Возвращение бумеранга

Вид материала

Документы

Содержание Готується підступна акція» 4. Я рассказывал избирателям З повагою

Подобный материал:

• Вечное возвращение по-белорусски, 260.64kb.
• Эниология фрагменты из книги В. Рогожкина «Эниология» (22), 139.3kb.
• Стенографический отчёт международная конференция «возвращение политэкономии: к анализу, 3160.54kb.
• Возвращение спектакля, 26.57kb.
• Приходовская екатерина возвращение, 1093.27kb.
• «алиса в стране чудес. Возвращение», 30.52kb.
• Владимир Жикаренцев жизнелюбие возвращение в сердце мужчина и женщина книга 8 Предисловие, 1959.15kb.
• Владимир Жикаренцев жизнелюбие возвращение в сердце мужчина и женщина книга 8 Предисловие, 1902.28kb.
• Сайт агентства, 1227.89kb.
• Основные мероприятия, посвященные, 109.05kb.

До подій у Київраді. ГОТУЄТЬСЯ ПІДСТУПНА АКЦІЯ»:

Як стало відомо з поінформованих джерел, у приміщенні будинку Київської міськради на Хрещатику, 36, посиленими темпами іде підготовка до зухвалої акції – виселення з робочого кабінету законно обраного два роки тому киянами мера столиці Леоніда Косаківського, який здійснює свої повноваження у відповідності з новою Конституцією України.

Режисери цього підступного дійства, де головну скрипку грає виконуючий обов’язки голови міської держадміністрації, вже навіть визначили крайній термін виселення – п’ятницю, 2-го серпня.

Своєрідною артпідготовкою до виконання цього грубого задуму після спроб вимкнути на 2 години світло на 2-му поверсі та повідключати телефони став нічим не виправданий ремонт тієї частини поверху, де розміщено кабінет голови Київради. Ця частина приміщень і коридору була в добротному стані і не мала потреби в ремонті, який вимагає немалих коштів. Просто високопоставлені чиновники з держадміністрації у такий спосіб вирішили фактично заблокувати роботу голови міської Ради, а у вихідні, розраховуючи на його відсутність, силоміць почати ремонт у його кабінеті і практично змусити його назавжди залишити це службове приміщення. Проробляються також можливі варіанти із заміною замків до цього кабінету, аби не допустити сюди його законного господаря.

До речі, тут, на 2-му поверсі, в усі часи працювали керівники міської Ради та виконкому, зокрема, більш ніж по 10 років саме звідси здійснювали управління нашим містом такі відомі мери, як Володимир Гусєв і Валентин Згурський.

Стає очевидним, що столичні чиновники всупереч недавно прийнятій Конституції України прагнуть будь-що потіснити органи місцевого самоврядування, перехопити владу, яку голові Київради делегувало понад півмільйона киян. Судячи з усього, до таких дій запопадливих адміністраторів на Хрещатику, 36, підштовхують деякі невидимі поки що диригенти з найвищих владних структур. А між тим, все, що діється навколо службового кабінету мера столиці Леоніда Косаків­ського, не вписується ні в які юридичні норми. Адже будинок на Хрещатику, 36, належить Київраді як власнику майна, а міська адміністрація через державне комунальне підприємст­во «Госпкомобслуговування» лише є орендатором цих приміщень. Уявіть собі: ви прийняли квартирантів, а через певний час вони виселяють господаря з його власної хати.

Чергова адміністративна метушня на Хрещатику, 36, не додасть авторитету її натхненникам, організаторам та й виконавцям, а лише покаже усю їх ницість перед людьми у країні, яка має жити за новою Конституцією».

Однако, и на это сообщение, как, кстати, и на серьезные депутатские сигналы, не последовало никакой реакции. Банковой этого только и надо было. Там склонялись к тому, чтобы действовать методом «выжженной земли», на другое у них не было должного интеллекта.

А тем временем подготовка к так называемому «поли­тическому ремонту» шла полным ходом. Уже появились «строительные бригады» в коридоре, которые начали мазать стены. Причем, что любопытно, они одно и то же изо дня в день делали в одних и тех же местах, ожидая команд «на штурм кабинетов». Причем, это происходило именно в то время, когда Президент своим очередным высочайшим указом запретил любые ремонты в помещениях органов власти. Даже и в этом случае был применен печально известный «двойной стандарт»: это касается всех, но не касается конкретно Омельченко…

Как мы предполагали и предупреждали все ветви государственной власти в Украине, и о чем я уже рассказал в предыдущих главах этой части книги, вторжение в наши кабинеты все-таки произошло, причем это случилось на фоне абсолютного невмешательства Президента и его окружения…

Более того, через четыре дня после захвата одного из моих помещений, а именно 9 августа 1996 года, неожиданно для всех, в том числе для самого Омельченко, глава государства выдал ему своего рода поощрительный приз –назначил вместо планируемого кандидата именно его главой городской государственной администрации. Поощрил за усердие в «захватнических» действиях и тем самым сказал: действуй так и впредь.

Любопытные события на втором этаже Киевсовета начались накануне 9 августа 1996 года. Как многим уже известно, 9 августа – день рождения Президента Леонида Кучмы и день рождения его выдвиженца Александра Омельченко. Так вот, прихожу я утром 9 августа на работу, а тут уже возле моего кабинета вырос деревянный щит-перегородка. Так обычно строители делают, когда закрывают помещение на ремонт. В данном случае получалось, будто на ремонт закрывают весь коридор второго этажа. В конце коридора, окно которого выходит на ЦУМ, – кабинет Омельченко. Я спросил у наших работников, почему закрыли перегородкой большую часть коридора. Мне сказали, что вроде бы начинается ремонт. Но вскоре выяснилось, что дело не в ремонте, а в… именинах Омельченко. И перегородку придумали для того, чтобы я не видел толпищ людей, цель которых –засвидетельствовать почтение, быть удостоенным чести пригубить рюмочку с градоначальником.

Два дня, пятницу и субботу, продолжалось это паломничество. К новоиспеченному градоначальнику шли и шли желающие поздравить его, фаворита самого Президента. Крупные и мелкие чиновники, бизнесмены, некоторые журналисты. Многие из них пытались проскочить к Омельченко так, чтобы не быть замеченными мной и моими сторонниками. Дело дошло до парадокса: один из моих предшественников, бывший председатель горисполкома, почтенный, уважаемый человек, заглянув в приемную, трусцой промчался мимо моего (а ранее своего…) кабинета, видимо, боясь встретиться со мной.

А в понедельник перегородка, служившая своеобразной маскировочной ширмой, дабы посторонний глаз не видел всего, что тащили к кабинету именинника, вдруг упала. На этом камуфляж и закончился.

Какое-то время нас никто не трогал, мы работали в своих помещениях. Потом началась очередная волна выживания из этих комнат. Начали приходить посланцы из госадминистрации. Так и так, дескать, начинаем ремонт, вам надо переезжать. Мы заявили: переезжать не собираемся, никакого ремонта не надо, нас все устраивает. (Кстати, ремонт кабинета я не делал за все время работы руководителем города, как-то не до этого было). Но они уже не могли успокоиться. Начали опечатывать кабинеты. Дальше – больше. Кто-то постоянно срывал с двери моего кабинета табличку. 12 августа 1996 года в кабинете была отключена правительственная связь, умолкли все другие телефоны. Как стало известно, правительственную связь отключили по распоряжению министра Кабинета Министров Украины В. Пустовойтенко. 15 августа сняли номера с моей машины.

