Возвращение бумеранга

Вид материалаДокументы

Содержание


21. До и после парламентских
Подобный материал:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   22
21. ДО И ПОСЛЕ ПАРЛАМЕНТСКИХ
ВЫБОРОВ, ИЛИ ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ


Уже теперь, с высоты времени, оценивая события пятилетней давности, прихожу к выводу, что сделал огромную ошибку в 1995 году, когда отказался баллотироваться на выборах в Верховный Совет Украины. Вышло так, что я не все тогда просчитал. Ведь если бы я имел мандат депутата Верховного Совета, то имел бы больше возможностей защищать город и киевлян, Киевсовет от грубого надругательства над их правами.

В этом случае, может, Банковая и ее исполнители на Крещатике, 36 побоялись бы идти на прямое нарушение законов. Но в то время я был убежден, что мэр города должен заниматься только одним делом, то есть выполнением обязанностей, делегированных киевлянами.

А вообще, тогда свою роль сыграли три важнейших фактора. Во-первых, моя внутренняя убежденность в том, что мне это не нужно. Во-вторых, кое-кто из моего окружения, очевидно, имея на то соответствующие поручения от заинтересованных высокопоставленных лиц, исподволь пытался внушить, зачем, мол, мне это надо…

Но был еще один, третий фактор, с которым я также не мог не считаться. Как-то, осенью 1995 года, я был у Л. Кучмы с какими-то рабочими вопросами. Мы обсудили их, и вдруг Леонид Данилович, ни с того, ни с сего, подняв голову от бумаг и, глядя на меня поверх очков, спрашивает:

– Ты – что, собираешься в Верховный Совет идти?

– Да я пока не решил, еще думаю, хотя люди выдвигают…

Он и говорит:

– А зачем тебе это нужно? Сколько там им осталось?.. Скоро новую Конституцию примем… Зачем тебе на это тратить время? Оставь все это…

– Я подумаю, Леонид Данилович… Еще время есть…

На том и завершился наш разговор. Все это в итоге закончилось тем, что я обнародовал свое заявление: баллотироваться на выборах в Верховный Совет не буду. Поблагодарил киевлян, которые выдвигали меня по многим округам. И по Печерскому, и по Ватутинскому, и по Шевченковскому районам… Подтвердил свое намерение сосредоточиться полностью на выполнении обязанностей мэра города.

Только уже потом, после переворота на Крещатике, 36 вновь и вновь анализируя все события, я пришел к выводу, что еще тогда, в 1995 году, президентские стратеги просчитывали всю свою операцию по моему смещению. Они, безусловно, хорошо понимали, что при наличии у меня депутатского мандата справиться со мной и с городом будет весьма сложно.

Итак, с моей стороны была допущена большая ошибка. И ею не преминули воспользоваться. Что же касается меня, то я действительно не придал тогда стратегического значения статусу народного депутата Украины, ибо с утра до позднего вечера был занят главным – решением проблем городского хозяйства. А некоторые из моих заместителей занимались в это время политиканством, интригами, которые плели вокруг меня. и, как впоследствии мне стало известно, решали свои личные проблемы…

С точки зрения перспективы и стабильности я в то время поступил неправильно. Нужно было идти на выборы, тем более, что ситуация тогда была для меня очень благоприятной, о чем свидетельствовали и социологические опросы в столице. Если бы я сделал тогда такой шаг, то события в Киеве начали бы развиваться в совершенно ином русле, мы бы избежали тех роковых коллизий, которые нам навязала президентская рать... Но увы... История не знает сослагательного наклонения.

Теперь – о выборах в 1998 году. Случилось так, что я одновременно баллотировался и в Верховную Раду Украины, и на пост киевского городского головы. Но фактически кампания по выборам мэра так и не началась. Как известно, Верховная Рада приняла общее постановление о проведении выборов. Потом, по предложению А. Коваленко Верховная Рада приняла Закон о порядке проведения выборов
киевского городского головы и депутатов Киевсовета. Я счи­таю, что этот вариант был специально подброшен с Банковой, дабы воспрепятствовать выборам мэра. Я же сразу предлагал иной вариант и юридической службе, и руководителям парламента: подготовьте и примите постановление, в котором надо четко написать, что нужно провести выборы депутатов местных советов и сельских, поселковых, городских председателей, в том числе депутатов Киевсовета и киевского городского головы 29 марта, и вопрос будет снят. Они же сначала приняли общее постановление: провести выборы соответствующих председателей и депутатов, потом приняли Закон, проект которого внес Коваленко, потом – постановление отдельное по городу Киеву. Именно по этому постановлению и было направлено обращение к Конституционному Суду, и именно его, это постановление по выборам городского головы Киева, Конституционный Суд приз­нал… неконституционным.

Что и говорить, начались большие политические игры… Это и стало формальным поводом для отмены выборов киевского городского головы. Фактически выборы и не разворачивались, хотя мы, кандидаты, документы все сдали и были зарегистрированы. Но территориальная избирательная комиссия ничего, по существу, не делала, листовки не печатала. Лишь по настоянию претендентов на пост городского головы она собрала заседание и приняла решение о начале предвыборной кампании. У нас были взяты документы для печатания, комиссия формально начала рассматривать возможность опубликования этих документов и выделения нам эфирного времени для изложения своих позиций и программ. Но никто, кроме газеты «Хрещатик», не напечатал эти программы. Нам не дали возможности выступить как претендентам на пост городского головы.

