Geum.ru

Андрей Уланов «Додж»

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   23
Глава 12

Странный это был сон. Вообще-то, я тут уже не один такой сон видел — и

каждый другого страннее или, как говорил наш капитан, страньше. Но этот и вовсе

из ряда вон. Больно уж место непонятное.

Приснился мне какой-то дом в тумане. Туман не так чтобы совсем

непроглядный, но плотный — метров на десять видно. Стену видно, землю под

ногами, и все.

А дом этот еще тот. Неприятный такой домик. Повстречайся мне он не во сне,

а наяву — поглядел бы я на него, а потом дернул бы со всех ног подальше. Если

бы, конечно, по заданию чего другое не требовалось. Ну а во сне... не укусит же

он меня в самом-то деле.

Хотя, думаю, этот может. И укусить, и похуже чего. Одна стена чего стоит:

здоровенные плиты, непонятно из чего сделанные — то ли бетон, то ли камень. Ни

окон в ней, ни даже бойниц нормальных, а только щели узкие, вертикальные. На

кой черт такая щель нужна — ума не приложу. Но отстреливаться из нее жутко не с

руки — сектор обстрела никудышный, можно даже сказать, вовсе никакой, зато

подобраться к такой щели вдоль стены и гранату в нее законопатить — милое дело.

А из нее — ну, разве что отплевываться.

И — цвет. С окраской у этой стены вовсе неладно было. Вроде бы и солнца

нет, да и глаз я от нее не отводил — а только минуту назад она почти что черная

была, а сейчас красновато-бурая, словно мясо сырое.

А еще... даже не знаю, как и сказать. Шло от этого милого домика... не

запах, но что-то вроде... черт его знает что... ощущение... словно от трупа,

который пару дней на жаре повалялся. Тяжелый такой дух.

У меня похожее чувство в той деревеньке сожженной было. Но там это... зло

вроде как спать прилегло, а здесь... ну, вот будто его именно что пришибли, а

закопать не позаботились. Или не захотели.

Одно ясно — непосредственной угрозы нет. Разве что не сдержусь и блевану.

Ладно. Пошел я вдоль этой самой стенки и метров через сто на вход

наткнулся. И на гильзы. Всякие. Наши, немецкие, автоматные, винтовочные.

Подобрал одну гильзу, понюхал — запах есть, но слабый уже. Дня три назад

выстрелена, максимум неделю.

Двери у них входные были капитальные. Были. Я, правда, так и не понял из

чего — то ли металл, то ли камень какой — черное и полированное. Но полметра

толщины — это, знаете ли, внушает уважение, пусть даже и не броня.

Только вот одна створка этих дверей еле-еле на петле болталась — а

петелька тоже неслабая, — а вторая и вовсе на земле валялась. И в обеих

аккуратным таким полукругом — оплавленная дыра, на все полметра вглубь.

Мне похожие дыры в танковой броне приходилось видеть. Такие вот

оплавленные края особый снаряд делает, ку-му-ля-тивный, в смысле,

сосредоточенный. Обладающий повышенным заброневым действием — то есть дырочка в

броне совсем небольшая, а внутри — полный разгром.

Только вот, думаю, если тут сама дыра — полметра, каким же калибром надо

было работать?

Ступил на порог — а из проема на меня холодом повеяло. Я, вообще-то,

раньше считал, что «могильный холод» — это так, для красного словца придумано:

какой там, к чертям, холод, там уже что холод, что жара — все едино. А вот

теперь понял. Словно в разгар лета горсть льда за ворот сыпанули — до костей

пробрало.

Нет уж, думаю, меня такими штучками не остановишь. Я, бывало, и в

настоящий огонь прыгал. Тем более — во сне. Что мне во сне-то сделаешь? И зашел

внутрь.

Бой тут был. Жестокий бой. Вообще, в городе, в помещениях, бой всегда

жестокий — это не поле, нейтралки тут нет. Но здесь еще хуже было.