Создавалось впечатление, что в те дни в администрации Президента, в Кабмине и городской администрации не было других, более важных забот, чем выселение Косаковского из его кабинета. Утром 9 сентября была осуществлена очередная акция незаконного проникновения в мое служебное помещение. Это была уже третья по счету попытка овладеть моим кабинетом. Исполнители позорной акции вынесли из комнаты личные вещи, а также материалы служебной переписки. Секретариат Киевсовета распространил официальное сообщение для средств массовой информации. В нем говорилось:

«Вызывает удивление то обстоятельство, что эти антиконституционные действия происходят в здании городской власти, которая должна стоять на страже законности и правопорядка, беспрекословно выполнять положения новой Конституции Украины. Более того, нет сомнения, что за этими позорными операциями стоят нынешние властители из новой госадминистрации Киева, с позволения которых уже дважды были инициированы вторжения в служебный кабинет законно избранного мэра столицы Леонида Косаковского, а также каждый день срывались на двери его кабинета таблички с фамилией и наименованием должности хозяина данного кабинета. Все это, к огромному сожалению, происходит на фоне молчаливого созерцания правоохранительных органов столицы. О какой защите прав гражданина независимой Украины может идти речь, если даже мэр столицы не имеет такой защиты. Антиконституционная вакханалия в Киеве продолжается. Что дальше?»

А дальше случилось то, что и должно было случиться в условиях безнаказанности и произвола. Увы, прокуратура пошла на поводу у исполнительной власти, дала, что называется, задний ход… Уверен: если бы органы прокуратуры были последовательны, если бы они стояли неусыпно на страже закона, вовремя одернули зарвавшегося Омельченко, ситуация в Киеве вошла бы в нормальное русло. Ведь он, кстати, вначале очень боялся именно прокуратуры, чувствуя, что совершил, мягко скажем, противоправные действия.

Ответ в Генпрокуратуре, как несложно было догадаться, был однозначным: не воевать же с Президентом при таком раскладе. О законе никто и не вспоминал. Главным аргументом был вопрос: «Вы – за Президента или за Коса­ковского?»

В те дни Генпрокурора Г. Ворсинова в Киеве не было. Но вот он возвратился, и к нему, насколько я знаю, тотчас же напросился Омельченко. Причем, вместе с прокурором города. О чем они там говорили, известно было только им. Но кое-что об их встрече и разговоре все-таки просочилось. Омельченко, возвратясь в здание Киевсовета, обронил на входе фразу, что все, я с Ворсиновым договорился, все нормально, он нас поддерживает, будем Косаковского выселять. Это было сказано специально для милиционеров, которые несли охрану помещения.

И опять началось… Была снята сигнализация с наших кабинетов. Одна за другой следовали попытки ремонтных бригад проникнуть в мой кабинет и начать там ремонт. До поры до времени им не удавалась эта затея. И вот они решили начать там ремонт в… 7 часов утра! Это – дико, это –смешно, но в 7 часов утра в кабинете, дверь которого была взломана, уже красились окна, стены, рамы и т. д. Узнаете стиль и почерк Омельченко? Ведь на рассвете 3 августа 1996 года уже ворвались в комнату моих помощников.

Но Омельченко и компанию очень встревожило одно обстоятельство. Им стало известно, что у меня в сейфе лежит пистолет, который я получил, как бы это сказать, «по наследству» от предшественников. Естественно, я им не пользовался, он лежал себе, как и положено, в сейфе. Конечно, занимать помещение, в котором есть оружие, опасно. Кстати, один из депутатов был как раз в кабинете Омельченко и слышал его разговор по телефону с каким-то начальством. Те в чем-то упрекали его, а он все оправдывался: «Да не можем мы это сделать, потому что у него там пистолет лежит».

Ко мне срочно явился гонец из Управления внутренних дел:

– Сдайте пистолет, – сказал он.

Я и говорю ему:

– Не возражаю, но дайте мне документ, кому и зачем сдаю пистолет. 

– Хорошо, – ответил он и умчался.

А через два часа привезли документ за подписью начальника УВД. Текст его гласил: «…прошу Вас передать пистолет в ГУ МВД Украины в г. Киеве для решения вопроса о продлении срока действия разрешения на пользование табельным огнестрельным оружием». Я открыл сейф, отдал прибывшему полковнику пистолет, две обоймы патронов, взял у него расписку. После этого для них фактически были сняты все барьеры, они могли приступать к захвату кабинета и ремонту. Мне говорили люди, которые видели все, что творилось в те дни: эта позорная ситуация развращающе действовала на строителей-ремонтников, обслуживающий персонал, их втягивали в это сомнительное дело под предлогом хорошего заработка, и они входили во вкус безнаказанности и вседозволенности, царивших в коридорах столичной власти. Кое-кто из них пытался даже вступать в дебаты с нашими депутатами, «воспитывать» их, дескать, ходят тут, выступают, не дают работать…

Мы с товарищами переселились на 9-й этаж, ибо там, на 2-м этаже, работать уже было невозможно. И не только из-за навязанного нам «политического ремонта». По команде Пустовойтенко, как я уже писал, там были отключены все телефоны, в том числе и ВЧ. Долго пришлось собирать вещи, которые растащили по различным кабинетам. Многое, к сожалению, пропало… Рассказывали даже, что те, кто без нашего разрешения выносил их, рассуждал: о, мол, это я заберу себе, сгодится… Украли мое личное дело, которое где-то через год мне подбросили назад, использовав для некоторых публикаций. Многие важные и дорогие для меня документы исчезли бесследно.

Такими оказались для меня и моих коллег лето и начало осени 1996 года. Дни и недели насилия и произвола.

4. Я РАССКАЗЫВАЛ ИЗБИРАТЕЛЯМ
ПРАВДУ, или КАК ОМЕЛЬЧЕНКО
И ЕГО СВИTА СТАВИЛИ «ШЛАГБАУМЫ»
НА ПУТИ К ЛЮДЯМ…

Пытаясь вычеркнуть меня из реальной жизни, обе администрации – президентская на Банковой и городская на Крещатике, 36 – нередко прибегали к самым гнусным методам и приемам, подчас используя печально известный унтер-пришибеевский принцип – «не пущать».

Они блокировали не только кабинеты… Они блокировали все наши действия и, в первую очередь, рабочие поездки в районы, на объекты, которые мы, по установившейся для меня традиции – не отсиживаться в кабинете, вместе с группой поддерживающих меня депутатов начали практиковать сразу же, как только я после болезни вышел на работу. Отслеживался каждый наш шаг, кое-кто из окружения Омельченко не спускал с нас глаз. Постоянно докладывали новоиспеченному градоначальнику, куда собирается Косаковский, кто именно едет, какой транспорт – «Волга» или микроавтобус, когда выехали, сколько на объекте были, когда приехали. Шла также оперативная информация с места встречи, отдельные люди, имея задание, конечно же, из шкуры лезли, дабы максимально проинформировать Омельченко о том, что и как происходило. Тотчас же шли угрозы в адрес тех руководителей, которые принимали нас… Царская охранка могла бы только позавидовать своим далеким преемникам конца ХХ века, которые явно преуспели в этом «ремесле»…

Первая наша поездка после болезни состоялась в Пущу-Водицу, в госпиталь инвалидов Великой Отечественной войны. Для меня это уникальное медицинское учреждение было особенно дорого. Я и ранее часто бывал там, вникал во все его проблемы, оказывал существенную помощь в обеспечении его лекарствами, продуктами, в решении самых неотложных вопросов. Никогда не ограничивался общением только лишь с медицинским персоналом, а бывал в палатах, разговаривал с ветеранами, прислушивался к их мыслям, был внимателен к их запросам и просьбам. Для меня, сына фронтовика-инвалида, как и для миллионов моих сверстников, родившихся после войны, эта когорта наших соотечественников, вынесшая на себе невероятные испытания, защитившая нашу землю, нашу Родину от врага, особенно дорога.

