Андрей Уланов «Додж»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   11   12   13   14   15   16   17   18   ...   23
Глава 15

Вкатили мы на пригорочек — а впереди на дороге четверка конных. Один

особенно хорош был — конь весь белый-белый, прямо аж глазам больно, ну и,

соответственно, плащ и все, что под ним, тоже со снегом поспорят. Оно, конечно,

красиво, но вот только смотрится на окружающем серо-зеленом... разве что

кружочка черного не хватает.

Я на всякий случай тормознул, обернулся.

— Эй, — спрашиваю, — как думаешь, что это за комитет по встрече может

быть? Тут ведь, как я понял, еще наша зона ответ... ну, в смысле, владения.

— Да, земли баронства тянутся еще на три лиги, — говорит рыжая. — Может,

они зачем-то выехали из замка навстречу принцессе? И с ними светлый эльф...

— Ну, ну, — киваю и тормоз отпустил — «Аризона» потихоньку так с пригорка

покатился.

Странно, если они действительно Ее Высочество встречают, то какого лешего

именно здесь? Двинулись навстречу, ну так и двигайте, как говорится, до

победного. А они тут застряли. Чем это, интересно, им это место приглянулось,

а?

Хотя... Я еще сразу, как на пригорок въехали, эту четверку узрел, начал

местность на предмет засады оценивать. Не вытанцовывается.

До леса отсюда было метров восемьсот — для хорошей засады далековато. На

такой дистанции надежно достать только пулемет может. Или, скажем, батальонный

миномет, тоже вещь в хозяйстве небесполезная.

Опять же хорошую засаду проще было раньше устроить, когда дорога по лесу

шла. С двух сторон кинжальным по колонне — такие брызги полетят. Плюс гранаты.

А тут лес как раз отступил, справа так и вообще километра на два. Открытая

местность, все как на ладони до самого нашего пригорочка.

Ладно.

Четверка, как нас увидела, сгрудилась вместе, пошептались они там о чем-то

и стоят, ждут. На том же самом месте, словно приклеенные.

И чего это, думаю, они именно к этой конкретной точке дороги прилипли? Не

медом же она вымазана. Нет, чтобы хоть пару метров навстречу податься.

Стганно все это, как говорил сержант Лившиц. Стганно.

Подъехали мы к этой компании метров на пять, тормознули, и только тогда

личность в белом руку в перчатке приподняла, небрежно так — «хау» вам, мол,

бледнолицые.

— Кто такие?

Я и рта раскрыть не успел — Кара в кузове прям-таки по стойке «смирно»

вытянулась — только челка взвихрилась.

— Карален Лико из замка Лико, — звонко так рапортует.

Белый в ответ даже пером на шлеме качнуть не соизволил.

— Тиссегар Беол. Мы посланы из замка Лантрис встретить Ее Высочество и

обеспечить ее безопасность.

— Надо же, — говорю, — как интересно. И мы тоже.

Гляжу — а Кара на этого белого во все глаза таращится, будто он не

человек, а, скажем, новый тяжелый танк.

Хотя... я к нему повнимательнее так пригляделся.

Есть какая-то неправильность в морде лица. То ли глаза слишком большие, то

ли...

— Может, — интересуюсь, — у вас при себе случайно и грамотка

соответствующая завалялась? Мол, такие-то сякие-то уполномочены встретить

принцессу и сопроводить ее до замка?

Кара от удивления чуть на днище не плюхнулась.

— Ты что? — в ухо бормочет. — Это же... это же светлый эльф.

— Да хоть светлый эльф, хоть серо-буро-малиновый, — шепчу. — Пусть сначала

документы предъявит.

Ходил, думаю, тут уже один такой... Зеленый.

Жаль, не шлепнул я его тогда.

Этот... светлый эльф так на меня взглянул... Даже не презрительно.

Брезгливо. Словно я не просто обычная муха, а только что по свежей куче дерьма

ползавшая.

— Ты, — через губу выцедил, — слишком много позволяешь себе, смертный.

— Может быть, — киваю. — Коли не прав, то после извинюсь со всем

старанием. Как только увижу надлежащим образом составленный документ. А пока...

И положил тихонечко так, ненавязчиво, правую руку на автомат.

Как говорил рядовой Маматов: «Хенде хох, а не то башка застрелю, да!»

Вообще-то я... как же это по-умному-то называется... а, блефовал. Если это

действительно парши-диверсанты, то у них наверняка такие документы прикрытия

должны иметься! До печати лично святого Петра! Тем более что я не какой-нибудь

местный ге-ральдик — Большую королевскую печать от Канцелярии третьей

захудалости под расстрелом не различу.

Я им на психику давил. Расчет простой — свои драться не полезут ни при

каких, разве что феодал какой на дуэль вызовет, а вот враги... у нас оружие,

машина, а их вдвое больше.

Лицо у этого эльфа было хорошее. Тонкое, словно бы застывшее. И держался

он хорошо. Вот только глаза его подвели. Я этот зырк мгновенный туда-сюда уже

видел. Не один раз.

Но все равно он быстрым оказался. Очень быстрым. Я только-только заметить

этот зырк успел, а он уже коня на дыбы, меч в руке — когда только выхватить

успел, — и с «та-а-а» каким-то, должно быть, «ура» местное — на нас!

Все правильно... Только «шмайссер»-то у меня на коленях, да на боевом

взводе...

Доспехи у него тоже были шикарные. По крайней мере, нагрудник «шмайссер»

не взял. А ведь в упор бил!

Зато одна из пуль взяла да и скользнула по нему аккурат под челюсть.

А дальше все вдруг замедлилось, словно время — муха и как раз в сироп

угодила. Эльф медленно-медленно с коня валится, я ствол автомата на оставшуюся

троицу разворачиваю, те чего-то под плащами копошатся...