Потом в этот процесс начали вмешиваться прокуратура, суды. Дело по отмене выборов дошло даже до городского суда, который признал постановление территориальной комиссии незаконным. Но комиссия продолжала работать. В это время она уже решила, что выборы в Киеве будет проводить, невзирая на все препятствия. И когда все увидели, что кампания уже идет и ее не остановить, когда узнали, что ожидается приезд наблюдателей из Совета Европы (и они действительно приехали в Киев за пару дней до выборов), тем более, когда был проверен реальный рейтинг кандидатов, из которого для Банковой следовало, что А. Омельченко не имеет гарантий для победы, тогда исполнительная власть сделала беспроиграшный ход: она подключила Конституционный Суд. А он, как известно, зачастую тогда принимал решения по заказам с улицы Банковой. Вот и в нашем случае КС в пожарном темпе начал рассматривать данный вопрос, заседал день и ночь. И в субботу, в нарушение всех регламентных процедур, в 12.00 специально собрался для того, чтобы огласить свое решение. Суббота, как известно, нерабочий день. А по закону решение Конституционного Суда должно оглашаться на следующий, притом рабочий день. Они огласили решение о… «не конституционности постановления Верховной Рады», хотя тут же, в своих комментариях, заявили, что, дескать, не отменяли выборы в Киеве. Но этого уже было достаточно для того, чтобы прокуратура тут же немедленно развернула работу. Подключилась и милиция. Начали изымать бюллетени с участков, даже ночью занимались этим… И когда утром, в воскресенье, люди пришли на избирательные участки, там уже не было бюллетеней с фамилиями кандидатов на пост киевского городского головы…

В субботу, 28 марта, я присутствовал во Дворце «Украина» на концерте хора им. Веревки. Мне выпало приветствовать на сцене этот замечательный творческий коллектив. Еще никто в те часы, естественно, не знал, будут в воскресенье выборы, или нет. И мне там, во Дворце, многие задавали вопрос: «Так будем завтра избирать городского голову или нет?» Я говорил: «Будем». Мне за кулисами некоторые солидные люди сказали: «Там все рассчитано. Если изберут Омельченко, выборы признают законными, а если не изберут – признают недействительными».

Но власть решила перестраховаться по большому счету – просто отменила выборы.

Самым интересным было то, что еще с утра в субботу я встречался с представителями Совета Европы и, уже зная о решении Конституционного Суда по вопросу выборов, которое на тот момент еще не оглашали, сообщил гостям о таком повороте событий. Видели бы вы их лица – удивленные, растерянные… Они, видимо, даже не могли предположить такой вариант развития событий.

Уже после дня выборов вдруг в прессе начали публиковаться рейтинги. Смысл таких публикаций сводился к следующему: если бы выборы состоялись, то победил бы Омельченко, вторым был бы такой-то, третьим – такой-то… Я тогда кое-кому задавал вопрос: если власть была так уверена, что победит именно Омельченко, почему же она не проводила выборы?

Настоящую цену этим «рейтингам» показали и выборы в Верховную Раду 29 марта 1998 года, когда блок «Трудовая Украина», в избирательном списке которого под номером семь значился Омельченко, так и не смогла преодолеть 4-х процентный барьер и попасть в парламент. Даже в Киеве, несмотря на все усилия, прилагаемые командой тогдашнего градоначальника, этот блок получил всего 1,195% и оказался на 17-м (!) месте.

Тогда же, за несколько дней до еще не отмененных выборов мэра, Омельченко сделал фальш-старт и выбросил в городе огромное количество рекламной литературы. Непонятно только, за какие средства это было сделано. Он залепил своими портретами весь город. Магазины, витрины, автобусы и троллейбусы были заклеены листовками и фотографиями Омельченко. Этим занимались руководители предприятий и организаций, на ноги были поставлены гос­администрация города и районов. Создавался ажиотажный бум, в эпицентре которого возвышался Омельченко. Почти все средства массовой информации, подконтрольные исполнительной власти, призывали: изберите его, изберите его!.. На презентации «лучших людей года», где по номинациям раздают «ножки Буша», тоже попытались раскручивать Омельченко, вручив ему статуэтку, тем самым подчеркивая, кого хотели бы они, власть предержащие, видеть мэром столицы… Увы, вся эта пропагандистская шумиха оказалась невостребованной. Власть, прежде всего, улица Банковая не пошла на явный риск, так что напрасно усердствовал в своей саморекламе все тот же А. Омельченко. Выборы столичного головы были отменены.

А через год, когда началась эпопея вокруг Закона о столице, те, которые в 1998 году срывали очередные выборы, уже кричали о том, что в Киеве надо их проводить. Вроде бы кто-то (а они показывали пальцем и на меня) этому противится… Я им и говорю: «Если вы так были уверены в своей победе, надо было 29 марта 1998 года делать это, и тогда бы не было проблем…» Мы ведь даже и митинг провели 22 марта 1998 года в Первомайском парке, возле арки Дружбы народов. О нем широко писали газеты. Впервые разные кандидаты, представители различных партий и движений собрались на митинг в поддержку проведения выборов городского головы. Кстати, тогда у нас, невзирая на прежние отношения, с В. Бабичем, И. Салием и другими сложились нормальные контакты. Даже была такая договоренность: если мы увидим, что срывают выборы, или увидим, что нужно объединиться для гарантированной победы кого-то из нас, то мы во имя этого готовы снять свои кандидатуры и призвать киевлян голосовать за одного из нас. Думали о главном: чтобы не сорвать выборы в столице. Опасность объединила тогда многих претендентов. Но власть не отреагировала и на резолюцию этого митинга с призывом дать всем нам самим определиться, кому вручить судьбу родного города.