Еще когда работал в районе, а затем в городе, я всегда был с ними, помогал, чем мог. Все мы помним: на каком-то этапе, после известных событий 1991 года, наши славные ветераны как-то сникли, им было очень тяжело смотреть, как разваливается все то, ради чего они воевали, что они защищали ценой своего здоровья и даже ценой жизни миллионов своих фронтовых побратимов. Глубоко понимая их переживания, их душевные боли, осознавая наш человеческий долг перед ними, я, как только возглавил столичную горадминистрацию, взял на себя обязательство: возвратить ветеранам их гордость, дать прочувствовать им, что в это тяжелое время мы – с ними, что мы ценим их солдатский подвиг в суровую пору испытаний. Именно тогда мы разработали и начали осуществлять целый ряд программ по поддержке ветеранов, разрешении их социально-бытовых проблем, которые работают и ныне.

Впервые в 1993 году были произведены денежные выплаты ко Дню Победы всем участникам войны, что со временем, как и многое другое, начатое нами в столице, стало делаться и в масштабе государства. Масштабно в 1993 году городская администрация провела празднование 50-летия освобождения Киева от фашистских захватчиков. Было принято решение: в этот день провести торжественное шествие ветеранов-фронтовиков по Крещатику. И оно состоялось! Причем, по просьбе ветеранов под их красными боевыми знаменами. Это был действительно настоящий праздник со слезами на глазах. Словно вернулась к ним фронтовая молодость, вернулось то, чем они жили и чем дорожили. Лично я воспринял тот праздник, как возвращенную маленькую частицу нашего неоплатного долга защитникам Родины.

И вот я с группой депутатов и работников секретариата сразу после болезни первым делом решил посетить госпиталь инвалидов войны. Мы побывали не только в палатах, но и в кабинетах медперсонала, на кухне, интересовались буквально всем. Некоторых пациентов я знал лично, они встретили меня с особым радушием. Они искренне возмущались тем, как пытаются расправиться со мной, а также созданным вокруг меня информационным вакуумом. «Леонид Григорьевич, не сдавайтесь! – говорили они мне. – Мы были и остаемся с вами!»

К слову сказать, все время жесткой опалы в 1996–1998 годах мы с депутатами дважды в год (в День Победы и день освобождения Киева от немецко-фашистских захватчиков) посещали госпиталь, привозили продовольственные наборы и медикаменты, сами разносили их по палатам, в актовом зале проводили концерты, «непарадные» встречи с ветеранами. На них выступали наши депутаты, выступал и я. Люди буквально забрасывали нас вопросами, которые их очень волновали. Они выражали поддержку, осуждали те нечистоплотные методы, с помощью которых исполнительная власть пытается отстранить меня от выборной должности председателя Киевсовета, возмущались дорогостоящим ремонтом Дворца «Украина», куда «угрохано» десятки миллионов гривен, всеми этими бесконечными перекопками улиц, снижением жизненного уровня людей. И в каждом выступлении ветеранов, как правило, была какая-то конкретная просьба, конкретное предложение. Встречи длились по
несколько часов. Находящиеся на лечении инвалиды войны на какое-то время словно забывали о своих болезнях, всех их волновали болезни нашего общества, нашего родного города.

Та поездка в июле 1996 года не прошла без последствий для руководителей госпиталя. Сразу же последовал грубый телефонный окрик: кто разрешил?.. Почему, на каком основании принимали Косаковского?.. Начали запугивать главного врача. Ага, мол, если Косаковский нашел у вас какие-то недостатки, то мы вам покажем! Снимем всех. В общем, на Крещатике, 36, в гневе разразились угрозами. Да и чего можно было ожидать от людей, для которых и законы, и нравственные нормы давно уже стали ничем…

В ходе последующих посещений госпиталя на протяжении двух лет всегда неприятно было видеть, как вдруг, именно в эти дни и часы (а мы всегда о наших планах сообщали руководству этого заведения заранее), по окрику сверху исчезал весь руководящий состав, начиная с главврача, пропадал куда-то ключ от актового зала и т. д. Не боялись и не прятались лишь медсестры и санитарки, рядовые врачи. Они и помогали нам, открывали зал, сопровождали по палатам, рассказывая о реальном положении в больнице и ругая своих трусливых руководителей. Но все эти «пакости» отходили на второй план после общения с ветеранами, которое всегда прибавляло сил и энергии, желания бороться и не сдаваться, как делали это они в те тяжелые военные годы.

Уже будучи народным депутатом, дважды инициировал посещение этого госпиталя руководством Верховной Рады, депутатами, перечисление части зарплаты парламентариев на оказание помощи инвалидам, проходящим в больнице лечение, а в 1999 году парламент по моему предложению принял ко Дню Победы постановление, предусматривающее целый ряд мер по разрешению материальных и социальных проблем ветеранов.

Но вернемся в год 1996-й, в то горячее лето… Как-то мы решили поехать на Троещину и посетить там новую молочную кухню. Ту самую молочную кухню, которую мы вводили в начале 1996 года. Она рассчитана на приготовление 30 тысяч порций для детей. Данный объект был «заморожен» много лет. Однажды, во время посещения Ватутинского района, я побывал и на нем и там, на месте, принял решение о выделении средств на завершение этого строительства. И там закипела работа, дело быстро продвинулось, и уже в начале года объект был введен. Мне, конечно же, выпало его открывать. И вот теперь, спустя несколько месяцев, я предложил группе депутатов: давайте-ка съездим и посмотрим, как работает молочная кухня на Троещине, это же мы с вами в свое время добились, что город получил, наконец, столь нужный объект. Проверим, как он работает, как обеспечивает молочной продукцией ребятишек, какие есть проблемы, решим, чем надо помочь.

И здесь начались удивительные вещи. Как только в районе стало известно о нашем намерении, директор молочной кухни … спряталась. Оказалось, что ей позвонили из Ватутинской райадминистрации и предупредили: не пускать Косаковского и депутатов, закрыть перед ними все двери. Наша доморощенная современная инквизиция оказалась верна себе. Не пущать – и все! А заместитель главы районной администрации, который готовил это посещение, вдруг срочно в то утро был отправлен в командировку, о чем он всем нам потом сам и рассказал.

Такие же попытки предпринимались и в других случаях, как только Омельченко и его окружению становилось известно об очередной нашей поездке в тот или иной район, на тот или иной объект. Была дана команда вообще не выделять нам микроавтобус с нашей автобазы, и мы стали просить транспорт у других организаций.

Наша встреча с жителями одного из микрорайонов Дарницы (это – район Ленинградской площади) фактически состоялась в условиях конспирации. Невзирая на все запреты и преграды, нам удалось выйти на диалог с жителями микрорайона. Встреча состоялась в одном из полуподвалов. Вместе со мной туда прибыли депутаты Киевсовета Сергей Бычков, Александр Лалак, Игорь Лосев, а также заместитель руководителя секретариата Киевсовета Иван Кучерявый. Тесный зальчик был забит до предела, там собралось более ста человек. Нас представили, потом начали выступать депутаты. С. Бычков, А. Лалак, И. Лосев обстоятельно проинформировали о ситуации в Киевсовете и горадминистрации, о положении дел в городе. Судя по всему, люди почти ничего не знали о сущности происходящего на Крещатике, 36 и воспринимали услышанное с огромнейшим интересом. Затем слово было предоставлено мне. Это было одно из первых моих публичных выступлений в то время, поэтому о нем расскажу более подробно.

«Я благодарен, что вы сегодня пришли, потому что такие встречи для нас ныне непросто даются, – так начал я свое выступление. – Кроме того, что перекрыт доступ на радио, телевидение и в газеты, для нас перекрыты сегодня все заводы и фабрики. И даже сегодняшняя встреча могла быть сорвана, ей очень препятствовали в связи с тем, что многим это в городской и вашей районной администрации не нравится. Такая теперь у нас страна, такой у нас город и такая наша чиновничья власть, которая боится законно избранной власти. А временщики хотят править. Лжедимитрии у нас сегодня тоже есть, как и были в те времена, которые вам известны из истории».

