Андрей Уланов «Додж»

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 ... 9 10 11 12 13 14 15 16 ... 23

Глава 13

Домик как домик. Деревянный. Хороший, видать, хозяин его ладил — бревна

одно к одному.

Эх, думаю, врезать бы по этому домику калибра так из стапятидесяти, чтобы

бревна во все стороны, как спички, брызнули — и нет вопросов. А так опять

придется самодеятельностью заниматься.

Ладно. Решил поближе к окошку пристроиться. Чем черт не шутит, окна

большие, широкие, вдруг покажется эта лысая рожа.

Эх, думаю, оптику бы мне!

И только я стал переползать — тут-то все и началось! Сразу из двух стволов

стрекотать начали. «Шмайссеры», я этот звук и через сто лет опознаю. Хотя с

отвычки кажется, что над самой головой стригут так, что гильзы на шиворот

должны сыпаться.

Черт! Я в сторону перекатился, упал за бугорок, брюхом землю рыть пытаюсь,

как всегда, когда на открытой местности застигают. Ох, и хреновое же ощущение.

Лежишь, словно родимое пятно на заднице, и ждешь, пока тебе эту самую задницу

напрочь отстрелят.

Пальба эта длилась очень долго — секунд десять, никак не меньше, — а потом

оборвалась. У меня аж в ушах звенеть начало.

Оборвалась, я так прикинул, вовсе не потому, что на спуски жать перестали

— они, кто бы они там ни были, еще бы полчаса этим занимались. Просто патроны

имеют свойство заканчиваться, а автоматные стволы — перегреваться и

заклинивать.

Ну, думаю, а пока они там будут с рожками возиться, самое время для моей

родимой задницы какое-нибудь более надежное укрытие подыскать.

Приподнял голову и огляделся.

Черт! Местность как стол у особиста — муравей и тот не укроется. Зато я

другую вещь выяснил. Оказывается, изничтожали-то вовсе не меня! И вообще не в

мою сторону стреляли!

Занятно. Но кто бы там по кому ни стрелял, пальба-то велась из двух

автоматов. И переться с моей трехлинеечкой против трещоток как-то неохота.

Опять же неизвестно — кто там, сколько и, главное, с чем еще?

Все эти, сил нет, какие мудрые, мысли у меня в голове пронеслись, а ноги

меж тем сами по себе остальное тело приподняли и потащили вперед, к домику.

Стремительным зигзагом. Донесли и с размаху спиной об стену бросили.

Отдышался, прислушался — тишина. Ни звука изнутри. А дверь-то, между

прочим, приоткрытая.

Черт, думаю, но не самоубийством же он там занимался из двух автоматов

одновременно. Или он там дуэль на «шмайссерах» с кем-то затеял, со счетом один—

один в нашу пользу.

А-а, думаю, была не была. Перехватил поудобнее винтовку, снял «лимонку» с

пояса, чеку вытащил — и метнулся в дверь.

В первой комнате вообще никого не было.

То, точнее, тот, кого я искал, во второй комнате обнаружился. Арик

Гор-Амон, черный маг, злой колдун и тэ-дэ и тэ-пэ. Лежал он под стеной, точнее,

частично он лежал под стеной, а по большей части продолжал с нее стекать. Уж не

знаю, кто его так хорошо взялся изничтожать, но подошли ребята к этому делу

основательно, можно даже сказать — творчески. Отработали по нему два полных

рожка — весь пол гильзами засыпали — и размазали Охламона по стенке в самом

прямом смысле этого слова.

Ладно. Посмотрел я на это дело, да и вставил, от греха подальше, кольцо

обратно в «лимонку». Кто бы его ни размазал, но даже если это и

друзья-союзники, то потолковать с ними стоит.

Повесил гранату на ремень и шагнул в следующую комнату.

И уже когда через порог переступил, успел краем глаза заметить, как что-то

черное мне на голову падает. И упал одновременно с ударом.