И что странно — кругом стены в щербинах от пуль, гильзы россыпями, пятна

от крови — и ни тел, ни даже щебенки отбитой. Словно подмел все кто. Тогда,

думаю, почему ж гильзы остались? Непонятно.

Ладно. Пошел вперед, а по дороге прокачиваю в голове, как этот бой

развивался.

Те, кто сюда пришел, — они к этому делу подошли обстоятельно. Патронов не

жалели, гранат тоже — почти в каждый комнате характерные следы — веер

осколочный, сразу видать. И автоматно-пулеметный огонь — в упор.

Местных, похоже, врасплох застали. Дрались они отчаянно, но организовать

оборону толком не успели. Но против огневого превосходства — не сдержались.

Чем они оборонялись — я так толком и не понял. На стенах местами подпалины

— словно от бутылок с КС. Я, было, и подумал на бутылки, а потом соображаю:

огнесмесь-то по стене вниз бы стекла, а тут пятна либо круглые, либо овальные —

с сужением в сторону выхода. Разве что они туда чего-то клейкое сыпанули —

есть, говорят, такие добавки.

Еще россыпи дырок были, как от патронов охотничьих с картечью. А еще

длинные выбоины, будто снаряд отрикошетировал, но только края у этих выбоин —

оплавленные.

И больше — ничего! Ни мебели какой, ни даже клочка от одежды. Только стены

израненные и россыпи гильз. Да еще пару раз кольца от гранат попадались, наших

«лимонок» и немецких «М-34».

Бродил я по этим коридорам минут десять. И везде одно и то же — следы боя,

а больше — ничего. В двух местах потолок был обрушен, метров так на десять в

длину, а в одном месте, похоже, хороший заряд рванули — уж не знаю, кто —

нападавшие, оборонявшиеся, да только воронка в каменном полу — два метра, ну и

стерты вокруг, само собой, — в пыль и щебень.

А потом коридор меня в зал вывел.

В этом зале они, похоже, зацепиться попытались. Баррикаду у входа

нагромоздили, и следы боя в основном около нее, хотя и по всему залу тоже

хватает... да не вышло у них.

Тел, правда, здесь тоже не было; только пятна горелые, характерной формы.

И около каждого такого пятна — россыпь гильз, а в самом пятне выбоины от пуль.

Тоже знакомая картина — в упор добивали.

Интересно, думаю, чем же их здесь выжигали. Не огнеметами, это точно. У

огнесмеси, что нашей, что немецкой, запах очень своеобразный — раз услышал, ни

с чем не спутаешь, особенно если к нему еще и паленое мясо намешано. Не дракона

же они в самом деле сюда подтащили! Коридоры в этом домике широкие, но все

равно от дракона тут разве что голова протиснется, да и то с трудом. Может,

конечно, тут особый дракон поработал, уменьшенной модели, или шея у него

наподобие пожарного шланга — пять сотен метров в длину и бесхребетная.

Присел я около одного из пятен, поковырял в отверстиях, черт, думаю, а где

пули? Дыры от них наличествуют, гильзы пустые — тоже, а сами пули, похоже, в

тех же местах, где и тела, которые они так хорошо навылет дырявили. И где эти

места — одному черту ведомо, и очень хорошо ведомо — живет он там.

Ладно. Это все вопросы без ответов, а вот еще вопрос — раз они тут решили

последний бой принять, значит, что-то защищали. Чего-то, что им, кто б они ни

были, было во сто крат своих шкур дороже. И это что-то — поблизости. Скорее

всего — вон за теми дверями, в другом конце зала. Первые целые двери, что мне

тут попались.

Подошел — гладкие черные плиты, ни ручки, ни даже звонка. И не похоже,

чтобы внутрь открывались. И постучать нечем, разве что головой.

Ну, я осмотрелся, прикинул, попробовал все-таки плечом налечь, л только

чуть нажал, как плиты эти сами по себе наружу поехали — хорошо, хоть медленно,

а то ведь так и расплющить можно запросто — силы в них хоть отбавляй.