Далее я дополнил депутатов и также рассказал о том, что происходит в городе. Охарактеризовал последние события в Киеве как ползучий переворот. Антизаконный, антиконституционный, но поддерживаемый теми, кто стоит сегодня у власти. Почему это происходит? Если быть откровенными, то попытки меня сместить начались еще в 1994 году, после моего избрания председателем Киевсовета. Та администрация Президента, которая пришла вместе с ним, считала меня «не своим», и они пытались меня под разными предлогами или сместить, или оттеснить. Но тогда, в 1994 году, им это не удалось. Не удалось и в 1995 году. И лишь весной 1996 года, за месяц до окончания срока действия Конституционного соглашения, которое, по существу, обернулось настоящей бедой для нашего государства, повели массированную атаку с тем, чтобы добиться моего смещения через механизмы этого антидемократического Конституционного соглашения.

Поведал я и о работе кабминовской комиссии во главе с Курасом, перед которой стояла цель: во что бы то ни стало дискредитировать меня и моих коллег, подготовить «комп­ромат», на основании которого меня можно было бы отстранить от руководства городом. Сказал и о том, что со мной никто из членов комиссии Кураса так и не встретился, не беседовал. Председатель комиссии Иван Курас, этот в прошлом большой «специалист», защитивший диссертацию по мелкобуржуазным партиям, и во времена КПУ – один из ведущих ее идеологов, даже ни разу не приехал к нам, на Крещатик, 36, не поинтересовался делами, но тем не менее, подписал справку – приговор мне… И когда мы, депутаты и работники администрации, собрались и потребовали, чтобы нам хотя бы зачитали то, что на нас написала комиссия Кураса, нам сказали, что этого они сделать не могут и об этом будет сказано только на заседании Кабинета Министров. Такого не было даже в те советские времена, которые сейчас все критикуют. Провели на Кабмине обсуждение – второпях, спеша, несмотря на то, что в данный момент я находился в больнице, где меня готовили к операции. Не могли обождать неделю или две, ибо боялись разговора «глаза в глаза» и боялись, что у них возможности больше не будет – ис­пользовать ситуацию и отстранить меня от должности. Конечно, они и в страшном сне не могли предполагать, что будет принята Конституция, и я вернусь к исполнению своих обязанностей. Меня они уже вычеркнули и забыли раз и навсегда, думая, что со мной они, наконец, покончили. Но они просчитались...

Я изложил участникам встречи все перипетии майского переворота 1996 года. За последние несколько месяцев мы видели низость, подлость, мерзость. Все это еще ждет хорошего писательского пера… Они еще не успокоились. Они ставят перед собой такую задачу: не хочет Косаковский написать заявление о своем уходе с поста председателя Киевсовета, мы его заставим, мы его просто заблокируем, мы его будем унижать, будем топтать, чтобы он не выдержал, плюнул и ушел… Я сказал тогда: не выйдет, панове! После того, что пришлось пережить, начиная с мая, мне уже ничего не страшно. Я выдержу все. Потому что для меня главное –доверие людей. Если люди доверяют мне, я обязан бороться, обязан защищать их интересы. Потому что я хорошо знаю, кто сядет на мое место и для чего он сюда придет… Мне хорошо известны аппетиты тех, кто пытается дорваться до власти, заполучить свой лакомый кусок... Я заявил во всеуслышание: от меня вы заявления не дождетесь, сломить меня не удастся, запугать не удастся. Против меня брошена огромная армия силовиков: КРУ, милиция, прокуратура. Они месяцами переворачивают все и вся, терзают людей. Такое впечатление, что в Киеве, во всей Украине налоговым и правоохранительным органам больше нечем заниматься… Они роют, перерыли уже все, что могли, но ничего не могут найти.

А тем временем в городе делается что-то такое, что не согласуется со здравым смыслом. Куда идут наши деньги? На ремонт дорог, причем в центре города, где шуршат «мерседесы» чиновников и «новых украинцев». В эти разрытия вложили не меньше 600–800 миллиардов карбованцев. На такие деньги можно было бы соорудить 200–300 квартир, которые нам сегодня так нужны, или направить их на строительство метро. А ремонт «Украины», в который угрохано около 100 миллионов долларов!.. И это при том, что людям нечем платить зарплату. Мы многое сегодня утратили. Столичное чиновничество распоясалось. А все потому, что нет настоящего контроля, некому спросить с зарвавшихся чинуш. Киевсовет ныне не собирается. А он не собирается не потому, что не может, а потому, что ему не дают собираться. И поставлена задача: полностью заблокировать его работу. Ибо если только он заработает, то поотменяет все незаконные решения, которые уже приняты и принимаются за его спиной.

Сегодня пачками выпускаются распоряжения, в соответствии с которыми раздаются налево и направо лакомые, самые престижные земельные участки, раздается собственность города, транжирятся народные деньги. И все это делается в угоду высокопоставленным мужам, которые раньше были недовольны тем, что я этого не делал. Один из родственников влиятельного чиновника из президентской администрации при содействии городских властей наставил на Крещатике сорок щитов рекламы с подсветкой. Этот коммерсант рекламирует американский бильярд, американские сигареты – все то, что связано с его частной фирмой. Это что, главное, чего нам сегодня не хватает для нормальной жизни? А ведь на всем этом зарабатываются бешеные деньги. И, к огромному сожалению, Киевсовет в сложившейся ситуации ни на что не может влиять, потому что часть депутатов городская администрация купила должностями, часть прикормила другими благами, а часть – запугала…

Например, один из руководителей земельной комиссии успел за это время, за эти считанные месяцы после майского переворота в Киеве, имея благоустроенную квартиру, получить в городе для строительства дома еще и земельный участок. Ему показалось мало. Прирезал еще один участок и оформил на сестру. Тоже мало… Он получил еще несколько участков под коммерческий проект. И это тот депутат, который клялся, что будет отстаивать интересы избирателей. Он, естественно, не ходит на сессию, потому что знает: на сессии никогда бы никто за это не проголосовал. И я никогда не подписал бы такое решение. А так – просто, удобно и выгодно: тихо в кабинете подготовить такое решение, пойти к главе администрации и подписать у него «шкурный» документ, без контроля депутатов… Вот для чего нужно было сменить власть. Вот для чего нужно было затевать весь этот сыр-бор: решать свои вопросы, открыто грабить при условии фактического паралича городского Совета.

Сегодня людям на Банковой и их приспешникам в городе не нужен такой мэр столицы, который имеет свое мнение и не дает грабить Киев. Им нужен такой человек, который послушно будет исполнять их волю, делать то, что ему скажут. Снести дом – снесет… Дать участок в центре под личную застройку – даст… У нас сегодня уже дошло до того, что памятники архитектуры, которые по закону охраняются государством и должны служить людям, сносятся за одну ночь. Так под покровом ночи был снят дом на Бассейной. Сносится дом и на улице Десятинной, 12, потому что, оказывается, для Кабинета Министров мало уже дома на Десятинной, 10, который Кабмин строит для себя и в котором роскошные квартиры – по 200 квадратных метров каждая… Но им этого мало. Нужен еще один дом, причем рядышком… Потому что чиновников становится больше, чем новых квартир в Киеве. Значит, снесут и этот старинный дом на Десятинной, 12. Раньше никогда бы это не дали сделать. А сегодня – делают…

У меня часто спрашивают: «А почему же так произошло? Почему с вами так поступили?» Я и говорю: на этот вопрос можно ответить просто, а можно – более широко. Но если отвечать просто, то все сводится к тому, что я не пришелся ко двору, то есть не подчинился закону стаи, которая живет по своим правилам. А стая – как? Или съедает, или выбрасывает, если не подчинился… Если говорить более обстоятельно, то я обычно отвечаю так: да, не дали строить Президент-палас-отель в парке, возле памятника Ватутину. Отказали администрации Президента, потому что я сказал: никогда не дам это сделать, ведь даже цари не позволяли в этом парке ничего строить. Мы также не дали «Макулану» возможности изуродовать центр города, возвести дом-монстр, который бы исказил исторический архитектурный облик Киева. Не дали еще многое сделать в обход закона.