Непросто складывались и выборы в Верховную Раду по 223-му избирательному округу, где баллотировался и я. Было зарегистрировано 28 человек. Против меня были выставлены представители практически всех партий. К сожалению, некоторые партии занимались даже шантажом. Мол, сними здесь свою кандидатуру, а мы тебя поддержим на выборах киевского городского головы. Я ответил отказом…

В предвыборной кампании разные кандидаты были поставлены в неодинаковые, неравные условия. Кстати, это подметили и наблюдатели из Совета Европы. Пресса и официальные структуры содействовали одним и препятствовали другим. Я знаю, что на улице Банковой некоторым очень уважаемым людям (не буду называть по известным причинам фамилии этих людей) в беседах уверенно говорилось, что по мажоритарнным округам ни Мороз, ни Косаковский и еще некоторые другие «неугодные» не пройдут. Будет, мол, сделано все для того, чтобы заблокировать этих кандидатов.

К счастью, киевляне тогда оказались умнее, чем о них думала власть. Как раз в Киеве в основном прошли противники существующей власти, за исключением одного или двух, которые оказались нейтральными и лояльными к власти. В основном киевляне голосовали за тех, кто был в опале у власти, или кто ее не поддерживает. Я всегда говорил, что киевляне – люди мудрые, их не так-то просто обмануть, они все равно осознанно сделают свой правильный выбор.

А власть всячески препятствовала. В районах блокада была полнейшая, потому что никуда практически нас не пускали. Интересный случай произошел на «Арсенале». За день до моей встречи с избирателями были открыты двери актового зала, где в те дни выступали представители некоторых партий. Мне же зал не дали. Я был вынужден встречаться с арсенальцами в расположенном напротив здании оптико-механического техникума. Нечто аналогичное происходило и на некоторых других предприятиях. Директора прятались, помещений не давали… Либо же они находили любой повод, чтобы встреча не состоялась. Дело порой доходило до курьезов. Руководитель одного из столичных предприятий, сравнительно молодой еще человек, фамилия которого на слуху, ибо его отец занимал видную государственную должность в Украине, дошел до того, что в день моей намеченной встречи с рабочими этого предприятия (а дело было в понедельник) вдруг объявил понедельник… нерабочим днем. Было бы смешно, если бы не было так грустно… Но вот что интересно. В заводской Дом культуры народ все-таки пришел, встреча, вопреки всем этим козням, состоялась и длилась несколько часов, люди однозначно высказались в мою поддержку.

Мне пришлось применять обычную мою тактику: идти туда, где всегда собирались люди, встречаться по месту жительства, на улицах, в учебных заведениях, на тех предприятиях, где директора не боялись открыть мне двери актовых залов и клубов. Использовал любую возможность, чтобы побеседовать с людьми, донести до них свои мысли, свою позицию.

Мне отказывали хозяева эфира. Кроме двух-трехми­нутных выступлений (один раз по радио и по телевидению), я не имел возможности выступить в государственных электронных средствах массовой информации, все было «перек­рыто». На ТРК «Киев» меня вообще не пускали два года. Там не дали мне ни минуты. Хотя я и создал в свое время эту телерадиокомпанию… Если бы раньше я не поборолся за ТРК «Киев», то ее вообще и не существовало бы… Но таковы реалии. Не дали мне выступить и по каналам Киевской региональной телерадиокомпании, которую возглавляет В. Пасак, мой выдвиженец, о чем я уже писал.

Повод для отказа нашли смехотворный: дескать, времени уже нет, все распределено… Хотя по закону все кандидаты должны быть в равных условиях.

Я уже не говорю о том, что все подконтрольные средства массовой информации выливали на меня не один ушат грязи, давали только «негатив».

Но, несмотря ни на что, несмотря на жесткий прессинг властей по отношению ко мне, информационный вакуум и открытую, разнузданную ложь и клевету по заказу, все-таки меня избрали народным депутатом Украины, и я низко кланяюсь людям, отдавшим за меня свои голоса.

Самое интересное началось, пожалуй, после выборов. Всю ночь шла противоречивая информация. Я смотрел телепрограммы СТБ, «1+1», они в прямом эфире давали свежие сообщения с избирательных участков. Ну, и мой представитель дежурил в окружной комиссии, тоже ждал результатов. Где-то под утро начали по телевидению давать информацию, что в 223-м округе я вроде бы иду впереди. Как потом мне рассказывали, утром в здании Старокиевской райадминистрации, где работала окружная избирательная комиссия, появились представители городской госадминистрации и начали чуть ли не строить всех: как это так, как это Косаковский прошел или проходит? Давайте что-то делать… Руководство города начало обзванивать и вызывать «на ковер» руководителей районов – именно тех районов, которые входят в 223-й округ. То есть, началась административная обработка с тем, что, может быть, еще что-то можно будет подправить.