А за дверями еще один зал. И похож он был... на планетарий. Огромная

полусфера, метров сорок в поперечнике, и вся черная. И единственный свет — тот,

что из-за моей спины просачивается.

А в самом центре зала — черный круг.

Подошел я к нему и увидел, что круг этот на самом деле — чаша. Вроде

самого зала, только перевернутая. Прямо в полу выдолблена. На вид — пустая, но

точно не разглядеть — дна не видно.

Я по карманам поискал — нашел коробок спичек. Откуда они там взялись, один

черт знает — не было их там, ну да во сне чего только не бывает. Зажег одну,

нагнулся — точно, пустая чаша. Если в ней чего когда и было, то сейчас никаким

содержимым даже и не пахнет.

И как только спичка эта догорела — в тот же самый миг сон кончился.

Проснулся я. Лежу с закрытыми глазами, дымок от костра нюхаю, слушаю, как

рыжая рядом тихонько дышит, а сам думаю — к таким вот снам инструкцию надо

прилагать! А то пока разберешься, что к чему — чушь это, бред сивой кобылы или

разведсводка оперативная, — шарики за шестеренки заедут!

Ладно. Открываю глаза — что за черт! То ли это мне опять сон привиделся,

то ли, пока я тут дремал, прирезали меня втихомолочку, то ли... И тут сообразил

— да это же солнце восходит!

Восход в этом мире был — всем восходам восход. Белый ослепительный огонь,

нашего солнца побольше раза так в два, а все остальное: небо, земля — все

красное. Вся степь полыхала. До сих пор я такое только один раз в жизни видел —

в сорок втором, за Доном, но тот огонь настоящим был — хлеба горели.

Ну, думаю, теперь мне этих всяких природных красот на всю оставшуюся жизнь

хватит, сколько б там ее ни было. И то сказать — ну кто еще из наших, в смысле,

из моего бывшего мира, такое видел?!

Встал, размялся, зашел за «Додж» — ну, конечно. Рыжая в тулуп завернулась,

винтовку обняла, к борту привалилась и спит себе. И так красиво спит — мне ее

аж будить жалко стало.

Но надо.

— А ну, — тихонечко так командую, — по боевой тревоге... Па-адъем!

- А?! Что?!

Я ствол винтовки на всякий случай в сторону отодвинул — очень уж не

понравился он носу моему при непосредственном рассмотрении.

Хорошо хоть, думаю, на предохранителе была. А то ведь так, не ровен час,

можно и дополнительным глазом обзавестись, калибра 7,62.

— Малахов! Твои шутки!

— Понял, не дурак, — отвечаю. — Но и ты... Как бы это сказать... Короче,

спать на посту вредно... Для здоровья. А то ведь кто другой может и не

представиться заблаговременно.

— Я не спала. Я просто... задремала.

Да уж, большая разница. С точки зрения устава. «Товарищ командир, я не

спал, я просто на стену облокотился и глаза прищурил, чтобы противника в

заблуждение ввести. А на самом деле мне все-все видно».

Рыжей я того, правда, не сказал.

— Ладно. Спала-дремала — замнем для ясности. Давай лучше с нашим

местоположением определимся. Проход, значит, открывается прямо здесь, вот на

этом месте.

-Да.

— И сколько от него до... до...

— До домика пасечника, — Кара брови сдвинула, вроде бы серьезно, а мне

отчего-то смешно сделалось, — пять ваших километров.

— Точно? — переспрашиваю.

— Я здесь не первый год живу, — обижается рыжая. — Проход открывается на

поляну, а с нее, если на дерево влезть, виден Совиный холм. И пасека была как

раз между поляной и этим холмом, ровно в одной и трех четверях лиги, с

хвостиком. А...

С хвостиком — это она хорошо ввернула. Обнадеживающе.

— Да верю, верю, — говорю. — Я же просто на всякий случай спросил. Давай

собирай имущество в кузов, и... проход будем открывать.

Точнее, думаю, это ты его будешь открывать. Ох, освоить бы мне этот

амулетик — сидела бы эта Кара сейчас в замке и... в сборке-разборке личного

оружия практиковалась.

