Книга рассчитана на студентов, аспирантов и научных со

Вид материалаКнига

Содержание


Международная правосубъектность и проблема признания эмигрантских правительств и так называемых правительств 83
Критика буржуазных концепций о положении физического лица в международном праве 109
Глава первая
Глава вторая ВОЗНИКНОВЕНИЕ СУБЪЕКТОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА
Глава третья СТРУКТУРА ПРАВОВОГО СТАТУСА И КЛАССИФИКАЦИЯ СУБЪЕКТОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА
Глава четвертая ПРАВОВЫЕ ФОРМЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СУБЪЕКТОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА
Глава пятая МЕЖДУНАРОДНАЯ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТЬ И ПРОБЛЕМА ПРИЗНАНИЯ ЭМИГРАНТСКИХ ПРАВИТЕЛЬСТВ И ТАК НАЗЫВАЕМЫХ ПРАВИТЕЛЬСТВ
Diplomatic privileges (extension) act
Глава шестая КРИТИКА БУРЖУАЗНЫХ КОНЦЕПЦИЙ О ПОЛОЖЕНИИ ФИЗИЧЕСКОГО ЛИЦА В МЕЖДУНАРОДНОМ ПРАВЕ
Who's who of the allied Governments 1944
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7   8


Д. И. ФЕЛЬДМАН, Г. И. КУРДЮКОВ


ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ

РАЗВИТИЯ МЕЖДУНАРОДНОЙ

ПРАВОСУБЪЕКТНОСТИ


ИЗДАТЕЛЬСТВО
КАЗАНСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
1974

ОГЛАВЛЕНИЕ

Глава первая 4

МЕЖДУНАРОДНОЙ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТИ 4

Глава вторая 30

ВОЗНИКНОВЕНИЕ СУБЪЕКТОВ
МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА 30


Глава третья 47

СТРУКТУРА ПРАВОВОГО СТАТУСА И КЛАССИФИКАЦИЯ СУБЪЕКТОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА 47

Глава четвертая 67

ПРАВОВЫЕ ФОРМЫ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ СУБЪЕКТОВ МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА 67

Глава пятая 83

МЕЖДУНАРОДНАЯ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТЬ И ПРОБЛЕМА ПРИЗНАНИЯ ЭМИГРАНТСКИХ ПРАВИТЕЛЬСТВ И ТАК НАЗЫВАЕМЫХ ПРАВИТЕЛЬСТВ 83

В ИЗГНАНИИ 83

Глава шестая 109

КРИТИКА БУРЖУАЗНЫХ КОНЦЕПЦИЙ О ПОЛОЖЕНИИ ФИЗИЧЕСКОГО ЛИЦА В МЕЖДУНАРОДНОМ ПРАВЕ 109



Печатается по постановлению Редакционно-издательского совета Казанского университета


Научный редактор доцент Н. С. Захаров


В монографии рассматриваются актуальные проблемы международной правосубъектности. Значительное внимание уделяется освещению влияния основных тенденций развития современного международного права на теорию и практику международной правосубъектности. Видное место отводится таким малоисследован­ным проблемам, как возникновение субъектов международного права, их структура, классификация, функции и формы их осущест­вления. При анализе связи между правосубъектностью и призна­нием правительств, приводится обширный материал из истории признания так называемых правительств в изгнании во время второй мировой войны. Завершается книга критикой современ­ных буржуазных концепций международной правосубъектности физических лиц.

Книга рассчитана на студентов, аспирантов и научных сотрудников юридических факультетов и институтов, студентов Институ­та международных отношений, а также на практических работ­ников в области международных отношений и международного права.

Глава первая



ОСНОВНЫЕ ТЕНДЕНЦИИ РАЗВИТИЯ СОВРЕМЕННОГО

МЕЖДУНАРОДНОГО ПРАВА И ПРОБЛЕМА

МЕЖДУНАРОДНОЙ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТИ



Проблемы международной правосубъектности всегда занимали и в настоящее время занимают ведущее место в науке международного права. И это вполне естественно, поскольку международное право регулирует отношения между субъектами международного права, круг которых, будучи связан с важнейшими политическими явлениями международной жизни различ­ных эпох, не оставался неизменным.

В современную эпоху, когда решающее воздействие на все процессы мирового развития оказывают революционные силы, когда изменения в международном праве неразрывно связаны с последствиями развернувшейся в последние десятилетия науч­но-технической революции, удельный вес проблем международ­ной правосубъектности среди основных теоретических вопросов науки международного права неизмеримо возрастает. Подводя итоги четвертьвековой деятельности Комиссии международного права и намечая ее программу на будущее, Генеральный секретарь ООН в Рабочем докладе на первое место поставил проб­лемы международной правосубъектности и прежде всего осве­щение роли государств — основных субъектов международного права в современном международном праве1. В докладе эти вопросы рассматриваются в первую очередь, даже раньше, чем такая остроактуальная проблема, как «Роль права в обеспече­нии международного мира и безопасности». Однако характери­стика основных тенденций развития международной правосубъектности государств дана в докладе в значительной степени опи­сательно, без анализа тех коренных причин, которые влияют на сам процесс прогрессивного развития международного права. Это в известной мере объясняется тем, что сами кодификаторы «представляют различные мировоззрения, являются сторонниками

различных юридических доктрин и школ, воспитаны и обучены в странах с различным общественно-политическим строем»2.

Кроме того, в докладе изложены и другие аспекты международной правосубъектности, такие, как ответственность государств, правопреемство государств и правительств и т. д.3.

Основные элементы международной правосубъектности государств, рассматриваемые в докладе, в той или иной степени несут на себе отпечаток изменений, происшедших в международ­ном праве, общая линия развития которого определяется закономерностями общественного развития. А соответствие принципов и норм международного права закономерностям общественного развития составляет, как верно заметил Г. И. Тункин, критерий их прогресс явного значения4. И то, что Рабочий доклад начинает освещение проблемы положения государств в международном праве с вопросов суверенитета, независимости и равноправия государств,— яркое этому доказательство.

Из доклада явствует, что проблема международной правосубъектности играет большую роль в идеологической борьбе на международно-правовом фронте. Между тем, важнейшие институты международной правосубъектности до сих пор не кодифицированы. Некоторые из них находятся в Программе работы Комиссии международного права и для кодификации их сдела­но немало (правопреемство, ответственность), однако другие даже не включены в Программу на ближайшие годы (призна­ние государств и правительств и т. д.).