И тут прямо над головой такое, как говорил лейтенант Светлов, стаккато

раздается — запросто оглохнуть можно. Стаккато — это, я так понимаю, от слова

«станковый».

Я, собственно, и оглох. Заодно, должно быть, и контузию легкую схлопотал.

Еще бы! Авиационный крупнокалиберный — это вам не фунт изюма.

Троицу с дороги смело в самом что ни на есть прямом смысле. Вместе с

лошадьми.

Меня, кстати, тоже. Не помню уж, как я из «Аризоны» выпадал, но очнулся —

сижу у переднего колеса, руками уши зажимаю, а голова, что характерно, желает

произвести мощное бризантное воздействие.

Ладно.

Кое-как очухался, встал — руки трясутся, — подобрал «шмайссер», и тут от

леса очередь. Судя по звуку — «дегтярь», на восьми сотнях по цели типа «Додж»

шансы оч-чень даже... Если бы они еще патронов не пожалели да пристрелялись

заранее...

Я за руль — куда только контузия делась, — на газ и за пригорок давешний.

Те, из леса, еще пару очередей дать успели, воздух над головой постригли.

Спрятались за пригорок. Я «Аризону» развернул, глянул на капот — дырок,

слава местным богам, нет. А то ведь ближайшая ремрота...

— Давай за руль, — рыжей командую. — И потихоньку, на первой, взбираемся

на этот холмик. Ферштейн?

— Я за пулеметом...

— Выполнять!

Нет уж, думаю, ва пулеметом лучше я сам. Тоже мне, Анка выискалась.

Хотя... ту троицу положила чисто.

Высунулись мы осторожно так по-над пригорком. Я одну пристрелочную дал,

подкорректировал — что в авиаленте еще приятно, так это что каждый третий —

трассер, дал еще одну, а эти придурки возьми и отзовись.

Помню, капитан как-то для разведки боем в арт-пульбате расчет ДШК

выпросил. Вот это была вещь! Дзот с трех очередей задавили. Против

крупнокалиберного даже станкач не играет, а уж про ручники я вообще молчу.

Выдал я по ним очередь пуль на двадцать — и сразу тихо стало.

Аж ушам приятно!

Я пулеметом туда-сюда поводил — нет, никто не отзывается. Кандидаты в

герои на сегодняшний день закончились. Нормы исчерпаны, лимиты выбраны.

Эх, чего бы я сейчас не отдал за двух наших! Даже не из разведроты, из

отделения моего. Атак — хоть разорвись. Кому-то вперед идти, кому-то за

«березой» прикрывать, да и за рулем... И на все про все один старший сержант.

Ну и, понятно, рыжая, но ее, при всем моем, за полноценного бойца считать еще

рановато.

Оптики опять же никакой нет.

Ладно. Перебрался я за руль, сдал назад, развернулся и газанул. Километра

на полтора, как раз где дорога изгиб делала. Там остановился, мотор заглушил и

вылез.

— Ну вот, — рыжей говорю. — Дождалась ты, нерядовая, своего самого

ответственного задания.

— Что я должна сделать?

Надо же, думаю, обозваться не попыталась. Проняла ее, видать, серьезность

текущего исторического момента.

— Дождаться Ее Высочества со свитой, — говорю. — Ну и объяснить командиру

роты личной охраны, что так, мол, и так, впереди, в полутора километрах,

обнаружена вражеская засада, числом от отделения и выше, с «ручником», в

смысле, — поправляюсь, — с ручным пулеметом «Дегтярев пехотный». Ясно?

— А ты?

Я «шмайссер» на плечо повесил, гранаты проверил — запалы на месте, да и

все на месте.

— А я, — говорю, — попробую пойти с нашими новыми друзьями поближе

познакомиться.

— Я с тобой!

— Ну уж нет!

Вот ведь... феодалочка. Никакого понятия о дисциплине. Учишь ее, учишь...

— Отставить! — командую. — He-рядовая Карален! Вы что, о задании забыли?

Приказ ведь был — обеспечить безопасное проследование для принцессы! Обеспечить

— и точка! Если ты сейчас за мной увяжешься и они нас там обоих положат, это

выполнение задания обеспечит? А? Да еще, — на пулемет киваю, — такой роскошный

подарок им на блюдечке преподнести.

Вот, вот. Из «березы» они эту свиту как раз с полутора в решето и

превратят. Быстро и качественно.

Рыжая открыла рот, подумала секунду, да так и захлопнула, ничего не

сказав.

Молодец, думаю, соображает девчонка.

— То-то же, — говорю. — На войне главное всегда и во всем — Задание. А

всякие там личные чувства завернуть в тряпочку, скатать в трубочку и запихнуть

в... короче, до лучших времен. Когда на всякие — как их там — эмоции будут и

силы, и место, а не одно голое желание.

— И долго мне тебя ждать? — осведомляется Кара. А голосок-то дрожит. Да и

подбородок. Дело-то все-таки нешуточное. Не каждый день от тебя жизнь

Верховного Главнокомандующего зависит. Я-то ладно, мне, по совести говоря, что

принцесса, что король, а вот ей...

— Минут сорок, — говорю. — Это если стрельбу не услышишь. А если

услышишь, то от...

— Сорок минут, — рыжая меня перебивает, — это сколько?

Черт, думаю, а ведь и вправду — часов-то у меня нет. А у рыжей и подавно.

— Вот что. Ты до скольки, — спрашиваю, — считать умеешь?

— Ну знаешь, Малахов... — уж на что обстановка не располагает, но рыжая

все равно на дыбы встала, — я, между прочим...

— Достаточно, понял, — я в уме быстренько прокачал. — Сорок минут — это

считать до двух тыщ, ну а десять — это, соответственно, в четыре раза меньше.

