Вестник филологического факультета ИнгГУ

Вид материала

Содержание

Художественный текст: способы организации, языковая картина мира и личность автора
Языковая личность автора поэмы «арамхи»
Akhrieva R.I. The linguistic identity of the author Professor D.D. Malsagov in the poem «Aramkhi»

Подобный материал:

1 ... 13 14 15 16 17 18 19 20 ... 27

ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ ТЕКСТ: СПОСОБЫ ОРГАНИЗАЦИИ,

ЯЗЫКОВАЯ КАРТИНА МИРА И ЛИЧНОСТЬ АВТОРА

УДК 81'42:821.351.43

Ахриева Р.И.

ЯЗЫКОВАЯ ЛИЧНОСТЬ АВТОРА ПОЭМЫ «АРАМХИ»

ПРОФЕССОРА Д.Д. МАЛЬСАГОВА

В статье рассматривается языковая организация поэмы Д.Д. Мальсагова «Армхи» в русле учения о языковой личности и в тесной свзи с этнокультурной спецификой произведения. По мнению автора статьи, язык произведений Д.Д. Мальсагова пробуждает у современного читателя, «продвинутого ингуша-билингва», мировосприятие родного языка и, следовательно, родного народа. Только такое владение и такое пользование языком могло с такой глубиной и силой духа поведать о борьбе горцев за свободу, которая является одним из основных концептов этого произведения.

Ключевые слова: языковая личность, язык, лексико-семантический, грамматический, категория, поэма, автор, Д.Мальсагов, «Арамхи».

Akhrieva R.I.

The linguistic identity of the author Professor D.D. Malsagov in the poem «Aramkhi»

The article is focused on the language of D.D. Malsagov’s poem “Armkhi” in terms of the doctrine in modern linguistics regarding the language person and is closely connected with the ethnic and cultural specifics of the work. On the opinion of the article’s author, the language of D.D.Malsagov’s works makes a modern reader, an “advanced Ingush-biligual”, to percept his native language and his own people. Only such language knowledge and such usage could tell us about the struggle of the highlanders for freedom, which is one of the key concepts of work.

Keywords: a linguistic person, a language, lexical and semantic, grammatical, a category, a poem, an author, D.Malsagov, “Aramkhi”.

Языковая личность является центральной проблемой современного языкознания. Это относительно новое учение о языке возникло в конце прошлого столетия, и имеет целью исследовать языки «более глубоко проникающим в духовную жизнь способом».

Сама идея рассматривать язык в связи с его носителем появилась, однако, уже в первой половине XIX века в трудах величайшего немецкого ученого и полиглота Вильгельма фон Гумбольдта (1767-1835), с которого началась философия языка, теоретическая лингвистика. Главный тезис Гумбольдта состоит в рассмотрении языка как способа познания мира, как «орган внутреннего бытия человека», как выразителя духа и характера народа, как «этносозидающую и «народоохраняющую силу».

В начале 20-х годов XX столетия в Германии возникло одно из серьезнейших направлений лингвофилософии – неогумбольдтианство, возродившее научный интерес к языковой концепции В. Фон Гумбольдта, особенно к рассмотрению языка как пути познания мира, к изучению языковой картины мира конкретного языка.

В изучение понятия языковой картины мира и языковой личности внесли значительный вклад и русские языковеды: А.А. Потебня, И.А. Бодуэн де Куртене, А.А. Шахматов и др.

Крупнейший русско-польский ученый И.А. Бодуэн де Куртене писал: “Человеческий язык, человеческая речь существует только в мозгу, только в душе человека, а основная жизнь языка заключается в ассоциациях представлений в самых различных проявлениях».

Ак. А.А.Шахматов утверждал, что реальное бытие имеет язык индивида, а язык села, города, области и народа – научная фикция.

Таким образом, в лингвистике произошло смещение интересов от рассмотрения языка вообще как абстрактной системы к языку конкретного человека. Нельзя познать человека, не познав его языка [2:7]. Но нельзя познать и народ, не познав языка его носителей. Недаром известный русский ученый профессор Ю.Н.Караулов и говорит о национальном типе языковой личности: «Нельзя познать сам по себе язык, не обратившись к его творцу, носителю, пользователю – к человеку, к конкретной языковой личности» [там же].