Сегодня все мы оказались перед серьезной угрозой. Если будем молчать и делать вид, что ничего не происходит (а я себя к таким не отношу, я не молчу и пытаюсь отстаивать свою позицию, отстаивать интересы жителей города), то в Киеве будет насаждена карманная марионеточная власть, которая станет делать все по указке из кабинетов на улице Банковой и на улице Грушевского. И наплевать им на интересы киевлян. Фактически нет денег на ввод до конца года двух станций метро, потому что деньги пошли на другие цели…

…По лицам людей, по реакции присутствующих в зале я понял, что всего этого они просто не знали. Поэтому и воспринимали они все то, о чем я говорил, с огромнейшим интересом. Они услышали из первых уст, чем сегодня живет город, узнали о провале планов строительства жилья во втором квартале, о том, что в 1996 году к новому учебному году в Киеве не введено ни одной школы, а ведь в предыдущем году открылись пять новых школ, невзирая на то, что были большие трудности с финансированием и решением других вопросов.

Рассказал я о том, как ведет себя руховская оппозиция в Киевсовете, которая стала послушной служанкой исполнительной власти в лице горадминистрации, и о многом другом, о чем люди не знали. О том, что мне не дают ни радио-, ни телеэфира, всячески препятствуют встречам с киевлянами. Власть предержащие боятся наших прямых контактов с избирателями, боятся, что люди разберутся во всем и скажут им, что они не на своем месте. И боятся, наверное, что мы расскажем такое, что нынешней администрации не хотелось бы обнародовать.

Я заявил дарничанам: если мы с вами не победим наш главный недостаток – равнодушие, если будем соглашаться с тем, как с нами поступают, то у нас тогда не будет будущего. Вот это самое страшное. Поэтому мы сегодня и пришли сюда, чтобы рассказать обо всем, что творится ныне в Киеве, и попросить вас: не будьте пассивными. Ползет режим диктатуры, ползет режим страшный, и может возникнуть такая ситуация, когда нормальному человеку будет страшно даже за себя и за своих детей.

Меня буквально засыпали вопросами. И первый вопрос, который задала одна женщина, прозвучал так: «Скажите, пожалуйста, какое они имели право вас снять, когда вас народ избрал?» Я ответил ей, что точно такой вопрос задавал сам себе. Конечно, никто не имел такого права, но ведь у нынешних вершителей человеческих судеб логика иная: мол, нельзя, но если очень хочется, то можно… Где в мире есть такое, что людей, которых избрали, могут уволить по Указу Президента? Нигде нет! А у нас есть!

Затем последовал вопрос: «Леонид Григорьевич, что в этой ситуации мы можем сделать, чем мы можем вам помочь сегодня?» Я ответил: «Сегодня главное – чтобы вы рассказали другим о том, что творится в Киеве и в Киевсовете. И чтобы вы, избиратели, спросили со своих депутатов, как они выполняют свои обязанности. По Дарнице, например, есть депутаты С. Бычков, В. Гриненко, И. Лосев. Три депутата, которые ходят на сессионные заседания, активно работают. Но есть еще один депутат – В. Животков. На сессию он не ходит, более того, тоже активно включился в борьбу со мной и со всеми теми, кто ныне стоит на позициях законности. Наверное, избиратели тоже должны спросить с такого депутата. Многие депутаты после выборов забыли даже дорогу на свои избирательные округа. Я знаю целый ряд депутатов, которые после выборов вообще не были в своих округах. Поэтому избиратели должны спросить с них: кого вы там, в Киевсовете, представляете? Самих себя? Почему вы срываете сессионные заседания? Вы с нами советовались по этому поводу? А ведь этим депутатам чиновники говорят: ты не ходи на сессию – мы тебе дадим должность в администрации. Ты не ходи на сессию – мы тебе решим проблему с земельным участком. Мне однажды в порыве откровенности один из депутатов сказал, дескать, Леонид Григорьевич, вы знаете, какой у вас самый главный недостаток? Посмотрите, что сделал нынешний руководитель горадминистрации, а вы этого не сделали… Надо было каждому депутату дать участок, гараж, квартиру, и они бы сегодня все были бы возле вас. Я ему и ответил: «Вы знаете, я друзей, убеждения и квартиры не меняю. И вам не буду менять квартир… Потому что считаю ниже своего достоинства покупать вас этими подачками».

Сейчас, конечно же, очень просто можно завлечь депутата в свои ряды. Пообещать ему, подвесить конфетку, или морковку, пускай висит… Но многие не получили еще того, что им наобещали, только нескольким из них дали должности в администрации. А остальные ходят толпой и спрашивают, когда же и им дадут руководящее кресло.

Короче говоря, обо всем этом нужно рассказывать людям, ибо пробиться объективной правдивой информации сейчас чрезвычайно трудно. И, во-вторых, снизу, грубо говоря, надо «давать жару» тем депутатам, которые занимаются сегодня сомнительными делами. И, в-третьих, уже теперь необходимо готовиться к следующим выборам и думать, кого же вы будете избирать.

…То, что мы с депутатами изложили присутствующим на встрече, произвело на них огромное впечатление. Поднялся пожилой мужчина и предложил жителям микрорайона собирать подписи в мою поддержку. Вслед за этим одна женщина, обращаясь к аудитории, с недоумением вопрошала: «Как это так, что избранному нами, киевлянами, голове Киевсовета не дают выступить в прессе? Леонид Григорьевич, обратитесь в «Правду Украины», эта газета сейчас находится в оппозиции к власти, выступите на ее страницах и расскажите, пожалуйста, обо всем, что творится теперь в Киеве и, в частности, в Киевсовете и городской администрации. Вот мы, например, до сих пор не знали, что с Косаковским? Где он, что он, вот была информация, что он в больнице лежит. И все… А что с ним – никто не знал. Вот назначили Омельченко, а почему? А почему не было конкретной информации, за что же уволили Косаковского, в чем он провинился? Я думаю, если бы вы, Леонид Григорьевич, выступили вот так, как перед нами, в прессе, то многие люди знали бы, в чем там дело и что с нами со всеми делают».

В зале одобрительно зашумели. Я объяснил все, как есть: «К сожалению, выступить мне не дают, потому что такой цензуры, как сейчас, у нас не было никогда. Я вспоминаю партийные времена, о которых теперь так много говорят. Я был первым секретарем Печерского райкома. Я не боялся выступать и критиковать высоких руководителей, но они меня не трогали, более того, во многих газетах меня продолжали печатать. Мы не боялись говорить о том, о чем думаем, на всех пленумах, на всех форумах. Кроме того, что нас слушали, еще и составляли планы реализации критических замечаний и пристально следили, как они исполняются. И не дай Бог, чтобы кто-то кого-то тронул за то, что он написал что-то в газете… Так того, кто попытался бы преследовать за критику, в первую очередь выгнали бы с работы. Сегодня же – все наоборот. Скажи только слово, и в ход против неугодного будет запущена вся мощь государственной машины».

Мы с депутатами сказали жителям этого микрорайона главное: мы пришли для того, чтобы не только рассказать правду о последних событиях, но и сверить позиции, получить моральную поддержку. И мы ее получили.

Такое же понимание и поддержку ощутили мы и во время встречи с жителями микрорайона «Левобережный–1» того же Дарницкого района. Встреча проходила в помещении средней школы. Конечно же, в этой связи всполошилось руководящее чиновничество Дарницы. Были попытки не открыть перед нами помещение школы. И все же, им это не удалось. Но и нам было непросто, чуть ли не с боем мы пробились в этот зал.