Сумеешь?

- Да.

— Ну вот и зер гут, — киваю. — А я пока схожу, попробую с теми

личностями, что в лесу засели, поближе познакомиться. Свести, так сказать,

знакомство накоротке.

Рыжая ничего не сказала, только печально на меня так глянула — и за

пулемет покрепче уцепилась.

— Давай, начинай считать.

И двинулся потихонечку.

У леса только оглянулся — стоит тоненькая фигурка в кузове. И так у меня

отчего-то сердце сжалось. Черт, думаю, ну не дело ей здесь быть. Чего бы там

местные ни говорили...

Ладно.

Углубился в лес метров на полтораста и начал продвигаться параллельно

дороге. Расчет нехитрый — если эти гаврики с «дегтем» все еще там и если их

мало — я им как раз в тыл и выйду. Ну а если много... хотя, если бы их хоть на

взвод наскребалось, давно б уже навстречу ломанулись. А так — полтора рожка к

«шмайссеру», да тэтэшник, да гранаты — шансы оч-чень даже неплохие.

Главная проблема, думаю, кто у них там. Если местные гаврики, типа того

эльфа белого, то проблем вообще возникнуть не должно. Хотя... кто-то там с

«дегтярем» управлялся, не так, чтобы совсем ловко, но вполне прилично.

Хорошо, если весь их огнестрел этим «дегтярем» начинается и заканчивается.

Ну, еще на пару винтовок я согласен. А вот если они еще и для ближнего боя

шинковальных машинок припасли... может стать скучно. Зажмут, обойдут с

флангов... прихлопнут и фамилии не спросят.

Все это я потихоньку в голове прокачиваю — а сам вперед продвигаюсь,

короткими перебежками, от ствола до кустика. Подобрался так к месту огневого

контакта метров на полтораста, ну а там плюхнулся — и змеей, на пузе.

Ползу себе, ушки на макушке на триста шестьдесят градусов вращаются. Вроде

тихо впереди. Либо они там затаились, как мыши в норе, или, если подбирать

более правильный аналог, как фрицы в доте, либо... нет там никого. Уже нет.

Я в кустарник нырнул, протиснулся под ветвями — все равно, правда,

искололся, словно на ежике полежал, — выглянул, ну да, вон уже край леса

просвечивает, а та вывернутая коряга, зуб даю, и есть ихняя позиция. Больно уж

удобно выглядит. Был бы я на их месте, как раз там бы и обосновался.

Ладно. Осмотрелся еще раз, принюхался даже — и встал во весь рост. Никакой

реакции. Точно, смылись.

Подошел к коряге — ну да, здесь они и куковали. Земля утоптана, россыпь

гильз от ручника, даже следы от сошек на дереве характерные. И что еще веселее

— коряга эта вся в дырах от крупнокалиберного, а на стволе дерева напротив —

темное пятно и брызги веером. Кого-то об это дерево с размаху припечатало.

Так, думаю, вот чего они так резво ноги сделали. С тяжелораненым-то — а от

крупнокалиберного легких ран не бывает, его пуля и на излете руку запросто

оторвать может — им сейчас надо как можно большее расстояние между собой и

погоней оставить. Вот они сейчас небось этим и занимаются.

В одиночку их преследовать я, понятно, не собирался — не настолько еще на

голову ослабел. Тем более что разделиться и оставить кого-нибудь погоне кровь

пустить — милое дело, сами не раз так делали.

Но вот пройти по их следу пару метров — дело другое.

Было их здесь шестеро. Ну, плюс-минус одно рыло. Один в здоровых местных

сапогах с подкованными каблуками, двое в немецких солдатских и один — в наших,

советских. И еще двое-трое в чем-то непонятном, чуть ли не лаптях — следы

размытые.

Да уж, думаю, эти три пары сапог... хорошо, если местные их на халяву

заполучили, типа моего «студе-ра», да только что-то слабо в такое везение

верится. Скорее всего, попали сапожки в этот мир вместе с владельцами — ну а те

тут обретались, понятно, не с боевыми рогатками.

А раненый-то кровит, и хорошо кровит. Не знаю уж, куда он пулю поймал, но

если из него и дальше так будет сочиться — далеко они его не утащат.

Прошел я по этим следам метров двадцать, смотрю — и глазам не верю. Чуть в

стороне, под кустиком, «ППШ» лежит, тихонько так диском поблескивает.

Я аж чуть не прыгнул. Не к нему, понятно, а совсем наоборот. Знаем мы эти

штучки, сами не раз пользовались — кидаешь так оружие или, скажем, вещмешок с

аппетитным запахом, а под ним «лимонка» без кольца отдыхает.

Подошел, осмотрел со всех сторон — нет, вроде действительно вещь в себе,

без всякого дополнительного смысла. В принципе, следок кровавый как раз рядом

прокапал, так что уронить его вполне могли. «ППШ», конечно, не пуговица с

гимнастерки, чтобы так вот запросто затеряться, в угол закатившись, но в бою

чего только не бывает. Сам, помню, из-под обстрела как-то вырвался — думал, что

с винтовкой, а глянул — обрывок ремня да щепа от приклада.

Ладно. Обнюхал я этот автомат еще раз, пожалел, что бечевки под рукой нет,

и пошел от коряги сук подлиннее отламывать. Не бог весть что, но хоть за

соседним дубом укрыться можно.

Отодрал подходящую веточку — метра под два, примерился, туловище за

деревом разместил поудобнее — в минимальной, так сказать, проекции к возможной

опасности — и осторожно так кончиком сука автомат пошевелил. А сам вслушиваюсь

— щелкнет или нет? В принципе, четыре секунды — куча времени, если, как говорил

капитан, рефлексы хорошо поставлены, успеть укрыться запросто можно. А то и

обратно подарочек отправить.

