Абдурахман Авторханов ро­дился на Кавказе. По национальности чеченец. Был номенклатурным ра­ботником ЦК вкп(б). В 1937 г

Вид материалаДокументы

Содержание


Xi. сталин создает "правых"
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   45

XI. СТАЛИН СОЗДАЕТ "ПРАВЫХ"


ЦК упорно, последовательно и методически продол­жал свою линию по разоблачению или, вернее, по созда­нию "правого оппортунизма" в партии. В первое время резко подчеркивалось, что речь идет не о конкретных лицах в ЦК, МК и на местах, а об идеологии, которая существует и в партии, и в стране. Вся устная и уже начи­навшаяся печатная пропаганда била в эту точку. Цель такой пустой, беспредметной, безымянной пропаганды не была ясна партийному середняку, не говоря уже о рядо­вом обывателе. Многие, даже у нас в Институте, недоу­менно спрашивали себя и друг друга – если нет правых оппортунистов в ЦК и в партии, то откуда же появился этот вредный правый оппортунизм? Не вернее ли будет ска­зать, что у определенной группы лиц в ЦК появилась мания преследования, пугающая воображаемыми правыми, или политическая галлюцинация "правого оппортунизма"? Но аппарат ЦК был неумолим. "Левая опасность – пройден­ный этап, но существует другая, теперь уже главная опас­ность для партии – правая опасность. Весь огонь и весь гнев партии и народа – против правого оппортунизма" – так начинались и кончались закрытые письма Секре­тариата ЦК к партийным организациям на протяжении всего 1928 года. Если бы эти письма не подписывались Сталиным, то партийная масса, несомненно, думала бы, что первый правый оппортунист, видимо, сам Сталин. В самом деле, он, Сталин, критиковал Троцкого с пра­вых позиций: ведь это он, Сталин, выступал против "перма­нентной революции", ведь это он, Сталин, отстаивал нэп и крестьянскую хозяйственную свободу против желания Троцкого "грабить крестьянство", ведь это он, Сталин, отстаивал священное право профсоюзов защищать про­фессиональные и материальные интересы рабочих перед бюрократическим аппаратом советского государства про­тив требования Троцкого об "огосударствлении" профес­сиональных союзов, ведь это он, Сталин, требовал вступ­ления в Лигу Наций, союза с Персилем (тред-юнионы) и Чан Кайши, – кто же мог быть правым среди больше­виков, если не этот Сталин?

Но Сталин требует борьбы против "правого оппор­тунизма", значит не он правый. Тогда кто же? Перебира­ли всех членов Политбюро, Секретариата, ЦК и ЦКК, наконец, Коминтерна, Профинтерна, Крестинтерна, но правее Сталина никого не находили. Еще больший хаос в умы коммунистов внес сам Сталин в октябре 1928 года, когда, как уже указывалось, на пленуме МК и МКК за­явил: "У нас в Политбюро нет ни правых, ни левых!" Были ли правые где-нибудь в республиканских ЦК или об­комах? Нет, не было. Словом, правых нигде не было, а вот правая, смертельная опасность существовала. Откуда же? Ведь все коммунисты на учете, все руководители на виду! По мнению Сталина получалось, что любой из них является возможным правым, поэтому – беспощадная борьба против этих возможных правых! Поскольку никто не хотел быть этим будущим кандидатом в Сибирь, то каждый старался "застраховать" себя: вся почти мил­лионная партия кричала в один голос: "ловите вора!" Уже к концу 1928 года каждое выступление коммуниста на партийном собрании, любая статья в прессе, очередная передача по радио, народные частушки на сцене, клоун­ские прибаутки в цирке сопровождались одной неизмен­ной моралью: правая опасность – главная опасность! Безвестной правой опасности в СССР за один год сделали столько отрицательной рекламы, что наиболее право­верные стали неистово кричать: хватит бесконечно бол­тать о правой опасности, дайте нам правых – мы их истребим!