Там действительно были интересные вещи. Потому что округ – специфический. Когда его «кроили», было много любопытных явлений. В законе многие вопросы по выборам записаны за Киевсоветом. Но ведь Киевсовет, как известно, продолжительное время не собирался из-за политиканства отдельных амбициозных лидеров и блокировки его работы со стороны горадминистрации, персонально А. Омельченко. Поэтому постоянно возникали проблемы. Так называемые депутатские собрания, которыми заправлял В. Бондаренко и иже с ним, от имени Киевсовета строчили решения, которые были признаны судом незаконными. Я же, собирая законную сессию, пытался предложить на рассмотрение Киевсовета очень важные решения, касающиеся выборов: утверждения избирательной комиссии, «нарезки» округов. Но из-за сложившейся в Киевсовете ситуации, когда легитимную сессию не давали провести, в ряде случаев решения по вопросам выборов пришлось принимать Центральной избирательной комиссии. И по формированию округов, и по созданию окружных комиссий, и по утверждению городской территориальной комиссии. К чести Центральной избирательной комиссии, она не пошла на поводу у определенных политических сил, она все-таки целый ряд решений приняла по моему представлению, на основании закона. А что касается 223-го избирательного округа, то тут, к сожалению, мои предложения не были учтены. Мы по-другому наметили этот округ. Кстати, как и другие, пытаясь их сделать более компактными, с учетом мнений районов. С другими округами так оно и вышло. А вот с 223-м… Тут было сделано специальное изменение границ, добавили сюда, в этот округ, Министерство иностранных дел, добавили 65 заграничных участков, которых не было в предложенной нами раскладке. И сразу определили кандидатом в народные депутаты по этому округу первого заместителя министра иностранных дел Антона Бутейко. Среди кандидатов был и А. Коваленко, глава Печерской райадминистрации, но после двух визитов к Президенту и Омельченко он почему-то срочно снял свою кандидатуру. Видимо, ему подсказали, чтобы он так сделал, понимая, что он оттянет голоса у Бутейко. Расчет был такой: раз в данном округе 65 участков при представительствах Украины за границей, значит, вся заграница – под контролем, Бутейко имеет все шансы быть избранным. Таким образом, считали они, Косаковский обречен… А в результате оказалось все наоборот.

Показательно, что за пару дней до выборов меня пригласили на телеканал «ТЕТ» и предложили выступить в передаче. Но при этом у меня спросили:

– Вы не возражаете, если вместе с вами в передаче примет участие и Бутейко? А с ним – еще один товарищ, из другого округа…

Я сказал:

– Не возражаю, если только не возражает он.

Он, Бутейко, был взволнован и нервничал, когда увидел и понял, что нам вместе придется выходить в эфир. Но это была передача не прямого эфира. Самое интересное было, когда я увидел затем запись той передачи. Она записывалась час. Я посмотрел ее и удивился: мне было отведено в ней всего 2 минуты, все остальное время говорили Бутейко и другой кандидат. Я вынужден был написать руководителю этой телекомпании официальное письмо с протестом, и им ничего не оставалось, как за день до выборов, в пятницу, дать передачу в эфир в нормальном монтаже, где нам выделили одинаковое количество времени. Даже вот такие вещи происходили и, естественно, по указке свыше допускали такие ухищрения...

Бутейко не имел к этому отношения, все сделал режиссер программы. Отмечу, что сам Бутейко в ходе предвыборной кампании вел себя порядочно и затем первым меня поздравил с победой.

Первые результаты, естественно, предварительные, говорили о том, что в 223-м округе я побеждаю. Это стало известно утром, в понедельник. И вдруг куда-то исчезли четыре протокола, их не было целых два дня!.. Четыре протокола из четырех участков… Мои доверенные лица были там, в окружной избирательной комиссии, и никак не могли обнаружить, где же они. Эти злополучные протоколы появились только к концу дня, во вторник. Начались манипуляции… Цифры постоянно «плясали», менялись, пропадали голоса. Я даже вынужден был выступить в «Киевских ведомостях» и рассказать киевлянам о том, что куда-то пропало 600 голосов, отданных за меня. Произошел какой-то странный пересчет. Насколько я знаю, шло страшное давление на зарубежные участки. Один из заместителей Омельченко вместе с Министерством иностранных дел получил специальное поручение – сделать все для того, чтобы подправить результаты голосования за счет заграничных участков, т. е. посольств и консульств. Но они поняли, что это уже ничего не даст. Да и дипломаты, уважая себя, на это не пошли. И я выступил с открытым предупреждением в прессе, даже был вынужден потребовать снять для себя копии факсовых сообщений о результатах голосования, чтобы потом не было соблазна переписывать протоколы. Заграничные участки уже не могли коренным образом повлиять на окончательные итоги голосования.

Любопытно и то, что если ранее результаты голосования на заграничных участках были известны уже на следующий после выборов день, то бишь в понедельник (это подтвердили и последние президентские выборы в 1999 году), то в моем случае подсчет голосов шел… две недели! Две недели никак «не могли» почему-то получить протоколы, везли их, как говорится, на перекладных… Только через две недели, наконец-то, были подсчитаны голоса, причем контроль был жесточайший. В комиссии постоянно крутились какие-то люди из исполнительных структур власти. Мои доверенные лица тоже постоянно дежурили там и слышали отдельные интересные разговоры. То и дело в окружной комиссии раздавались звонки и на другом конце провода постоянно интересовались, какая ситуация по Косаковскому. Члены окружной комиссии неизменно отвечали:

– Побеждает Косаковский!

Судя по всему, интересующиеся спрашивали:

– Может, еще там что-то можно сделать?..

– Уже подсчитано много раз. В любом случае он побеждает!

Но «звонари» все никак не могли успокоиться…

В результате окружная комиссия, надо ей отдать должное, приняла после многих пересчетов решение, что в 223-м округе победил я.

Потом начались дела похлеще. Последовала длинная эпопея обжалований… Сразу же появились жалобы в Центральной избирательной комиссии. Она разобралась и приняла решение, что оснований для отмены результатов выборов нет. Появились и жалобы в Старокиевском районном суде, который также отказал в их удовлетворении. Казалось бы, все нормально. Но буквально в самый канун открытия сессии Верховной Рады вдруг появились жалобы в Печерском райсуде, уже на решение Центризбиркома. Начался судебный процесс, который шел два дня – 7 и 8 мая (четверг и пятницу). Сначала все складывалось нормально. Была видна беспочвенность всего того, что содержалось в жалобе. Даже по реакции судьи, по характеру его вопросов чувствовалось, что он понимает всю абсурдность измышлений.

Что же касается Центральной избирательной комиссии, окружной комиссии, то они в суде занимали объективную позицию: выборы законны и нет основания отменять их результаты. Но со стороны Руха, других политических сил продолжались попытки оспорить итоги выборов по 223-му округу. К сожалению, к этой нечистоплотной игре подключился и бывший начальник училища связи генерал Н. Гончар, который забросал многие инстанции своими жалобами. Тот самый Гончар, которому я в свое время немало помогал и который не забывал при встречах расшаркиваться, целоваться со мной и постоянно говорил, что он очень хорошо относится ко мне… И вот это «хорошее отношение» сполна раскрылось на поворотном этапе, в необычной ситуации, когда власть решила во что бы то ни стало преградить мне дорогу в Верховную Раду Украины. Гончар настрочил иск в суд… Он был одним из кандидатов по этому же округу, но остался далеко позади, и у него не было реальных оснований обжаловать результаты выборов, как, кстати, и у другого претендента Мусиенко, также подписавшего жалобу… Но судья что-то тянул дело, тянул, чувствовалось, что над ним что-то довлеет. Как позже оказалось, он поддался на давление исполнительной власти и выступил в роли судебного киллера. Было видно, что по ходу заседания, особенно 8 мая, в пятницу, его настроение заметно меняется. Все время ему кто-то звонил, он постоянно выходил, с кем-то советовался. Все время забегали в это помещение какие-то посторонние люди, которые, видимо, наблюдали за процессом. И вот в пятницу, 8 мая, он вдруг говорит: «Ну что? Завтра – праздник, давайте мы в три часа дня соберемся, закончим, выпьем по бокалу шампанского и разойдемся».

И тут же огласил решение: заседание суда продолжится 9 мая, в 15.00. А между прочим, можно было заканчивать его 8 мая, ведь оставалось только мое выступление на 10 минут. И все. Нет же, захотелось пану судье прихватить для этого еще и праздничный день… Святой день!..

Потом мне рассказали, что этого судью видели в пятницу вечером в приемной Омельченко. Там же, в здании администрации, был тогда Президент.

Когда мы 9 мая пришли к зданию суда, дверь была закрыта. Мы постучали, вышел судья, и я обратил внимание на то, что у него глаза опущены, он уже даже ни на кого не смотрит… Словно другой человек. Мы зашли в зал. Я выступил в отведенные мне 10 минут. Судья вышел куда-то буквально на три минуты, возвратился и зачитал решение, смысл которого сводился к тому, что он удовлетворяет жалобы претендентов и отменяет результаты выборов по
223-му избирательному округу. Это было вершиной глумления и цинизма, потому что надо было уметь, надо быть изощренным садистом, чтобы преподнести такой «подарок» в День Победы, дорогой для нас день.

Представьте себе: этот абсолютно заказной «приговор» 9 мая подписал мне судья Н. Замковенко, тот самый судья, решение о назначении которого подписывал я в августе 1994 года. Вот такие неожиданные повороты бывают в нашей жизни… Это опять – к той теме, что добро всегда… наказуемо. На этом я обжигался не один раз.

Мне припоминается история с утверждением этого судьи. Итак, шел 1994 год. Был избран новый горсовет, очень тяжело проходили через него вопросы. Как раз в августе необходимо было срочно принять решение по судьям, потому что истекали сроки, определенные законом. Речь шла о назначении десяти судей. Они два или три дня ходили по коридорам и кабинетам Киевсовета, никто не хотел рассматривать их вопрос. Категорически, как и во многих других случаях, противился Рух, имеющий большинство в городском Совете. Но я настоял на том, чтобы вопрос срочно рассмотреть и утвердить этих судей. Нам удалось провести решение с минимальным перевесом, и эти десять человек, в том числе и Замковенко, были утверждены. Так он стал судьей.

Всплывает в памяти и другое. Само здание Печерского райсуда, где 9 мая 1998 года судья Замковенко огласил решение об отмене результатов выборов в Верховную Раду Украины, я, будучи председателем Печерского райисполкома, вводил в действие в начале 90-х. Тогда оно оказалось единственным в том году зданием райсуда, которое было построено на территории Украины. Даже городской суд имел гораздо худшее помещение. Тогда всех возили показывать это здание как образцово-показательное… И вот судьба так странно повернулась, что именно в этом здании меня, можно сказать, дважды «отблагодарили»: отменили результаты выборов в Верховную Раду, и огласили это иезуитское решение в святой для меня, сына (и внука) фронтовика, день – 9 мая…

Конечно, настроение в тот день было скверное. Я пытался не подавать вид, но на душе было очень тяжело.

А судье, как я и предполагал, кое-что пообещали. И затем уже некоторые газеты писали о том, что у судьи Замковенко появились правительственный телефон, охрана. Ходили разговоры, что он получил и другие блага. А через несколько месяцев ему дали и звание заслуженного юриста Украины. Так что Президент достойно отметил его усердие на почве укрощения опального Косаковского и других
неугодных власти кандидатов… Хотя мне известно, что Замковенко по линии судебных органов за профессиональную деятельность получил дисциплинарные взыскания. Но полити­ческий заказ он выполнил…

Итак, 9 мая праздник у меня был испорчен. 10 мая все еще находился под впечатлением произошедшего, в раздумьях. Но тут последовали телефонные звонки. Звонили товарищи, друзья, новоизбранные депутаты. Говорили, не вешай, мол, нос, надо это решение срочно обжаловать, буквально завтра пиши жалобу, сдавай в Верховный Суд. Нужно что-то делать, потому что до принятия депутатами присяги остался всего один день…

И в самом деле, подумал я, зачем сдаваться? Подготовил документы и с утра пошел напрямую к председателю Верховного Суда В. Бойко.

– Виталий Федорович, – говорю ему, – видите, к Вам приходят только тогда, когда плохо. Это именно та ситуация…

И рассказал ему обо всем. Он был очень удивлен. Почертыхался…

Надо отдать ему должное, я и раньше знал, что он – добропорядочный человек. Пока я ждал в приемной, Виталий Федорович с коллегами, изучив документы, срочно затребовал мое дело из районного суда. Выполнение решения райсуда было остановлено. Это фактически меня спасло и давало право принять на следующий день присягу.

Как заявил председатель подготовительной депутатской комиссии, которая занималась всеми организационными вопросами первой сессии, А. Бандурка, а я после этого был на заседании той комиссии, тем новоизбранным депутатам, дела которых находились в судах и решения по ним либо отменены, либо остановлены, будет дана возможность завтра принять присягу. Кстати, таких дел набралось около пятнадцати. Казалось бы, все точки над «і» поставлены, справедливость восторжествовала.

А ночью мне позвонили и предупредили:

– Готовься, завтра по тебе будут вопросы…

Как я сам видел, вечером Бандурка с В. Яцубой (зам. главы администрации Президента) и еще одним работником этой структуры поехали на Банковую, в администрацию Президента. Видимо, вечером по мне и некоторым другим
лицам был последний инструктаж. Говорили, будто в центре внимания на том «президентском инструктаже» был список людей, которых ни в коем случае нельзя допускать до при­сяги.

А процедура принятия присяги была такая. Ты приходишь утром на регистрацию, расписываешься и получаешь бланк присяги. Потом в зале вместе со всеми зачитываешь присягу, выходишь и подписываешь ее. Там столы специальные поставлены, сдаешь текст, вместо этого тебе дают карточку для голосования.

Такая вот, неординарная ситуация… Еще утром, в понедельник, 11 мая, я все-таки получил временное удостоверение. Поехал за ним в Центризбирком. Перед этим, как только решение районного суда было остановлено, я быстро оформил документы в Киевсовете и повез их в Центральную избирательную комиссию. Их там долго изучали. Правильно ли я штампы поставил, что там у меня в трудовой книжке записано, уволился я или не уволился и т. д. Мне, наконец, выдали временное удостоверение. И все было, казалось бы, нормально. В день открытия сессии я должен был получить после присяги карточку для голосования и все, длинная мучительная эпопея вроде бы завершена. Но не тут-то было. Утром во вторник, 12 мая, я подхожу к столам и вдруг мне говорят:

– Вас нет в списке. Сегодня утром нам сказал Бандурка, чтобы вас не допускать до присяги.

Я, естественно, начал искать Бандурку. Нашел его в одном из кабинетов – в кабинете руководителя аппарата парламента Л. Горевого. Спрашиваю:

– Александр Маркович, как это понимать? Вчера – одно заявление, сегодня – другое? Вчера на комиссии приняли решение, чтобы допустить всех к присяге. Кто вам дал такое право – единолично принимать иное решение?

– Да вот, вы понимаете… Если Вы примете присягу, а там что-то такое… А как же потом?..

– Ну так что, мы будем действовать так, как кто-то говорит, или же как положено по закону? Давайте команду, чтобы нам выдали тексты присяги.

Но он стоял на своем, хотя было видно, что ему самому крайне неловко.

– Нет, я сам не буду, я в перерыве соберу совещание нашей подготовительной комиссии, мы тогда примем решение.

И вот часы показывают ровно 10.00. Открывается сессия, а мы в таком подвешенном положении – я и еще несколько человек. Мы зашли в зал, началась процедура. Ярослава Стецько, как старейший депутат, а за ней все депутаты начали читать текст присяги. Потом все пошли подписывать присягу, а мне и еще нескольким товарищам не дают такого права. В этот момент все-таки собрали подготовительную комиссию, и Бандурка, кроме всего прочего, сказал о том, что вот есть такая ситуация с несколькими депутатами. Как нам быть? Давайте принимать решение.

Слава Богу, большинство поддержало нас. Кстати, в «черном списке» были представители разных фракций – и Руха, и НДП, и независимых… Члены комиссии объективно подошли к данному вопросу. Возобладал трезвый рассудок. Бандурка, конечно, принял это с неохотой. Он лично то ли проголосовал против, то ли воздержался, я этого уже точно не помню. Но факт есть факт: комиссия приняла принципиальное решение – дать возможность нам подписать присягу и тем самым выполнить требования закона. Мы подошли к столам, получили тексты и поставили свои подписи под присягой. Кто-то еще и пошутил: «Давайте побыстрее подписывать, пока там не передумали…»

Что-то долго нам не несли карточки для голосования. Наконец, и их вручили. Принятие присяги фактически уже не позволяло лишать депутатов их полномочий, кроме оговоренных Конституцией случаев. Судебные решения в этот перечень не входили. Но кое-кто в кабинетах исполнительной власти рассчитывал на этот последний «шанс»: не допустить нас к принятию присяги и под различными поводами отменить результаты выборов и лишить нас депутатских полномочий. Не вышло у этих господ.

Я не мог даже и подумать в те дни, что «эпопея» не завершена, что на Банковой будут принимать отчаянные усилия с целью «выбить меня из седла». Как показали дальнейшие события, ставить точку было рано… Через несколько дней Центральная избирательная комиссия начала менять временные удостоверения на депутатские постоянные с вручением значков. Нам говорил сам М. Рябец – глава ЦИКа: не волнуйтесь, временные удостоверения на руках – значит, поменяем их. И вот начался этот обмен. А нас, оказывается, вновь нет в списках. Накануне Центральная избирательная комиссия в связи с тем, что по таким-то людям дела рассматриваются в судах, пришла к выводу, что пока нам не надо менять временные удостоверения на мандаты народных депутатов Украины… В Центризбиркоме настаивали: пусть Верховный Суд даст свои разъяснения.

И все пошло по новому кругу… Нас оставалось тогда девять человек. Но тут уже сработал президиум сессии Верховной Рады, который вел заседание до избрания спикера. Он поступил принципиально. В тот период на сессии председательствовал Александр Александрович Мороз. Всего же в президиуме, как известно, было пять человек – по одному от каждой из крупнейших партийных фракций. Тот, кто в данное время ведет сессию, выполняет функции Председателя Верховной Рады. Вот мы и обратились к А. Морозу. К тому же, данный вопрос был поднят на самой сессии. В перерыве мы зашли к А. Морозу, он в присутствии всех нас обратился к председателю Центризбиркома:

– Ну что же вы не выдаете людям удостоверения? Выдавайте! Вы же обязаны. У них есть уже временные удостоверения, давайте им постоянные, пускай люди работают, они же приняли присягу. Что вам еще нужно для этого? Давайте я вам подпишу документ от имени президиума сессии Верховной Рады.

В итоге было подготовлено обращение к Центральной избирательной комиссии. Но было решено: лучше, чтобы такой документ был подписан не одним только А. Морозом, но и всеми другими членами президиума сессии Верховной Рады. Так и сделали. Обращение подписали и А. Мороз, и П Симоненко, и А. Матвиенко, и П. Лазаренко, и Ю. Кос­тенко. Это письмо было немедленно отвезено мною и С. Го­ловатым в Центризбирком. Там опять долго дискутировали, сказали: «Оставляйте его, мы будем думать…»

Потом, через день или два, Верховный Суд дал разъяснение по этому вопросу. Суть его такова: если решение суда приостановлено – оно уже не действует и т. д. И через несколько дней все-таки привезли и выдали всем нам постоянные удостоверения. В общем, сопротивление было до последнего… Но и на этом еще все не закончилось…

Мне пришлось еще ранее написать кассационную жалобу на решение Печерского райсуда, на основании которой Верховный Суд приостановил решение районного суда. Дело должно было опять вернуться в Печерский суд для нового рассмотрения в другом составе суддей. Но поскольку я уже понял, что Замковенко в данном случае выполняет политический заказ, то обратился в Верховный Суд с убедительной просьбой. Она была такова: учитывая то, что председатель Печерского райсуда проявляет личную заинтересованность, и любой другой судья, если он будет рассматривать данное дело, не будет независимым и объективным, прошу передать мое дело в другой суд. И оно было передано в Шевченковский райсуд. Началось рассмотрение вопроса в этом суде. Насколько мне потом стало известно, было давление на судью, были всяческие попытки не допустить положительного решения вопроса... На Банковой уже в предвкушении окончательной победы потирали руки, уже от них пошла информация, что – все, Косаковского завтра «зарубят» и мандат у него отберут.

Но дальнейшие события показали: не все еще продано и предано. Надо отдать должное председателю Шевченковского райсуда Зинаиде Владимировне Антошиной. Она оказалась человеком мужественным, честным, принципиальным и, несмотря на все давление, которое оказывалось, не пошла на поводу у политиканов.