Только вот уж очень хороший удар был. Хоть и вскользь пришелся, а все

равно вырубил меня на пару секунд.

- Rolf, du... (Рольф, ты...)

Лежу и слышу — что-то надо мной говорят. Что-то знакомое, но понять не

могу. Хотя говорят громко, четко.

И вдруг сообразил — да это же по-немецки говорят.

А потом скрип услышал.

Приоткрыл глаза, смотрю — прямо перед лицом ботинки стоят. Хорошие

ботинки, да что там хорошие — шикарные ботинки. Высокое голенище, натуральная

кожа, поверх шнуровки ремешок с пряжкой, подошва каучуковая, толстенная. Да и

нарезка на той подошве — как на протекторе у «студера». Не ботинки, а просто

произведение искусства — закачаешься. Интересно, думаю, кто же это у нас тут

такой храбрый,

что не боится такие роскошные ботинки носить? Их бы уже давно с кого

угодно сняли.

— Beschauen Sie ihn.( Обыщите его.)

Это ботинки командуют. Не сами, понятно, а тот, кто внутри них сидит.

Винтовку я выронил, когда падал. Сейчас они с меня гранаты сняли. Еще

немного пошарили — неплохо пошарили, был бы пистолет — точно бы нашли. А вот

нож не заметили.

Прямо заколдованный какой-то этот нож, думаю, второй раз его пропускают.

Ладно.

Кончили щупать — взяли с двух сторон под мышки и поставили.

Черт! Это ж эсэсовцы!

Я аж моргнул от удивления. Нет, точно, три натуральных эсмана, самых, что

называется, реальных. Таких реальных, что уж дальше некуда. Причем даже не

простые эсманы, а все в чинах. По бокам — обершар-фюрер и трупп, тоже фюрер,

оба в камуфляже, а ботинки — это, оказывается, штурмхауптфюрер, белокурая

бестия в черном мундире.

Черт! Вот только их тут и не хватало! На голову мою бедную.

Покосился — у обера и труппа «шмайссеры» болтаются, видать, те самые, из

которых Гарика Охламона по стенке размазали. У штурмхаупта пистолет в напузной

кобуре. А трехлинеечка моя в углу стоит, тоскует.

— Wer du solcher? (Кто ты такой?)

Это хаупт интересуется. Черт, что бы ему ответить такого? Как там

по-испански «не понимаю» было?

— No competente, — говорю. Штурмхаупт усмехнулся.

— Может, ты, старший сержант, — на петлицы мои кивает, — скажешь, что ты

и русский не понимаешь?

Черт! Он-то его хорошо понимает. И говорит почти правильно, только

запинается перед словами.

— Вот по-русски, — говорю, — очень даже понимаю.

— Я же говорил, герр штурмхауптфюрер, — вмешивается трупп, — что все это

очередная хитрая выдумка большевиков.

— Помолчи, Рольф.

Я в это время мысленно обстановку прокачиваю. Обстановка, конечно,

складывается не совсем благоприятная. Обершарфюрер, тот, что справа, мужик

здоровенный, метра под два вымахал, и в ширину у него габариты соответствующие.

Трупп слева малость поменьше, но до него я тоже не дотягиваю. И врезал он мне

хорошо, интересно вот, чем? Прикладом «шмайссера», не иначе. Неправильное это

вообще-то дело — таким прикладом по башке лупить, потому как он для этого не

предназначен, расшатывается. А это на точности стрельбы потом сказывается.

Ладно. Это его проблемы.

Но все равно, думаю, неприятный расклад. Голыми ручонками тут ничего

хорошего не нарисуешь, против таких-то шкафчиков. Придется ждать, пока они

настолько разозлятся, что кто-нибудь из них мне врежет, лучше в живот. Тогда

можно будет попытаться нож из голенища незаметно достать, и на обера.

Загородится его тушей — и веером.

— Понимаешь, значит, — оскалился штурмхаупт, — это есть отшень

неплохо. А скажи-ка ты...

