Кимов Рашад Султанович когнитивные и эпистемические аспекты представления мира в языке (на материале кабардинского, русского и английского языков) 10. 02. 19 теория языка автореферат

Вид материала

Автореферат

Содержание МыIэрысэ-р вазэ-м и- лъ - щ Второй раздел данной главы А контейнеры – объекты

Подобный материал:

• Концепт «странный» в ментальности различных народов (на материале русского и английского, 1215.49kb.
• Модальность научно-педагогического текста (на материале английского и русского языков), 294.51kb.
• Фразеологизм как средство концептуализации понятия «гендер» (на материале английского, 445.89kb.
• Отображение универсальных и этноспецифических черт языковой картины мира в фразеологических, 272.51kb.
• Фразеологическая репрезентация религиозного мира человека (на материале русского, английского, 445.82kb.
• Отражение категорий культуры в семантике идиом (на материале русского и английского, 521.26kb.
• Эгоцентризм лингвистического дискурса (на материале русского, английского, карачаево-балкарского, 484.61kb.
• Функционирование иносказательных фразеологических единиц в аргументативном дискурсе, 835.02kb.
• Темпоральные метафоры в языковых картинах мира носителей русского и испанского языков, 299.39kb.
• Заимствованные сокращения как выражение экономии языковых средств (на материале английского, 226.59kb.

Раздел второй Классификация Э.Бенвениста применительно к сложным соматизмам кабардинского языка в когнитивном аспекте посвящен рассмотрению структурно сложных соматизмов кабардинского языка, а также некоторых сложных образований, которые содержат соматический компонент с точки зрения когнитивной деятельности человека. При этом за основу взята хорошо известная специалистам классификация эндоцентрических сложных слов по четырем типам, предложенная Э. Бенвенистом [1974], которая опиралась на синтаксические основания связей элементов сложных образований. Следуя за известным ученым, мы исходим из принципиального положения о том, что сложная лексическая единица всегда образуется двумя компонентами, притом независимо от их структурной простоты/сложности (ср. нем. Bleistifthalter и англ. cocktail-mixer в кабардинском количество корневых морфем может доходить до четырех). Первый тип сложных образований, по классификации ученого, это имена с простой бинарной структурой, называемые “двандва”, классические примеры которого представлены в ведийском языке: dyāvāpŗthivī «небо-земля» и pitárāmātárā «мать-отец» (ср. русск. хлеб-соль, гуси-лебеди, которые современными исследователями относятся к данному типу, но описываются в иных терминах, как-то: «аппозитивные сочетания», «парные слова», «геминация»). Анализ материала позволил нам сделать допущение о том, что язык прибегает к образованиям типа двандва для того, чтобы компенсировать отсутствие терминов суперординатного уровня категоризации. Так, в кабардинском языке функционирует довольно сложное (со структурной и концептуальной точек зрения) образование Iэпкълъэпкъ [(Iэ рука + пкъы кость) + (лъэ нога, ступня + пкъы кость)], которое служит в качестве метонимического обозначения всех конечностей человека, которых, с точки зрения наивной анатомии, всего 12 (ср. I am aching all over, у меня болит все тело <все кости> и букв. перевод у меня болят все 12 Iэ-пкъ-лъэ-пкъ). Попутно отметим, что в число 12 входят: 2 кисти рук, 2 предплечья, 2 плеча, 2 ступни, 2 голени и 2 бедра. Компонент пкъы (мы условно передали его значение через русский эквивалент ‘кость’) один из самых сложных членов всей соматической системы, который требует специального исследования (ведь в кабардинском языке есть самостоятельное слово для обозначения кости). Пока что ограничимся указанием на то, что это сложное концептуальное образование, своего рода гештальт, который может быть передан на русский язык как: основа, остов, каркас, тело, скелет. Другой тип сложных слов (ср. poisson-chat “сом”; oiseau-mouche “колибри”) отличается от двандва, по его определению, в том, что композиты первого типа всегда обозначают (выделено нами – Р.К.) два реальных предмета (ср. мать-отец), в то время как композиты второго типа – один реальный предмет. Интерпретируя второй тип сложных образований (созданных при опоре на соматизмы) с позиций когнитивной лингвистики, мы выявили, что их важное отличие от первого типа заключается в том, что если двандва создается в целях именования членов суперординатного уровня естественных категорий, то композиты второго типа выполняют двоякую и при этом одинаково важную функцию в языке: с одной стороны, они служат для обозначения конституентов субординатного уровня категоризации, а с другой, являются языковыми репрезентантами нарушений естественных норм природы. При этом под нормой, вслед за Н.Д. Арутюновой [Арутюнова 1998: 75], мы понимаем все виды и формы порядка, включая как естественные нормы природы, так и созданные человеком правила и законы. «Нормальный» нос, голова, лоб, как известно, не имеют атрибутов, выраженных в языковой форме, но при этом любое отклонение от нормы «охотно» фиксируется языком. Ср., например, щхьэ-къэб [щхьэ голова + къэб тыква] – для обозначения неестественно большой головы и жьэкъэб [ жьэ рот +къэб тыква] – для обозначения неестественно большого рта (нижней челюсти).

