Geum.ru

Абдурахман Авторханов ро­дился на Кавказе. По национальности чеченец. Был номенклатурным ра­ботником ЦК вкп(б). В 1937 г

Вид материалаДокументы

Содержание


Xv. нелегальный "кабинет сталина"
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   45

XV. НЕЛЕГАЛЬНЫЙ "КАБИНЕТ СТАЛИНА"


После изгнания троцкистов и зиновьевцев и до по­явления "правой оппозиции" руководящие органы ЦК состояли (декабрь 1927 г.) из:

Политбюро – члены: Бухарин, Ворошилов, Кали­нин, Куйбышев, Молотов, Рыков, Рудзутак, Сталин, Томский; кандидаты: Петровский, Угланов, Андреев, Киров, Микоян, Каганович, Чубарь, Косиор.

Оргбюро – члены: Сталин, Молотов, Угланов, Косиор, Кубяк, Москвин, Бубнов, Артюхина, Андреев, Догадов, Смирнов А. П., Рухимович, Сулимов; кандида­ты: Любов, Михайлов В. М., Лепсе, Чаплин, Шмидт.

Секретариат – члены: Сталин (генеральный секре­тарь), Молотов, Угланов, Косиор, Кубяк; кандидаты: Москвин, Бубнов, Артюхина37(37ВКП(б) в резолюциях и решениях съездов, конференций и Пленумов ЦК, ч. II, 1933, стр. 455.).

Как уже указывалось, ни в одном из высших органов Сталин не имел твердого большинства. В Политбюро из девяти голосов (я считаю только членов) Сталин имел три голоса – Сталин, Ворошилов, Молотов. Бухарин тоже имел три голоса – Бухарин, Рыков, Томский. Три члена

– Калинин, Рудзутак, Куйбышев – колебались между этими двумя группами, склоняясь в решающие моменты то в сторону Сталина, то в сторону Бухарина.

В Оргбюро у Сталина было пять голосов (Сталин, Молотов, Косиор, Андреев, Рухимович), у Бухарина тоже пять голосов (Угланов, Догадов, Смирнов, Сулимов, Ку­бяк). Три голоса – Бубнов, Артюхина, Москвин – были "нейтральными". В Секретариате Сталин имел отно­сительное, но твердое большинство – Сталин, Молотов, Косиор против двух – Угланова и Кубяка.

Таким образом, в высшем органе партии, который руководил всей текущей работой партии и правительства, – в Секретариате – Сталин был хозяином. До Полит­бюро и даже до Оргбюро Сталин доводил только вопро­сы, предрешенные в Секретариате, для утверждения их "постфактум". Самое же главное – Сталин узурпировал власть Оргбюро по организационным вопросам. Все вопросы назначения и смещения высших чинов партийно­го аппарата, хозяйства, армии, профсоюзов, дипломатии, то есть вопросы компетенции Оргбюро, решались теперь Секретариатом ЦК. Эта узурпация Оргбюро была, в ко­нечном счете, узурпацией власти Политбюро. Политбюро сделалось лишь ширмой всевластного Секретариата. Чле­ны Политбюро нередко узнавали "новости" Секретариата из вторых рук.

Аппарат государства – аппарат партии и админи­страции – подбирался без ведома Политбюро в полном согласии с новым уставом партии. Устав гласил, что "текущей исполнительской и организационной работой руководит Секретариат". Да кому же ею и руководить, как не Секретариату? Ведь Политбюро и Оргбюро засе­дают периодически и состоят из лиц, находящихся вне ЦК, а Секретариат – постоянный, живой и действую­щий орган ЦК.

Если Секретариат был легальным органом власти Сталина, то аппарат ЦК, подобранный самим Сталиным, как генеральным секретарем, являлся его могуществен­ным оружием в деле укрепления и удержания этой власти. Постепенно вытеснив из аппарата ЦК старых большеви­ков, Сталин воссоздал его заново. При Ленине как Секре­тариат ЦК, так и его рабочий аппарат имели только технически-исполнительские функции. Люди, поставлен­ные руководить Секретариатом и аппаратом, имели лишь одну задачу – следить за выполнением решений Полит­бюро, Оргбюро и пленумов ЦК.

Ни одного самостоятельного решения, не основанно­го на директивах названных органов, ни Секретариат, ни тем более аппарат ЦК не принимали. Поэтому туда избирались или назначались люди с хорошей репутацией "исполнителей". Сам Сталин был избран туда в качестве такого "исполнителя", правда, не по предложению Лени­на, как сталинцы потом утверждали, а по заговору Зи­новьева-Каменева-Сталина против Ленина-Троцкого. Но разделавшись с Троцким, а потом и с Зиновьевым и Каменевым, Сталин, готовясь к последней схватке с Бухари­ным, незаметно, но радикально прежде всего очистил аппарат ЦК от бухаринцев.