И тут у меня из-за спины такой рев раздался — я чуть потолок макушкой не

пробил.

Гляжу — ворочается посреди соседней комнаты какая-то туша горбатая, на

небольшого медведя смахивает. И рычит, да так, что от рыка того кровь в жилах

леденеет.

— Den da?.. ( Что это?!)

У меня уже мысль одна начала появляться по поводу того, что это может

быть. И так мне эта мысль не понравилась, что я один шаг сделал назад, а второй

вбок — поближе к окну.

Трупп автомат на изготовку взял и шагнул через порог.

И тут эта тварь распрямилась.

Росту в ней полного было даже чуть поменьше, чем в труппе. Безобразная

жирная туша, непонятно, чем покрыта — местами кожа лоснящаяся, местами шерсть,

но не как у зверя, а словно мушиная, мне так, по крайней мере, показалось. Рожа

— то ли обезьянья, то ли свиная, но сплющенная до полного безобразия. Лапы у

этой твари были длиннющие, до пола, но висят такими лентами, словно костей в

них отродясь не бывало. Зато когтей — полный набор, сантиметров по двадцать, и

синевой отливают, будто стальные. Но самое неприятное — глаза. Два фонарика на

полморды, желтые, в решетку, так и сверлят насквозь.

— Halt! — это труппфюрер командует.

Идиот. Послушалось оно его, как же. Мигнуло своими прожекторами и ка-ак

махнет лапой — я даже уследить не успел, — только кровь фонтаном плеснула.

- А-а-а

Это обершарфюрер из автомата начал садить и орет при этом так, что пальбу

заглушает.

Я еще успел заметить, как у твари на груди кожа от пуль лопается,

оттолкнулся — и рыбкой в окно. Перекатился, вскочил — и бежать что есть духу.

Сзади из окна всхрип донесся — и сразу же очередь оборвалась.

Обернулся я аж на середине поля — посмотреть, вдруг эта тварь за мной в

погоню ломанулась. Гляжу — бежит и даже догоняет. Но только не тварь, а

штурмхауптфюрер. Так ботиночками своими роскошными перебирает — не уследишь.

Ну и я на всякий случай еще наддал.

Добежал до деревьев, чувствую — все. Или я здесь сам сяду — или еще через

сто метров свалюсь и больше не встану. Тем более домик отсюда как на ладони, и

окна и двери.

Через пару секунд хаупт подбегает и тоже рядом падает. Полминуты мы с ним

только хрипели на два голоса. Потом фриц голову попытался повернуть.

— Was... Что это есть было?

— Ихь нихт кенне, то есть, виссе дас, — бормочу. — Без малейшего понятия.

— Русский. Мы где находиться?

Понятливый немец. Сообразительный.

— В другом мире, — отвечаю. — За углом от нашего.

— Вроде рай и ад?

— Примерно. Только это не рай и не ад, а самая настоящая господня

задница.

— .... — А немец-то хорошо по-нашему ругается. — А кто был это...

— Лысый? В черном халате?

— Ja. Он... Это быть внезапно, прямо из бой.

— Вот вы его и нашинковали, — киваю. — А это был один из местных

гауляйтеров, Гарик Гор-Амрон. Черный маг, колдун и так далее.

— Черный маг? Was ist...!

— Вот-вот, — говорю. — Не к ночи будь помянут. Фриц задумался. Глубоко

задумался.

— Ч... Чюудовище. Woher (Откуда) оно есть взялось?

— Вот с этого Во... и так далее, — говорю. — Сказал же — нихт кенне. Хотя

мысль одна есть.

-Ja?

— А ты не якай, не на допросе. Думается мне, что эта зараза вполне могла

из трупа колдуна вылупиться. Такой гад, как Гарик, как раз мог чего-нибудь в

этом роде наколдовать в виде посмертного привета. Я тут, — говорю, — с местной

нечистью уже немного пообщался и вынес из этого общения одно ценное наблюдение

— очень неохотно эти твари дохнут.