В этих условиях, имея в виду коренные изменения, которые происходят в международном праве, учитывая идеологический элемент, присущий вопросам международной правосубъектно­сти, а также практическую важность кодификации международ­ной правосубъектности, исследование основных тенденций раз­вития международной правосубъектности приобретает важное теоретическое и, несомненно, практическое значение.

В коллективной монографии «Международная правосубъектность (Некоторые вопросы теории)», вышедшей в 1971 году, были поставлены и рассмотрены важнейшие теоретические ас­пекты этой актуальной темы. Однако даже тот комплексный подход к исследованию международной правосубъектности, ко­торый был предпринят в этой книге и отмечен рядом рецензен­тов5, все же не позволил коснуться целого ряда теоретических


аспектов международной правосубъектности, которые еще ждут своего решения.

Данная монография продолжает исследование уже постав­ленных в международно-правовой литературе вопросов, связан­ных с международной правосубъектностью, и в то же время ста­вит новые проблемы, делая упор на основные тенденции раз­вития международной правосубъектности в современном меж­дународном праве. Ей тоже присущ комплексный подход, хотя и в несколько ином аспекте, чем коллективной монографии о международной правосубъектности. Понятие комплексности ис­следования не однозначно. Комплексность имеет место и в том случае, когда одна и та же проблема рассматривается с различ­ных сторон специалистами одной и той же отраслевой юридиче­ской науки — в данном случае науки международного права.

Вопросы международной правосубъектности должны соста­вить важный элемент общей части науки международного права. Ибо в такой же степени, в какой общая теория государства и права служит теоретической и методологической основой всех юридических наук, в такой же степени советская наука между­народного права, как отраслевая юридическая наука, должна иметь общую часть, играющую методологическою роль по отно­шению к своей же особенной части.

Современное международное право исследует и изучает нау­ка международного права, занимающая особое место в системе общественных наук.

Как известно, общественные науки классифицируются по-разному. Так, в частности, (полагают, что для всестороннего по­знания общественной жизни во всей ее сложности и многообра­зии необходимы три группы наук:

а) общесоциологическая теория о развитии общества как единого целого — философская наука об обществе;

б) познание истории общества в целом (конкретного про­цесса развития стран, народов и государств) — группа истори­ческих наук;

в) познание конкретных общественных явлений, представ­ляющих собой различные стороны общественной жизни со спе­цифическими особенностями и закономерностями, как «частей» общественного организма — группа конкретных общественных наук6.

К последним и относятся юридические науки, в том числе наука международного права. Разумеется, юридические науки связаны с первой и второй группами наук. Первая группа служит


теоретической основой всех общественных наук, в том числе и юридических, которые тесно связаны и со второй группе: — историческими науками.

Вопрос о месте юридической науки в системе других общественных наук мало исследован и является спорным. В литерату­ре дискутируется вопрос о политической науке и ее связи с юри­дической наукой. По мнению Д. И. Чеснокова, наука о государстве и праве настолько разрослась, что следует говорить о государствоведении как самостоятельной отрасли, входящей со сфе­рой внешнеполитических отношений в особую политическую науку7. Г. С. Остроумов подчеркивает, что в изучении политических явлений усиливается роль теории государства и права и что в настоящее время открываются необозримые перспективы ее развития как политической науки8.

Однако в этих и некоторых других исследованиях, посвящен­ных классификации наук, мало говорится о месте науки международного права в системе общественных наук. В своем докладе «О классификации наук о государстве и праве» О. Ф. Иваненко относит науку международного права к числу специальных пра­вовых наук9. Между тем, в науке международного права есть ряд проблем, которые не укладываются в строгие рамки спе­циальной правовой науки и выходят за ее пределы. Например, соотношение международного права с внешней политикой и дипломатией представляет собой одну из тех проблем, которые имеют весьма серьезное методологическое значение для науки международного права10 и не менее важное значение для тео­рии международных отношений, а также для теории государства и права.

Известно при этом, что теория государства и права на осно­ве изучения государства и права всех времен и народов, всех областей и направлений государственно-правовой действитель­ности определяет их общие и специфические закономерности развития, их основные признаки и существенные, характерные черты11.

Важным методологическим вопросом является и проблема системы юридических наук, а также место науки международ­ного права. Одна из моделей такой системы была предложена в монографии «Международное право: проблемы методологии»,


в которой все юридические науки делятся на четыре группы: а) общетеоретические; б) историко-правовые; в) специальные; г) прикладные12. При этом необходимо отметить, что в боль­шинстве конструкций система юридических наук в той или иной степени отличается соотношением науки международного права с другими юридическими науками.

Тесная связь советской науки международного права и так называемых отраслевых юридических наук объективно отражает соотношение международного и внутригосударственного права с учетом специфических признаков международного права как особой отрасли и особой системы права.

Исследование вопросов международной правосубъектности с точки зрения общей теории государства и права, а также дру­гих юридических наук, дает возможность прийти к широким теоретическим выводам и обобщениям. Общая теория государства и права выступает своего рода теоретической основой правовых дисциплин и выполняет некоторые методологические функции по отношению к ним, в том числе и к международному праву. Ее методологический характер можно рассматривать в един­стве двух сторон: выработки понятий и категорий, новых спо­собов исследования государственно-правовых явлений и их непосредственного применения13. В своих теоретических выводах теория государства и права охватывает многообразие и спе­цифику отдельных отраслей права. Выступая как бы их опорой, она позволяет выявить особенности рассматриваемых проблем.

Анализ различных аспектов доктрины международной правосубъектности показывает, что весь процесс исследования проблем международного права, включая вопросы международной правосубъектности, базируется на нерушимой основе — материалистической диалектике. Только этот метод исследования открывает возможность правильного теоретического решения сложнейших проблем международной правосубъектности,


впрочем, как и всех других проблем современной науки международного права. Другие методы (общенаучные, специальные, частнонаучные) также должны применяться, но лишь при одном непременном условии: любой из них должен основываться на материалистической диалектике, как главном методе исследо­вания 14.

Применение буржуазными учеными общенаучных методов в так называемом «чистом» виде приводит к несостоятельным выводам. В этом отношении особенно примечателен системно-функциональный анализ, модный в современном буржуазном правоведении. В качестве примера достаточно сослаться на известную работу В. Фридмана «Изменяющая структура меж­дународного права», в которой автор, применяя структурно-функциональный метод, доказывает, что международные юри­дические отношения распространяются за пределами государств и охватывают не только международные организации, но и ча­стные корпорации, отдельные группы и индивидов. Ратуя за усиление монополистических корпораций на международной арене, В. Фридман одновременно отрицает юридическое значе­ние принципа суверенитета в международном праве15.