Речь человека свидетельствует о его видении мира, его мировосприятии, его представлениях об окружающем мире, о его ценностях, его отношении к настоящему и прошлому. По языку человека люди получают представление о его личности, его внутреннем мире, его духовных ценностях.

Научный интерес имеет изучение любой языковой личности, но особенно продуктивно, когда им является известный талантливый автор. Это дает возможность изучить его внутренний мир, его нравственные ценности, интересы, идеи, взгляды на мир, на события, отношение к войне, к свободе, добру, миру, красоте, справедливости, к своим истокам и т.д.

О «языковой мощи» ученого, поэта, писателя и драматурга Д.Д. Мальсагова свидетельствует сама его языковая деятельность. Глубокое и всестороннее знание родного языка позволилj ему успешно функционировать во всех жизненно важных ситуациях и сферах: в науке, литературе, в его устных и письменных текстах – научных, публицистических, поэтических, драматических и прозаических, в общественной жизни.

Язык произведений Д.Д. Мальсагова пробуждает у современного читателя, «продвинутого ингуша-билингва», мировосприятие родного языка и, следовательно, родного народа. Только такое владение и такое пользование языком могло с такой глубиной и силой духа поведать о борьбе горцев за свободу. Ибо язык есть посредник не только между человеком и внешним миром, между человеком и обществом, между людьми, но и между настоящим и прошлым.

Одним из основных концептов, нашедших отражение в используемых автором языковых единицах, является свобода: мукъа … кхедаьд «воспитали свободным», мукъача лаьчай «свободных соколов», мукъал йийза… лоамарой к1ант1ий «свободу любившие… горцев соколы», шоай мукъал бахьан… Дудараца къувсаш «ради свободы борясь с Дударом», карадаха ца тигаь лаьчаш «сдаться не желавшие соколы», лоамашка мукъа хьалкхийна лаьча, ший мукъал ехка, карадаха дийна паччахьа лаьшта хургдац юкъе «выросшему свободным в горном краю не продать свою свободу и не быть среди царских рабов».

Для характеристики языковой личности Д.Д. Мальсагова, наиболее яркого носителя коллективного и бессознательного, определяющего национально специфические формы поведения и реакции, является важным концепт «истоки, корни» (ваьнна моттиг «место, откуда родом»). Страдает река, вынужденная покинуть теснину гор, где она зародилась, горюет невеста, покидая отчий дом, отчаянно защищают родной край его жители: цу лоамаха къастара из г1айг1а 1аткъаш… «оплакивая разлуку с горой той…»;

ше даьча коара д1адаха ца лов из нускал санна … «словно невеста не желающая покидать двор, где родилась…».

Для раскрытия этих тем важное значение имеет концепт природа, отраженный в многочленном лексико-семантическом поле: лоамаш «высокие горы, скалы», Бешлоам «Казбек», шовда «горный поток», ч1одж «ущелье», чхьара «глыба», хи «вода, река», форд «море», малх «солнце», дохк «туман», морх «туча», т1алг1еш «волны», хьу «лес», наж «дуб», попаш «чинары», сигал «небо», дог1а «дождь», сийна кхера «синий камень», к1ай кхера «белый камень», ц1ена лоа «чистый снег», сийнача бай т1а «на зеленой траве», дак «верба», б1аьсти «весна», гуйрен «осенний», сай «олень», сай 1аса «олененок», лаьча «сокол» (это защитники родного края), а также цицхолгаш «крысы», борз «волк», которые олицетворяет недружественных пришельцев, и др.

Автор поэмы мастерски пользуясь всеми средствами родного языка, их широкими сочетаемостными возможностями наглядно, и в высшей степени эмоционально и неравнодушно описывает исторические события: нападения на жителей горного ущелья хищного и кровожадного князя разбойника Дудара, а в последующем войска генерала Абхазова и самоотверженную борьбу горцев за свободу и независимость с врагом, превосходящим их по численности, вооружению и военной тактике.