Желающих высказаться после того, как мы проинформировали присутствующих о событиях в Киевсовете, оказалось очень много. Одна из женщин, взявшая слово первой, заявила: «Мы – за Леонида Григорьевича. Мы его избирали, мы знаем все его положительные стороны. Мы немножко облегченно вздохнули, когда он пришел к власти. И вдруг все то хорошее, что он начал делать, мгновенно перечеркнули. К тому же, его начали обливать грязью. Даже гадость такую передали по радио, что он купил четыре многоэтажных дома на Троещине. И с этого началось всякое шушуканье… Вы понимаете? Потом вдруг Леонид Григорьевич попадает в больницу. И люди подумали, что его решили убрать за эти дома… Это, как оказалось, ком грязи и сплетен. А все потому, что нет нормальной информации. Поэтому мы очень рады увидеться сегодня с нашим мэром, рады, что он опять возвратился в строй. И мы будем отстаивать его».

Мнения многих выступающих сводились к тому, что надо поддерживать законно избранную власть, надо остановить беспредел и произвол в столице. Очень убедительным было выступление жителя микрорайона Григория Ивановича Скляренко. В заключение он сказал: «Вам, Леонид Григорьевич, наш наказ: ни в коем случае не сдаваться. Вы – с нами, и мы будем вас поддерживать».

…Встреча уже завершалась. И тут поднялся председатель совета микрорайона «Левобережный–1» Альбин Иванович Добровольский. Он посетовал на определенную пассивность ветеранов войны, труда и Вооруженных Сил, а их в микрорайоне 1256. «Почему мы сидим, почему молчим? – вопрошал ветеран. – Так дело не пойдет. Так нас будут давить и задавят, если мы не будем поддерживать законно избранного председателя городского Совета, тех депутатов, которые действительно выражают интересы города, наши с вами интересы. Мы избирали Леонида Григорьевича, мы и должны поддержать его в это трудное время. Мы знаем: возглавляемая им администрация многое делала для Киева, для нас, киевлян. В то же время Косаковский не отдал город на растерзание всяким дельцам, он ведет себя твердо, принципиально и последовательно. Определенным силам, прежде всего правым, и окружению нашего Президента, за которого, кстати, я в 1994 году две недели собирал подписи по каждому дому, захотелось убрать Косаковского, и они развернули против него ожесточенную кампанию. Я теперь сожалею уже о том, что агитировал за Кучму. Какой с него толк? Да наплевал он на нас! Вот с кого надо спрашивать прежде всего. А мы молчим... Сидим и выжидаем... Кучма и его подручные придумали так называемую «вертикаль», наплодили этих администраций. Конечно, так легче всего: приказал – и они выполняют твою волю. Но при этом народ остается как бы в стороне. А чиновникам это только и надо, они, прежде всего, пекутся о собственных интересах. Я считаю: надо только через народную власть решать все вопросы нашей жизни. Ведь мы избирали людей, мы им делегировали полномочия от народа. И мы должны, мы обязаны отстаивать нашу народную власть. Мы должны сейчас помочь Косаковскому и его товарищам в их праведном деле. Они – настоящие наши избранники, и мы должны поддерживать их во всем».

В конце нашего диалога я еще раз взял слово. Был предельно краток. Поблагодарил людей за то, что пришли на встречу. Отметил также, что когда мы будем вместе, то все проблемы сможем успешно решить, преодолеть все трудности и препятствия. Если мы будем вместе, то победим.

Когда я вспоминаю теперь об этой запрещенной властями Дарницы, но все же состоявшейся встрече, о высказанной всеми выступающими готовности поддерживать меня и моих товарищей в столь трудную пору, о женщине, которая не поверила басням о том, будто бы я купил на Троещине четыре многоэтажных дома, то поневоле думаю о том, как в условиях информационного вакуума, созданного властями, действительно, словно снежный ком, накатывались одни на других самые нелепые вымыслы и сплетни обо мне. Я уверен: они рождались не в среде простого народа, а в иной среде – той, которая затеяла весь этот «крестовый поход» против законно избранной власти столицы. Любопытно, что спустя три года после моего отстранения с поста главы гор­администрации один из моих хороших знакомых стал невольным свидетелем и даже участником интересного разговора у газетного киоска. Кто-то спросил газету «Голос Украины» со статьей Косаковского.

– А зачем вам этот Косаковский? – полюбопытствовала киоскерша. – Вы что, не знаете, что его дочь имеет уже в Киеве несколько фирм и несколько квартир?

Тут мой знакомый и не выдержал:

– Браво, мадам!.. Давайте начнем с того, что у Косаковского дочери нет, у него – только один сын.

Киоскерша сделала круглые глаза:

– Как это – нет? Мне об этом говорила одна моя приятельница, которая хорошо знает его семью.

– Так вот, – повторил мой знакомый, – передайте и своей приятельнице, и другим приятелям и приятельницам, которым она вешала эту лапшу на уши. Скажите им, что у Косаковского – не дочь, а сын, пусть теперь уже сыну что-нибудь в этом роде придумают…

– А вы откуда это знаете? – все еще не сдавалась она.

– Оттуда! – и товарищ показал пальцем в небо.

Как я недавно узнал, мой хороший знакомый, а если на то, – не просто знакомый, а один из нашей команды – ныне самый уважаемый покупатель в этом газетном киоске. Судя по всему, резко поменялось отношение этой женщины ко мне, видимо, она сумела убедиться в том, что все то, о чем рассказывала всем ее подруга, – сплошное вранье… Никуда не денешься: таковы наши нравы…Я уже перестал и удивляться, и возмущаться по поводу любых и даже самых гнусных наветов.

С одной из газет даже судился. Приписали мне несуществующую дочь 1956 года рождения (в то время, как я сам появился на свет в 1950 году), да еще якобы то, что я ей дал квартиру за счет ветеранов войны. Суд я выиграл. Газета дала опровержение и извинилась. Но не будешь же по каждому «чиху» судиться.

…А в те трудные для нас лето и осень 1996 года, несмотря на все преграды, мы продолжали наши выезды в рай­оны, встречи с людьми. Причем, кроме информирования о ситуации, мы также в порядке депутатского контроля проверяли, как выполняются принятые ранее решения социального характера. Одним из приоритетных направлений, которому мы уделили за последнее время особое внимание, было оздоровление детей, а также многодетных семей. Начиная с 1993 года, они стали отдыхать за счет городской казны.

Встреча с многодетными семьями была очень волнующей. Мы видели, мы читали в глазах отцов и матерей их искреннюю признательность за то, что город помог им в такое тяжелое время оздоровить ребятишек. Ведь впервые в прекрасной здравнице под Киевом, в Конче-Заспе, в роскошном сосновом бору, уставшие от вечных забот и вечных лишений эти многострадальные семьи наконец-то могли хоть немножко почувствовать какую-то нормальную жизнь, порадоваться за своих ребятишек. Мы пробыли там почти полдня. И, честно говоря, уезжать не хотелось. Да и нам, по существу, не давали уходить. Мы посещали домики, где размещались семьи, обстоятельно беседовали с папами и мамами. Почти ничего не рассказывали им о том, что происходит сейчас в Киевсовете, какой ценой даются нам решения, направленные на обеспечение нормальной жизни киевлян. И, думаю, что поступали правильно. Ведь в данном случае для нас главное было – убедиться, что наши решения еще работают, что люди имеют возможность просто по-человечески отдохнуть. Нас приятно поразило то, что, узнав о нашем прибытии (а тут, как оказалось, такие новости расходятся молниеносно), многие папы и мамы прибегали в тот корпус, где мы в данный момент находились, и убедительно просили посетить и их домики. И тут же благодарили за предоставленную им возможность прекрасно провести лето со своим семейством.