Пятая глава Новый когнитивный статус соматизмов. Грамматикализация реферируемой работы состоит из двух разделов, первый из которых посвящен изучению вопросов, связанных с грамматикализацией соматизмов, следствием чего является приобретение ими нового когнитивного статуса, позволяющего им в качестве связанных форм, традиционно именуемых превербами, выступать для кодирования пространственной ситуации в кабардинском языке в сравнении со свободными формами (предлогами), на которые опираются русский и английский языки для описания тех же пространственных ситуаций. Данный раздел состоит из нескольких самостоятельных подразделов, каждый из которых посвящен способам кодирования разнообразных концептов при помощи соматизмов.

Анализ материала позволил нам выдвинуть гипотезу о том, что концептуально коррелируя, предлоги и превербы являются альтернативными способами репрезентации «онтологически тождественных» (Е.С. Кубрякова) пространственных ситуаций. В этой связи мы кратко останавливаемся на разных подходах (геометрический, топологический и функциональный) к описанию предложной семантики, которая лучше и полнее разработана на сегодняшний день по сравнению с семантикой связанных форм в виду давних традиций изучения первой [Филиппенко 2000; Д. Пайар 2000; Плунгян 2000; Селиверстова, Маляр 1996; Gougenheim 1959; Clark 1973; Leech 1969; Welsche 1988; Hottenroth 1991; Hawkins 1988; Vandeloise 1994 и др.]. Поскольку, однако, впервые в орбиту теоретических разысканий вводится изучение особой роли и участия превербов в представлении пространственных ситуаций и - шире - в формировании картины мира кабардинского языка, изучаемого изнутри, мы также осветили некоторые вопросы, связанные с природой преверба, как с традиционной (морфосинтаксической), так и когнитивной точек зрения. Из известных 25 превербов кабардинского языка 16 восходят к собственно соматизмам, т. е. представляют собой «грамматикализованные соматизмы» или «превербы-соматизмы». В работе нас интересуют именно последние, хотя мы также привлекаем и «обыкновенные» превербы «несоматического» происхождения по нескольким причинам: во-первых, кодирование пространственной ситуации осуществляется с вовлечением тех и других по разным когнитивным основаниям, чему и посвящен собственно анализ этого раздела данной главы; во-вторых, при концептуализации пространственного соположения частей тела и органов (ср. русск. голова на плечах, зубы во рту), а также жидкостей внутри человека (слезы на/в глазах), кабардинский язык опирается на те и другие. Пространственные ситуации, кодируемые при помощи тех или иных соматизмов, снабжены нами специальными картинками для облегчения восприятия материала.