В современном ингушском обществе имеет место доминантивное двуязычие. В обоих типах двуязычия – русско-ингушском и ингушско-русском, преобладает двуязычие смешанное. Чистое двуязычие встречается значительно реже. У профессора Д.Д. Мальсагова оно, несомненно, было чистым двуязычием: его русская речь, и устная и письменная, не знала интерференций из родного языка, как и его ингушская речь абсолютно была лишена вмешательства второго языка. Он тонко владел единицами родного языка, их парадигматическими и синтагматическими связями, а также культурно-историческим опытом родного народа, отраженного в структурных элементах языка, в семантических признаках и правилах оперирования ими в речи.

Большинство исследователей выделяют следующие основные уровни языковой способности носителя языка: фонетический, лексико-семантический, грамматический и прагматический.

Языковая способность на фонетическом уровне проявляется в умении говорящего субъекта следовать характерным для данного языка позициям звуков, их сочетаемости в слоге, в слове, в словосочетаниях, в абсолютном конце слова, а также в интонации, в ритмике, в паузировании и др. Язык поэмы свидетельствует о несомненном искусстве автора в звуковой организации текста. В тексте сменяют друг друга разные типы интонации и интонационных конструкций. Нормальная, или нейтральная интонация сменяется эмоциональной, или аффективной, когда она служит для выражения аффективных состояний возбуждения, негодования, сострадания, неприятия и др., и логической, или смысловой интонацией, когда нужно выразить мысли или рассуждения самого автора или героев произведения.

Так поэма начинается с нейтральной интонации:

К1ай кхоллар кхелла, Словно невеста

Сийнача б1аргех В белом одеянии

Шийла хий лешаш, И со слезами в синих глазах

Ше даьча коара Не желающая расстаться

Д1адаха ца лов, С отчим домом…

Из нускал санна… Стоит ледяная гора.

Латташ ба Бешлоам

Далее этой же интонацией автор повествует об олицетворенной в поэме горной реке Армхи, рожденной в теснине гор и тоже, как невеста, тяжело расстающей с местом, где она сформировалась из горных потоков. Река свободолюбива и горда, как сами горцы:

Ше санна, мукъа, Свободной, как сам

Ше санна, кура, Гордой, как сам,

Балийна, ше мо, Беде не покоряясь, как сам,

К1ал саца ца ловш, Взрастил ее горный поток.

Ше ч1оже кхедаьд

Чехкача цу хиво.

Далее при описании нападений коварного и алчного Дудара, воровавшего коней из табунов и уводившего в рабство горцев, а также при описании борьбы с войском генерала Абазова, чье вооружение сотрясало горы, не знавшие доселе шума, сильнее грома небесного и т.д. Нейтральная интонация сменяется эмоциональной. Она достигает особой силы, когда автор повествует о страданиях горной реки, полной сострадания к людской беде. Эмоциональная интонация является в поэме ведущей. Она лишь иногда сменяется нейтральной или логической интонацией. Вот примеры логической интонации:

Есараш кхахьа Волка, привыкшего

Яьннача берзо Похищать людей,

Тугардац саца, Не остановить,

Низ бола ткъамаш Пока не обломают

Ший дег1ах мел доахк Его лапы мощные

Следующее заключение автора, основанное на горьком историческом опыте народа, звучит почти патетически и весьма злободневно и в наши дни:

Из 1аьржа тийшаь Это черное коварство

Болх зовза беций? Разве оно не трусливо?

Котъянна зовзал Победившая трусость

Сов къиза еций? Разве она не жестока?

Особую роль в звуковой организации текста выполняет широко используемая автором аллитерация, например: Цу бартех боагаш, ше сийрда белхаш латташ ба Бешлоам дошоча малхо доахача бартех «тая от поцелуев, поцелуев солнца золотого стоит Бешлоам», шал шийла шовда «поток, что льда холодней», ц1ена ц1и «святая кровь»; лоамарой лаьчаш «соколы горцев», лоаман лаьчаш «горные соколы», ди детташ санна, мажар топ етташ т1ом болабир…, «и начали битву из мадьярских винтовок стреляя, словно гром загремел…».

«Своеобразие картины мира создается в значительной мере категориальным представлением действительности в морфологической, синтаксической, словообразовательной системе языка» [1:170].