— А что, — спрашиваю, — отсюда проход так же тяжело открыть, как от вас,

то есть от нас, или все ж полегче?

— Нет, из Травяного Мира очень просто открыть проход. Это... ну, как с

горой — трудно взойти и просто упасть. Чем дальше Мир или, как говорим мы,

Тропа, тем труднее в него попасть и тем проще из него выбраться

— Здорово, — говорю. — Ас обратной дорогой как? Выдюжишь проход

продырявить?

А то ведь, думаю, если в замке поп, здоровый мужик — и то с него пот

градом катил...

— Смогу.

Я на нее внимательно так посмотрел — отвернулась.

— Ну... попробую, — бормочет в сторону. — Мы с отцом Иллирием .. есть и

другой Мир, ближе. Но по нему мы могли не успеть.

— Ну, обратно-то можно будет и не торопиться, — говорю. — Поедем себе

спокойненько.

Ага. Это если будет кому и на чем. Закинул последний тулуп в кузов, сел за

руль, повернул ключ — мотор с пол-оборота завелся.

— Ну что, — спрашиваю, — готова?

- Да.

— Открывай!

Кара амулетик свой давешний добыла, прошептала над ним пару слов, рукой

провела — и прямо перед «Аризоной» беззвучная вспышка полыхнула.

Я моргнул, пригляделся — в метре перед капотом... ну, словно зеркало

установили. Только вот машина в нем отчего-то не отражается.

Ладно, думаю, поглядим, чего на этот раз выпадет.

Снял ногу с тормоза и медленно-медленно к этому «зеркалу» покатился.

Ближе, ближе, вот уже решетками фар коснулся: по «зеркалу» словно рябь

пробежала — и «Додж» начал в него погружаться, словно в воду. Я подождал, пока

колеса передние полностью уйдут — вроде бы не просели, — и чуть газку прибавил.

Р-раз — и выкатились мы аккурат на лесную полянку. Со стороны то еще,

должно быть, зрелище — посреди дремучего леса прямо из воздуха «Додж»

выкатывается. От такой картины можно и шариками поехать.

Оглянулся — позади также из ничего кузов выплыл, а потом «зеркало» снова

вспыхнуло и исчезло. Словно и не было его никогда. А «Додж»... А что «Додж»?

Может, его на парашюте скинули. Или он тут, на этой полянке, от самого

сотворения этого мира стоял.

— Ну вот, — говорю. — Коммен ан.

Рыжая сразу из машины выпрыгнула.

— Что с собой, — деловито так спрашивает, — брать?

— Погоди, — говорю. — Давай сначала размен произведем.

Снял кобуру и рыжей протягиваю.

Приехали.

— Вот, — говорю. — Махнем не глядя. Ты мне — винтовку, я тебе — тэтэшник.

— Это еще зачем?

— А затем, милая моя баронессочка, — говорю, — что из нас двоих на

назначенное пану Охламону рандеву пойду я один, а ты останешься на этой полянке

и, если я до вечера не появлюсь, отправишься обратно в замок...

- Что?!

— ...И доложишь, — продолжаю. — Что так, мол, и так, пропал старший

сержант Малахов без вести, а скорее всего — пал смертью храбрых. Это уж как

повезет. Ферштейн?

-Да я...

— Более того, — уточняю, — слуга мой верный, ты мне сейчас клятву дашь на

своем любимом ножике, что именно так и сделаешь, без всякой там личной и никому

не нужной инициативы.

— Ты что, не веришь мне?

— Не верю, — киваю. — Именно сейчас и именно тебе — не верю.

— Ну, Малахов... Ну...

А я смотрю на нее и думаю — сейчас или заплачет... Или на кусочки меня

резать начнет, мелкие-мелкие. Своим любимым ножиком.

Стою, жду. Пять секунд. Десять. Двадцать.

И она стоит. Молча.

И где-то на тридцатой секунде я настолько храбрости набрался, что решился

рот раскрыть.

— He-рядовая Карален, вам приказ ясен?