Чтобы не вызывать у вычищаемых подозрений, а у Бухарина – протестов, лица, освобожденные из аппарата ЦК, получали по советской или хозяйственной линии крупные назначения. Их "повышали" для уничтожающего понижения.

Так, уже к 1929 году реорганизация аппарата ЦК закончилась созданием в самом ЦК, как тогда говорили, "нелегального Кабинета Сталина" (впоследствии этот "Кабинет Сталина" получил в партийных документах легальное название – "Секретариат т. Сталина"). В официальном постановлении ЦК 1929 года о реоргани­зации ЦК и аппарата ЦК указывалось, что "необходи­мость реорганизации ЦК и аппарата местных парторга­низаций вызывается в первую очередь огромным усложнением задач партруководителей в условиях реконструк­тивного периода, особенно в области "подбора, рас­пределения и подготовки кадров"38 (38"Партийное строительство", 1930, № 2.). Этот реорга­низованный аппарат ЦК имел теперь следующие отделы – оргинструкторский отдел, распределительный отдел (отдел кадров), отдел культуры и пропаганды, отдел аги­тации и массовых кампаний. Во главе отделов были по­ставлены члены ЦК, преданные Сталину (Каганович, Бауман, Стецкий, Варейкис, Д. Булатов). Зато "Кабинет Сталина" состоял из молодых фанатиков, не членов ЦК. Людям этим никто в первое время не придавал никакого значения. Их привыкли рассматривать как технических сотрудников Сталина, как преданных своему делу служ­бистов безо всякой претензии на "большую политику". Они ведут протоколы на заседаниях ЦК, дают справки по самым различным вопросам, приносят чай и бутер­броды для заседающих, точат карандаши своему шефу. При всем этом, как это и подобает лакеям, хотя бы и партийным, они внешне подчеркнуто покорны, послушны и до приторности услужливы перед любым из членов ЦК:

– Изволите вызвать вашу машину, Николай Ивано­вич (Бухарин)?

– К вашим услугам, Алексей Иванович (Рыков)!

– Не прикажете ли бутерброд, Михаил Павлович (Томский)?

– Есть, товарищ Сталин (хозяину)!

Таковы были те, из которых Сталин составил свой "негласный кабинет". Вот их имена: Товстуха, Поскре­бышев, Смиттен, Ежов, Бауман, Поспелов, Мехлис, Маленков, Петере, Урицкий, Варга, Уманский. У каждого из них был и официальный титул. Товстуха значился в списке сотрудников ЦК как "помощник секретаря ЦК" (это была чисто техническая должность, вроде начальника канцелярии – институт помощников секретарей суще­ствовал и на местах). Поскребышев был помощником помощника, то есть Товстухи, по сектору учета и инфор­мации. После смерти Товстухи Поскребышева назначили помощником секретаря и начальником "Особого секто­ра", а Смиттена – помощника Поскребышева "по пар­тийной статистике" – на его место. Ежов заведовал сектором кадров, Поспелов – сектором пропаганды (помощник – Мехлис). Маленков был заместителем Поскребышева по "Особому сектору" и протокольным секретарем Политбюро. Когда Ежова перевели на заведо­вание отделом кадров Наркомзема (1929 г.), Маленков был назначен начальником "Сектора кадров".

Я уже указывал, что этот нелегальный "Кабинет Сталина" впоследствии получил официально-легальное наименование: "Секретариат т. Сталина" (не смешивать с "Секретариатом ЦК"!). Любой большой и малый во­прос внутренней и внешней политики, прежде чем обсу­ждаться на заседаниях руководящих органов ЦК, обраба­тывался и по существу предрешался в "Кабинете Стали­на", потом уже передавался в соответствующие офици­альные отделы ЦК, а с дополнительными заключениями самих отделов (эти заключения лишь официально вос­производили "предрешения" специалистов из "Кабинета Сталина") вопрос поступал на решение Секретариата, Оргбюро и Политбюро. Если на заседаниях этих органов возникали крупные разногласия, что, конечно, нередко случалось, то спорный вопрос передавался в существо­вавшие или периодически создаваемые "Комиссии Полит­бюро". Такие комиссии, состоявшие преимущественно из членов ЦК, работающих вне его аппарата, целиком зави­сели от аппарата ЦК (то есть от того же самого "Каби­нета Сталина") как в отношении данных для обоснова­ния того или иного проекта, так, главное, и в отношении его последующего проведения через высший партийный орган. Получался заколдованный круг, из которого выход находил только один Сталин, как генеральный секретарь ЦК: саботаж неугодного ему решения.