Грамматические категории ингушского языка, как и других иберийско-кавказских языков, четко различают людей и нелюдей, другими словами, разумные и неразумные существа, а также действия очевидные и неочевидные, возможные и фактические и др. Согласно взглядам Гумбольдта и его последователей, между грамматическим строем языка и психологическими чертами народа существуют определенные соответствия. Возможно, грамматический строй этих языков, в частности наличие эргативного, другими словами активного падежа и эргативной конструкции предложения, свидетельствуют о выражении необходимой в суровых климатических условиях горного края высокой силы духа, по терминологии Гумбольдта, «объективного духа» («духа всего народа») и духа персонального: Ше ч1оже кхедаьд чехкача хиво “я в теснине взращена буйным потоком», из къаьна Дудар цар гаьнаваьккхар «и они погнали вон старого Дудара», есараш кхахьа яьннача берзо тугаргдац саца наз бола ткъамаш ший дег1ах мел доахк «привыкший брать в невольники не перестанет, пока не остановят его»;…Дудара къонгий ши корта баьккха, шовдала кхессар лаомарча лаьчаша «соколы горцев, обезглавив кинули сыновей Дудара в горный поток» и др.

Из глагольных временных форм, составляющих систему из восьми одних только синтетических форм, автор употребляет больше и чаще всего прошедшие очевидные времена, настоящее время и, наконец, настоящее в прошедшем и тем самым автор достигает большой убедительности и наглядности в описании событий, делая его чуть ли не участником, а читателя наблюдателем этих событий: хьараме дувцар «говорил клевеща», хьо хоадо г1ертар «пытались тебя отсечь», есараш кхахьа из Дудар ваьлар «в невольники начал брать этот Дудар», шовдала кхессар «в реку кинул», хий б1аргех тувсар «слезы брызгали из глаз» или г1айг1ане делх из «она (река) горько плачет», сийрдадаьнна дода из шийла хи «просветлив, течет это холодная река», ше ч1оже кхедаьд чехкача цу хиво «меня взрастила горная река» и др.

Большую роль в усилении речевой экспрессии играют дейктические слова, особенно указательные и притяжательные местоимения, употребленные в исходной или косвенной форме в зависимости от падежа определяемого слова. Как правило, дейктисы употребляются в препозиции: из 1аьржа тийшаьболх «это мрачное коварство», из ц1окъа лома «этого полосатого льва» и т.д. Употребление дейктического местоимения в атрибутивном словосочетании между определением и определяемым словом делает высказывание особенно выразительным, например, чахкача цу хиво «быстрой той рекой» и др.

Языковая деятельность человека опирается на языковой опыт и традиции народа. Индивидуальная память и индивидуальные знания существуют потому, что существует социальная память и социальные знания. Язык Д.Д. Мальсагова тому свидетельство.

Автор существенно расширяет возможности характерной для языка словообразовательной модели «конкретное существительное в родительном падеже плюс суффикс – хуо» (орфограф. -хо): (юртахо «селянин» от род. падежа юрта «села» плюс –хуо (-хо), мехкахо «соотечественник» ( от род.п. мехка «страны» плюс -хо) , образуя новые слова при помощи того же суффикса, но от абстрактных существительных (хьалхо «богатый, богач» от хьал «состояние») и даже от прилагательных (майрахо «смельчак» от майра «смелый»). Особый интерес представляет образование авторского неологизма зовзаш «трусы», вероятно, основанного на былом синкретизме существительных и прилагательных, следы которого сохраняются в современном ингушском языке, как нам известно, в трех случаях: к1ай «белый» и к1ай «бельмо», во «плохой» и во «горе», дика «хороший» и дика «счастье, удача». По аналогии образовано автором и зовзаш от зовза «трусливый» плюс окончание множественного числа существительных -ш.

Эти и другие авторские неологизмы еще не зафиксированы словарями, но воспринимаются читателем поэмы вполне адекватно как по звучанию, так и по значению.

Глаголы и глагольные формы – масдар, причастия, деепричастия, придаточные формы глагола, употребляемые в различных синтаксических функциях, придают особый динамизм изображаемым событиям и действиям персонажей.

Язык и стилистика поэмы в целом близки произведениям устного народного творчества.