Пространственная ситуация соотношения двух объектов в европейских языках, как правило, кодируется при опоре на локативные, пространственные или же реляционные конструкции (в работе они используются синонимично), которые могут быть представлены в виде обобщенной формулы Х R Y (ср. Die Blumen sind in der Vase; яблоко в вазе; le livre est sur la table; the boy is at the window). Позицию X занимает локализуемый объект, Y - область локализации; R – элемент (ср. релятор - О.Н. Селиверстова, грам (relational gram) – С.Свороу), задающий соотношение X-а и Y-а, которое плодотворно описывается в терминах: фигура и фон [Talmy 1978]; траектора и ориентира [Langacker 1987;1981]; локализуемый объект и релятум [Селиверстова 2000]. Ввиду того, что данный раздел работы посвящен изучению статических пространственных конструкций мы будем пользоваться в основном терминами Л. Талми, поскольку коррелирующие термины Р. Лангакра опираются на динамическое осмысление ситуации. Для облегчения восприятия материала все примеры из кабардинского языка глоссируются при опоре на концепты локализации (IN ‘ пространство внутри ориентира’ (LOC_IN); SUPER ‘пространство выше ориентира’(LOC_SUPER); ANTE ‘пространство перед ориентиром’ (LOC_ ANTE) и т.д.), предложенные в [Плунгян 2002 ], и глоссы, представленные в [Мазурова 2007 ]. В простейшем случае статическая пространственная ситуация (ср. яблоко в вазе) в кабардинском языке выглядит следующим образом:

МыIэрысэ-р вазэ-м и- лъ - щ

Яблоко- ABS ваза-ERG LOC_IN лежать – 3 SG

Средствами русского языка ситуацию, выраженную в данном примере, можно буквально передать как “яблоко ваза влежит”.

Эта конструкция имеет ряд очевидных особенностей, предопределяемых типологическими чертами данного языка, а именно: во-первых, «нарушен» доминирующий «европейский» порядок слов (ср. две формулы X RY vs. X Y R); во-вторых, фигура кодируется существительным в абсолютиве (ABS), фон - в эргативе (ERG); в-третьих, что, пожалуй, самое главное, сама идея соотношения фигуры и фона задается не “простыми” реляторами – предлогами, на которые опираются указанные языки (ср. также арабские предлоги fi, 9ala и др.), а «локативным комплексом», состоящим из преверба (это может быть как грамматикализованный соматизм, так и «обыкновенный»), выражающего соответствующий пространственный концепт (в нашем примере это преверб и-, кодирующий концепт IN ‘пространство внутри фона’, представленный в виде глоссы LOC_IN) и обязательно одним из позиционных глаголов (русск. сидеть, лежать, стоять), которые в составе комплекса выступают всегда в связанном виде (см. -лъ-). При этом, если европейские языки при кодировании пространственной ситуации в общем случае опираются на широкий и «безликий» локативный предикат (ср. to be и его аналоги) или вообще обходятся без него (ср. факультативность предикатов «быть», «находиться» для русского языка), то кабардинский язык должен не только задать локализацию фигуры относительно фона при помощи преверба, но в обязательном порядке должен передать информацию о способе расположения фигуры по отношению к фону (ср. сидеть, лежать, стоять) и это имеет, как нам кажется, далеко идущие последствия для этого языка, что заставило нас, исходя из допущения о концептуальной корреляции свободных и связанных форм, выдвинуть еще две гипотезы. В соответствии с первой из них мы полагаем, что выбор конкретного преверба предопределяется в каждом случае когнитивными характеристиками Y-а (фона). Вторая гипотеза связана с нашим предположением о том, что, все-таки, использование одного из позиционных глаголов (posture verbs в терминологии западных исследователей) в качестве обязательного элемента при кодировании любой пространственной ситуации, любой простоты и сложности,- факт неслучайный и связан он с особой концептуализацией и категоризацией Х-а (фигуры). Иными словами, если Х, как мы полагаем, накладывает ограничения на выбор позиционного предиката, то Y предопределяет выбор преверба в конкретной ситуации. Так, в соответствии с первой гипотезой обнаружено, что кабардинский язык, в зависимости от когнитивного осмысления области локализации, использует пять разных превербов для кодирования концепта IN, в то время как индоевропейские языки прибегают к предлогу in и его аналогам (ср. русск. в). Данное положение связано с тем, что кабардинский язык, помимо опоры на собственно топологические характеристики объекта как контейнера, привлекает большее разнообразие салиентных его признаков, зачастую комбинируя их, что и позволяет выделить в этом языке пять подтипов контейнеров, каждый из которых описывается в контексте соответствующего преверба:

а) преверб и- (LOC_IN) для контейнеров-объектов типа стакан, ведро, бак;

б)преверб хэ-(LOC_INTER) для контейнеров-субстанций (газообразные вещества, сыпучие продукты, жидкости, “континуумы”, “множественные сущности” типа толпа, стадо, коровы; ср. mass - multiplex entities [Brugman, Lakoff 1988: 507], абстрактные понятия типа радость, горе );