— Мне, — медленно так выцеживает Кара, — приказ ясен. И приказ, и ты

сам... Все мне с тобой ясно.

Интересно что?

Больше она ни слова не сказала. Молча винтовку с плеча стянула, на капот

положила, молча обоймы запасные из мешка выгребла. И все время, пока я на

дерево лазил — по местности ориентировался — и пока вещмешок напоследок

проверял, молчала.

И вот какое странное дело — вроде бы все я правильно сделал. Нет, ну в

самом деле — куда ей со мной? Одно дело — курьера из засады завалить, а другое

— на вражеское непосредственное командование, считай — к черту в зубы. Опять же

— напарники из нас еще те, друг к другу толком не притерлись, так подставиться

можно — прожуют и даже звездочку с пилотки не выплюнут.

А все равно, чувство на душе какое-то неловкое, ну... Словно бы подставил

я ее как-то... Нехорошо.

Странно даже. Вроде бы она остается, а я ухожу.

И только когда я уже к лесу подходил, в спину, как выстрел:

— Сергей!

Замер, а повернуться не могу. Словно там, за спиной, и в самом деле

расстрельный взвод стволами уставился. Даже нет, еще хуже — смерти-то в лицо

посмотреть я никогда особо не боялся — не первый год рядом ходим, а тут...

— Если ты, — звонким таким, четким голосом, — посмеешь не вернуться... Я

тебя достану, где бы ты ни был! Слышишь, Малахов! Куда бы ты от меня ни

спрятался — найду!

Да уж, думаю, спрячешься от такой. Она-то уж точно в любом Мире, на любом

свете достанет, даже в аду — и голову даю, если она там появится, черти от нее,

как от ладана, шарахнутся — потому как не девчонка, а самый настоящий дьявол в

юбке.

Послал же мне, называется, бог... слугу верного. Попытался правую ногу от

земли отклеить — получилось.

Левая уже легче пошла. Правой-левой, левой-правой... До первых деревьев

дошагал.

Главное, думаю, на бег не сбиться.

Ладно. Метров сто я так отшагал — мысли в башке как полевая кухня после

прямого попадания, — нет, думаю, стоп. Всю эту лирику, всю эту загадочную

женскую душу... Отставить как крайне неуместную в боевой обстановке. Сложить в

вещмешок и закопать поглубже. Сейчас главное — За-да-ние.

Да и за окружающей местностью посматривать надо.

А местность тут... та еще.

Я в первый момент даже не сразу сообразил, что это такое. Не то чтобы я

раньше башен от «тигра» не видал — видал и даже, можно сказать, больше, чем для

здоровья полезно. И на танках, и чуть поодаль. Но вот такого видеть еще не

приходилось.

Посреди леса — зачарованного, но все равно леса-то — валяется танковая

башня без всяких признаков остального танка. Валяется, что характерно, на боку.

А деревья перед ней — стволов десять, причем неслабых таких стволов —

переломаны, как ветки сухие.

То еще зрелище.

Подошел я поближе, осмотрел пеньки, прикинул — где эта хреновина

объявилась и как летела. Получилось, что возникла башня метрах в двух от земли,

да еще с нехилой начальной скоростью.

Ну, думаю, ни черта ж себе. Чем же это там по этому «тигру» врезали, что

здесь одна башня так летела?! Или бомбой — ну это вряд ли, или хорошим фугасом.

Стадвадцатидвух-, а то и стапятидесяти-.

Интересно, думаю, а кроме башни, от танка что-нибудь осталось? Или одна

воронка?

Ладно. Прошагал я по этому лесу еще километра три — без особых

приключений. Лес как лес. В смысле, как обычный заколдованный или там

зачарованный, уж не знаю, как правильно, лес. Подумаешь. Мы и не такое видали.

Мы...

Я уж было думал, что после «тигровой» башни посреди дремучего леса меня уж

ничем не проймешь. Как же. Как говорил рядовой Петренко — «ща». Уж не знаю кто,

но только они, похоже, надо мной издеваться только начинали.