Производят должное впечатление важности, значимости или трагичности действий словосочетания «деепричастие прошедшего времени плюс глагол прошедшего времени», образованные, как правило, от одного и того же слова или от синонимичных слов: хьадена кхаьчар (букв. «придя прибыли») или с инверсией хьакхаьчар дена, аьнна аьлар («сказав сказали»), к1ал дена деллар («принеся зарыли») и др.

Значительная часть концептуальных универсалий представлена во всей структуре языка, однако это более наглядно в лексике, в семантических, тематических, понятийных полях, в полисемии, в синонимии и др., в которые слова объединяются на основе общности, сходства, смежности или противопоставленности значений.

В языке, особенно в лексике, отражаются не только основные категории мышления человека, но и особенности его взгляда на мир в зависимости от принадлежности к определенному национально-культурному социуму. Как известно, лексическое значение является результатом концептуализации определенной ситуации или объекта реального мира. Для реконструкции языковой картины мира нации, народа важнейшее значение имеет анализ древнейшего слоя лексико-фразеологической и семантико-категориальной системы языка, что дает определенное представление о способе номинаций далеких предков, об отражении в их сознании системы знаний и представлений об окружающем мире.

Изучение лексико-семантической системы представляет особый интерес для категоризации объектов действительности. В вайнахских языках есть омонимы са «свет», са «душа», восходящие к единому слову и появившиеся в результате распада полисемии. Вероятно, первоначально оно обозначало то, с чем связана жизнь в разных ее проявлениях: са хиннад «рассвело» (букв. «свет появился»), са дайнад «наступили сумерки» (букв. «свет пропал»). Человек жив, пока не покинет его са «душа»: са даьннад «умер, умерла» (букв. «душа вышла»). Са чуденад «очнулся» (букв. «душа вернулась») Б1арга са дайнад «ослеп» (букв. «свет глаза пропал»).

Представляет интерес изучение семантики однокорневых слов с деэтимологизацией показателей грамматических классов, например: дукъ «поверхность горы», «ярмо», «гнет», мерий дукъ «поверхность носа»; букъ «спина», йукъ «середина», «талия»; бух «дно», «ложе», «корень», йух «зад», дух «исток», «подол», «суть» (дух д1аьха чокхи «длиннополая черкеска») [3:144]; йухь «конец», «лицо», юхьмараш «лицо», где йухь «конец», мараж или совр. мераж «нос»; духь «конец», «отросток», бухь «конец» (мерий бухь «кончик носа»), «окончание», «верх» (см. бух боагаш, бухь бийлаб «когда горел корень, смеялись ветки» (букв. «верх») (поговорка); ч1одж «ущелье, челюсть» и др.

Для изучения своеобразия преломления действительности в языке несомненный интерес представляет изучение семантики следующих древнейших слов, например, да (с кратким «а») это и «есть» и «иметь»; делха «течь», «плакать»: дог1а делх «дождь идет», бер делх «ребенок плачет»; ала «сказать» - йаха «говорить» «производить звук, шум»: саго йоах «человек говорит», ц1рр йоах «скрипит», ц1зз йоах “зудит», фрр йоах, брр йоах и т.д. (ц1рр,ц1зз, фрр, брр – звукоподражательные местоимения ); да (с долгим «а») «прибыть»: дог1а доаг1а «дождь надвигается», хьаьша воаг1а «гость идет», наб йоаг1а «спать хочется» (букв. «сон идет»), говр йоаг1а «лошадь идет», машин йоаг1а «машина идет», мозий доаг1а «мухи идут»; детта «бить» (однократный вид тоха): бий бетта «бить кулаком», ди детт «гром гремит», са детта «терпеть» (букв. «трепать душу»), ша бетт «град идет», етт бетта «корову доить»; дов «пропасть», «погаснуть».

Аналогично и следующие слова выражают обобщенное представление о классе однородных в чем-то действий, действий, объединенных каким-то общим смыслом: кхача «достигнуть, прибыть, созреть»; ц1а кхаьчай «прибыла домой», хьажк1аш кхаьчай «кукуруза созрела»; кхета «столкнуться, встретиться, понять»; дерза «повернуть назад, выздороветь», деза «нуждаться, любить» и др.