в) преверб дэ- (LOC_IN-BETWEEN) для контейнеров типа шкаф, сундук, моллюски, имеющих “створки” или представляющих собой огороженные пространства типа двор, город (русск. во дворе, в городе), названные нами обобщенно «створчатые контейнеры»;

г) преверб щIэ- (LOC_IN-SUB) для контейнеров-жилищ или зданий;

д) преверб кIуэцIы- (грамматикализованный соматизм живот) для контейнеров типа сверток, узел <с вещами>, содержимое которых недоступно прямому наблюдению; основное отличие от подтипа (а) заключается в том, что объекты в них запакованы, завернуты или закутаны (ср. пироги в узелке, деньги в свертке); в примерах глоссируется как LOC_INTERIOR.

Выявлено также, что некоторые объекты концептуализируются в данном языке в терминах совмещенной топологии (русск. в озере и по озеру<плыла яхта>): так, денотат слова лес при «встраивании» в семантику кабардинского языка осмысляется в терминах двух топологических подтипов, а именно: подтипы ‘б’ и ‘г’ (ср. лес как множественная сущность (LOC_INTER) и как здание (LOC_IN-SUB).

В соответствии со второй гипотезой мы выявили, что, как и в русском языке, позиционный предикат кабардинского языка со значением лежать обслуживает объекты, «выключенные» из жизни [Рахилина 2000; Кравченко 1998]. Кроме этого, животные и насекомые, даже рыбы, как правило, сидят, жидкости всегда стоят (ср. русск. вода < в бутылке> стоит в холодильнике, но *вода стоит в бутылке, *вино стоит в бурдюке; англ. *the water stands in the bottle); звезды < в небе> сидят, фрукты <на дереве> сидят.

Нами проанализированы все локативные превербы (как те, которые восходят к соматизмам, так и превербы «несоматического» происхождения), в работе представлены результаты анализа некоторых из них. Здесь же мы имеем возможность продемонстрировать лишь малую часть грамматикализованных соматизмов, которые участвуют в кодировании концептов пространственной локализации:

щхьэ- голова в составе локативного комплекса (т.е. вкупе с одним из позиционных глаголов) служит для кодирования концептов SUPER ‘фигура на фоне, в контакте с фоном’; SUPER- ABOVE ‘фигура над фоном, но без контакта’;

Iу- губы - концепты ANTE, APUD ‘рядом с фоном, у передней стороны, края фона ( в контакте с фоном или без контакта)’;

пы- нос - концепт END, APEX CONT ‘фигура на самом конце фона, в контакте с ним’ ;

пэ- нос - концепт ANTE, OPPOSITE ‘фигура перед фоном, прямо напротив него’;

бгъэ- грудь – концепт OPPOSITE ‘фигура перед фоном, но необязательно напротив’ ;

кIэ- хвост - концепт SUB, APUD ‘фигура рядом с фоном, в нижней части фона в обязательном контакте с ним’.

Выявлено, что при репрезентации динамических пространственных ситуаций принимают участие все превербы-соматизмы, поскольку эти ситуации с когнитивной точки зрения гораздо более вариативны, в то время как при означивании статических пространственных ситуаций оказываются задействованными гораздо меньшее количество превербов. Так, например, статическая ситуация нахождения фигуры сзади фона (велосипед за домом) обслуживается только лексически, т.е. соматизмом в метафорическом значении, а не соматизмом, получившим статус преверба и т.д.