Не щелкнуло. Я его еще раз палкой пнул, посильнее — никакой отдачи.

Похоже, в самом деле пустышка, то есть, пардон, не пустышка, а вполне законный

трофей. Особенно если учесть, что у меня патронов к нему полный ящик...

Додумывал я эту мысль уже на ходу — лапы так к оружию и потянулись.

Поднял, осмотрел уже по-другому, по-хозяйски — ничего машинка, не так чтобы

новый, но ухоженный. Отнял диск, прикинул по весу — похоже, почти полный, ну да

вполне может быть — стрелял-то по нам только «деготь». «Шпагин», конечно,

аппарат хороший, но восемь сотен — это не для него. А почти — это, скорее

всего, тот десяток патронов, которые каждый понимающий снаружи оставит — любит

пружина в диске последние патроны перекашивать. В бою такое — сами понимаете...

Продернул пару раз затвор, спуском пощелкал — ажур! Ну, думаю, теперь

можно местным темным силам заупокойную заказывать. В правой «шпагин», в левой

«шмайссер» — да я такого наворочу... разбегайтесь, танки, щас стрелять буду!

Главное, на душе так сразу радостно сделалось, словно старого друга

встретил. А что, в каком-то смысле так оно и есть. Я «ППШ» как получил в январе

42-го, первым во взводе, так с ним, считай, и не расставался. До разведроты.

Там уже не всегда получалось — и с «сударем» пришлось побегать, и со

«шмайссером» — это уж как задачу поставят. Но, если обстановка позволяла, я

всегда «шпагин» старался брать. Из него и одиночными приятно — масса большая,

приклад, ну а если уж мясорубка пойдет — кто кого... фрицу уже третий рожок

вставлять, а у меня все первый диск... комментарии, как говорит старший

лейтенант Светлов, излишни.

Диск бы, кстати, запасной, а лучше — два. Ну это уже, думаю, во мне опять

хомячьи инстинкты проснулись. Вот ведь как неправильно человек устроен —сколько

ни дай, все ему мало! Ох, чувствую, долго еще ши потомки будут в своем

коммунистическом будущем эту привычку с корнем изживать!

Вставил диск обратно, патрон в ствол загнал и только собрался дальше по

следам чуток пройти, как — чу! Мотор тарахтит. Знакомый мотор. «Доджа» три

четверти.

И кто же, думаю, это быть может? А самого зло так и разбирает. Вот ведь...

феодалочка! Был ведь прямой приказ получен! А если бы меня здесь тихонько

саблями пошматовали?

Ох и полетят сейчас от кого-то пух и перья! Я хоть и не капитан, но, если

надо, тоже в гневе страшным бываю.

Выскочил из леса — ну, точно. Стоит себе преспокойненько мой «Додж» метрах

в пятистах. Ближе, чем нас тогда «дегтярем» накрыли — это додуматься было надо!

Разозлился я так, что, наверное, дымиться начал. Иду к «Аризоне», в каждой

руке по автомату, ну, думаю, сейчас я этой рыжей ка-ак выдам по первое... и по

второе... и по двадцать пятое... вот только где она?

«Додж» стоит, дверцы закрыты — а Кары не видать.

Так, думаю, это еще что за шутки. Фокусы... с неприятным душком.

Закинул «шмайссер» за спину, «ППШ» на изготовку взял.

Подхожу к машине — никакого движения. Метров на пять подобрался — и тут в

кузове скрежет, кто-то вскакивает — и к пулемету. Ну и я, понятно, упал, к

машине, в мертвую зону, подкатился и только собрался этого горе-пулеметчика

располовинить, гляжу — рыжая. Тьфу.

У меня даже злость вся куда-то пропала. Была — и нету, словно шарик

воздушный проткнули.

— Эх ты, — только и слов нашлось. — Феодалочка. Шуточки у тебя... у

старшины Раткевича ты бы за такие шуточки месяц из нарядов не вылезала. Я же, —

говорю, — уже черт один знает что подумать успел.

А она на меня смотрит глазищами своими ясными... детскими, черти б ее

драли!

— А мне показалось, — всхлипывает тихонько, — что это была хорошая мысль.

— Да уж, — вздыхаю, — ладно, я скупердяй известный, не захотел машину

портить, а то бы прочесал ее... крест-накрест. Или гранату в кузов. Об таком

раскладе ты не думала, а?

— Я... я просто хотела помочь тебе.

Посмотрел я на нее долго... и ничего не сказал. Ладно.

Пошел на покойников наших посмотреть. То еще зрелище, доложу я вам. У

крупнокалиберной пули энергия страшная, а тут, считай, в упор врезали, с

кинжальной. Мне-то ладно, я за три года войны и не такого навидался, а вот

рыжей на дело своих рук смотреть... враз с лица спала, побледнела.

— Ты вот что, — говорю, — иди в машину. Я тут сам разберусь. Как-нибудь.

- Я...

— He-рядовая Карален, опять приказ, — ласковым таким тоном интересуюсь, —

игнорируете?

Подействовало.

Для начала личностью в белом занялся, эльфом этим самым. Тем более что он

лучше других сохранился. Подумаешь, пол-черепа не на месте. Когда это нас такие

мелочи останавливали?

Подошел, присел, только руку протянул...

— Эй, — кричу рыжей, — так это же не человек!

-Что?

— Личность эта... в белом, которого я завалил. Уши у него... неправильные.

— Он — эльф! — орет Кара от машины. — И уши у него эльфийские.

А-а. Вот оно как. Так вот какой, думаю, одиннадцатый.

Присмотрелся повнимательнее — ну да, у этого эльфа еще и зрачки

вертикальные, словно у зверя. Да и лицо... иное. Костистое, заостренное... и

белое. Слишком белое, даже для трупа.