Значительное место в буржуазной доктрине международного права отводится концепции международной правосубъектности физических лиц. Теории «радикального монизма» (Дюги, Ссель, Политис), «интернационализации международного права» или «индивидуализации» (Ф. Джессеп), «персонификации между­народного правопорядка» (О'Коннелл), обосновывая междуна­родную правосубъектность индивидов и других образований, расширяют понятие международной правосубъектности, распро­страняя ее на все лица, попадающие под действие норм между­народного права.

Реакционность теории «интернационализации международ­ного права» (транснационального права) состоит в том, что субъектами международного права помимо индивидов объяв­ляются различные межимпериалистические объединения и даже агрессивные блоки. Авторы подобных концепций пытаются уза­конить практику империалистических государств, которая не соответствует основным принципам и нормам международного права. При этом они отрицают государственный и национальный суверенитет, объявляя его анахронизмом.

Гносеологические корни подобных теорий лежат в непра­вильном, идеалистическом толковании соотношения междуна­родного и внутригосударственного права, согласно которому право суверенных государств хотя является важной частью меж­дународного права, но все же только частью. Выступая в поддержку


концепции превращения международного права в «транснациональное право», И. Кунц толкует само понятие международной правосубъектности. Касаясь влияния на меж­дународное право интеграционных процессов, особенно запад­ноевропейской интеграции, он ставит вопрос о международно-правовом статусе как международных корпораций, так и служа­щих различных западноевропейских учреждений. При этом И. Кунц полагает, что именно системный подход в науке между­народного права может по-новому осветить глобальные изме­нения в современном международном праве и по сути дела обосновать международную правосубъектность новых элементов в современном международном праве.

Подход ряда буржуазных юристов-международников к воп­росу о возникновении новых государств — субъектов междуна­родного права свидетельствует о кризисе буржуазной теории международной правосубъектности, кризисе, носящем хрониче­ский характер. Подтверждением этого, в частности, является модная на Западе конститутивная теория признания, извра­щающая действительно существующую юридическую связь меж­ду правосубъектностью нового государства и его международ­ным признанием.

Конститувизм живет не только в концепциях отдельных буржуазных юристов (Г. Лаутерпахт, Г. Кельзен, С. Патель, Г. Бликс и др.), он лежит в основе некоторых институтов, при­меняемых в практике буржуазных государств, например, в принципе обратной силы признания. Если в признании новых правительств обратная сила акта признания имеет известные основания, то в признании новых государств обратная сила при­знания есть не что иное, как конститувизм.

Конститувизм был призван теоретически обосновать зависи­мость образования правосубъектности новых государств от про­извольного усмотрения группы великих держав. Теперь эта тео­рия развенчана. Коренные изменения, происшедшие в мире, не могли не отразиться на праве, регулирующем международ­ные отношения, не могли и не коснуться целого ряда теорий, в том числе и конститутивной теории признания. В некоторых случаях конститувизм облекается в форму концепции взаимоза­висимости (Г. Шварценбергер), которая есть не что иное, как обеспечение буржуазными юристами решающей роли метропо­лии в определении международной правосубъектности своих бывших колоний.

Разумеется, классовые интересы требуют от современной буржуазной науки международного права обобщения новых явлений в международно-правовой жизни, которые не могут быть объяснены с позиций конститувизма. Отсюда не удивительно и то, что нередко конститутивная теория признания критикуется и представителями буржуазной доктрины международного пра­ва. В то же время конститутивная теория перекликается с различными


концепциями мирового государства, мирового прави­тельства, мирового права. Особенно наглядно этот стык меж­ду конститувизмом и космополитическими теориями замены международного права мировым правом заметен у Г. Кельзена.

С одной стороны, Г. Кельзен сожалеет, что не в пример развитому национальному праву международное право не учреж­дает специальных органов, которые имели бы право устанавли­вать при помощи юридической процедуры существование кон­кретных фактов. С другой стороны, он утверждает, что эволю­ция международного права приведет к созданию мирового государства16. И конститувизм, и концепция замены междуна­родного права мировым правом пронизаны политической иде­ей мирового господства империализма.

Империалистический характер конститутивной теории отчет­ливо выявился после образования первого в мире социалистиче­ского государства. Непризнание его рассматривалось правящи­ми кругами империалистических государств как важное сред­ство изоляции и как юридическое «основание» для своих интер­венционистских действий против Советского государства. Импе­риалистические политики и юристы рассматривали тогда наше государство не как субъект международного права, а как гео­графическое понятие. Такой вывод непосредственно вытекал из основных постулатов конститутивной теории: нет признания — нет субъекта международного права. Этим самым конститутив­ная теория была призвана легализировать любой произвол им­периалистических государств, любое их выступление против мирного сосуществования государств с различным социальным строем.

Впоследствии конститувизм направлялся против других социалистических государств, а также государств, образовавшихся на международной арене в результате кризиса колониализма.

Реакционность конститутивной теории определяется не толь­ко тем, что она извращает действительное назначение призна­ния. Она игнорирует тот факт, что государство еще до призна­ния пользуется правами и обязанностями, возникающими из его суверенитета, и ставит права и обязанности каждого вновь воз­никшего государства в зависимость от воли старых членов меж­дународного общения.

Теория и практика современного международного права отрицают конститутивный характер института признания.

Опыт образования новых независимых государств после вто­рой мировой войны показывает, что проблема становления субъектности таких государств решается теперь иначе. В усло­виях, когда важнейшее воздействие на все мировое развитие


оказывает мировая система социализма, подавляющее большин­ство новых государств, появившихся на международной арене, активно участвует в международной жизни. Эти государства ста­новятся полноправными субъектами международного права даже тогда, когда те или иные западные державы отказывают им в признании. Ярким примером служит, в частности, выход на политическую арену независимого государства Бангладеш.

Вопрос о том, действительно ли на международной арене появилось новое государство — субъект международного права, решается при помощи так называемых критериев. Основное условие состоит в том, что появление нового образования, пре­тендующего на международную правосубъектность, не должно нарушать принципа самоопределения. Важнейшим показателем правосубъектности при этом является политическая независи­мость.

Современная буржуазная международно-правовая идеология оказалась не в состоянии решить важнейшие аспекты проблемы международной правосубъектности.

Одной из тенденций, характерных для буржуазных юристов, является пропаганда мирового права, мирового государства и т. п. При этом, естественно, затрагиваются различные стороны международной правосубъектности. Так, например, американ­ские юристы Мак-Дугал, Лоусвел и Райзман в своем исследо­вании «Мировой конституционный процесс принятия властных решений» оправдывают установление вместо международного права мирового права. Оказывая, что они понимают под дей­ствующим международным правом, полагая, что в своей основе «международное право — это процесс, посредством которого люди мира вносят ясность и внедряют их общие интересы в создание и распределение материальных ценностей», авторы довольно откровенно характеризуют участников этого процесса, то есть субъектов международного права. Они предлагают особое место для тех, кто обладает более высоким националь­ным доходом, и резко выступают против того положения, что новые государства, образовавшиеся на месте бывших колоний, являются полноправными субъектами международного права17. Эта концепция мало чем отличается от взглядов Кларка и Сона, предлагающих превратить Генеральную Ассамблею ООН в мировой парламент и наделить ее законодательными функция­ми. По шкале Кларка и Сона, в реформированной Генеральной Ассамблее большинство голосов должно принадлежать пред­ставителям империалистических государств — членов агрессив­ных блоков18. А согласно точке зрения Мак-Дугала, Лоусвелла


и Райзмана, мировой конституционный процесс должен направляться экономически могущественными государствами капита­листического мира. Разница по сути дела не существенна, хотя в другой работе Мак-Дугал и Лоусвелл солидаризируются с критикой концепции Кларка и Сона19, предпринятой В. Фрид­маном в его книге «Изменяющаяся структура международного права»20. В. Фридман, рассматривая сущность суверенитета, полагает, что нет якобы четкого разграничения между нацио­нальным и международным суверенитетом(!?), что различие между ними сводится лишь к комплексу разно образных отноше­ний21. Не случайно В. Фридман один из разделов своей книги так и озаглавил — «Анахронизм национального суверенитета». Анализируя международное право в разных измерениях, В. Фридман включает в круг субъектов международного права не только государства и международные организации, но и ча­стные корпорации, группы физических лиц и отдельных индиви­дов. Более того, так называемое горизонтальное расширение международного права приводит В. Фридмана к выделению осо­бой категории субъектов международного права за счет госу­дарств незападной цивилизации22.

Свойственное буржуазным юристам противопоставление западной и незападной цивилизации, западной и незападной демократии, как в общих вопросах международного права, так и при анализе проблем международной правосубъектности, характеризуется стабильной тенденцией: любое решение самой сложной юридической конструкции предлагается всегда в одном аспек­те — представить закономерности международных отношений капитализма как всеобщие закономерности международных отношений23. Отсюда и особое внимание, которое уделяется в общетеоретических работах буржуазных юристов правосубъектности корпораций, особенно тех международных монополий, которые связаны с нефтью, химией, электричеством, никелем или алюминием24. Между тем, здесь и надо искать причины общей тенденции, характерной для буржуазной доктрины международного права, стремящейся всячески расширить круг субъектов международного права. Тот же В. Фридман, касаясь ряда консультативных заключений Международного Суда ООН, признававших за межправительственными организациями качества субъекта международного права, сожалел, что такое же качество


не было признано за частными корпорациями, и выражал надежду, что этот пробел будет восполнен Судом в будущей его деятельности25. Концепцию множественности субъектов международного права активно развивает французский международник Пьер Вилла. Наряду с государствами он относит к субъектам международного права территории под междуна­родным контролем, международные организации, наконец, ин­дивидуумов. К территориям под международным контролем Вилла причисляет подопечные территории, а также такие терри­тории, которые ранее находились под международным статусом, как Саар, Данциг и Танжер26.

Однако, выделяя среди всех видов субъектов международно­го права государства, Вилла подчеркивает, что если раньше в признаки государства включались два элемента: физическая способность capacite physique (территория, население, органи­зация власти) и осуществление международной компетенции (l’exercsu de competences Internationales),— то теперь, в свя­зи с появлением малых государств, лишенных достаточных людских и материальных ресурсов, понятие государства изме­няется и остается якобы лишь одно условие: осуществление международной конпетенции27.

Таким образом, получается, что для определения сущности государства — субъекта международного права не существует объективных критериев, что сама субстанция государственности зависит от появления на международной арене тех или иных видов новых государств, в данном случае — так называемых мини-государств.

Такой подход не может быть признан научным, во-первых, потому, что критерии государственности являются объективны­ми; во-вторых, потому, что сами малые государства являются полноправными субъектами международного права. Некоторые буржуазные юристы (Р. Фишер, Э. Браун, П. Блэр и др.) пы­таются доказать, что в случае образования на месте малых за­висимых территорий новых государств последние не смогут вы­ступать на международной арене в качестве полноправных субъектов международного права28. Однако такой подход несовместим

с общепризнанными принципами международного пра­ва, и прежде всего с принципом суверенного равенства госу­дарств. Являясь полноправными субъектами международного права, малые государства, пользуясь терминологией того же Вилла, должны включать оба элемента государственности, хотя сама конструкция Вилла о сущности этих элементов спорна.

Концепция множественности субъектов международного права, по мнению некоторых советских юристов (В. Шуршалов), ведет к отрицанию международного права и, что особен­но опасно, всецело направлена против государственного сувере­нитета, противопоставляя его одним своим острием отдельным физическим лицам, а другим — монополиям. Причем последнее противопоставление ведет фактически к верховенству монополий в международном общении и ставит их над государственным суверенитетом, особенно, когда речь идет о международных консорциумах. Классовое назначение подобных концепций не вызывает никаких сомнений, какими бы мотивами не руководствовались отдельные буржуазные юристы-международники. По­скольку подавляющее большинство доктрин множественности субъектов международного права рассматривается на фоне все­возможных планов мирового права (у Фридмана — мировой фе­дерации), то убедительная критика, которая дана этим планам в работах советских международников, бьет одновременно и по концепции мирового права. Следует отметить, что порой концепции буржуазных юристов о мировом праве настолько утонченны, что не выступают против государственного суверенитета, хотя по существу направлены против него. Другие буржуазные юристы (например, И. Кунц) не отрицают государственный су­веренитет, но настолько подчиняют его международно-правовому порядку, что очень трудно провести грань между защитой госу­дарственного суверенитета и его отрицанием. Так, в частности, И. Кунц утверждает, что наравне с любой правовой нормой, нормы международного права имеют социальную, правосубъектную, территориальную и материальную сферу действия; они являются обязывающими в отношении суверенных государств и высшими по отношению к национальному праву. Суверенные государства, продолжает И. Кунц, могут применять нормы меж­дународного права и за пределами сфер действия государств. Если государства так поступают, то они применяют не истинное международное право, а международное право по аналогии29.


При ближайшем рассмотрении оказывается, что так называе­мое международное право по аналогии есть не что иное, как разновидность нормативистской концепции международного права, назначение которой не вызывает никаких сомнений. Не случайно многие ревнители доктрины мирового права заимству­ют аргументы в пользу своих взглядов из арсенала нормативистов.

Таким образом, важнейшие аспекты международной правосубъектности играют большую роль в идеологической борьбе. Теоретическая разработка этой проблемы имеет важное значе­ние не только для исследования понятия, видов, функций субъ­ектов международного права, но и для других отраслей, под­отраслей и институтов международного права, органически свя­занных с вопросами международной правосубъектности.


*

* *

На современном этапе развития международных отношений, который справедливо называют переломным, роль международ­ного права все более возрастает. И это закономерно. Созданное после Великой Октябрьской социалистической революции, новое международное право принципиально отличается от «старого» международного права, регулировавшего международные отношения так называемых «цивилизованных народов», признававшего право на войну, аннексии, неравноправные договоры и дру­гие принципы международных отношений дооктябрьской эпохи.

Воздействие нового общественного строя на всю систему международных отношений не могло не изменить коренным образом принципы и нормы, регулирующие эти отношения. С од­ной стороны, возникло качественно новое международное право; с другой — новое международное право оказывает большое влияние на развитие международных отношений. И далеко не случайно, что в последнее время наиболее важные итоги меж­дународных политических отношений все чаще и чаще облека­ются в договорно-правовую форму. Советско-американские соглашения, договоры СССР и Польской Народной Республики с ФРГ и многочисленные многосторонние соглашения служат наглядным тому доказательством.

Однако современное международное право, несмотря на его качественное отличие от международного права, которое действовало до общего кризиса капитализма, несмотря на наличие в нем новых, подлинно демократических принципов и норм, служащих международной безопасности, равноправию и независимости народов, нуждается в дальнейшем развитии, неразрывно связанном с теми революционными процессами, которые оказывают решающее влияние на весь ход мировой истории.

На XXIV съезде КПСС отмечалось непреходящее значение того исторического факта, что уже на протяжении более четверти


века на Земле прочно установился мир. В этом проявилось торжество ленинских принципов мирного сосуществования между народами.

Разумеется, не может быть речи о мирном сосуществовании там, где разгорается классовая и национально-освободительная борьба. Но невозможность применить принцип мирного сосу­ществования к отношениям между угнетателями и угнетенными, между колонизаторами и жертвами колониального гнета нельзя распространять на отношения между государствами двух противоположных систем, как это порой делают ревизионисты и догматики. Надо всегда твердо помнить о закономерностях, действующих в сфере межгосударственных отношений, одной из которых и является принцип мирного сосуществования.

Мирное сосуществование — это не только отсутствие войны. Программа КПСС, раскрывая содержание принципа мирного сосуществования, естественно, на первое место выдвинула отказ от войны как средства решения спорных вопросов между государствами. Но наряду с этим она подчеркивает и такие аспекты мирного сосуществования, как решение спорных вопросов меж­ду государствами путем переговоров, равноправие, взаимопо­нимание и доверие между ними, учет интересов друг друга, не­вмешательство во внутренние дела, признание за каждым наро­дом права самостоятельно решать вопросы своей страны, стро­гое уважение суверенитета и территориальной целостности всех стран, развитие экономического и культурного сотрудничества на основе полного равенства и взаимной выгоды.

Речь, таким образом, идет о системе принципов мирного сосуществования. Советская дипломатия всегда вела напряжен­ную борьбу за то, чтобы эти принципы стали обязательными для всех государств на земном шаре. Большие успехи в этом направлении были достигнуты на XXV юбилейной сессии Гене­ральной Ассамблеи, на которой принята Декларация о принци­пах международного права, касающихся установления друже­ственных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН. Данный документ представляет собой по сути дела кодификацию принципов мирного сосуще­ствования.

Эта Декларация и другие документы, принятые Генераль­ной Ассамблеей ООН по инициативе СССР и других социали­стических государств, служат ярким доказательством того, что международное право после Великого Октября развивалось и развивается под решающим воздействием идей ленинизма.

Внешнеполитическая деятельность СССР после XXIV съезда КПСС приобрела еще более активный, всеобъемлющий харак­тер: широко развиваются двусторонние связи, предпринимаются общие шаги по обеспечению безопасности и по разоруже­нию и т. д.


Внешнеполитические акции Советского Союза, отличающие­ся возросшей действенностью и высокой принципиальностью, носящие долговременный перспективный характер, направлены на выполнение Программы мира, принятой XXIV съездом КПСС и осуществляемой СССР в отношениях со странами всех кон­тинентов.

В эпоху перехода от капитализма к социализму мирное сосуществование государств с различным общественным строем является объективной необходимостью дальнейшего развития человеческого общества. Следует отметить, что в капиталистиче­ском мире все более обостряются противоречия между наиболее воинственными группировками, делающими ставку на войну, и теми, кто считается с ростом могущества социалистических стран, более реалистически подходит к международным пробле­мам и склонен решать их в духе мирного сосуществования государств с различным социальным строем. На это явление специально обратило внимание международное Совещание ком­мунистических и рабочих партий 1969 года.

В принятом на Совещании историческом документе «Задачи борьбы против империализма на современном этапе и единство действий коммунистических и рабочих партий, всех антиимпериалистических сил» отмечалось, что «политика мирного сосу­ществования препятствует попыткам империализма преодолевать свои внутренние противоречия на путях нагнетания международ­ной напряженности и разжигания очагов военной опасности»30. Там же говорилось, что политика мирного сосуществования спо­собствует развитию классовой борьбы против империализма в национальном и всемирном масштабе. Отсюда неодолимы и процесс классового расслоения, и новая расстановка классовых сил в капиталистических странах.

За время, прошедшее после Совещания, в капиталистиче­ском лагере все шире становится круг заинтересованных в по­литике мирного сосуществования и все уже круг приверженцев политики агрессии и войны. И это естественно, поскольку ныне в сферу международной политики все активнее включаются на­родные массы, революционные силы современности.

Все это, в частности, нашло отражение уже в факте приня­тия Декларации о принципах международного права. Несмотря на компромиссный характер и некоторые недостатки Деклара­ции, в целом в ней проявилась жизненность политики мирного сосуществования, проводимой социалистическими странами31. Будучи документом, в котором изложены основные принципы


международного права в наши дни32, Декларация органически связана с рядом институтов международного права, в том числе и с международной правосубъектностью. Так, в отношении принципа невмешательства Декларация специально отмечает, что вооруженное вмешательство и другие его формы или всякие угрозы, «направленные против правосубъектности государства или против его политических, экономических и культурных основ, являются нарушением международного права33. Более того, Декларация специально подчеркнула, что «каждое государство обязано уважать правосубъектность других государств»34.

Как известно, это положение было включено в шестой пункт Декларации, провозглашающий суверенное равенство государств. При выработке этого принципа представители западных держав высказали мнение, что понятие суверенного равенства и идея о том, что государства являются субъектами междуна­родного права, дополняют друг друга. Иначе говоря, по мнению западных дипломатов, суверенное равноправие предполагает международный порядок, в котором государства являются субъектами международного права и сообразуются с ним35. Представители СССР показали несостоятельность идеи подчинения суверенитета государств международному праву36. Хотя поправ­ка Великобритании о том, что каждое государство должно осу­ществлять свои отношения с другими государствами в соответствии с международным правом и что суверенитет каждого го­сударства подчинен примату международного права, была отклонена, тем не менее сама дискуссия показала, что тенден­ция западной доктрины навязать концепцию примата международного права и в вопросах принципов международного пра­ва живуча, но в то же время она противоречит основным линиям развития международного права в эпоху суверенных государств. Следует согласиться с мнением Г. В. Игнатенко, который, анализируя различные концепции примата международного пра­ва, замены международного права мировым правом, подметил, что подобные концепции содержат в себе не только посягатель­ство на государственный суверенитет и внутригосударственное право, но и попытку ликвидации самого международного права. Г. В. Игнатенко совершенно прав, когда пишет, что буржуазная доктрина трансформации международного права в «мировое право» не имеет ничего общего с универсализацией междуна­родного права37.


Современное международное право можно назвать правом всемирным только в том аспекте, в каком международное право обслуживает систему мировых связей государств, в каком прин­цип универсального участия государств во всеобщих междуна­родных договорах и организациях все больше утверждается в международно-правовом общении38. Последнее обстоятельство немаловажно и для международной правосубъектности.

Одним из элементов универсализации международного права является расширение субъектной сферы его действия. Помимо того, что международное право включило в свою сферу большое количество государств, что его субъектами стали международ­ные организации и народы, борющиеся за независимость и соз­дание национальных государств, универсальное международное право «устанавливает социально необходимое поведение его субъектов»39.

Если согласиться с тем, что социальное назначение международного права в настоящее время состоит в обеспечении ми­ра, мирного сосуществования и в активном содействии социальному прогрессу40, то нетрудно проследить не только воздействие международного права на международную правосубъектность, но и обратную связь. Расширение круга социалистических и развивающихся государств, прогрессивные решения, принимае­мые международными организациями, — все это не может не отразиться на процессе нормообразования и на эффективности современного международного права.

Так, например, известно то значение, которое придавалось институту признания до Великой Октябрьской социалистической революции. Когда в России после Февральской революции образовалось Временное правительство, почти немедленно признанное Соединенными Штатами и другими ведущими державами, то посол США в Петрограде Фрэнсис писал в своей книге «Рос­сия из американского посольства»: «Если бы не признание Временного правительства, то большевистская революция, кото­рая свершилась в ноябре, произошла бы в марте 1917 г.»41. Американский дипломат не сомневался в том, что международно-правовой институт признания мог затормозить революцион­ный процесс. И это соответствовало тогдашнему пониманию социальной роли международного права. Вот почему, 8 ноября, на второй день победы Великой Октябрьской социалистической революции, выражая точку зрения правящих кругов ведущих


капиталистических государств, английская консервативная газета «Морнинг пост» писала: «Союзники никогда (разряд­ка наша. — Д. Ф., Г. К.) не признают русское правительство»42. Такая позиция вполне соответствовала антиреволюционной направленности дооктябрьского международного права.

Несмотря на все усилия буржуазной дипломатии, в 1924 году наступила полоса официального признания Советского социалистического государства. Это было предопределено и объективной экономической необходимостью; и возросшей ролью Совет­ского государства в международной жизни, особенно после об­разования СССР; и движением народов капиталистических стран и, прежде всего, рабочего класса за признание Советского государства; и гибкой, принципиальной и твердой политикой молодого Советского государства. С этого времени институт признания навсегда утратил те черты, которые были ему свой­ственны как институту старого международного права. Более того, именно в практике признания первого в мире социалистиче­ского государства институт признания приобрел новые черты и особенности. Прежде всего здесь следует отметить кризис конститутивизма. Непризнание не могло помешать установлению контактов по различным линиям между первым в мире со­циалистическим государством и другими странами, которые вынуждены были считаться с правосубъектностью молодого со­ветского государства. Обанкротилась и практика так называе­мого условного признания, категорически отвергнутая советской дипломатией. Выявилась подлинная сущность деления призна­ния на де-юре и де-факто. Правящие круги буржуазных стран применяли признание де-факто тогда, когда полное признание считалось для них преждевременным, а непризнание — уже не выгодным. Как справедливо отметил профессор М. И. Лазарев, в вопросах признания Советского государства утверждалась доктрина и практика мирного сосуществования государств с различным социальным строем, решались проблемы будущих международно-правовых отношений первого в мире социалисти­ческого государства со старыми, капиталистическими государ­ствами43. Среди этих проблем заслуживает внимания вопрос об обязательном признании новых государств (правительств), воз­никших в результате социальных революций44. Точка зрения, доказывающая наличие такой обязанности, приобретает особое


значение в свете Декларации принципов международного права. Важное место в этой Декларации занимает принцип сотрудниче­ства государств в соответствии с Уставом ООН. Этот принцип предполагает активные взаимоотношения государств, разнооб­разное сотрудничество между ними, а не пассивное сосущество­вание бок о бок, как это пытаются изобразить западные социоло­ги, юристы и дипломаты45. Основное положение этого принципа заключается в том, что государства, независимо от их политиче­ских, экономических и социальных систем, обязаны сотрудни­чать друг с другом в различных областях международных отно­шений с целью поддержания международного мира и безопасности и содействия международной экономической ста­бильности и прогрессу, общему благосостоянию народов и меж­дународному сотрудничеству, свободному от дискриминации46. Еще при выработке данной Декларации делегация Чехословац­кой Социалистической Республики предлагала включить в нее обязательство признания новых государств. Хотя в данном тексте Декларации такая обязанность прямо не сформулирова­на, но она предполагается, поскольку трудно представить осу­ществление «обязанности государств сотрудничать друг с дру­гом в соответствии с Уставом ООН» применительно к новым го­сударствам без признания таковых. Учитывая взаимосвязь всех принципов Декларации, следует считать, что непризнание новых независимых государств несовместимо с основными принципами международного права47. Крах доктрины Хальштейна, повсеме­стное признание Республики Бангладеш являются иллюстраци­ей этого положения в международно-правовой жизни. Выход на международную арену новых независимых государств, возник­ших в результате национально-освободительной борьбы, имеет важные последствия для всего прогрессивного развития международного права. Вместе с социалистическими государствами они выступают за такое развитие норм международного права, которое отвечает назревшим потребностям международной жизни48.

Таким образом, мирное сосуществование противоположных социальных систем, кризис колониализма, внедрение в международное общение новых принципов воздействует на международно-правовую субъектность, влияет и на ее структуру, и на функции международной правосубъектности.

Важной тенденцией развития современного международного права является влияние на его нормы и институты научно-технической


революции. В области международного права научно-техническая революция, как верно заметил А. П. Мовчан, содей­ствует расширению сферы применения общепризнанных принци­пов международного права, возникновению и становлению новых международно-правовых принципов и норм, созданию новых от­раслей международного права49. В то же время научно-техни­ческая революция отражается и на сложившихся институтах международного права.

Касаясь влияния научно-технического прогресса (понятие научно-технической революции шире.— Д. Ф., Г. К.) на между­народное право, авторы Курса международного права делят действующие принципы и нормы на две категории: 1) не свя­занные непосредственно с техническим прогрессом (принципы суверенитета, невмешательства, ненападения, равенства и вза­имной выгоды, мирного сосуществования и др.); 2) прямо или косвенно связанные с развитием техники50.

Судя по предложенной классификации, для международной правосубъектности в этом аспекте могут представлять интерес принципы и нормы первой категории. Однако вряд ли с этим можно согласиться, поскольку и принципы и нормы, прямо или косвенно связанные с развитием техники, также влияют на меж­дународную правосубъектность. Так, например, международное атомное право безусловно относится ко второй категории прин­ципов и норм, однако и оно предполагает, в частности, деление государств — субъектов международного права на ядерные го­сударства и неядерные с конкретным объемом прав и обязан­ностей по целому ряду многосторонних договоров, например, по Договору о нераспространении ядерного оружия. Вот почему следует согласиться с другим положением Курса международ­ного права, по которому в связи с научно-техническим прогрес­сом не только возникают новые международно-правовые вопро­сы, но и по-новому ставятся многие старые. Среди последних, несомненно, находятся и проблемы международной правосубъ­ектности.

Такой важнейший атрибут государства как субъекта международного права, каким является суверенитет, испытывает на себе воздействие научно-технической революции. По мнению Э. Кузьмина, это влияние следует рассматривать в двух аспек­тах. Во-первых, в плане укрепления суверенитета в результате совершенствования оборонного фактора, непосредственно свя­занного с развитием науки и техники. Во-вторых, в аспекте рас­ширения сферы действия суверенитета с точки зрения террито­риального верховенства (космическое право, проблема континентального


шельфа и др.)51. Первая линия органически связа­на с проблемой разоружения. О взаимосвязи между разоруже­нием и суверенитетом четко говорилось в монографии С. А. Малинина, где специально подчеркивалось, что решение проблемы разоружения на основе соглашения между государствами «выте­кает из необходимости строгого соблюдения их суверенитета», тем более, что малейшее злоупотребление эффективными мерами контроля над разоружением «неизбежно приведет к нарушению суверенитета государств»52. Для того, чтобы общепризнанным принципам международного права соответствовали конкретные формы и методы контроля над разоружением, они должны строиться «на основе суверенного равенства участвующих в них государств и функционировать таким образом, чтобы их дея­тельность не нарушала неотъемлемых прав государств и не бы­ла направлена на вмешательство в их внутренние дела»53. Вто­рая линия касается, прежде всего, таких актуальных проблем космического права, как определение высотного предела госу­дарственного суверенитета, ответственности за вред, причиненный космическими объектами, вопросов спасения космонавтов и др. Разумеется, все они теснейшим образом связаны с меж­дународной правосубъектностью и ее важнейшими элементами: суверенитетом, кругом субъектов международного права, вида­ми и формами международно-правовой ответственности госу­дарств и других субъектов международного права54. С этой же линией связана и группа норм международного морского права, регулирующая правовой статус континентального шельфа и дру­гих пространств дна мирового океана.

Обстоятельно анализируя связь этих норм с научно-техниче­ским прогрессом, профессор М. И. Лазарев интересно ставит вопрос о том, что хотя иногда в международных отношениях пра­вовая норма должна идти впереди технического прогресса, од­нако это не всегда приносит пользу. При этом М. И. Лазарев доказывает, что нет необходимости «авансом связывать госу­дарства, их отношения, вызванные техническим прогрессом, применительно к Мировому океану новыми, наспех принятыми нормами до того, как созреют все предпосылки и окончательно определится материальная, экономико-техническая сторона этой проблемы»55. Следовательно, влияние научно-технического прогресса на международное право, в том числе и в тех аспектах,


которые соприкасаются с международной правосубъектностью, иногда может лишь наметить контуры развития между­народного права, но не всегда должно немедленно сопровож­даться нормообразованием.

Среди западных юристов наметилась тенденция вновь гальванизировать концепцию мирового права, на этот раз со ссылкой на научно-технический прогресс, и форсировать создание кон­кретных отраслей такого мирового права. Точку зрения бур­жуазных юристов о переходе к системе единого воздушно-кос­мического права и одновременного отказа от принципа государ­ственного суверенитета на надземное пространство подверг убе­дительной критике А. С. Пирадов, правильно отметивший, что, пока на земле существуют две противоположные социальные системы, принцип государственного суверенитета имеет большое значение. Отказ от принципа государственного суверенитета на воздушное пространство повлек бы за собой отказ от принципа государственного суверенитета в целом, что имело бы пагубные последствия — и политические, и юридические56.

Теоретическая несостоятельность и политическая реакцион­ность всевозможных буржуазных планов создания мирового го­сударства и мирового права определяются несостоятельностью самой буржуазной методологии. Концепции мирового права за­тушевывают реакционный характер империализма, направлены на ликвидацию государственного суверенитета, против прогрес­сивных социальных движений, дезориентируют народы как во внутреннем, так и в международном плане57.

