милиция закончила работу, была признана неправомерность действий взломщиков, нам разрешили опять пользоваться помещениями. Увы, никак не могли найти ключ от кабинета, ведь замки утром поменяли, и его кто-то спрятал подальше… Но ведь без ключа в комнату не зайдешь… И вот офицер милиции, возглавлявший бригаду, дал команду работникам хозслужбы госадминистрации все-таки отдать нам ключ. Он быстро нашелся. Были сняты пломбы, открыли комнату, все вроде бы было улажено. Мы поблагодарили старшего бригады милиции и разъехались. Считали, что инцидент исчерпан. Но не тут-то было…

Оказалось, что это были всего лишь «цветочки». Вскоре началось самое главное… Потерпев в субботу фиаско, Омельченко и компания, как потом оказалось, все выходные готовились к следующей акции. Были приняты меры по нейтрализации милиции. С этого дня во все последующие ситуации она уже не вмешивалась, часто не откликалась даже на вызовы по «02».

В понедельник утром, когда я ехал на работу, мне позвонили в машину и сказали, что возле моего помещения уже стоят наряды милиции и они намерены не пустить меня на рабочее место. Несмотря на это, я приехал, поднялся на 2-й этаж к кабинету. Смотрю, и в самом деле, у двери стоит милиционер. Он что-то попытался сказать, помешать, но, видимо, не хватило духу… Я подошел к кабинету, открыл дверь. Милиционера словно ветром сдуло, куда-то исчез, «испарился». Но я почувствовал: здесь уже что-то замышляется. Начали собираться мои оппоненты из депутатского корпуса. Тут и там крутятся, носят какие-то бумажки работники госадминистрации. В коридоре оживленно разговаривают и депутаты – мои сторонники. Это – А. Лалак, В. Гри­ненко, С. Бычков, В. Бычков, А. Бондарчук, М. Вишневецкий и другие. Они пытаются взывать к совести «взломщиков». Один из моих коллег снял события этого дня на видеопленку. На ней запечатлены все события. Видно, что после 11.00 концентрация людей в коридоре возле моего кабинета значительно увеличилась. На козлах рабочие-строители, видимо, понимая бессмысленность своей работы, подолгу растирают, мажут одни и те же места на стенках, начав уже эпопею так называемого «политического ремонта», призванного вытеснить меня с этого этажа…

Мои сторонники пытаются убедить оппонирующую часть депутатов отказаться от замыслов опять взламывать двери в помещения, говоря, что это – позор, что госгорадминистрация пытается их руками «отмазать», как выразился один из депутатов, свои незаконные действия в субботу и уйти от ответственности.

Появился корреспондент из «Вечернего Киева». Он занялся прямым подстрекательством, – мол, как в фильме «Великолепная семерка», кем надо быть, кроме трупа, чтобы не спешить занять свое место на кладбище. Не помогают призывы присутствующих здесь женщин – опомниться…

На 15.00 в моем кабинете была назначена пресс-конференция. Как только она началась, минут через пять вбежали наши сотрудники и взволнованно говорят: «Леонид Григорьевич, опять взламывают кабинет». Слышны шум-гам, треск… Все журналисты, собравшиеся у меня, мгновенно сорвались с мест и побежали туда снимать и смотреть. Одно дело, если бы они просто взяли нужные материалы на пресс-конференции, и совсем другое – когда перед ними воочию открылась вся эта вакханалия.

В те дни отснятые материалы обошли многие информационные телепрограммы. На экранах были отчетливо видны перекошенные лица некоторых депутатов, в частности О. Сергиенко, Д. Костанчука, И. Шевченко, Л. Сафонова и других, которые врывались в помещение, круша все на своем пути, грубо отталкивая журналистов, затевая стычки с моими сторонниками. Что и говорить, картина весьма непри­глядная. «Захватчики» помещения, вломившись в него, начали суматошно и лихорадочно снова делать опись всего, что там было. Так что дело, начатое в субботу на рассвете ближайшим окружением Омельченко, теперь продолжили депутаты. Сам Омельченко спрятался в своем кабинете в другом конце коридора, а его ближайший друг из депутатов П. Свитлычный, главный дирижер всех этих событий, как видно на пленке, осторожно наблюдал со стороны. После всего этого дверь кабинета опечатали. Причем, как потом оказалось, надолго.