Потрогал я его осторожно за щеку, глянул на кончик пальца — ну точно,

налет какой-то белый. Припудрился, гнида.

— Так, значит, — говорю. — А ну, тащи сюда канистру с водой.

— Зачем?

— Да эльфа этого, — пинаю, — отмывать будем. Очень мне интресно, как этот

гад на самом деле выглядит.

Вылил я на него пол-канистры, гляжу — рожа, даром что у трупа, враз

потемнела. Не порозовела до человеческого состояния, а именно потемнела. Словно

в белую бумагу что-то черное завернуто — изнутри проступает.

— Волосы, наверное, тоже перекрашены, — тихонько рыжая говорит. — Просто

краска более прочная.

— А что, — спрашиваю, — есть какие-нибудь соображения по поводу?

— Это, — кивает на труп Кара, — темный эльф, дарко. Их раса поклоняется

Тьме столь же рьяно, как светлые эльфы — силам Добра и Света.

— Здорово, — говорю. — Удобно.

Никаких тебе лишних проверок. Глянул на рожу — и в расход. Юде,

комиссарен... теперь еще и эльфы. Если такой логики придерживаться, то у нас в

Гражданскую с белыми гуроны и ирокезы воевали.

— Говорят, — рыжая словно мои мысли подслушала, — что когда-то эльфы были

единым народом. Но после прихода Тьмы... часть эльфов... предалась ей... и Тьма

отметила их своей печатью. Так появились дарко, темные эльфы, одни из самых

преданных слуг Тьмы.

— Странно, — говорю, — что эта Тьма не стала наших негров экспортировать.

Вот уж кто бы на местных неизгладимое впечатление произвел.

Доспех у этого эльфа был хорош. На нагруднике даже вмятины от пуль не

осталось, так, царапины. А ведь в упор бил. Интересно, думаю, а станкач оно

тоже выдержит? Если да, то я себе такое хочу. Взамен могу амбразуры грудью

закрывать, три раза в день.

Жаль, что мы с покойником в разных весовых категориях, а броняшка, похоже,

цельная. Кираса, вот как эта штука называется. Головой я в нее еще пролезу, а

вот плечами...

— Малахов, ты хоть знаешь, как это снимается?

— Догадываюсь, — отвечаю, — а что?

— А то, — вздыхает рыжая, — что сначала надо снять наручи, а потом

пытаться стащить доспех.

— Слушай, — говорю, — если ты у нас такая грамотная, займись, а? Ну а я

пока остальных обыщу.

Рыжая тяжко так вздохнула, губу закусила. Я отвернулся.

Ты уж думаю, прости меня... девочка.

Оставшаяся троица собой представляла останки. Не мясной фарш, как, скажем,

после мины или снаряда, но руки-ноги вперемешку. Доспехов шикарных, как на

эльфе, у них не было, так, кольчужки. Впрочем, от крупнокалиберного на такой

дистанции и в бронетранспортере не очень-то укроешься, да и в танке легком типа

«Pz-1» тоже.

Головы, правда, сохранились. Я первым делом уши проверил — наученный

теперь. С виду уши как уши, у одного наполовину отчекрыженное, ну да на войне и

не такое бывает. Ухо там или палец какой — забинтовал и к пулемету. Это еще

что, мне вот один сержант в госпитале божился, мол, сам, лично видел, как

первому номеру «максима» полчерепа осколком снесло, а тот за пулемет хватался,

пока ленту до конца не расстрелял.

Ладно. Подобрал я один из их мечей, вытащил из ножен, смотрю, а сталь-то

черная. Только не блестящая, как от воронения, а маслянисто так отливает. И

кромка у лезвия не прямая, а эдакая... вычурно-зубчатая. Да уж, думаю, такой

штукой пузо кому-нибудь пощекотать — мало не покажется. Небось на эти зубчики

все кишки намотаются, как макароны на вилку.

— Ты, — рыжая кричит, — с ними поосторожней. Слуги тьмы любят отравленное

оружие.

Тьфу. Я этот меч только собрался пальцем пробовать. Выронил и для верности

ногой подальше отпихнул. Изобретают тут всякую гадость, понимаешь... уроды.

Стал дальше шмон наводить. Торбы с ячменем — ну, это нам без надобности, в

«Аризону» его не засыплешь, а в замок вести — далеко, да и... кто его знает,

может, зерно тоже с какой-нибудь подковыркой, от которой только их коняги

копыта не откидывают. От этих... черных, всего ожидать можно.

А вот гранаты — это уже серьезно. По две штуки у каждого, итого на круг

восемь «лимонок». Тут уж не до шуток. Восемью «лимонками» можно таких дел

наворотить, что только успевай разгребать. Лопатой.

Очень полезная в хозяйстве штука эта «Ф-1». Мы их по весу брали столько

же, сколько брали патронов. Удобная в применении и страшная в обращении.

Особенно в ближнем бою — а мы, разведка, в другие обычно и не ввязываемся. А на

таких дистанциях, как говорил капитан: «...выигрывает не тот, кто больше и

лучше стреляет, а тот, у кого больше гранат, кто применит их первым и кто может

бросать их быстро, точно и далеко». И добавлял: «Помните — из поединка человека

и гранаты победителем всегда выходит граната!»

Еще нашел набор ножей для метания. Удобная такая кожаная перевязь с

кармашками, с каждой стороны по пять штук. Один, правда, «березинской» пулей

искрошило, причем именно искрошило — будто стекло. Сумку нашел с пергаментами —

ну, это сразу в кузов, пускай Иллирии разбирается. Ну и еще всякого барахла по

мелочи. Кошельки там, амулетики на шнурках — я их тоже снимал и в сторону

откладывал. Вдруг, думаю, чего ценное, типа того, которым рыжая свои Тайные

Тропы открывает. Тоже ведь с виду — деревяшка на тесемке.