На том же октябрьском пленуме МК и МКК Сталин обратил внимание на тот массовый психоз, который он сам создал в партии. Сталин говорил32 [32И. Сталин. Соч., т. 11, стр. 223-224.):

"Неправы и те товарищи, которые при обсуждении проблемы о правом уклоне заостряют вопрос на лицах, представляющих правый уклон. Укажите нам правых или примиренцев, говорят они, назовите лиц, чтобы мы мог­ли расправиться с ними. Это неправильная постановка вопроса. Лица, конечно, играют известную роль. Но дело тут не в лицах, а в тех условиях, в той обстановке, кото­рые порождают правую опасность в партии. Можно от­вести лиц, но это еще не значит, что мы тем самым по­дорвали корни правой опасности в нашей партии. Поэто­му вопрос о лицах не решает дела, хотя и представляет несомненный интерес.

Нельзя не вспомнить, в связи с этим, об одном эпизо­де в Одессе, имевшем место в конце 1919 и начале 1920 года, когда наши войска, прогнав деникинцев из Украи­ны, добивали последние остатки деникинских войск в рай­оне Одессы. Одна часть красноармейцев с остервенением искала тогда в Одессе Антанту, будучи уверена, что ежели они поймают ее, Антанту, то войне будет конец".

Однако цель психоза была достигнута – Сталин на­звал первую жертву: Бухарина. В этом случае даже "ак­тив" ахнул: этот теоретик большевизма, любимец пар­тии, гроза Троцкого, спаситель Сталина, "левейший" из "левых коммунистов" в 1918 году, – оказался правым реставратором капитализма, идеологом кулачества и вра­гом партии! Этому не поверили даже и после такой под­готовки. Так обстояло дело к концу 1928 года. Но для отступления было уже поздно. Либо Сталин – либо Бу­харин – так стал вопрос уже сам по себе. Бухарин поль­зовался доверием партии, симпатией правительства (Ры­ков), поддержкой профессиональных союзов (Томский) и обладал ученой головой. У Сталина ничего этого не бы­ло. Но у него было нечто большее, чем партия, профсою­зы, правительство и ученая голова – железная воля к власти и прекрасно организованный аппарат профессио­нальных конспираторов внутри партии и государства. Дальнейшая работа этого аппарата пошла по двум ли­ниям: мобилизация "актива" против Бухарина и прово­кация Бухарина на "антипартийные" выступления. Из-за одних старых ошибок, известных и прошенных са­мим Лениным, уничтожить Бухарина было невозможно.

Нужны были новые, свежие ошибки или "раскрытие" старых, "неизвестных" до сих пор преступлений Бухари­на (что, как мы знаем, потом и случилось – "Бухарин хотел в союзе с эсерами убить Ленина, Сталина, Сверд­лова" в 1918 году!)

По первой линии поступали так, как у нас в Институ­те. У нас, конечно, как и в Коммунистической академии, дело у аппарата ЦК шло плохо. Но это объяснялось спе­цифическим составом ИКП и персональным влиянием и личными связями Бухарина с этими учреждениями. Про­ще обстояло дело в других учреждениях и организациях, особенно в послушных центру местностях. Уже к концу 1928 года аппарат ЦК сумел провести во всех крупных центрах страны сначала узкие (для разведки!), а потом широкие активы с докладчиками от самого ЦК.

На всех собраниях актива обсуждали один и тот же доклад – "Правая опасность и ошибки т. Бухарина". До­кладчики имели не только готовые тезисы, но и готовый текст резолюции от ЦК, которые надо было только ставить на голосование. И дело пошло! "Мы решительно осуждаем ошибки т. Бухарина..." "Мы решительно поддерживаем ленинский ЦК..." "Мы решительно требуем разоружения Бухарина..." "Мы решительно требуем от ЦК привлече­ния т. Бухарина к ответственности..."