В основе всей организационной политики "Кабинета Сталина" лежал испытанный принцип, который Сталин провозгласил в качестве лозунга партии лишь через два года – "Кадры решают все!" Будущий биограф Сталина, которому будут доступны документы сталинского "Ка­бинета", с величайшим изумлением установит тот про­стейший факт, что не Политбюро, состоящее из старых большевиков, а технический кабинет, состоящий из моло­дых, внешне скромных, в партии и стране неизвестных, но способнейших исполнителей воли своего хозяина, направлял мировую и внутреннюю политику СССР. И это путем "подбора, распределения и подготовки кад­ров", так как "кадры решают всё".

"Кабинет" подбирал "кадры" партии, армии, госу­дарства. "Кабинет" был в первую очередь "лабораторией фильтрации кадров". Судьба и карьера члена партии любого ранга, от секретаря местного парткома (впослед­ствии до секретаря райкома партии включительно) и до наркома СССР, зависели от соответствующего "сектора" "Кабинета". Но, чтобы назначать новых, надо было убирать старых, по возможности без шума и скандалов. Об этом заботился "Особый сектор", руководимый Поскребышевым. Внешне он не был каким-либо "осо­бым" сектором. Его существование в аппарате ЦК, ранее под именем "секретного отдела", было само собою разу­меющимся фактом. Он хранил секретные документы пар­тии и правительства и был как бы простым партийным сейфом. Когда же был окончательно оформлен "Кабинет Сталина", секретный отдел ЦК просто исчез, с тем что­бы появиться в составе "Кабинета" уже под другим и еще более таинственным названием: "Особый сектор". Да и существовал он отныне, действительно, тайно. Только после окончательной победы Сталина – после XVII съезда партии – было сообщено о его существо­вании.

В чем же были его функции? В официальной партий­ной литературе вы будете тщетно искать ответа на этот вопрос. Неофициально же было о нем известно следую­щее. "Особый сектор" должен был быть органом надзора за верхушками партии, армии, правительства и, конечно, самого НКВД. Для этого у него была собственная аген­турная сеть и специальный подсектор "персональных дел" на всех вельмож без различия ранга. Сталин, сидя у себя в кабинете или находясь где-нибудь на отдыхе, имел постоянный контакт с закулисной жизнью партий­ных и государственных верхов Москвы. Даже простая личная переписка людей из высших слоев подвергалась бдительной цензуре сетью "Особого сектора" – исключе­ние не делалось и для собственных единомышленников, – точь-в-точь, как это делал и "черный кабинет" царской охранки или Меттерниха. Таким образом, Сталин знал, чем дышит его враг и друг в собственном окружении. По мере накопления "минус пунктов" в личном деле вельможи – его судьба уже предрешалась в "Особом секторе". Предрешалась, но не решалась. Для официаль­ного решения существовали и официальные органы ЦК, в зависимости от ранга очередной жертвы: если он был членом ЦК, его судьба решалась в Секретариате и редко в Оргбюро, если же он был высоким чиновником, но не членом ЦК, то его просто снимал соответствующий отдел ЦК. Если же Сталин видел, что дело не обойдется без скандала, то он часть материалов, дискредитирующих того или иного высокого члена партии или даже члена ЦК, передавал официальному партийному суду – ЦКК (позже КПК). Там тоже сидели свои "несменяемые судьи" – Шкирятов, Ярославский, Сольц, Янсон, Орджоникидзе.

Так "Особый сектор" освобождал места, которые немедленно заполнял "Сектор кадров" сначала Ежова, а потом Маленкова. Удивительно ли после всего этого, что наркомы дрожали перед Товстухой и Поскребышевым, а члены ЦК ползали перед Ежовым и Маленковым. И эти лица числились в списке аппарата ЦК лишь "технически­ми сотрудниками" ЦК! "Техника в период реконструкции решает всё", – сказал Сталин по другому поводу. Его собственная "техника" над ЦК в руках Поскребышевых и Маленковых в Москве предрешила и судьбу партии. Не выбранные партией, а назначенные "Сектором кадров" секретари обкомов, крайкомов и ЦК национальных ком­партий на местах, железная воля к единоличной власти самого главного "конструктора" всего этого заговора, – такова была обстановка в партии, когда Сталин двинулся в "последний и решительный бой" за "ленинское на­следство".