Второй раздел данной главы Наивная анатомия и реликтовые знания об устройстве мира в свете когнитивных характеристик превербов посвящен решению двух задач: с одной стороны, рассмотреть особенности концептуализации и категоризации отдельных частей тела, а также того, как язык видит пространственное расположение частей и органов тела друг относительно друга. Описание материала проводится в терминах тех же реляционных конструкций с опорой на две гипотезы, выдвинутые нами в том же разделе. В соответствии с первой задачей нами выявлено, что некоторые части тела получают такое же осмысление, что и в других языках. Так, тело, голова, горло, рот, ухо, нос, глаз, печень, почки, легкие и т.д. в общем смысле с точки зрения английского и русского языков представляют собой контейнеры, правда, с разной степенью прототипичности (ср. могзи в голове, камни в печени, боль во всем теле). Кабардинский язык (= носители языка), опять-таки, исходя из специфических принципов концептуализации и категоризации объектов мира и – шире - сортировки информации о мире, что, собственно, и обусловило выдвижение указанных выше гипотез, осмысляет как само тело, так и его части в терминах разных топологических подтипов. Здесь мы наблюдаем еще одну уникальную (= редко встречающуюся в других языках) особенность кабардинского языка как с точки зрения грамматической, так и лексической типологии. Так, зачастую соматизмы, грамматикализуясь и приобретая статус преверба с одноименным названием (ср. пкъы как соматизм в значении ‘тело’ и пкъы- преверб с одноименным названием), служат в качестве идентификатора, или, скорее, классификатора топологии объекта. Например, для описания ситуации хворь в теле кабардинский язык прибегает к локативному комплексу (преверб пкъы - + позиционный глагол ‘стоять’), поскольку при концептуализации тела как особого рода контейнера «выдвигается» салиентный признак «распространение чего-л. во всем объекте». Отсюда болезнь <инфекция> мыслится как особая сущность, которая <равномерно?> распространяется по всему телу (ср. букв. перевод с каб. ‘болезнь телостоит’). Этот же самый преверб используется для описания ситуаций типа ‘сыр (мясо) еще недостаточно пропитались рассолом’, т.е. буквально ‘раствор соли еще недостаточно распространился в теле сыра или мяса’.

Части же тела осмысляются в терминах следующих топологических подтипов: подтип А контейнеры – объекты: живот, голова, ухо, нос, почки; подтип Б контейнеры - субстанции: кровь, моча, лимфа, печень, легкие, мозги, мышцы, волосяной покров; подтип В – створчатые контейнеры: рот, гениталии (женск.); подтип Г – глаз (соринка лежит в глазу, но при этом под <веком>). Особняком стоит горло, которое встраивается в семантику кабардинского языка в терминах топологического типа плоскостей, а не контейнеров, как в других языках (ср. русск. кость в горле и букв. каб. *кость на горле).

В соответствии со второй задачей мы также рассмотрели, с одной стороны, концептуализацию пространственного расположения частей и органов тела друг относительно друга (ср. голова на плечах), а с другой, в каком локативном состоянии (ср. сидеть, стоять, лежать) пребывает та или иная часть тела. Здесь мы также обнаружили ряд уникальных особенностей проецирования денотатов некоторых соматизмов в семантику кабардинского языка. Так, в общем случае пространственное расположение частей тела кодируется при помощи реляционных конструкций (ср. мозги в голове и букв. перевод мозг влежит голова;)^.