Картина на раз. А то и на два.

Посреди лесной опушки стоит пенек. Хороший такой пенек, метра так два на

полтора. А на пеньке том гордо возвышается немецкий шестиствольный миномет —

весь ржавый, как кошмар старшины Раткевича. Уж не знаю, что с ним нужно было

сотворить, чтобы до такого состояния довести — явно не просто закопать или в

воду сбросить. Мы этой весной траншею 41-го раскапывали, тоже миномет ржавый

нашли, так той ржавчине до этой — как до Берлина раком.

Композиция, что называется, уже хороша сама по себе. Но тому, кто это

сооружал, то ли мало показалось, то ли запросы у него сильно

кривохудожественные — он поверх миномета череп водрузил. Тоже впечатляющий,

даже без миномета. Одни рога чего стоят. То ли, думаю, это местного вола череп

— по габаритам вроде подходит, а внешне — черт его знает, я ж у этих под

шерстью ничего толком и не рассмотрел — у меня ж глаза не рентгеновские. А что,

думаю, вполне может быть. Помню, я когда коровий череп первый раз увидел —

отскочил, как от гранаты.

Только вот зубки у этого... черепка больно нетравоядные. Острые. Да и

много их. Не-е, думаю, это не из волов, эта зверушка из тех, кто волами за

завтраком перекусывает.

У нас-то такие зверушки миллион лет как вымерли. Из-за дефицита волов и

прочих мамонтов. А здесь, похоже, сохранились — череп-то свежий.

Или местные мичуринцы их заново повыводили. Экспериментаторы чертовы.

Ладно. Постоял, прислушался — вроде тихо вокруг, никто цветы к подножию

монумента не тащит, да и самих цветов что-то не видать. Костей, правда, кроме

самого черепка, тоже.

Ну, думаю, смех смехом, а надо дальше идти.

И только я из-за дерева вышел, как эта чертова конструкция заскрипит на

весь лес — и в мою сторону начинает разворачиваться. А я стою. Ноги словно к

земле приросли, да и вообще — шевельнуться не могу.

И тянется все это так медленно-медленно. Даже не знаю — то ли это время на

той полянке такие шутки начало шутить, то ли... то ли еще кто.

Хреновина наконец развернулась, уставилась на меня всеми восемью дырками —

шесть стволов плюс две в черепушке, хлопнула негромко и начала дымом

окутываться. А из верхнего ствола мина вылетела.

Летела она... ну, не сказать, что совсем уж медленно... а как бегущий

человек, с такой примерно скоростью. И пламя за ней тянулось не так, как обычно

у ракет, у «катюш», например, а словно и в самом деле бегун факел несет —

волнами переливается.

И летит эта зараза прямиком на меня.

А я стою, и мысли у меня в голове тоже медленно-медленно ползают — любая

осенняя муха обгонит — одна глупее другой.

Черт, думаю, надо будет мне от шестистволок этих подальше держаться. Не

везет мне с ними. Что-то. Интересно, а может, меня хоть теперь обратно

перекинет? Или еще дальше? Лучше бы, думаю, конечно, чтобы обратно. Правда,

неизвестно, на чью территорию выкинуть может, но даже если к немцам — руки-ноги

целы, пока во всяком случае, оружие имеется — не пропаду.

Хуже, если опять в другой мир. Из тех, куда меня рыжая на экскурсии

водила. Самому-то мне проход вовек не открыть, хоть головой о скалу бейся, хоть

гранатой ее подрывай — не открыть. А сидеть, ждать, пока кто-нибудь мимо

проходить будет, ну, в смысле, из мира в мир — так ведь там движение не так

чтобы уж очень оживленное — не Герингштрассе. Пока дождешься, запросто можно

ноги протянуть. Вместе с копытами. А...

Тут мина наконец мимо меня пролетела и в дерево врезалась. Я за ней

развернулся — сам не заметил как, — гляжу, а она в ствол сантиметров на десять

ушла. Интересно, думаю, а рваться она тоже вот так, замедленно, будет? И как

эти замедленные осколки на меня подействуют... в лоб или по лбу — в данном, как

говорил старший лейтенант Светлов, конкретном случае разница весьма

существенная.