Но самое трогательное ждало нас в последние минуты пребывания в здравнице. Территория ее огромная, ухоженная. Мы шли по дорожке к выходу, к микроавтобусу, на котором приехали. А там уже, оказывается, несла вахту целая детская дружина. Они с нетерпением ждали нас, чтобы попрощаться. Мы с депутатами шли в окружении ребятишек – этого своеобразного почетного «эскорта», и отовсюду к нам бежали и присоединялись мальчишки и девчонки, и вот вскоре их собралось столько, что со стороны все это уже походило на шествие, демонстрацию. Мы заметили, что вслед за своими ребятишками к выходу начали быстро подтягиваться отдельные папы и мамы. Честно говоря, все это приятно взволновало, к горлу подкатился комок… Впервые за эти последние месяцы я почувствовал такое тепло, такое доброе сердечное расположение ко мне. Тут не было запрограммированных сценариев и запрограммированных, деланных улыбок. Тут все было искренним, настоящим и сердечным. Прощаясь со мной и депутатами, дети дружно за­скандировали: «Спа-си-бо! Спа-си-бо! Спа-си-бо!» В те минуты я ощущал огромную радость за то, что хоть немножко облегчил жизнь этих ребятишек и их родителей, помог, чтобы это лето стало для них воистину семейным – добрым, приветливым, заботливым. Даже ради одного этого стоит выносить все то, что пришлось мне вынести в том 1996 году.

Наш «рафик» уже отъехал, а они, ребятишки, все еще сто­яли и дружно махали нам вслед. Да, такое не забывается…

Где-то в последних числах июля наша группа посетила и детский спортивно-оздоровительный комплекс имени Юрия Гагарина в Ирпене. Хозяин комплекса – Киевское производственное объединение имени Артема. Вместе с нами туда прибыл и заместитель генерального директора объединения А. Яковенко, которого я хорошо знал еще по совместной работе в горкоме партии. К его чести, он, в отличие от многих руководителей, которые в те дни прятались от Косаковского, не побоялся пойти с нами на контакт, поехать вместе в Ирпень. Нас, естественно, интересовало, как отдыхают и набираются сил юные киевляне.

Еще задолго до начала оздоровительного сезона мы выделили на оздоровление детей Киева 600 миллиардов карбованцев. Поэтому нас интересовало: как расходуются эти средства. Кстати, спортивно-оздоровительный комплекс в Ирпене получил от столичной власти 4 миллиарда 800 миллионов карбованцев. Не осталось в стороне и само объединение имени Артема, взявшее на себя основную часть расходов. В итоге, как оказалось, хотя стоимость одной путевки и составляла 23 миллиона карбованцев, родителям она обошлась суммой в 2,3 миллиона. То есть, они заплатили за путевку лишь 10 процентов ее стоимости. А малоимущие семьи получили путевки бесплатно.

Мы воочию убедились, как работает эта здравница, как проводят лето дети тружеников объединения имени Артема. К их услугам – комфортные спальные корпуса, столовая, где прекрасно готовят, кафе, которое одновременно служит игротекой, медицинский пункт, где делают ингаляции и электромассажи, другие оздоровительные процедуры. Увидели мы также детские сауны с бассейном, другие объекты этого оздоровительного комплекса, расположенного на огромной территории соснового бора.

«А знаете, – сказал нам начальник комплекса Григорий Пихно, – в Ирпине теперь из 45 детских здравниц работают только две – наша и завода «Радар». Все остальные – «мертвая зона». Нет средств для их содержания. Уже пять лет вовсе не действуют корпуса-гиганты завода «Арсенал», где раньше оздоравливалось много ребят».

Да, другими приоритетами живет нынешняя власть. Зачем им заботиться о юных киевлянах, их здоровье? У них есть дела «поважнее». А ведь там, в детском спортивно-оздоровительном комплексе объединения имени Артема, нам сообщили: 90 процентов детей, как показали тщательные обследования, страдают заболеваниями печени и поджелудочной железы… А нашим чиновникам при таком ужасном состоянии здоровья детей столицы, давай, в первую очередь, дорогую реконструкцию дворцов и помпезных площадей… Вроде без этого и прожить нельзя…

Есть пища для размышлений депутатскому корпусу
Киевсовета. Но, увы, он не без усердия исполнительной власти, плыл дальше по течению, занимаясь политиканством и борьбой с Косаковским.

В свое время, после объезда на катере акватории Днепра, я дал поручение соответствующим службам и специалистам – исследовать, что лежит на дне реки в пределах города. Результаты были удручающими. Там – груды металла, целые скопища затопленных судов. Причем, часть их ранее работала в районе Чернобыльской катастрофы и все еще продолжала «фонить». Мы немедленно разработали целостную программу очищения Днепра в пределах столицы, заключили договор с предприятием «Судоподъем», которое начало заниматься этим очень серьезным делом. В нем собрались хорошие специалисты. Уже в первый сезон, т. е. летом 1995 года, со дна были подняты, разрезаны и отправлены на переработку несколько затопленных катеров и других плавательных средств. Днепр стал чище, чище стала и вода, поступающая жителям столицы. И вот мы решили поинтересоваться, как идет ныне эта работа. Катером обплыли главные места затопления судов, встретились со специалистами, водолазами, рабочими. Все были при деле, все трудились, но, как оказалось, «Судоподъем» испытывает огромные затруднения в средствах, люди месяцами не получают зарплату. Нынешняя администрация совсем отвернулась от них. Логика у наших чинуш известна: «Судоподъем» – дитя Косаковского, значит, нечего им заниматься. И наплевать им на то, что речь идет о здоровье трехмиллионного города, а не о том, кто первым начал решать этот вопрос… И все же, я в силу своих возможностей до 1998 года продолжал помогать «Судоподъему», задействуя для этого внебюджетные средства. Работы продолжались. Сейчас же это в руководстве города никого не беспокоит. Понимая важность решения этой проблемы для здоровья киевлян, как народный депутат Украины, я добился включения в бюджет 700 тысяч гривен для продолжения этих работ в 2000 году.

Мы постоянно держали руку на пульсе жизни столицы, не давали покоя городской администрации Омельченко. За счет внебюджетного фонда Киевсовета, единственного, где распорядителем остался я и который не смогла забрать у нас администрация, только в 1997 году мы направили на решение ряда отдельных проблем более миллиона гривен. Свыше 300 тысяч гривен, как уже отмечалось, пошло на очистку акватории Днепра и прибрежной зоны от затопленных и полузатопленных плавсредств. За счет отпущенных нами 370 тысяч гривен мусоросжигательный завод «Энергия» смог провести работы по внедрению второй системы дымовой очистки. А выделенные Киевскому зоопарку 250 тысяч гривен дали возможность очистить пруды и территории вокруг них, которые «фонили» от радиации. Кстати, когда это было сделано, Омельченко из чувства ревности впервые поехал туда со своей свитой и с большой помпой начал там показательные работы. Как видим, это «стимулирование» пошло на пользу делу.

Также был очищен пруд и отремонтирована гребля на р. Горенка в Пуще-Водице, куда городская администрация не доходила, так как объект был вдали от правительственных троп. На это пошло 160 тысяч гривен. Значительные суммы давали на строительство артезианских скважин, сотрудничество с Академией наук и т. д.

Администрация города пыталась повторять все наши шаги. Поехал я вместе с депутатами и журналистами на вы­ездное заседание комиссии по законности в Лукьяновский СИЗО, которому я и раньше финансово помогал, с тем, чтобы рассмотреть, чем можно помочь этому заведению, где содержатся люди, еще не осужденные судом. Многие из них, как потом оказывалось, – невиновные, т. е. люди, которых никто не лишал их прав. И вскоре, через несколько недель, туда же заявился Омельченко со свитой.

Тогда, в 1996 году, Омельченко и его окружение, выбросив из городского бюджета огромные средства на перекопку улиц и площадей, начали ощущать катастрофическую нехватку денег на развитие ключевых отраслей, в частности транспорта. Они фактически не пополнили за 1996 год подвижной состав горэлектротранспорта. Жили нашим багажом, довольствовались тем, что еще в начале 1996-го года, установив тесные контакты с Южмашем (лично я летал туда дважды) и подписав соответствующий договор, ми приобрели двадцать один троллейбус. То была лишь первая партия из целой серии машин, которые должны были поступить в столицу. Увы, новая исполнительная власть даже пальцем не пошевелила, чтобы в Киев конвейером пошли новые партии троллейбусов. Ей было не до того… Она так и не выделила предусмотренную в бюджете дотацию на развитие городского транспорта в сумме 7 миллионов 650 тысяч гривен. Эти деньги уплыли на другие цели, не предусмотренные бюджетом.