А один покойник совсем занятным оказался. Я его спереди охлопал,

переворачиваю — а из-за брючного ремня характерная такая рукоятка выглядывает.

«Парабеллум»! Ну, думаю, прямо Новый год сегодня какой-то, подарки один другого

лучше. Это же не пистолет, а песня, машинка исключительно точного боя. До ста

метров лупит, как из винтовки.

Мне интересно стало. Начал я этого мертвяка до конца разоблачать. Шлем

снял, а под ним — волосы рыжие и рожа вся в конопушках. В принципе, ничего

такого, рыжие мне и в этом мире попадались, а одна так и вообще... но вот

только я подметить успел, что личности с той стороны обычно перекрашиваться

стараются, под цвет своих знамен. Что покойничек Гор-Амрон, что его друг лучший

Мунгор, сегодняшние двое... хотя, может, я, конечно, как говорил капитан, делаю

преждевременные обобщения.

Ладно. Достал нож, начал одежду на трупе кромсать. Содрал остатки куртки

вместе... уже не знаю, как это называется, рубаха или, там, сорочка, смотрю — а

на плече у этого рыжего наколка. Якорь на фоне штурвала, ну и все, что

полагается, — канаты там всякие, рыбки по краям, бочонок проглядывает. Морячок,

блин. Старая наколка, побледнела уже.

— Эй, — кричу, — не-рядовая. Поди, глянь.

Подошла. Бледная — ну да, в «морячка» этого две пули попало, так что

раздевал я верхнюю половину. Ладно еще, с лошади его снесло, а то второго

такого же я за руки потянул — а он возьми, да и разорвись пополам — ноги и то,

что до пояса, так в седле и осталось.

— Нет, — говорит. — Таких рисунков у нас не делают. Лепанские горцы любят

наносить узоры на свое тело, они и в бой иногда ходят обнаженные, дабы напугать

этими рисунками врага. Но их роспись совсем иная. Я видела, когда к отцу

приезжал их вождь с дружиной.

— Так. А моря, — спрашиваю, — у вас есть? То есть, — поясняю, — большие

такие озера, по которым надо на очень больших лодках плавать и долго — день,

два, неделю, другую.

— У нас, Малахов, — язвительно так Кара отзывается, — к твоему сведенью,

есть не только моря, но даже океаны. По которым твоим большим лодкам,

называемым кораблями, надо плыть месяц, другой — и так и не увидеть земли. Тебе

наши корабли перечислить или как?

— Не надо, — говорю. — Экскурс в историю вашего кораблестроения ты мне

как-нибудь в другой раз устроишь, в более подходящей обстановке. Я, конечно,

Колумба с Магелланом чту самую малость поменьше Ушакова с Нахимовым, но... не

до того сейчас. Лично я существо сухопутное, весь мой мореплавательский опыт

— это форсирование водных преград. Днепр туда и обратно, Дон, ну и всякие

речушки поменьше, вкупе с болотами. Впечатления, конечно, тоже в своем роде

незабываемые, особенно когда под обстрелом это делать приходится. Ты мне лучше,

— говорю, — вот что скажи. Ваши моряки, ну, те, кто на этих кораблях плавают,

не имеют привычки себе такие рисунки делать?

— А я почем знаю? — Кара плечами пожимает. — От нас до ближайшего моря

месяц пути. Может, я на ярмарке в Кроглеве их и видела, да только на лбу у них

не написано, что они — люд морской.

— А по одежде?

— По одежде, Малахов, — ухмыляется рыжая, — что-либо определить весьма

затруднительно, потому как ярмарка в Кроглеве на все королевство знаменита и

народ на нее съезжается не только из Закатных Пределов, но и из дальних стран

торговые гости бывают. А еще эльфы, гномы...

— Хватит, хватит, — руками на нее машу. — Понял, не дурак. Ладно. На еще

один вопрос попробуй ответить, знаток корабельного дела. В ходу у вас вот такие

штуковины, якорями называемые, или нет?

Рыжая задумалась.

— В книге, которую я читала, — неуверенно так отвечает, — были похожие

нарисованы. Вроде тех цеплялок, с которыми на стену при штурме взобраться

пытаются. И сказано было, что много их и каждое судно себе по потребностям

подбирает.

— Ясно.

Ясно, думаю, что ничего не ясно. Очень сильно мне сдается, что мой это,

так сказать, соратник по несчастному случаю, да вот только определенно этого не

скажешь. У нас же такие рисунки еще пираты веке в семнадцатом малевали, а то и

раньше. Так что и местные тоже вполне могут. И «парабеллум» в данном случае

аргумент, но не решающий — та же рыжая с «валь-тером» так наловчилась... у нас

в разведроте не каждый сумеет.

Начал я это бездыханное тело вдумчиво исследовать, поквадратно, так

сказать. Вдруг, думаю, еще какая-нибудь пояснительная надпись найдется, типа

«здесь был Вася», «не забуду Зинку» или профиль любимого фюрера.

Ничего. Только во рту золотая фикса обнаружилась.

— А вот такое, — спрашиваю, — у вас тоже бывает?

Кара мельком так глянула, носик сморщила.

— У нас, — говорит, — когда сэру Слегу Тека Черный Рыцарь топором пол-лица

отрубил, то умельцы-гномы взамен золотую маску сделали. Да с таким искусством,

что некоторые дамы находят его теперь куда прекраснее, чем прежде.

— Ну-ну.

И все-таки, думаю, зуб даю, что наш это человек. Не знаю, с Херсона или из

Гамбурга какого, но наш. Пусть аналитически я это обосновать не могу, но сердце

чует.