Судебное заседание продолжалось в течение двух дней. Как раз в тот день, когда Председателем Верховной Рады избирали А. Ткаченко, я был в суде. Во время обеденного перерыва поехал в Верховную Раду, проголосовал и опять возвратился в суд. На следующий день Шевченковский районный суд выносил решение. Здесь опять-таки «проявил» себя все тот же отставник Гончар. Еще вчера он заявил: «Я отзываю свою жалобу и больше не участвую в этом». И написал соответствующее заявление в суд. А за ночь передумал… Не исключено, что ночью ему позвонили и сказали: иди до конца, делай все, чтобы Косаковский не стал депутатом!.. И он вновь возник в качестве обиженного истца. Судя по всему, его обязали…

В суде все время сидел какой-то тип при мобильном телефоне. Говорили, что он из городской администрации. Ему все время звонили. Позже, уже в мае 1999 года он «засветился» как доверенное лицо Омельченко на выборах мэра. Он часто выбегал из зала суда, и председателю пришлось даже делать ему замечания.

– Послушайте, – говорила этому господину Зинаида Владимировна Антошина, – успокойтесь, скажите тем, кто вам звонит, что я еще не приняла решение. Я еще даже не закончила рассмотрение дела.

Так что заседание суда строго контролировалось. К тому же, пыталась вмешаться прокуратура. Но было принято объективное решение. Мои оппоненты не успокоились и обжаловали его в городском суде. А 3 августа 1998 года, когда я уже был в отпуске, мне позвонили и сказали, что городской суд уже окончательно ответил им, что оснований для обжалования нет, так что дело закрывается.

Итак, я прошел пять судов. Потом были еще разные попытки – надавить на прокуратуру, чтоб она опротестовала решение горсуда… Насколько я знаю, такой протест был подготовлен, но не был направлен. Были и другие попытки, но, наверное, даже самые твердолобые, наконец, поняли, что это все напрасно. И это даже смешно – через полгода опротестовывать результаты выборов…

И, кстати, это уже казалось полнейшей нелепостью после того, когда я был включен в состав делегации Украины в Парламентской Ассамблее Совета Европы. Ведь таким образом были еще раз официально подтверждены мои полномочия. И не только мои, но и других парламентариев от Украины. В этой связи уже начали задавать вопросы и в Совете Европы: дескать, господа, вы ведите себя как-то посерьезней, потому что мы уже признали полномочия этих людей как членов делегации Украины, а вы там все еще в судах своих решаете вопрос, быть или не быть им депутатами. Это, кстати, нашло свое отражение в заключительном комментарии – докладе Совета Европы по ситуации в Украине. Так что власть боролась до конца, боролась до последнего, и она делала все возможное для того, чтобы не пропустить меня и других неугодных для нее депутатов в украинский парламент. Но люди оказались мудрыми, они свой выбор сделали, и Банковой и ее подручным на Крещатике, 36 не удалось подтасовать результаты выборов или заставить людей проголосовать по-другому. Все-таки в этой большой, изнурительной борьбе мне удалось выйти победителем. Я считаю, что это – не просто моя победа. Это – победа здравого смысла.

Киевляне, собственно говоря, свой выбор сделали и таким образом показали, кого они поддерживают и как они все оценивают.

Конечно же, то, чего мы добились, – это заслуга не только моя личная, но и тех людей, которые в этот период были рядом, помогали мне, боролись за меня.

Послевыборная эпопея, напряжение того времени сказались в августе 1998 года, когда в Крыму, во время отпуска, меня схватил острый сердечный приступ, а в октябре, уже в Киеве, «скорая» доставила в реанимацию, и пришлось долгое время провести в больнице. Тут сказались также и перегрузки, и события всех последних лет. И я понял, что ничто, как поет А. Градский, не проходит бесследно.

Период, который выпал на всю эту послевыборную суету, был очень тяжелым. Перед выборами – совсем иное дело. Ты встречаешься с людьми, ведешь диалог, отвечаешь на вопросы. Идет духовное взаимообогащение: ты познаешь людей, а люди познают тебя. Это – непростая, но замечательная школа для политика. Есть у тебя какие-то убеждения – убеждай людей. Тебе, как говорится, и карты в руки… Иное дело – послевыборная пора. Все эти подковерные игры, вся эта возня, направленные на то, чтобы растоптать, уничтожить тебя, не дать возможности воспользоваться правом быть избранным людьми... Представьте себе: полтора месяца честной предвыборной борьбы и шесть послевыборных месяцев унижений, преследований со стороны исполнительной власти… Меня терзали достаточно долго.

Тем временем в Киеве готовили выборы городского головы. Так сказать, готовился реванш-99. Побоявшись проводить их год назад, потому что шансы у их ставленника Омельченко были невысокие, в мае 1999 года они посчитали, что уже все и всех подмяли под себя и Омельченко сможет проскочить. Они обрушили на киевлян мощный поток восхваления киевского градоначальника. На него работал весь огромнейший чиновничий аппарат столицы, почти все средства массовой информации. В почтовые ящики вбрасывались не только городские газеты, которые верой и правдой служили Омельченко, но и некоторые всеукраинские газеты с заказными статьями в его пользу. Даже спецвыпуски журналов со славословиями в адрес Омельченко на много страниц находили киевляне в своих почтовых ящиках. Но это уже – отдельный разговор, отдельная тема…