Что могли ему противопоставить Бухарин и его группа? Очень немногое: академические меморандумы на имя ЦК и платонические заклинания в своей правоте на его заседаниях.

С точки зрения "интересов страны и интересов самой партии", бухаринцы апеллировали и к разуму, и к чувству партии.

В интересах захвата всей власти и установления лич­ной диктатуры и над партией, и над страной Сталин апеллировал к сокровенным чувствам партийных карьери­стов и организованной силе партийного аппарата.

Знающий свое дело, Сталин не спешил с выводами. Он давал оппозиционерам возможность высказаться на закрытых заседаниях ЦК; более того – он сознательно провоцировал их на выступления. Порою он искусственно создавал у своих противников впечатление собственного бессилия... Или иногда совершенно уходил в тень, за кулисы, оставляя за собой возможность для отступления в случае надобности. Но тем настойчивее, тем целеустрем­леннее действовал аппарат. "Дело не в Сталине, а в том дьявольском аппарате, в руках которого он находится", сказал в разгаре борьбы сам Угланов. Такое впечатление о себе у своих врагов мог создавать только Сталин. Уже во время борьбы против Троцкого в союзе с Зиновьевым и Каменевым, а потом в борьбе против Зиновьева и Каменева в союзе с Бухариным и Рыковым, у Сталина была не только эластичная тактика, но и во всех деталях разработанная стратегия – ликвидация всей "ленинской гвардии" старых большевиков, чтобы создать собственную партию – партию Сталина. Две ступени, два важнейших и решающих препятствия к этой конечной цели были относительно легко преодолены, причем преодолены, главным образом, не столько при помощи своего авторитета, сколько авторитета в партии Бухари­на, Рыкова и Томского.

Сам Сталин внес в эту судьбоносную борьбу свой организационно-комбинаторский гений и изумительное чутье величайшего из сыщиков в политике. Его горе-союз­ники по борьбе с Троцким и Зиновьевым были лишены и того морально-этического преимущества в политиче­ской борьбе, которым владел Сталин: абсолютной свобо­ды от всякой морали, от всякого морального чувства. Когда на глазах у этих же союзников Сталин пользовался в борьбе с "левой оппозицией" (Троцкого) и "новой оппо­зицией" (Зиновьева) методами самой очевидной фальси­фикации и сознательной провокации, бухаринцы лишь восхищались высоким классом изобретательности Стали­на. Он прибегал при молчаливом согласии бухаринцев к самым виртуозным номерам политической дрейфусиады в отношении организатора октябрьского переворота – Троцкого и троцкистов в таком масштабе и формах, которых Ленин не применял даже в отношении своих политических врагов. И это сходило ему с рук без звука протеста со стороны бухаринцев. Сталин – "этот дрян­ной человек с желтыми глазами", – по запоздалому свидетельству Крестинского, – настолько загипнотизи­ровал своих союзников, что те просмотрели ту внутрен­нюю революцию в партии, которую провел Сталин и против них. Я говорю об аппарате партии. То, что дела­лось в Центральном Комитете партии, мы видели. Еще лучше, еще основательнее Сталин поработал над созданием собственного аппарата на местах – в областях, краях, национальных республиках. Начиная с 1928 года на местах уже не было ни одного законно избранного се­кретаря партийной организации, как того требовали "устав" партии и пресловутая "внутрипартийная демокра­тия". Старые выборные секретари под тем или иным предлогом освобождались от партийной работы. Иногда их назначали, как я уже говорил относительно Москвы, на высокие административные, дипломатические, а глав­ным образом на хозяйственные должности, лишь бы избавиться от них в партийном аппарате. На место сня­тых "Сектор кадров" через легальный орган ЦК – орг-инструкторский отдел – направлял чистокровных ста­линцев. Когда привыкшие к шуму о внутрипартийной демократии и к еще номинально действующему уставу партии местные партийные организации начали отказы­ваться принимать "рекомендуемых" Москвой секретарей, то ЦК ввел практику (вопреки тому же уставу) назначения местных секретарей сверху. Для проведения их без скан­дала через местные пленумы партийных комитетов ЦК теперь вместе с назначенными секретарями посылал на место и одного из инструкторов ЦК. Инструктора докла­дывали пленумам, что это есть "воля ленинского ЦК".

Трудно было спорить с такой могучей "волей". Если же где-либо высказывали недовольство по поводу этой новой практики или против навязывания данной органи­зации совершенно неизвестного ей человека в качестве руководителя, то сеть "Особого сектора" быстро созда­вала дело об "антипартийной группе" в такой-то органи­зации, которое обычно кончалось тем, что охотников пошуметь быстро исключали из партии решением другого подсобного органа Сталина – партколлегии ЦКК.