Конечно, не везде удавалось ЦК заполучить такие резолюции. Там, где сидели сторонники Бухарина (Урал, Харьков, Иваново-Вознесенск), бросали шпаргалку ЦК в корзину, далеко не вежливо выпроваживали посланцев ЦК и выносили явно антисталинские резолюции. На­пример, на Свердловском активе (секретарь обкома Каба­ков), Иваново-Вознесенском (секретарь обкома, кажется, Комаров) выносились резолюции, в которых требовали "сохранения единства и прекращения аппаратных интриг против заслуженных вождей партии". В самом Политбю­ро и президиуме ЦКК в первое время, кроме Рыкова и Томского, Бухарина поддерживали Орджоникидзе, Кали­нин, Шверник, Енукидзе и Ярославский. Н. К. Крупская, вдова Ленина, уже раз обжегшаяся на Троцком (Сталин в свое время из-за ее поддержки Троцкого чуть не исключил ее из партии), на заседаниях Политбюро и президиу­ма ЦКК во время обсуждения правых угрюмо молчала, а после заседания, как рассказывали тогда, приходила на квартиру то к Рыкову, то к Бухарину и часами плакала, говоря:

– Я все молчу из-за памяти Володи (Ленина), этот азиатский изверг так-таки потащит меня на Лубянку, а это позор и срам на весь мир...

А потом, постепенно приходя в себя, повторяла свою знаменитую фразу троцкистских времен:

– Да что я? Действительно, живи сегодня Володя, он бы и его засадил. Ужасный негодяй, мстит всем ленин­цам из-за политического завещания Ильича о нем!

Вторая линия – это, как я ее называю, линия прово­кации выступления будущих правых по важнейшим во­просам текущей политики партии и правительства. Эта политика, главным образом, была предопределена по­следними двумя съездами партии – в области индустриа­лизации XIV съездом (1925 г.) и коллективизации XV съез­дом (1927 г.). То, что потом Сталин приписывал правым, – будто они были против этой общей политики в разви­тии промышленности и сельского хозяйства, – было лишено всякого основания. Не в том правые расходились со Сталиным, что надо повести дело к социализму, не в том, что надо проводить индустриализацию, не в том, что надо держать курс на социалистическое сельское хо­зяйство, а в том, как и какими методами все это делать. Сталин на кардинальный вопрос, "как и какими метода­ми", не давал абсолютно никакого конкретного ответа до декабря 1929 года, но от правых потребовал ответа еще в июне 1928 года, сейчас же после своего выступления в Институте красной профессуры. Были созданы две ко­миссии Политбюро – промышленная комиссия под пред­седательством главы советского правительства Рыкова при заместителе Куйбышеве и деревенская комиссия под председательством второго секретаря ЦК В. Молотова при заместителе Я. Яковлеве. В ту и другую комиссию входили Сталин и Бухарин. Промышленная комиссия разрабатывала первую "пятилетку", а деревенская – план коллективизации сельского хозяйства.

В распоряжении обеих комиссий находился огромный аппарат специалистов Госплана (председатель Кржижа­новский) и Центрального статистического управления (начальник Осинский). По вопросу "что делать?" обе ко­миссии пришли к единодушному решению – и пятилетку, и коллективизацию проводить, а вот по самому важному и решающему вопросу, "как и при помощи каких мето­дов", докладчиками были назначены: Рыков в своей ко­миссии, а Бухарин – в комиссии Молотова. Оба доклад­чика, опираясь на данные, консультации и заключения специалистов уже названных мною учреждений, пред­ставили письменные тезисы, которые, как и по первому вопросу, должны были считаться тезисами Политбюро и директивами ЦК, когда они будут приняты комиссия­ми. Вот, собственно говоря, с тех пор и родились, нако­нец, искомые правые и в Политбюро.

Квинтэссенция тезисов Рыкова – соблюдение пра­вильной пропорции между двумя отраслями развития промышленности – между тяжелой и легкой индустрией. Курс – на тяжелую индустрию, но легкая индустрия -как стимул и один из источников развития тяжелой инду­стрии при соблюдении равенства темпов развития той и другой отрасли промышленности. Отказ от любых форм принудительного труда, как нерентабельного в экономи­ке. Отказ от бюрократического декретирования и широ­кая инициатива местам по развитию местной промыш­ленности, по производству средств потребления. Два варианта пятилетки – оптимальный и минимальный. Оптимальный – это желательный для выполнения план, но далеко не реальный, минимальный – это возможный и реальный план. Добиваться оптимального, выполняя минимальный. Поскольку пятилетний план – первый опыт и грандиозное предприятие для всего народного хозяйства, то в пределах этой пятилетки особо выделить первые два года, разработав специальный двухлетний план по развитию сельского хозяйства, как первую ступень к выполнению всей пятилетки. Таков в основном смысл тезисов Рыкова.

Тезисы Бухарина – курс на развитие социалисти­ческого земледелия, на кооперирование сельского хозяй­ства во всех трех формах: производственной, торговой и сбытовой. Одинаковое и равномерное развитие всех трех форм при решительном отказе от административного принуждения. Добровольность, не казенная, а настоящая добровольность коллективизации. Широкая государствен­ная поддержка – кредитование и субсидии – желающим вступить на путь производственной кооперации при одно­временном налоговом нажиме на кулаков, могущем их заставить тоже отказаться от индивидуальных форм хо­зяйствования и встать на путь коллективизации ("мирное врастание кулака в социализм"). Всемерное поощрение – снижение налогов, снижение оптовых цен, кредит, – тор­говой кооперации, дающее ей возможность продавать свои товары по ценам более низким, чем у нэпмана (част­ная торговля). Повышение цен на сельскохозяйственные продукты и снижение цен на промтовары в сети государ­ственной торговли для развития сбытовой кооперации и общего поднятия сельского хозяйства. Словом, бросить в крестьянскую Россию лозунг – "обогащайтесь!"33 [33Н. И. Бухарин. Заметки экономиста. "Правда" [1928 г. (?) – Ред.). Таков был смысл бухаринских тезисов.

Когда эти тезисы были представлены на утверждение очередного заседания Политбюро (на заседании Полит­бюро присутствовали обычно с правом совещательного голоса и несколько членов президиума ЦКК), Куйбышев и Молотов резко, грубо и вызывающе заявили: все, что нам теперь предлагают Рыков и Бухарин, и есть план правого оппортунизма. В последовавших горячих дебатах роли были разыграны по расписанию: Каганович, Воро­шилов, Микоян, Киров, уже заранее подготовленные Ста­линым, не только присоединились к оценке Куйбышева и Молотова, но и потребовали довести до сведения ЦК, а потом и до сведения всей партии, что в Политбюро имеются правые в лице Рыкова и Бухарина. Уже дискус­сия сознательно велась не в плоскости принятия или не­принятия предложенных тезисов, а выявления и объяв­ления до сих пор безымянных правых оппортунистов. Сталин, как обычно в таких случаях, играл в "нейтрали­тет", пока окончательно не выяснятся соотношение сил и реакция Бухарина и Рыкова. На этом заседании Том­ский открыто присоединился к Бухарину и Рыкову, а Орджоникидзе, Шверник, Калинин и Ярославский высту­пили против необоснованных обвинений Куйбышева и Молотова, предлагая деловое обсуждение тезисов для принятия или отклонения.

Сталин ни словом не обмолвился ни за, ни против по существу дискуссии. При приблизительно одинаковом соотношении голосов заседание кончилось "вничью". Была выбрана общая комиссия для обсуждения по пунк­там обоих тезисов. Председателем комиссии был избран "нейтральный" Сталин, в нее, конечно, были включены и Бухарин с Рыковым, Томского забаллотировали, а ос­тальными членами комиссии были те же лица, которые выступали против "тезисов" на Политбюро. Теперь Буха­рин и Рыков имели дело с твердым большинством против себя при подозрительной "неизвестности" позиции "ней­трального" председателя. Хотя заседание Политбюро было закрытым, мы в ИКП на второй же день знали только что рассказанные мною подробности. Официально это, конечно, тщательно скрывалось. Именно тогда впер­вые циркулировал слух (намеренно пущенный в ход, или просто народная молва – этого я не могу сказать), – что сам Сталин находится в числе "правых", хотя под давле­нием большинства Политбюро он и разрешил от имени ЦК "теоретическую обработку" Бухарина. Бухаринцы это категорически отрицали, но сталинцы почему-то долгое время этого не опровергали.

Сталин продолжал утверждать34 [34И. Сталин. Соч., т. 11, стр. 235-236.):

"Мы имели случаи столкнуться с носителями правой опасности в низовых организациях... Если подняться выше, к уездным, губернским парторганизациям... то вы без труда могли бы здесь найти носителей правой опас­ности... Если подняться еще выше и поставить вопрос о членах ЦК, то надо признать, что и в составе ЦК име­ются некоторые, правда, самые незначительные, элемен­ты примиренческого отношения к правой опасности... Ну, а как в Политбюро? Есть ли в Политбюро какие-либо уклоны? В Политбюро нет у нас ни правых, ни "левых", ни примиренцев с ними. Это надо сказать здесь со всей категоричностью. Пора бросить сплетни..."

Декабрь 1928 года окончательно прояснил горизонт: Сталин на заседании общей комиссии предложил свои контртезисы против Бухарина и Рыкова и по вопросам коллективизации, и по вопросам индустриализации. Тези­сы эти были утверждены комиссией против двух голосов (Рыкова и Бухарина). Контртезисы Сталина радикально расходились с установками Рыкова и Бухарина, даже больше – с директивами XIV и XV съездов партии, именно по вопросу о методах, путях и темпах проведения пятилетки в промышленности и сельском хозяйстве. Комиссия, приняв план Сталина, предоставила, однако, право Бухарину и Рыкову изложить свою критику плана Сталина в письменном виде на очередном заседании По­литбюро. Рыков был против того, чтобы воспользо­ваться этим правом, Бухарин хотел доказать во что бы то ни стало недоказуемое. Томский беспрекословно присое­динился к Бухарину. Рыков тогда сдался. Так появились контр-контртезисы по всем основным вопросам хозяй­ственной политики партии от имени этой тройки. Аппа­рат ЦК размножил эти тезисы и как "платформу пра­вых" разослал местным организациям еще до того как они стали предметом обсуждения в Политбюро. К ним были приложены тезисы Сталина – как решение ЦК, против которого теперь выступает правая тройка. Сталин оформил "правых" юридически, а "партактивы" начали требовать расправы с "тройкой".

Пока Сталин счел возможным созвать заседание Политбюро, в ЦК образовалось наводнение резолюций с мест – "решительно осуждаем правых капитулянтов – Бухарина, Рыкова, Томского", "решительно требуем их вывода из Политбюро", "решительно требуем... тре­буем..."

Сейчас же, в разгаре этого потока резолюций и "не­годования партии" по адресу правых, было созвано со­вещание секретарей обкомов, крайкомов и ЦК националь­ных коммунистических партий для подведения итогов обсуждения "платформы правых". Совещание, при не­значительном количестве "против", но при значительном количестве "воздержавшихся", внесло предложение в Политбюро и президиум ЦКК об осуждении "платформы правых". Теперь Сталин созвал Политбюро и доложил результат "дискуссии" в местных "организациях" партии и центрального совещания при ЦК. Колеблющиеся члены Политбюро и президиума ЦК покорились "воле партии". Рыков, Бухарин и Томский оказались в изоляции. Уже тогда Рыков произнес впервые цитированную мною в другом месте известную фразу:

– Сколько раз я говорил Николаю Ивановичу (Буха­рину. – А.А.) – не надо составлять письменных доку­ментов!

Впоследствии, в феврале 1937 года, он эту фразу вновь повторил. Рыков не понимал, что беспокойной рукой Бухарина водила незримая воля Сталина.

Сталину нужны были письменные документы (он, конечно, и без них сделал бы свое дело, но так было легче), а Бухарин любил писать. Эту слабость Сталин использовал.

– Вот документы, вами же подписанные, товарищи, – швырял ими Сталин каждый раз, когда правые начи­нали сопротивляться. И это производило впечатление.