Да только мина эта, похоже, решила, что представление пора заканчивать.

Взяла, да и погасла. Даже не пошипела минут пять для приличия. Струйка дыма

сизого из сопла поднялась — и все.

Да уж, думаю, основательно же она протухла.

Поднял осторожно руку, потрогал голову — надо же, целая вроде, и даже

вспотеть не успел, — покосился на пень с минометом и как бросился сломя голову

прочь с той поляны — только ветки хрустнули.

И остановился метров через пятьсот, не раньше.

Ну, думаю, ну. Наставили, нельзя же не сказать! Памятник архитектуры! Тоже

мне — лесонаваждение. Тьфу.

Вот от таких шуточек в голове паутина и заводится, намного раньше

положенного.

Посидел я у одного ствола минут пять, пока руки-ноги да сердце в норму

приходили, подумал и решил на этот же ствол влезть — поглядеть, долго ли мне

еще по этому чертовому лесу пилить осталось. По моим-то расчетам выходило: не

так чтобы очень — в пределах версты, может, даже чуть меньше.

Вскарабкался на верхушку — пару раз, конечно, чуть не навернулся, —

осмотрелся: точно, метрах в семистах хороший кусок открытого пространства

начинается. Очень похоже, что это та самая пасека и есть.

Ладно. Слез обратно, прикинул по времени — если от восхода в Травяном Мире

считать, час прошел, а здесь — черт знает, солнца-то не видно, и решил еще раз

напоследок снаряжение проверить. А то вдруг на подходах опять фокусы пойдут —

только успевай карман подставлять.

Выбор у меня с самого начала был не так чтобы богатый — пистолет,

винтовка, пулемет. Ну и гранаты, само собой. На гранаты я больше всего

надеялся.

Главной-то проблемой было то, что держаться от этого Горамона я собирался

как можно дальше. Уж как получится, но чем дальше, тем лучше. Один черт знает,

какая у него там в мозги система обнаружения встроена. Так что пистолет сразу

отпадал.

Пулемет... нет, конечно, был бы тут нормальный ручник, я б его, как

говорится, с руками бы оторвал. А авиационную дуру на себе волочь... Ну,

допустим, доволоку, а дальше? Это ведь не автомат, с локтя не постреляешь. Без

хорошего упора и в руках удержать-то не очень, а уж попасть... Разве что в

белый свет, тот самый, который с копеечку.

Так что винтовка в этом плане меня больше всего устраивала. Родная

трехлинеечка, образца девяносто первого дробь тридцатого, до последней щепочки

знакомая — как-никак, полтора года с ней побегал. Жаль, забыли к ней хорошую

оптику привинтить, ну да ладно. Мы и без оптики привычные. Пятьсот не пятьсот,

но если сумею подобраться метров на триста и Ох-ламона на мушку поймать, то

можно будет и без панихиды обойтись.

Но лучше всего, конечно, было бы подобраться незаметно к этому домику и,

как говорил Коля Аваров, «зашпурлить» в окошко хорошую такую противотанковую

гранату. Можно даже и не одну. Гранат у меня пока достаточно, а колдуны черные,

как я понимаю, здесь встречаются все же чуть пореже, чем у нас танки.

Начал я с винтовки. Выщелкал патроны, продернул пару раз затвором

вхолостую — туговато ходит, то ли рыжая сама лишний раз ковыряться побоялась,

то ли просто еще не научилась оружие по-настоящему чувствовать — ну да ничего,

в пределах.

Потом за гранаты взялся. Снаряженных у меня только две было, остальные

пока раздельно лежали. Три «лимонки», две противотанковые — еще те, что в

первый раз брал. Снарядил, развесил по местам — да уж, думаю, видок еще тот.

Ну, как обычно перед выходом: разбегайтесь, танки, — задавлю! Пошел. И до края

опушки дошел без всяких лишних приключений. А там уже и домик увидел.