Говорю и сам на себя удивляюсь. Это ж эсэсовец передо мной, самый что ни

на есть отборный фашист. А дело, похоже, таким боком оборачивается, что мы с

ним вроде как союзники.

И фриц, наверно, тоже что-то такое подумал.

— Как тебе имя, русски? — спрашивает.

— Сергей. Сергей Малахов. Старший сержант.

— Эрвин Тауберг. Штурмхауптфюрер.

— Ферштейн, — усмехаюсь.

Вроде как перемирие заключили. Ежу, конечно, понятно, что Эрвин этот,

голубятник, при первой же возможности мне в глотку вцепится. Как и я в его. Но

пока у нас на повестке дня другая проблема — как бы к колдуновской твари на

обед не попасть.

— До темноты далеко? — хаупт спрашивает.

— Пару часов, — говорю. — Только не очень-то я бы на эту темноту

надеялся. Есть у меня сильное подозрение, что эта тварь, как и большинство

здешней живности, ночью еще лучше, чем днем, видит.

— Ja, вероятно есть. Еще минуту помолчали.

Быстро, кстати, думаю, фриц оклемался. Я об эсэсовцах мало чего могу без

мата сказать, но то, что противник они серьезный, — это уж что есть, то есть.

Крепкий противник.

— Что оно там делайт?

- Жрет.

Хаупта аж передернуло.

— Чем его можно убивать?

— Серебром, — говорю. — Это если он устроен так же, как и другая здешняя

нечисть. У тебя, случаем, серебряного кинжальчика за голенищем не водится?

— Nein. И наш кинжал не серебро.

— Плохо. А как насчет огнемета? — интересуюсь. — В кармане, случаем, не

завалялся? Или хотя бы пузырька с «молотовским коктейлем»?

— Я не есть фойеркоманда, — обиженно так отвечает фриц.

Можно подумать, на нем написано.

— Еще хуже. Ну, тогда придется на куски его разносить. На мелкие.

Ага. И при этом позаботиться, чтобы тварюка нас самих своими крючьями на

кусочки не почикала. На очень мелкие.

— Гранат?

— Не. С одной гранаты его на клочки не разнесет, тут связка

противотанковых нужна.

— Может, бомба, русский?

— Ага. Ты еще скажи «штука» лапчатая. Оно, конечно, было бы здорово, взять

да и уронить на эту халупу фугаску кило в пятьсот. Но ее у нас тоже нет.

Что-то у меня мысли в башке совсем затекли. Ничего путного не

наклевывается. А пора бы. Потому что, на трояк спорю, как только эта зараза

обедать закончит, то немедленно отправится ужин себе искать.

— Русский.

— Чего, фриц?

— Ich entschuldige mich (1) — Сер-гей, ja? У нас, у Отто в сумке, есть

быть сигналфойер, светящийся ракета. Может, им мочь поджечь эта тварь?

— Дельная мысль, Эрвин, — говорю. — Вот только одна проблема остается — а

вдруг эта тварь из негорючего материала сделана? Вот если бы бензинчику из

канистры на него плеснуть или бутылкой с КС по голове.

1 - Я извиняюсь.

Немец снова заглох. А я за последнюю свою фразу уцепился и начал ее по

извилинам прокачивать.

— Слышь, хаупт, — спрашиваю, — у вас спиртного с собой ни у кого не было?

Спирт, ну, шнапс, а?

— Я не есть уверен... В zwei комнате, в углу за стол, были две большие

стеклянный бутилки.

Черт. Что, спрашивается, может быть в больших стеклянных бутылках? Навряд

ли вода. Кислота какая-нибудь? Бутылкой с кислотой тоже неплохо эту тварь по

голове огреть. Но лучше бы все-таки чего-нибудь горючее. Легковоспламеняющееся.

— Как думаешь, хаупт, при скольких градусах вино горит?

-Was?