В отношении подбора и назначения местных секрета­рей Сталин как бы руководствовался мудрым рецептом Макиавелли – не назначать наместниками людей мест­ных. Склонные к "сепаратизму", они легко могут изме­нить "государю". Нельзя им давать, кроме того, и заси­живаться на одном и том же месте, надо их часто пере­тасовывать. Организационная практика Сталина на местах придерживалась этих принципов весьма строго. К концу 1928 года завершился и этот процесс пере­стройки низового аппарата партии по сталинскому образ­цу. Отныне основные кадры секретарей обкомов, край­комов и ЦК национальных компартий состояли из людей, пропущенных через "Особый сектор" и назначенных "Сектором кадров" "Кабинета Сталина". В самих мест­ных аппаратах, начиная с обкома, также был введен инс­титут "особых секторов", которыми заведовали исклю­чительно лица, присланные из Москвы "Особым секто­ром" и "Сектором кадров". Формально заведующий "спецсектором" подчинялся секретарю обкома (крайкома, ЦК местной партии), но фактически он был подотчетен только "Кабинету Сталина". В распоряжении этого мест­ного "Особого сектора" находилась особая сеть "парт-информаторов" вне парткома и весьма квалифицирован­ный штат работников в самом аппарате партийного ко­митета (от 3 до 10 чел.) – сам заведующий, один или два инструктора, шифровальщик, протоколист, особая машинистка и т. д. Никаких прав "спецсектор" не имел, не имеет и сейчас. Вся его задача – в организации прав­дивой и исчерпывающей информации для "Особого секто­ра" в ЦК. Заведующий "сектором" постоянно участвует во всех заседаниях бюро и секретариата обкома (крайко­ма, ЦК) как протоколист, имея при себе "особую маши­нистку", являющуюся одновременно и стенографистской. Директивная связь ЦК с обкомами проходит через этот "спецсектор" – шифрованные телеграммы, секретные директивы ЦК поступают в "спецсектор", и он доводит их до сведения секретаря в расшифрованном виде. Сам секретарь обкома передает Москве свои секретные докла­ды, ответы, решения через этот же сектор. Кроме обыч­ных почтовых связей и правительственных проводов, в распоряжении "спецсектора" находится и отдельная "фельдъегерская служба" по линии НКВД (МВД), – то есть своеобразные внутренние "дипломатические курье­ры", которые доставляют в Москву и из Москвы на места наиболее важные партийные и правительственные доку­менты. Эти курьеры более неприкосновенные лица, чем даже какой-либо министр советского правительства. Они снабжены личными мандатами за подписями министра госбезопасности, гарантирующими им не только личную неприкосновенность, но и экстраординарные права на любые услуги со стороны партийных и советских властей при исполнении ими служебных обязанностей. Такова была техника организации партийного аппарата "Кабине­та Сталина" накануне открытого выступления так на­зываемой правой оппозиции в начале 1929 года.

Я уже говорил, что с середины 1928 года споры меж­ду Сталиным и будущими правыми носили характер ско­рее теоретический, нежели практический.

Подробности о разногласиях Бухарина со Сталиным по важнейшим вопросам большой практической политики в Политбюро, даже в кругах членов ЦК, знали очень не­многие (зато члены "Кабинета Сталина" в лице Ежова, Маленкова, Поскребышева, Поспелова и др. о них не только знали, но и принимали в них ближайшее участие на стороне Сталина).

Сам Бухарин, по настоянию Рыкова, воздерживался выносить спор на пленум ЦК. Томский, наоборот, был сторонником решительной развязки или, во всяком слу­чае, коллективной отставки всей "тройки", чтобы этим продемонстрировать свое несогласие со сталинским кур­сом. Но цель Сталина была другая – подготовить пар­тийный аппарат и партийный актив к уничтожению его противников в открытых боях, представив их как новую, на этот раз "правую оппозицию". Кличка "оппозиция" постоянно была в истории ВКП(б) той вечной искомой мишенью, против которой всегда можно было мобилизо­вать и неразборчивую партийную массу, и вполне разби­рающихся партийных карьеристов. Сталин вел дело к этому, но вел по-своему, по-сталински, то есть мастерски в смысле конспирации и виртуозно в смысле провокации. О конспирации уже говорилось, что же касается прово­кации, то тут мне запомнился один очень яркий эпизод, рассказанный "Генералом", который я и хочу сейчас из­ложить.