В наш век — век суверенных государств международные организации межгосударственного типа представляют собой наилучшую форму международной организации58. Сейчас уже не вызывает споров вопрос, являются или не являются между­народные межправительственные организации субъектами меж­дународного права. Обстоятельно исследовав эту проблему, Е. А. Шибаева отмечает, что, признавая за международными организациями возможность быть производными субъектами международного права, их следует считать субъектами права особого рода59. Своеобразие правосубъектности международных организаций заключается в том, что они могут быть участника­ми лишь строго определенных видов правоотношений; соглаше­ния могут заключаться ими лишь по определенному кругу воп­росов; нормы, содержащиеся в этих соглашениях, являются нормами вторичного порядка по сравнению с нормами, уста­навливаемыми государствами. Своеобразно и их международное


представительство и использование ими дипломатических привилегий и иммунитета. По-особому применяются к международным организациям институты признания, правопреемства и от­ветственности60. Несмотря на эту специфичность, советская доктрина признает субъектами международного права ООН, специализированные учреждения ООН и МАГАТЭ. Признание правосубъектности этими международными организациями со­ответствует объективной действительности и практике междуна­родных межправительственных организаций61.

Естественно возникает вопрос: могут ли интеграционные процессы, которые не проходят бесследно для международного права, отразиться на круге производных субъектов международ­ного права, в частности, могут ли выводы, связанные с анализом международной правосубъектности международных межправительственных организаций, быть применимы к некоторым регио­нальным организациям? Не предрешая эту проблему в целом, нельзя не согласиться с Е. А. Шибаевой, которая считает, что выводы, сделанные на основе обобщения опыта международной правосубъектности ООН, специализированных учреждений и МАГАТЭ, можно применить к межгосударственным организа­циям социалистических государств, которые еще будут созданы и поставлены в договорную связь с СЭВ62.

Разумеется, основные тенденции развития современного международного права, включая принцип мирного сосуществования, кризис колониализма, возрастающую роль социалистических норм и огромное воздействие научно-технической революции на международное право, не ведут к безграничному расширению круга субъектов международного права. И не только потому, что это привело бы к отрицанию международного права, как считает В. М. Шуршалов63, а потому, что конструкция новых субъектов любой отрасли права, в том числе международного, это не результат субъективных пожеланий тех или иных авто­ров, а категория объективная, строго регулируемая соответству­ющими нормами. Нельзя, ссылаясь на специфику международ­ного права, утверждать, как это делает В. М. Шуршалов, что ин­дивид якобы выступает как субъект конкретных правовых отно­шений, не являясь, однако, субъектом международного права64. Хотя при этом автор говорит об отдельных и исключитель­ных случаях (или о строго исключительных случаях)65, тем не


менее он допускает конструкцию, при которой субъектом правоотношения может быть не субъект права, т. е. высказывает мысль о возможности индивида быть субъектом отдельных международных отношений, и вместе с тем отрицает возможность индивида быть субъектом международного права. В. М. Шуршалов утверждает, что «во всех таких ситуациях индивид высту­пает не через посредство своего государства, а от своего имени, как носитель прав и обязанностей, вытекающих из конкретных международных соглашений»66. Он заявляет, что такие важней­шие международные акты, как Всеобщая декларация прав че­ловека, Конвенция о геноциде, Декларация ООН о ликвидации всех видов расовой дискриминации и некоторые другие, «не мо­гут быть реализованы во всей полноте без признания опреде­ленных, крайне ограниченных, но сугубо необходимых прав индивида»67.

Примерно такую же позицию, правда, не в отношении индивида, а в отношении общественных организаций, занял Б. В. Кравченко в статье, опубликованной в журнале «Советское го­сударство и право». Он также полагает, что «субъект междуна­родного правоотношения не обязательно должен быть субъек­том международного права»68.

Один из основных тезисов В. М. Шуршалова заключается в том, что физическое лицо не может быть субъектом междуна­родного права, но является субъектом международного право­отношения. Однако, с точки зрения общей теории права, невоз­можно такое положение, чтобы лицо было субъектом правоот­ношения, не будучи субъектом права. Каждое правоотношение— это конкретная реализация тех прав и обязанностей, которые принадлежат субъекту права. Поэтому, чтобы стать субъектом правоотношения, надо прежде всего быть субъектом права. Про­фессор С. Ф. Кечекьян отмечал, что «под субъектом права сле­дует понимать: а) лицо участвующее или б) могущее участво­вать в правоотношении»69.

Чтобы стать субъектом правоотношения, надо обладать определенной правоспособностью и дееспособностью. Но для того, чтобы обладать правоспособностью и дееспособностью, чадо быть субъектом права. Поэтому нельзя быть субъектом право­отношения, не будучи субъектом права.

Хотя международное право и обладает рядом специфических особенностей, указанные положения общей теории права полно­стью распространяются и на международное право. «Субъекты


международного права,— говорит И. И. Лукашук,— это участ­ники международных правоотношений»70. На неразрывную связь международной правосубъектности и возможности быть участником международных правоотношений справедливо обра­щал внимание Р. Л. Бобров: «Как бы ни строить определение субъекта международного права,— пишет он,— в нем должны получить отражение органически связанные между собой два элемента: 1) способность к участию в международном право­отношении и 2) участие в таковом»71. Количество подобных высказываний можно бы значительно умножить72.

Ссылки В. М. Шуршалова на то, что некоторые международ­ные договоры якобы наделяют индивидов непосредственными правами и обязанностями по международному праву, явно не основательны. С. В. Черниченко довольно убедительно показал, что когда международный договор наделяет физических лиц оп­ределенными правами и обязанностями, то договаривающиеся государства берут на себя обязательство предоставить тем или иным лицам конкретные права и наложить на них конкретные обязанности. Наделение заинтересованных лиц этими правами и обязанностями непосредственно осуществляется каждым договаривающимся государством73. Таким образом, ин­дивиды не являются субъектами конкретных международных правоотношений. Даже будучи допущенными в международные суды в качестве истцов или ответчиков, они не приобретают меж­дународной правосубъектности. И несмотря на общую антидис­криминационную направленность международно-правовых прин­ципов и норм, не следует приписывать международному праву то, чего в нем нет — международной правосубъектности инди­видов и физических лиц как участников конкретных правоотно­шений74.

Бурное развитие международного права в современную эпо­ху— знамение времени. В обращении Генерального секретаря ООН к 24 сессии Комиссии международного права отмечалась


важность роли международного права в современной жизни. Он подчеркнул, что без строгого соблюдения норм международного права и основных принципов, сформулированных в Уставе ООН, невозможно обеспечить мир и содействовать развитию общего благосостояния народов75. В этих условиях возрастает теорети­ческое исследование актуальных аспектов международной правосубъектности, соответствующей основным тенденциям разви­тия современного международного права. Особенно четко это со­ответствие прослеживается при анализе возникновения субъектов международного права, их структуры, классификации, функции и форм их осуществления.