Не понял. Ну и леший с ним. Коньяк, точно знаю, горит. По-моему, все, что

за тридцать, уже полыхать должно. Будем надеяться, что колдун покойный в такую

даль не нарзанчик волок.

Ладно. Осталась на повестке дня одна задача — как эту тварь из домика

выманить? Желательно, через окно.

Думать-то, в общем, особо нечего. Один из нас должен эту заразу на себя

отвлечь, пока второй будет в домике копошится. И вопрос о добровольцах не

рассматривается — я не знаю, где ракета лежит. Два минус один — равно один.

— Слушай, Эрвин, — спрашиваю, — бегаешь ты хорошо?

— От такой чудовища, — усмехается, — очень быстро.

— Тогда, — говорю, — действуем так. Я подхожу к халупе со стороны окна и

попытаюсь эту заразу как-нибудь разозлить. А ты заходишь с двери.

— Поньятно.

— И как только она за мной ломанется — влетаешь внутрь и раскапываешь

этот ваш сигналфойер. Только от двери держись, подальше, потому как если ей

вдруг расхочется через окно прыгать, расписание ролей меняется. Ясно?

— Аи.

— Отлично. Тогда давай пистолет. Фриц насторожился.

— Зачьем?

— Затем, — говорю. — Чем я, по-твоему, его выманивать должен? Кис-кис-кис

звать?

Немец пару секунд подумал, кивнул, расстегнул кобуру и пистолет мне

протянул.

Я взял, взглянул — «вальтер-П38», неплохая, в общем, машинка, знакомая,

хотя с «парабеллумом» по кучности и рядом не валялась, глянул на указатель —

патрон в стволе был — и за ремень сунул.

— Ну, что, — говорю, — пошли, с богом.

— Ja, — согласился немец. — Без помощи господа мы не обойтись.

Пошли. Подошел я к этому окошку метров на сорок, попытался заглянуть —

нет, ни черта не видно. И потом, сорок метров для «вальтера», да еще и

незнакомого, это, пожалуй, многовато. Вот двадцать пять — в самый раз.

Глянул, где немец — тот уже позицию напротив двери занял, — подошел еще на

десяток метров поближе, и тут снова рык этот леденящий услышал. Низкий такой

рык, клокочущий, дико неприятный на слух. У меня опять мурашки по загривку

забегали.

Ладно. Встал боком, прицелился — то, что надо — и спокойно так, нормальным

голосом позвал:

— Ау. Есть кто в теремке живой?

Рык прекратился, и в глубине комнаты черная туша распрямилась. А наверху у

туши — глаза-фонарики желтым полыхают.

Вот по этим фонарикам я и выстрелил.

Три раза успел на спуск нажать, а затем такой рев раздался, что я чуть

«вальтер» не выронил. Уж не знаю, как у домика стены устояли. Ноги от этого

рева в студень превратились и к земле приросли. Черт!

Чудовище вперед ринулось. Только через окно оно вылезать не стало — оно

просто через него прошло. Было окно — стала дверь широкая.

У меня от этого зрелища к ногам сразу вся прыть вернулась. И еще столько

же добавилось. Подпрыгнул я в воздух и бросился наутек даже раньше, чем

приземлился.

На бегу оглядываюсь, а тварь за мной ломится, словно паровоз на полном

ходу. Так же прожектором сияет — одним, левый моргальник я ей все-таки выставил

— и так же неотвратимо настигает. Черт!

Еле-еле успел в дверь влететь. Захлопнул, хотя, думаю, что ему дверь, если

оно сквозь стены, как сквозь бумагу папиросную, ходит, рванулся вперед, гляжу —

посреди комнаты бутылки выставлены. Ну, спасибо тебе, фриц, догадался

выставить, а то, пока бы я в том углу копошился — тут-то и настал бы нам обоим

полный и окончательный аминь. И голубой туман.

Схватил бутылки, слышу — дверь за спиной отлетела, развернулся и как

заору:

— Получи, зараза! — И швырнул обе бутылки, одну задругой, словно гранаты

под «тигра».