— В общем так, — командую. — Постели-ка, нерядовая, брезент в кузове.

Доставим всю нашу добычу в замок, а там уже досконально разбираться будем —

кто, откуда и зачем. Может, отец Иллирии из бумаг чего узнать сумеет.

— А что, — хитро так Кара осведомляется, — лошадей тоже потащим?

— Ну, — говорю, — это разве что на буксире. В качестве драконьей приманки.

Кое-как загрузились. Вещи отдельной кучкой, останки в брезент завернули.

Рыжая их брезгливо так в угол задвинула, а сама, естественно, за пулемет.

— Брось ты, — говорю ей. — Садись уже на сиденье. Не предвидится на

сегодня больше пакостей, поверь уж моему опыту. Можешь дальше с комфортом

ехать.

- Не-а.

— Ну, как хочешь. Наше дело предложить.

Сел вперед, автоматы на соседнее сиденье сложил и газанул — только земля

из-под колес брызнула.

Ладно.

Проехали мы оставшиеся три лиги — никакой больше комиссии по встрече не

обнаружили, даже настоящей. Это они, думаю, зря... хотя... мы-то тоже с

хлебом-солью не лезли. Главное — дело сделать, в смысле, обеспечить

безопасность следования, а уж кто как, это несущественные для дела детали.

— Ну что? — спрашиваю. — Поехали домой?

Рыжая на меня словно на собственный призрак уставилась.

— Как домой? Ведь принцесса...

— А что принцесса? Задание мы выполнили, дорогу проверили. Пусть себе

едет.

— Но... Малахов, нежели ты не хочешь увидеть Ее Высочество?

— А зачем? — ухмыляюсь.

На самом-то деле, конечно, хотел. Для меня принцесса — это что-то такое...

сказочно-воздушное. А увидеть ее вживую... занятно. Просто увидим мы ее

независимо от желания — дорога-то одна.

— Но... — Кара от удивления чуть из «Доджа» не вывалилась. — Она же

принцесса!

— Ну и что? А я — старший сержант. И дальше?

Рыжая, похоже, только сейчас понимать начала.

— Слушай, Ма-алахов, — медленно так говорит. — Если ты и дальше надо мной

издеваться будешь... — и ножиком своим многозначительно в воздухе помахивает.

— Как же, как же, — улыбаюсь. — Помню. Что ты там со мной сделать

обещала. Ma-аленькими такими кусочками...

— ...и на медленном огне.

— Вот-вот. А я, между прочим, за рулем...

— Ничего, — рыжая ножик спрятала и мечтательно так облизнулась. — Как

только приедем в замок...

— Наряд тебе, что ли, снова назначить? — задумчиво так говорю. —

Очередной. За невыполнение приказа командования в боевой обстановке.

— Только попробуй, — заявляет эта нахалка. — Я тебе этот котел на голову

надену.

— Нет уж, — говорю. — Каска, она, конечно, вещь полезная, но только

сомневаюсь я, чтобы у вас на кухне подходящий мне размерчик нашелся.

— Ма-алахов... мы ехать будем или разговоры разговаривать?

— Ох, — вздыхаю. — Феодалочка. Дождешься ты у меня.

Рыжая на запасной покрышке устроилась, сапожком в воздухе помахивает.

— И чего же, — слащавым таким голоском спрашивает, — я от тебя могу

дождаться, а, Малахов?

Чего-чего, думаю, ремня хорошего. Вот ведь... послал бог напарничка.

Посмотрел я на нее... косо. Ничего не ответил, развернул машину и обратно

поехал.

* * *

Наткнулись мы на них минут через десять. Дорога по лесу шла, и как раз на

повороте — их дозор, трое конных рыцарей. Самых натуральных. Расфуфырены по не

могу — фу-ты, ну-ты, — одних перьев на зоопарк хватит, копья метров по пять,

отделение на такую шпильку нанизать можно.

Не знаю, чем они там думали, но если б я по тормозу ударить не успел —

стало бы у Ее Высочества тремя телохранителями меньше. У них и так кони на дыбы

повзвивались — чуть этих клоунов на землю не сбросили.

Помню, читал до войны, классе в седьмом, Марка Твена «Янки при дворе». Там

его герой тоже в полное средневековье попадает — ну точь-в-точь как я. Правда,

тот парень был ну такой уж из себя мастер на все руки — из ничего им за пару

лет развитой капитализм построил. Небось, если бы местные мракобесы с

реакционерами на него не ополчились, он бы, при таких темпах развития, еще

через пару пятилеток самостоятельно до коммунизма докумекал.

Я это сейчас вспомнил, потому что в романе этом по тамошней средневековой

Англии как раз такие бронированные товарищи разъезжали — каждый сам себе танк.

Ну и, соответственно, если такой тип с коня рушился, то затащить его обратно

без башенного крана — задачка на раз. Почти как... было одно дело. Приказ мы

выполнили, но были после этого такие... хорошие... начштаба, помню, посмотрел

на нас... на то, чего мы, считай, голыми руками сотворили, фуражку на лоб

сдвинул и глубокомысленно так говорит: «Да-а, товарищ Хеопс, фигня все эти ваши

пирамиды».

Эти гаврики кое-как удержались, пики свои на нас наставили и один, с

белыми перьями, вперед подался.

— Кто такие? — гудит.

Так, думаю, кто-то нам недавно уже этот вопрос задавал. Примерно в такой

вот интонации. Тоже, кстати... весь в белом.

Покосился на рыжую — она, похоже, такого же мнения. По крайней мере,

пулемет на эту троицу навела вполне уверенно.

— Э, нет, — говорю. — Сначала уж вы нам объясните, кто вы такие и что тут

делаете. И документы соответствующие не забудьте предъявить.