Конечно же, я хорошо понимал, на что рассчитывала эта компания. Они полагали, что я немедленно кинусь в кабинет, стану выносить какие-то документы, более того, надеялись найти нечто, компрометирующее меня, о чем можно было бы раструбить на весь город, на всю Украину… Шерстили все мои блокноты, вещи, среди которых ничего особого и не было, скрупулезно все переписывали. Но они просчитались. Ничего не нашли. Да и не могли. Разные газеты, телепрограммы смаковали тогда все это, впадая в домыслы по поводу предназначения этой комнаты. На пресс-конференции тогда я спокойно все рассказал о первом раунде взлома. Да и журналисты, когда при них ворвались в помещение, могли и сами убедиться в этом. Комната как комната. Тут надо объяснить, что, не успевая оперативно «переваривать» весь массив документов, который сваливался на меня, я периодически делал «чистки». И в этой комнате накапливались бумаги, чтобы в будущем, когда появится свободное время, их разобрать. Те, кто знает, что это такое – бесполезная борьба с бумажным валом, хорошо понимает, насколько бесперспективна эта затея. Вот и я, из месяца в месяц, из года в год откладывал это на будущее. Увы… Так образовался своего рода архив. Были там и личные бумаги, переписка с мэрами породненных городов, другие документы. Были и картины, которые периодически менялись на стене в моем кабинете, некоторые сувениры, памятные адреса и т. д. Все то, что нельзя было передать, скажем, в музей, или же на хранение в городской архив, поскольку оно не представляло ценности.

Одна из газет – «Независимость» – 16 августа 1996 года под рубрикой «По следам одной сенсации» напечатала небольшой материал «Тайна меча Леонида Косаковского». По поводу обнаруженного в комнате самурайского меча журналист написал буквально такие строчки: «…Именно он почему-то поверг многих в шок и до сих пор не дает покоя как недругам, так и доброжелателям бывшего мэра. Разочаруем любителей громких сенсаций и острых ощущений – со­вершенно очевидно, что г-н Косаковский не собирается делать себе харакири. Этот меч был преподнесен ему еще в ноябре минувшего года президентом Всемирной ассоциации кикбоксинга Эннио Фальсони, когда в Киеве проходил 10-й чемпионат мира по кикбоксингу. Кстати, момент вручения злополучного самурайского меча на торжественной церемонии в мэрии неплохо запечатлен на фотографии из архива «Независимости».

Так что сенсации, как ни старались, из всего этого не вышло.

Моим недоброжелателям, вторгшимся в комнату № 208 и обыскивавшим ее, так и не удалось втянуть меня в эту провокацию. Я принял единственно правильное, как показало время, решение: действовать по закону, не опускаться до инстинктов этих разъяренных людей.

Обратился в прокуратуру, в милицию, во все инстанции, оценивая вторжение в служебное помещение как несанкционированный обыск, создание препятствий в работе, и требовал возбудить уголовное дело, расследовать, кто виноват в случившемся, обеспечить доступ в рабочие помещения.

Служители Фемиды долго разбирались во всем. Но поскольку все связано с Омельченко, в райотделе милиции и райпрокуратуре решили спустить все на тормозах и закрыли это дело. Городская прокуратура, естественно, с этим согласилась. Однако потом, после обращения группы депутатов Киевсовета, поддерживающих меня, в Генпрокуратуру, она осенью того же, 1996 года, как было сказано в ответе одному из депутатов заместителем Генпрокурора О. Колинько, отменила постановление городской прокуратуры и возвратила дело на новое расследование.

Но вот уже прошло с тех пор четыре года, а результаты расследования до сих пор так и не известны. Позже, как народный депутат Украины, я написал официальный запрос в городскую прокуратуру о том, разобрались ли они в этом деле и кто, наконец, понесет ответственность за допущенный произвол. Получил очередную отписку… Хотя и так понятно, откуда ноги растут и кто за этим стоит.

Такова была первая силовая попытка перехватить власть, таковым был «пробный шар». Тогда впервые приоткрылось настоящее лицо власти, которое позже полностью показало себя не только в киевских событиях, но и в событиях в других городах. Облик власти, исповедующей лишь один закон – закон силы. Власти, готовой для достижения своих целей на все…

* * *

Так развивались события 3–5 августа 1996 года. Но вернемся к тому моменту, на котором я закончил первую часть своих записок. Итак, 19 июля 1996 года. Впервые по телевизору я услышал Указ о своем отстранении от должности главы госгорадминистрации…