Языковая картина мира зависит и от психологии народа, образа и условий его жизни и от мировоззрения и мировосприятия его, что отражается и в образности языка: во фразеологических сочетаниях, пословицах, поговорках, афоризмах, сентенциях, в повериях, преданиях и др.

В поэме приведены старинные предания и поверия. Согласно бытующему в народе преданию, название реки Арамхи восходит к Хьарамхи «грешная река», так как в этой реке брат утопил оклеветанную людской молвой сестру-красавицу, поэтому река стала грешной, и в ней даже в настоящее время не рекомендуется купаться. Далее автор приводит известную в народе сентенцию: «Я его с ног свалю, а ты унесешь его дальше…»- говорит разгневанная жестокостью человека река Арамхи своему отцу Тереку:

Сога да вожор

Хьога да вахьар.

Автор находит оклеветанной и саму реку (шийла шовда да хьараме дувцар «грешили на реку»).

А река, по преданию, спасла от гибели младенца, брошенного в ее холодные воды безжалостными пришельцами: г1айг1ане делхаш «плачет печально», шийлаца хица 1а лувчаваь ц1енна «холодной водой искупав начисто», агача санна талг1ешца теркаваь, к1аьдача г1ум т1а 1овиллар 1а х1аьта «как в колыбели качая на волнах, на мягкий песок ты вынесла его». По преданию, этот мальчик, за живучесть прозванный Циск-ом, стал родоначальником большой фамилии Цицкиевых.

Высокая эмоциональная напряженность создается и употреблением различных типов фразеологизмов: мажар топ «мадьярская винтовка», пхьа лехар «отмщение», тийша белхо «подлость, обманутое доверие», 1увдалора ц1енача ц1ийха «пустили невинную кровь» и др.

Используя инверсию в устойчивых словосочетаниях, автор усиливает напряженность повествования: детта ди санна и др.

Язык поэмы отличается высокой степенью метафоричности. Используя метафоры «с чувством меры и сообразности» (А.С.Пушкин), достигается панорамность в описании страшных событий. Участник описываемых сражений горный поток живет, радуется и страдает, как живое существо: унзара увг1аш «грозно урча», бердаш дуаш «берега поедая», бала белхабе…хьед из хий «оплакивать горе… устремляется река», дода хьо делхаш «течешь ты плача» и др.

Метафорами образно характеризуется тяжелое положение защитников родной земли: ц1и хийцар «кровь пустили», аьргача т1аьзета «на ранней тризне» и др.

Для характеристики персонажей используются зоосемы: лаьчаш «соколы» - это борцы за свободу, цицхолгаш – «крысы» и борз «волк» - неприятели. Постоянные эпитеты характеризуют девушек, молодых храбрецов и явлений природы: бос хоза мехкарий – красивые девушки, дог майра к1антий «сердцем смелые молодцы», тура майрача юртахой «с саблей смелой селяне», б1асийна шовда «синеглазый поток».

Важную роль в поэме играют и единицы прагматического уровня: оценки, аргументации, пожелания, программы поведения и др. Характеризуя действия своих героев, автор пишет: дег1ацара оамал сабаре, дега ала чехка бола «нравом тела сдержанные, пламенем сердца горячие». Горная река и «солидарный с ней» автор желают защитникам края:

Нийссара воша Да будет

Ма хилва эшаш. Равный брат у вас.

Т1ехваха воша Да обойтись вам

Шу воацаш хилда Без брата заевшегося

Содержание понятий языковой личности тесно связано с этнокультурными традициями. Герои поэмы, поверившие большевикам, рискуя не только своей жизнью, но и жизнью своих детей, по всем законам гостеприимства принимают борцов за свободу, прибывших к ним во время революции: шоай берий дег1амаш духьалувттадеш, лелабер х1аьта лаьчаша майра.

Литература

Караулов Ю.Н. Русский язык и языковая личность. – М., Наука,1987.
Гречко В.А. Теория языкознания. – М., «Высшая школа», 2003.
Мальсагов Д.Д. Избранное. – Нальчик, 1988.
Мальсагов З.К. Ингушская грамматика со сборником ингушских языков. Владикавказ,1925.

Blog