А то, думаю, шляются тут всякие... светлые. Какого, например, лешего, они

сразу за поворотом так скучились? Мотор «Доджа» за километр должно было быть

слышно.

Троица бронированная замялась. Непривычно им, видно, чтобы с их

ясновельможностями таким тоном разговаривали. Как говорил рядовой Петренко — не

могется. А с другой стороны, судя по тому, как они на «березин» косятся,

аппарат сей им видеть не впервой и какие, если что, отверстия мы в них

провертим — соображают.

— Я — сэр Эдвер Халлер, — тот, что с белыми перьями отвечает. — Паладин Ее

Высочества принцессы Дарсоланы.

— Очень приятно. Ну... а мы из замка Лико.

— В таком случае, — тип с перьями в седле приподнялся и лязгнул всей

тушей — поклон, называется, изобразил, — эта милая дама, которая столь грозно

наводит на нас свое оружие, не кто иная, как благородная госпожа Карален Лико.

— Вашей памяти можно только лишь позавидовать, граф Эдвер, — отзывается

Кара. — Особенно если учесть, что последний раз вы видели десятилетнюю

девочку...

— Носившуюся по замковому двору, — подхватывает белоперый.

Я на рыжую покосился — пулемет не выпустила, но расслабилась. Слегка.

— Все это, конечно, замечательно, — встреваю. — Вечер воспоминаний и так

далее. Но как все-таки насчет документов?

— Боюсь, добрый человек, — гудит сэр Холера, — что хоть и ведомо мне, что

вы, пришедшие из другого мира, именуете сим словом, но новшество это у нас пока

не прижилось. Так что если мои слова для вас недостаточны...

— Да разве может посметь этот невежа сомневаться в ваших словах?! — это

один из оставшихся вскинулся. — Он, между прочим, даже не соблагоизволил

назвать свое имя, не говоря уж о том, чтобы продемонстрировать нами эти...

документы.

— Имя, — говорю, — это запросто. Старший сержант Малахов. А что до

документов, то вот, — «ППШ» поднимаю, — документ номер раз, а если кому мало

покажется, то у госпожи Лико еще один имеется. Такие окончательные печати

ставит — глаз не оторвать.

Это я специально для молодого сказал. Он, похоже, на дуэль меня вызывать

собрался или еще чего в этом роде. Тоже мне, Мартынов выискался.

— Ваши документы, — Холера, похоже, забавляется, — воистину внушают

доверие и почтение. Однако, господа, мы совершенно загородили дорогу, а кортеж

принцессы вот-вот будет здесь.

— Кайне проблем, — говорю. — Сейчас сдам на полсотни метров назад, там

как раз такая замечательная прогалинка в кустах виднелась.

— Буду вам весьма признателен, благородный господин Малахов, — гудит

Холера.

Ладно. Отъехал я с дороги. Холера обоих молодых вперед услал, а сам рядом

остался.

И тут из-за туч солнце брызнуло. Теплое, летнее.

Лес сразу другим стал. Живым, зеленым, птица где-то неподалеку запела.

Я на сиденье откинулся, лицо под лучи подставил. Хорошо. Слышно только,

как лошадь графская тихонько пофыркивает. А на коленях — родной до боли «ППШ»,

и кажется — сижу я в своем окопе, вот так же лицо под солнце подставив, и

тишина, только кузнечик на бруствере изредка стрекотать принимается. Дальше по

траншее ячейка Кольки Панченко из Самары, его ранило через неделю, а сейчас он

травинку грызет. А высоко-высоко в небе точки птиц кружат, будто

арткорректировщики.

Я уж и забывать начал, что такая благодать бывает.

Минут пять мы так загорали. Потом слышу — топот. Кавалькада приближается.

Кое-как глаза разлепил — чес-слово, еще минут пять, и я бы под этим солнышком

закемарил, — гляжу, скачут. Колонной по два.

По большей части в голове колонны ребята в консервах скакали. Надо

полагать, за неимением других танков. А еще — хваткие такие парни в зеленом, и

поперек седел у них, что характерно, немецкие карабины лежат, и по тому, как

они их небрежно придерживают, видно — не вчера они их в руки взяли.

Что ж, думаю, это радует.

На наш «Додж» из колонны, конечно, косились, но рта никто так и не раскрыл

— дисциплина на уровне. Только когда боевое охранение мимо проскакало, к

Халлеру один тип подъехал. В бархатном... по-моему, камзол эта штука

называется, на голове берет набек-

рень, с помпушкой, а из оружия — узкий такой кинжальчик на боку. Зато лицо

— как раз то, что ястребиным называют, и в седле он сидит соответствующе —

нахохлившись.

— Кто такие? — повелительно так осведомляется.

— Дозор из замка Лико, — отвечаю. Тип на меня мельком покосился — чего это

я, мол, встреваю. Ну, думаю, ладно. — А с кем, позвольте узнать, имею честь

разговаривать? — громко так интересуюсь.

Когда надо, мы тоже умеем вежливо. До поры до времени.

— Его сиятельство герцог Лер Виртис, — Холера отвечает. — Начальствующий

над стражами Ее Высочества.

Ну-ну. Ладно хоть не стрижами.

— Мы, — герцог заявляет, — ждали, что вы присоединитесь к нам раньше.

— А мы, — говорю, — решили немного вперед прокатиться. Поглядеть, что да

как.

— И мы, — Кара не выдержала, — сделали абсолютно правильно, потому что в

полулиге впереди вас ждала засада.

Вот ведь девчонка!

Виртис при этих словах встрепенулся, в седле привстал.

— Подробнее, — резко так бросил.

— Подробнее, — говорю, — можете к нам в кузов заглянуть, — и большим

пальцем за спину показываю. — Меньшая часть засады там складирована.