Общая незавидная ситуация сказалась и на Лукьяновском трамвайном парке. Над ним нависла серьезнейшая угроза. Речь уже шла о том, быть этому парку или не быть. Кое-кому из администрации уж больно хотелось закрыть этот парк как таковой, а его территорию прирезать к Лукьяновскому рынку. Но и это еще не все. Уже были намечены планы, в соответствии с которыми горадминистрация намеревалась отобрать у трамвайщиков их клуб и передать его под банки. Спрашивается, а для чего? А для того, чтобы оформить это как залог для получения вероятных кредитов, в которых теперь остро нуждалась городская казна. Планировалось также отдать под залог помещение центрального управления ТТУ на Набережном шоссе. Замечу, что на то время городская администрация значительно задолжала трамвайщикам Лукьяновского парка заработную плату. И не только им...

В сложившейся ситуации председатели профкомов пятнадцати структурных подразделений государственного коммунального предприятия «Киевэлектротранс» обратились с письмом к А. Омельченко и поставили определенные требования работников ТТУ, прежде всего о немедленном погашении задолженности по зарплате. Увы, в администрации на это письмо никто не среагировал. И тогда работники гор­электротранспорта обратились в Киевсовет, изложив все свои трудности и проблемы.

Вопрос о судьбе Лукьяновского парка был рассмотрен на заседании постоянной комиссии Киевсовета по собственности. В администрации засуетились. Пришел на заседание комиссии один из замов Омельченко. А с ним нагрянула целая бригада чиновников горадминистрации, которые начали давить на депутатов, запугивать их. Но депутатская комиссия стояла на своем. Благодаря позиции С. Бычкова и ряда других депутатов удалось убедить всю комиссию, что Лукьяновский парк идет под залог банкам по самым низким расценкам, которые, по существу, в два-три раза ниже реальной стоимости этих объектов. Постоянная комиссия зарубила этот дичайший вариант распродажи коммунальной собственности.

Одновременно профсоюзные активисты Лукьяновского трамвайного парка и, прежде всего, председатель профкома Людмила Терентьевна Корзун, мужественная женщина, не побоявшаяся запретов и угроз, обратились ко мне и пригласили посетить Лукьяновский парк, встретиться с рабочими. Мы с товарищами приняли это приглашение и на следующий день после заседания постоянной комиссии по собственности поехали в парк. Было договорено, что тружеников парка не будем отвлекать от работ, а встретимся с ними прямо в депо, на рабочей площадке во время обеденного перерыва. Так и сделали. Вместе со мной туда прибыли народный депутат Украины Василий Васильевич Терещук, депутаты Киевсовета Александр Васильевич Бондарчук и Сергей Иванович Бычков.

Как это было не раз, со стороны администрации Омельченко начались хорошо уже известные попытки «не пущать!». Но ситуация в коллективе была такова, что люди в порыве страстей могли бы выставить за пределы депо любого чиновника, прибежавшего к ним со столь сомнительной миссией. Конечно, из администрации одна за другой шли вводные начальнику депо, но он решил на всякий случай быть, как говорится, подальше от греха, и где-то надежно спрятался. Тем временем мы, как только наступил обеденный перерыв, начали диалог с тружениками депо. Все мы выступили, каждого собравшиеся внимательно слушали. Был дан анализ ситуации, сложившейся на тот момент в Украине и ее столице. Мы сообща с рабочими и служащими депо обсудили ситуацию, сложившуюся по вине исполнительной власти с Лукьяновским трамвайным парком. Мнение было единым: парк нельзя отдавать на растерзание чиновникам и «новым украинцам», он очень нужен еще киевлянам, нашему городу. Он нужен и самим трамвайщикам, ибо здесь – работа, возможность прокормить семьи, хотя ныне задержки с выплатами зарплат исчисляются месяцами. Речь идет уже о судьбах людей, которые много лет отдали родному предприятию.

Мы заявили работникам депо, что будем с ними, не отдадим Лукьяновский парк на растерзание новоявленных «хозяев жизни». Подчеркнули: в Киеве есть силы, заинтересованные в том, дабы и дальше грабить город, наживаться на его земле и имуществе. Им противостоят люди, выступившие на защиту интересов города, интересов киевлян. Этим людям нужна поддержка рабочих, интеллигенции, всех, кому не безразлична судьба родного Киева.

И мы, и работники депо пришли к выводу: только общими усилиями можно будет защитить человека труда от грабителей, которых нынче немало расплодилось на нашей земле.

Людмила Терентьевна Корзун, ее товарищи по депо провели нас до машины, тепло попрощались. Наш приезд вселил в их сердца надежду, мы это чувствовали. И подумалось: если бы повсеместно побольше было таких принципиальных, настойчивых, совестливых людей, то у нас бы не было такой вакханалии, такого произвола, которые, увы, уже укоренились в нашем обществе.

… Как оказалось, именно в то время, когда проходила наша встреча с коллективом Лукьяновского трамвайного парка, в здании на Крещатике, 36, во время очередного собрания так называемого «депутатского большинства», где вновь, как и раньше, делами заправлял В. Бондаренко, разразился скандал. Были отключены микрофоны и выставлены из зала журналисты, лишь бы, как говорят у нас в Украине, «не винести сміття з хати». То выясняли отношения между собой депутаты – члены земельной комиссии, которые обвиняли друг друга во взяточничестве, коим занимаются вроде бы уже два с половиной года… А мне подумалось тогда: разве им, именно этим «нардепам», которые стали на путь конфронтации с председателем Киевсовета и блокирования работы самого Совета, разве им ныне до сессии, до бюджета, до проблем Лукьяновского трамвайного парка, который чиновники хотят «пустить с молотка»?..

Мы продолжали наши выезды в районы, несмотря на те шлагбаумы, которые нам ставил градоначальник по указке с Банковой. Но наступил такой момент, когда и сама Банковая наконец-то открыла свое подлинное лицо, пытаясь создать вокруг меня вакуум не только в столице, не только в Украине, но и за ее пределами.

26 августа 1996 года один из временщиков, в то время глава администрации Президента Украины Д. Табачник направил «депешу» министру иностранных дел Украины Г. Удо­венко с копией главе Киевской городской государственной администрации А. Омельченко такого содержания:

«Шановний Геннадію Йосиповичу,

Просимо направити ноту МЗС України іноземним дипломатичним представництвам в Україні з проханням орієнту­вати муніціпальне керівництво столиць їх держав та міст-побратимів Києва, що єдиним конституційним органом київської міської державної влади є держадміністрація на чолі з О. О. Омельченком і постійні намагання знятого з посади Л. Г. Косаківського вийти на самостійні міжнародні контакти суперечать чинному законодавству.

З повагою,

Д. Табачник»

Этим своим «письмом» Табачник выдал себя с головой. Спрашивается, кто он такой, чтобы в ультимативной форме требовать от МИДа запретить избранному населением столицы председателю Киевсовета выходить на международные контакты? И, представьте себе, никто его не осек, не одернул. По этому поводу очень здорово высказалась газета «Коммунист», которая опубликовала ксерокопию письма президентского опричника, поместив над этим неуклюжим «документом» очень удачный заголовок: «ЧИТАЙТЕ И НЕ ЗАВИДУЙТЕ ГОСУДАРСТВУ, В КОТОРОМ ТВОРИТСЯ ПОДОБНОЕ».

Итак, в Киеве меня пыталась изолировать от контактов с киевлянами компания Омельченко, а в масштабах Украины и на международной арене – компания с улицы Банковой. У них, между прочим, в этом плане стиль и методы идентичны. Но ничего из их потуг так и не вышло.