Одну бутылку тварь в воздухе когтищами разнесла, но большая часть

содержимого все равно на нее попала. А вторая вообще отлично попала — об грудь

разбилась. Тварь даже замерла на миг — ну, еще бы, так по дыхалке получить.

— Абзейт! В сторону, русский!

Я вбок метнулся, на колени упал, и тут над моей головой ракета пролетела.

Черт! Она ж сигнальная! То есть осветительная! Я ж ослепну к чертям

свинячим от такого фейерверка!

Все же кое-что разглядел.

Ракета угодила твари точно в грудь, аккурат в то же место, что и вторая

бутылка. И зажгла. Уж не знаю, чего там в этих бутылках было, но полыхнуло —

будь здоров!

Тварь взвыла и попыталась ракету лапой прихлопнуть. И прихлопнула. А то,

из чего ракета состояла, по ней же и размазалось.

По-моему, в ракеты эти фосфор намешивают. Или магний?

Я к порогу третьей комнаты перекатился, попытался на ноги вскочить,

поскользнулся на кишках каких-то, углядел рядом автомат, схватил — черт, все в

кровище! — развернулся и.

— Nein.

Штурмхауптфюрер тоже автомат схватил. Только автоматы нам уже без

надобности были. Тварь нас уже не видела, не слышала, а и вообще она занята

сильно была — подыхала. Пару раз подергалась и затихла.

Я автомат опустил и огляделся.

Ну и ну. Весь пол кусками, даже не кусками, ошметками какими-то усеян.

Словно осколочный разорвался. И везде — на полу, на стенах, даже на потолке —

кровь. А в воздухе дым висит ядовитый и мясом паленым воняет.

- Ыгх.

Хаупта прямо на пол вырвало. Я малость покрепче оказался — прошел кое-как

через пролом на месте окна, который чудище проделало, и только снаружи от

завтрака избавился. А заодно от вчерашнего ужина и обеда.

Черт! Мало того, что чуть кишки наизнанку не вывернул, так еще и голова на

осколки раскалывается. Не иначе, фосфорным дымом потравился.

Хаупт, похоже, тоже проблевался. Выполз наружу, лицом под местную травку

камуфлируется — точь-в-точь такой же серо-зеленый оттенок. Но «шмайссер» на

ремне за собой волочет.

Пару минут молча посидели. Я на всякий случай еще прислушивался — черт,

думаю, этого колдуна знает, что у него в загашнике было. Вдруг эту заразу огонь

не берет или, еще хуже, из нее опять чего-нибудь новое вылупляется, похлеще

предыдущей. Но вроде тихо, только огонь потрескивает.

Наконец хаупт тоже оклемался маленько.

— Ну, — бормочет, — чито теперь делать с тобой будем, русский?

— Неправильно ты, — говорю, — вопрос формулируешь Что с тобой, фриц,

делать будем?

И автомат к себе подтаскиваю.

Гляжу — а он тоже за автомат схватился. Я на боевой взвод — и он на боевой

взвод. И глядим друг на друга поверх стволов.

— А ну, — говорю, — хенде хох, фриц.

— Сначала ты, русский.

Черт! Хорошенький выходит расклад!

На таком расстоянии очередь — верная смерть. Но не сразу. Тот, другой,

тоже на спуск нажать успеет.

Интересно, думаю, так и будем тут сидеть?

И тут немец пропал. Только что сидел и вдруг, ни с того ни с сего, взял да

и растаял в воздухе. Растворился, как сахаринка в кипятке.

Черт! И автомат пропал!

Куда ж это он, думаю, деться мог? Неужто назад? Эх, надо было мне все-таки

его располовинить. Нашим бы на одного СС работы меньше.

Ладно. Счет два—один в нашу пользу — жить можно.

Часть II

ГЕРОЙСКИ ПАВШИЙ

Blog

Андрей Уланов «Додж»

Содержание