Приведенный пример представляет собой реализацию прототипической реляционной конструкции кабардинского языка, которая названа нами «полной», поскольку здесь присутствуют все элементы: фигура, фон, локативный комплекс. Вместе с тем в некоторых случаях фон или область локализации (Y) устраняется (такие конструкции названы нами «усеченные»), поскольку, видимо, язык «считает», что его легко идентифицировать, исходя из «фундаментальных» знаний человека, или же это само собой разумеющийся факт (ср. *мясо належит<кожа?>, *кожа належит<мясо?>, уши настоят). В других случаях лексема, обозначающая фон, соединяется с лексемой, обозначающей фигуру, образуя сложное слово (щхьэ-ц ‘голова + волосы’, букв. *‘головные волосы’, *волосы головы). Такие сложные слова репрезентируют субординатный уровень категоризации (ср. цы волосы – название для базового уровня категоризации и щхьэ-ц – терм для субординатного уровня категоризации, т.е. для обозначения “разновидности” волос, предопределяемой мереологическими отношениями (Е.В. Рахилина) или областью локализации.) Отсюда мы имеем фразу, которая в буквальном переводе звучит как: ‘головные волосы настоят’. Ясно, что областью локализации ‘головных волос’ является сама голова, поэтому и оказывается неидентифицированной. В этой связи мы имеем букв. шейные, запястные, икроножные, ушные, носовые и т.д. волосы. Локализация носа также кодируется при помощи ‘усеченной’ конструкции, т.е. его расположение относительно неидентифицированного языком фона (голова? лицо?) кодируется при помощи локативного комплекса с грамматикализованным превербом пы- нос и предикатом стоять (ср. пы-т-щ , где преверб передает концепт END, APEX CONT ‘фигура на самом конце фона, в контакте с ним’). В этой связи мы также обнаруживаем еще одну типологическую особенность кабардинского языка: соматизмы (например, пэ нос), приобретая статус преверба с одноименным названием (преверб пэ/пы нос) и выступая в составе локативного комплекса, служат для кодирования локализации денотата этого соматизма по отношению к денотатам других соматизмов (расположение носа по отношению к лицу другие языки никак не выражают). Кабардинский язык, кстати, “видит” ситуацию фрукты на дереве в терминах этого же комплекса пы-т-щ (≈ стоят <прикрепленные> носом к ветке). Именно так (через грамматикализованный соматизм пэ- нос) язык кодирует расположение всех «концевых» частей тела, как-то: пальцы на руке/ноге, кисти рук, ступни (причем в иерархической последовательности: палец по отношению к кисти, кисть – к руке, рука к телу), шея, голова, гениталии (мужск.), хвост, ягодицы и даже ресницы (а брови настоят !) Иными словами, для кодирования расположения всех этих X-ов по отношению к соответствующим Y-ам (которые зачастую оказываются неидентифицированными), язык прибегает к тому же комплексу, при помощи которого он описывает расположение “концевых” частей протяженных вытянутых артефактов (ср. русск. кончик ножа, пера и их буквальные переводы на кабардинский как ‘нос ножа’ и ‘нос пера’ ). Анализ особенностей кодирования пространственных ситуаций позволил сделать нам еще одно важное, на наш взгляд, допущение. Так, для того, чтобы тот или иной преверб (например, преверб пэ-/пы нос), образованный от одноименного соматизма (пэ нос), оказался задействованным в определенном локативном комплексе (пы-т-щ), в семантической структуре этого соматизма, как правило, должно присутствовать метафорическое значение. Так, если у ножа есть метафорический ‘нос’, то прикрепление этого носа к объекту обозначается через локативный комплекс с одноименным превербом. Таким же образом, для того, чтобы, например, описать ситуацию ‘стоять у < ворот>’, кабардинский язык использует соматизм Iу рот дважды: сперва язык обязательно идентифицирует у объекта Y (фон) метафорические ‘губы’, т.е. наделяет его ‘губами’ (ср. бжэ-Iу-пэ букв. ворота+губы), затем использует локативный комплекс с этим же соматизмом, но уже в виде грамматикализованного элемента (преверба) в составе локативного комплекса (ср. Iу-тын в значении ‘стоять у < ворот>’, букв. губы+стоять).

В заключении подведены итоги исследования. На примере соматизмов рассмотрены важные вопросы теоретической лингвистики, связанные с языковым членением пространственно-временного континуума, т. е. проецированием мира и его фрагментов в семантику естественного языка. При этом особая роль в осуществлении языком двух своих важнейших функций – когнитивной и эпистемической – принадлежит метафоре и метонимии (включая синекдоху). Особенности встраивания или проецирования мира в семантику естественного языка во многом связаны с преимущественной моделью концепутализации – антропоморфной или пастушеской, которую избирают носители языка и которая детерминирует особенности формирования его картины мира и, следовательно, реализацию языком указанных важнейших функций.

Дальнейшее направление исследования мы видим в возможности вовлечения в орбиту исследования динамических пространственных ситуаций с участием сомтазимов и расширении типологической базы исследования (вовлечения большего количества языков).


Результаты диссертационного исследования нашли отражение в 32 публикациях, 7 из которых вышли в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК.


Монографии:


1. Кимов Р.С. Метафора и метонимия как когнитивные и эпистемологические мехнизмы формирования языковой картины мира: Монография. – Нальчик: Каб.-Балк. ун-т, 2010. – 9, 5 п. л.

2. Кимов Р.С. Соматизмы кабардинского языка. Грамматикализация: Монография. – Нальчик: Каб.-Балк. ун-т, 2010. – 5, 5 п. л.
   

Статьи в рецензируемых изданиях, рекомендованных ВАК РФ: