Книга рассчитана на студентов, аспирантов и научных со

Вид материала

Книга

Содержание Глава пятая МЕЖДУНАРОДНАЯ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТЬ И ПРОБЛЕМА ПРИЗНАНИЯ ЭМИГРАНТСКИХ ПРАВИТЕЛЬСТВ И ТАК НАЗЫВАЕМЫХ ПРАВИТЕЛЬСТВ Diplomatic privileges (extension) act

Подобный материал:

• Книга предназначена для научных работников, аспирантов и студентов старших курсов, 58.56kb.
• Мадина Тлостанова Деколониальные гендерные эпистемологии москва, 5233.74kb.
• А. Б. Административная ответственность: Учебник, 3694.18kb.
• Организаторы Фонд «Династия», 12.36kb.
• Отчет о научно-исследовательской работе скб «Фотон» за 2010 г где располагается скб,, 250.67kb.
• Программа лекций по онкоиммунологии для студентов, аспирантов и научных сотрудников, 27kb.
• Всероссийская научно-практическая конференция студентов, аспирантов и молодых ученых, 89.87kb.
• Программа для студентов, аспирантов и научных сотрудников, 14.14kb.
• Я ученых и специалистов предприятий и организаций аэрокосмической отрасли, преподавателей,, 80.6kb.
• Cols=2 gutter=27> С. И. Черепинский учебное кино: история становления, современное, 2532.72kb.

Глава пятая

МЕЖДУНАРОДНАЯ ПРАВОСУБЪЕКТНОСТЬ И ПРОБЛЕМА ПРИЗНАНИЯ ЭМИГРАНТСКИХ ПРАВИТЕЛЬСТВ И ТАК НАЗЫВАЕМЫХ ПРАВИТЕЛЬСТВ

В ИЗГНАНИИ

Представительство основных субъектов международного права — государств осуществляется на международном арене органами внешних сношений государства, и прежде всего — правительством. Не случайно поэтому проблему соотношения между образованием международной правосубъектности и признанием нередко связывают не только с признанием госу­дарств, но и с признанием правительств. Этот вопрос рассматри­вался в ряде работ, как в зарубежной, так и в советской доктрине международного права, и можно бы то бы на нем специально не останавливаться, если бы не выдвигаемый иногда аргумент, что признание эмигрантских правительств имеет якобы конститутивное значение¹.

В этой связи вопрос о статусе эмигрантских правительств и их международно-правовом признании заслуживает особого внимания, тем более, что в советской доктрине международного права он вплоть до последнего времени исследовался мало.

В международных отношениях проблема правового положе­ния эмигрантского правительства возникла давно. Но практика международно-правового признания многих эмигрантских правительств


впервые нашла широкое применение лишь во время второй мировой войны².

Способы образования эмигрантских правительств бывают самыми различными Югославский юрист-международник М. Йовичич предлагает следующую классификацию:

1.Правительство вынуждено покинуть территорию своего
государства:

а) в результате оккупации его собственной территории неприятелем во время войны;

б) в результате поражения в гражданской войне.

2.Образование эмигрантского правительства происходит за границей:

а) во время войны;

б) во время мира.

М. Йовичич при этом считает, что международно-правовое положение эмигрантского правительства, созданного в резуль­тате гражданской войны, так же как и эмигрантского прави­тельства, образованного в мирное время за границей, имеет свои особенности³.

Некоторые западные юристы критерием классификации эмигрантских правительств считают конституционность или неконституционность образования⁴.

Хотя, с точки зрения юридического статуса эмигрантских правительств, способ образования имеет известное значение, однако он не играет решающей роли в вопросах международно-правового признания того или иного эмигрантского правитель­ства. Так, правительство республиканской Испании, вынужден­ное после окончания гражданской войны эмигрировать, призна­валось в течение ряда лет многими странами, и это признание имело международно-правовое основание. В то же время планы империалистических кругов США создать на территории американской военно-морской базы Гуантанамо из главарей кубинской контрреволюционной эмиграции в США «временное прави­тельство Кубы», признать это «правительство» и предоставить ему право использовать кубинских контрреволюционеров, проходящих подготовку в учебных центрах вооруженных сил


США, не имели ничего общего с международным правом и являлись от начала до конца интервенционистскими⁵.

Различные пути приводят к образованию эмигрантских правительств в ходе национально-освободительной борьбы народов против колониализма. Признание многих таких прави­тельств является определенной формой дипломатической по­мощи сражающимся за независимость народов. В то же время некоторые «правительства», создаваемые не в эмиграции, а непосредственно в африканских странах, являясь обычными марионетками колонизаторов, никакого права на представи­тельство своих государств и, следовательно, на международно-правовое признание не имеют

Если Временное правительство Алжирской Республики, созданное Фронтом Национального Освобождения Алжира, даже находясь в эмиграции, получило дипломатическое признание со стороны многих государств, если Каирская конференция неприсоединившихся стран призвала положительно отнестись к признанию африканского националистического правительства Южной Родезии в эмиграции, когда такое правительство будет создано, то та же Каирская конференция не допустила на свои заседания марионетку Чомбе и призвала все государства «не признавать независимость Южной Родезии, если она будет провозглашена в условиях господства расового меньшинства».⁶

Таким образом, дело не в месте образования того или иного эмигрантского правительства, не в конституционности или неконституционности, дело не в том, когда образуется эмигрант­ское правительство: в мирное или военное время. Главное — в тех социально-политических и юридических основаниях, кото­рые дают право эмигрантскому правительству представлять свое государство и в этом качестве получить международно-правовое признание со стороны остальных стран. В определен­ной степени эти основания можно вывести из богатой практики международно-правового признания эмигрантских правительств во время второй мировой войны. Эта практика показывает и те особенности, которые характерны для международно-правового признания эмигрантских правительств


Когда во время первой мировой войны возник вопрос о характере бельгийского, сербского, черногорского эмигрантских правительств, в доктрине международного права встала проблема юридической природы военной оккупации и свойств оккупационной власти Суверенность этих правительств дока­зывали ссылками либо на психологическую связь между преж­ним правительством и подданными⁷, либо на теорию юридиче­ской природы территориального верховенства.

Так, представители буржуазной международно-правовой науки объясняли сохранение «потенциальной государственной жизни» бельгийского правительства во время оккупации тем, что якобы «сущность государства заключается не в территории и не в возможности немедленного беспрепятственного осуще­ствления принудительного господства, а в переживаниях психо­логического свойства, в той внутренней связи, которая уста­навливается между властвующими и подвластными и создает у одних сознание права приказывать, а у других обязанность подчиняться»⁸.

Конечно, такой подход к определению правового статуса эмигрантских правительств полностью игнорировал характер войны, в результате которой территории ряда европейских государств оказались оккупированными, характер власти окку­панта и те нормы, которые регламентировали юридическое положение оккупированной территории, наконец, особый статус эмигрантских правительств.

Формально-юридический подход при исследовании проблемы признания эмигрантских правительств во время второй мировой войны пронизывает работы буржуазных юристов, занимавшихся этим вопросом⁹.

Задолго до второй мировой войны агрессивные войны были отнесены к незаконным. В реализацию статей Устава Лиги Наций III Ассамблея Лиги Нации создала «Временную сме­шанную комиссию для сокращения вооружений», разработав­шую проект договора о взаимопомощи, в статье 1-й которого указывалось, что «агрессивная война является международным преступлением».

27 августа 1928 г в Париже был подписан пакт Бриана —


Келлога, в статье 1-й которого стороны, подписавшие пакт, заявляли, что они осуждают обращение к войне для урегулирования международных споров и отказываются от таковой в своих взаимных отношениях в качестве орудия национальной политики¹⁰.

Конференция Ассоциации международного права в Буда­пеште в сентябре 1934 года выработала «Будапештские статьи толкования» пакта Бриана — Келлога. Статья 5 прямо указы­вала «Подписавшие (пакт) государства не имеют права признавать в качестве приобретенных de-jure какие-либо терри­тории или другие преимущества, приобретенные de-facto спо­собами, нарушающими пакт». В силу этого пакта агрессор-оккупант не должен был иметь никаких суверенных прав на занятие территории, поскольку само занятие считалось неза­конным, преступным¹¹. Став агрессором, государство не при­обретает прав и не освобождается от обязанностей. Ситуации, созданные использованием агрессии вооруженных сил, не изменяют суверенности или других законных прав над террито­рией ¹².

Такой вывод вполне обоснован, поскольку агрессивная война является тягчайшим преступлением против человечества. Будучи непременно захватнической, ведущейся агрессором с целью захвата части территории государства — жертвы агрессии или лишения его самостоятельного государственного существования, война влечет ответственность для агрессора, иначе говоря — международные санкции. Такая ответственность за агрессию предусматривалась в международном праве и до второй мировой войны. Разумеется, институт ответственности за агрессию получил дальнейшее развитие после окончания вто­рой мировой войны. Были учтены те тягчайшие преступления против свободолюбивых народов, которые совершила фашист­ская Германия и ее союзники во время войны. Они были спра­ведливо осуждены процессами над главными немецкими и японскими преступниками и другими актами антигитлеровской коалиции¹³.


Когда фашистская Германия и ее союзники во время второй мировой войны оккупировали большинство государств, правительства которых вынуждены были покинуть территории своих стран, суверенные права над оккупированной территорией не могли перейти к креатурам оккупантов в виде марионеточных государств и правительств, созданных на территории оккупированной Европы. Марионеточные правительства возникали на базе фашистской пятой колонны, орудовавшей в европейских странах задолго до оккупации. Такие правительства были организованы в Норвегии, Греции, в части Югославии, Франции и т. д. Марионеточное государство — (Словакия, Хорватия) — это созданный оккупантом новый искусственный «государствен­ный организм», тогда как марионеточное правительство — это созданный оккупантом орган в старом государстве, существовавшем до оккупации. Как марионеточные государства, так и марионеточные правительства основой своего существования имели волю оккупанта и должны были рассматриваться как органы оккупанта. Марионеточные государства и марионеточные правительства не имели на оккупированной территории прав больше, чем сам оккупант, а их действия рассматривались, как действия оккупанта.

То, что ни оккупант, ни его квислинговские образования не приобретали каких-либо прав в силу оккупации, соответство­вало старому принципу: ex jnjura jus пол oritur.

В этой связи следует признать несостоятельными рассуждения английского профессора международного права Мак-Нейра, игнорировавшего агрессивный характер войны со сто­роны Германии и ее сателлитов и утверждающего, что «соот­ветствует ли оккупация или нет нормам обычного права поведения, не имеет значения»¹⁴. (The morality of immorality of the occupations is irrelivant).

Высказанное в свое время Фошилем положение о возможности признания власти военного оккупанта в качестве прави­тельства де-факто являлось следствием неправильного толкования 43 статьи Положения о законах и обычаях сухопутной войны, так как фактический переход власти из рук законного пра­вительства к занявшему территорию неприятелю и правительство де-факто — вещи неидентичные. Власть оккупанта регламенти­руется и ограничивается конвенциями о законах и обычаях войны; правительство де-факто осуществляет всю полноту власти без каких-либо ограничений. Поэтому даже предполо­жение о возможности признания военной власти оккупанта в качестве правительства де-факто не имеет никакого основания в международном праве.

Таким образом, власть оккупанта была не конкурирующей властью, не спорной, но несомненно незаконной, даже преступной,


если принять во внимание агрессивный, захватнический характер войны, какой она носила для держав оси.

Вынужденные вследствие оккупации покинуть свои страны, многие европейские правительства очутились в эмиграции.

Суверенные права народов Европы были в результате оккупации узурпированы фашистской Германией и ее сателлитами. Одной из задач антигитлеровской коалиции во время второй мировой войны являлось освобождение порабощенных наций и восстановление их суверенных прав.

Попрание же гитлеровскими оккупантами суверенных прав европейских народов на оккупированной территории ни в коей мере не могло явиться препятствием для признания представительного характера за правительствами, вынужденными вслед­ствие оккупации покинуть территорию своих стран¹⁵. Признание суверенных прав за народами оккупированных стран являлось следствием непризнания правомерности оккупации и аннексии ряда территорий державами оси.

Когда речь идет об эмигрантских правительствах, т. е. «о правительствах, покинувших территорию своей страны после вражеского нашествия и получивших временную резиденцию на иностранной территории», то мало кто говорит о непрерыв­ности признания вне зависимости от того особого положения, в котором находились эти правительства¹⁶.

Буржуазные авторы, не отрицая необходимости признания эмигрантских правительств, в то же время утверждали, что только признание греческого, люксембургского, нидерландского, норвежского и югославского правительств не требует никаких комментариев, чего нельзя сказать о бельгийском, чехословац­ком и польском правительствах. В основу характеристики признания кладется, таким образом, формирование правитель­ства в строгом соответствии с конституцией¹⁷.

П. Браун выделял преимущественное положение Бельгии и Нидерландов, обладавших «большими колониальными владениями, которые находились под прямым управлением их соответствующих правительств в Лондоне». Правительства этих стран продолжали, отмечал он, существовать в качестве международных личностей и были в состоянии поддерживать дипло­матические отношения с другими державами¹⁸.


По мнению Доливо, лишь четыре эмигрантских правитель­ства (норвежское, бельгийское, голландское и люксембургское) могли считаться, с сугубо юридической точки зрения, в качестве демократических правительств, продолжающих функции, каки­ми они были облечены их собственными парламентами, чего, по мнению автора, нельзя было сказать о югославском, грече­ском и польском правительствах¹⁹.

Отсутствие четкого понимания правового статуса эмигрант­ских правительств у буржуазных авторов объясняется, на наш взгляд, их методом исследования. Если видеть природу право­вого положения того или иного эмигрантского правительства лишь в конституционности образования или в осуществлении эмигрантским правительством контроля над территорией всей метрополии²⁰, вне связи с участием в войне в лагере антигитлеровской коалиции или вне связи со своим народом и т. д., то есть если подходить к изучению этого вопроса метафизически, как это делают буржуазные исследователи, изолируя одно явление от другого, рассматривая их вне общей связи с други­ми, тогда вряд ли можно рассчитывать на правильное решение данной проблемы.

Сам факт оккупации и переезд правительства на террито­рию чужой страны не являются достаточным основанием для сохранения своего прежнего представительного характера, даже если такой и был ранее. Эмигрантское правительство для сохранения представительного характера должно удовлетворять ряду требований, среди которых основным служит связь с наро­дом и участие в борьбе против оккупантов. Только при этих условиях может идти речь о признании этих правительств.

Необходимость в признании эмигрантских правительств, несмотря на сохранение прежнего состава в большинстве из них, диктовалась особым положением, в котором эти правитель­ства находились. В большинстве случаев речь шла не о призна­нии нового правительства, а о подтверждении признания ста­рого. В этом особенность самого вопроса о признании эмигрантских правительств, когда нового правительства может и не быть вообще, а признание все же требуется.

Правительство, которое до оккупации обычным конституционным путем пришло к власти, в случае сотрудничества

с врагом, в случае бездеятельности, что по существу являлось пособничеством агрессии, в случае отрыва от народа не могло претендовать на звание представителя своего народа.

Международно-правовое признание эмигрантских прави­тельств имело для них самое существенное значение, поскольку без него осуществление каких-либо правительственных функций, не говоря уже о самом нахождении в чужой стране в качестве


правительства, было бы невозможным. В этом состоит особое значение международно-правового признания эмигрантских правительств, находившихся на особом положении.

Сами критерии признания эмигрантских правительств отличались определенной спецификой, вытекающей из того особого положения, в котором эмигрантские правительства находились²¹.

Разумеется, говорить о предпосылках эффективности в отношении эмигрантских правительств нельзя. Под эффективностью правительства понимают фактическое обладание госу­дарственной властью, когда компетенции правительства распространяются над всей или большей частью территории государства, когда юридические акты этого правительства действуют на данной территории, и т. д.

Подобной эффективностью не обладали эмигрантские правительства. В 1943 году, после Московской конференции трех министров, в связи с обсуждением на страницах иностранной печати вопроса о всевозможных федеративных объединениях в Европе, специальная редакционная статья в «Известиях» писала о преждевременности подобных союзов во время войны, поскольку, в частности, «эмигрантские правительства оккупиро­ванных немцами малых стран, как недостаточно крепко связан­ные со своими народами, не смогут обеспечить в полной мере выражение действительной воли своих народов, чтобы решить такой важный вопрос, как вопрос о федерации. Всякая попытка эмигрантских правительств, находящихся, как известно, в особом положении (разрядка наша.— Д. Ф., Г. К.), сделать чего-либо подобное может быть воспринята их народами, как навязывание решений, не соответствующих их желанию и по­стоянным стремлениям».

Эффективность для эмигрантского правительства означала всемерное участие в антифашистской войне, консолидацию всех национальных сил за рубежом и организацию сопротивления оккупантам на территории своей родины.

Что касается конституционности правительства как критерии признания, то применительно к эмигрантским правительствам он имеет совершенно иное значение, нежели то, которое имеет место в международно-правовой практике обычных правительств. Выдвижение подобного критерия могло быть оправдано только исключительными условиями оккупации, не говоря уже с том, что «конституционность» правительств в капиталистиче­ских странах нисколько не свидетельствует об их народности и представительном характере²².


Как правильно заметила Л. А. Моджорян, основным критерием при определении «законности» эмигрантских правительств является не «конституционность» их образования, а эффектив­ность их деятельности, которая выражается в поддержании повседневной связи с собственным народом, действенном руководстве его борьбой с оккупантами, систематическом определе­нии и направлении деятельности органов, продолжающих функционировать и организовывать на борьбу население оккупированных территорий, в осуществлении регулярного контроля над кораблями, находящимися в открытом море, а также в иностранных территориальных водах, и воинскими формированиями, действующими в составе союзных армий²³.

Л. А. Моджорян квалифицирует необоснованные притязания эмигрантских правительств на представительство своих народов после образования на оккупированных территориях органов национального сопротивления, деятельность которых получала все большее признание как внутри страны, так и за ее преде­лами, как грубое вмешательство во внутренние дела иностран­ного государства. При этом она подчеркивает, что это вмеша­тельство «не становится менее тяжким международным делик­том от того, что сопровождается ссылками на «конституцион­ность» образования таких правительств или на конститутивный характер их признания»²⁴.

Если «правительство в изгнании» вообще может иметь место в том случае, когда территория данного государства захвачена иностранным государством-агрессором и правитель­ство вследствие этого вынуждено покинуть территорию²⁵, то признание такого эмигрантского правительства может продол­жаться лишь до тех пор, пока оно действительно выступает представителем народа временно оккупированной территории.

Признание, предоставленное эмигрантским правительствам, всегда имеет временный характер, да и сами эти правительства должны осуществлять свои функции лишь до освобождения своих стран²⁶.

Новый критерий признания, применимый и к эмигрантским правительствам, был сформулирован в 1943 году на Лондонской конференции по международному праву. Статья 2 проекта резолюции о признании правительств предусматривала, что «новое правительство, которое осуществляет эффективный контроль над административным механизмом государства, но не вступило во власть или зависит от иностранного правительства, может быть временно признано в качестве правительства де-факто, если это будет считаться желательным для охраны интересов других государств и их подданных или будет необходимо для международного сотрудничества»²⁷. В данном случае предусматривается прямая связь между признанием правительства и интересами международного сотрудничества.

Этот критерий нашел отражение в единственном примере коллективного признания эмигрантских правительств, предоставленного им решением, принятым на Третьей конференции министров иностранных дел американских республик в Рио-де-Жанейро в январе 1942 года. XXXVIII раздел Заключительного акта конференции об отношениях с правительствами окку­пированных стран гласил: «Третья конференция министров иностранных дел американских республик рекомендует правительствам американских республик продолжить их дипломати­ческие сношения с правительствами тех оккупированных стран, которые борются за свой национальный суверенитет и не сотрудничают с агрессорами»²⁸.

Признание имело для эмигрантских правительств последст­вия более широкие, нежели для обычных правительств. Особенное значение приобретало признание, данное государством, на территории которого временно находились правительства в изгнании.

Признание эмигрантских правительств не было в большин­стве случаев признанием новых правительств. Не образование


нового правительства, пришедшего к власти неконституцион­ным путем, а особое, новое положение, в котором очути­лись правительства в изгнании во время войны, вызвало необходимость их признания. Поэтому в данном случае имело место не обычное признание правительств, но необычное признание необычных правительств, находившихся на особом положении, правовой статус которых в международном праве не шел четкого определения

Одним из первых юридических последствий признания эмигрантских правительств было установление дипломатических отношений между ними и признавшими их государствами. При чем продолжение, возобновление или установление дипломати­ческих отношений с эмигрантскими правительствами в значи­тельной мере зависело от способа признания их США, напри­мер, продолжали дипломатические отношения с польским эмигрантским правительством. В декларации государственного секретаря США от 2 октября 1939 г. говорилось, что «США продолжают (разрядка наша. — Д. Ф., Г. К.) рассматри­вать правительство Польши как существующее в соответствии с постановлениями (with the provisions) польской консти­туции».²⁹

Соглашение между правительством СССР и правительством Чехословацкой республики о взаимной помощи в войне против гитлеровской Германии, подписанное в Лондоне и означавшее признание этого правительства со стороны Советского Союза, предусматривало восстановление дипломатических отношений с Чехословакией³⁰. (Статья 1 соглашения: «Оба правительства согласились немедленно обменяться послами».)

Установление дипломатических отношений между СССР и Голландией на основании соглашения между ними от 10 июля 1942 г. явилось также следствием признания нидерландского эмигрантского правительства³¹. (Статья 1 соглашения: «Оба правительства согласились установить дипломатические отношения и обменяться посланниками».)

Аккредитованные при эмигрантских правительствах дипломатические представители находились в Лондоне. При одном лишь бельгийском правительстве 40 государств аккредитовало своих дипломатических представителей³². Польша, которая до воины располагала армией в 400 тысяч человек, имела 21 воен­ного атташе. Находясь в эмиграции, польское правительство довело число своих военных атташе до 39, т. е. «по одному почти на каждую возможную страну, включая Люксембург»³³, причем столько же атташе было при польском правительстве


Разрешение осуществлять функции международного представительства, которое вытекало из предложения английского правительства, признанным эмигрантским правительствам иметь своей временной резиденцией Лондон, требовало регули­рования дипломатического положения аккредитованных при указанных эмигрантских правительствах дипломатических пред­ставителей, составлявших своеобразный «дипломатический кор­пус»³⁴ наряду с обычным дипломатическим корпусом в столице Великобритании.

Правовой статус своеобразного дипломатического корпуса регулировался Diplomatic privileges (extension) act, изданном в Великобритании 6 марта 1941 г.

В статье 1 (раздел первый) акта говорилось: «Если какое-либо лицо признано его величеством в качестве —

а) члена правительства или временного правительства иностранного государства, союзного с правительством Его Величества и имеющего своей резиденцией Соединенное Королевство,

б) члена какого-либо национального комитета или другой иностранной власти, имеющей своей резиденцией Соединенное Королевство и признанной Его Величеством, компетентной содержать вооруженные силы для службы в союзе с силами Его Величества,—

то, принимая во внимание нормы права и обычаи в отноше­нии иммунитетов и привилегий посла иностранного государ­ства, аккредитованного при Его Величестве, и свиты такого посла, это лицо должно рассматриваться, как будто оно является


таким послом, а его официальный персонал в качестве свиты»³⁵.

Обращает на себя внимание тот факт, что в отношении последствий признания акт не проводит различий между обычным и временным правительством.

Далее, хотя обычай международного права свидетельствует о распространении иммунитета на глав и членов признанных правительств вне зависимости от подразделения их на союзных или нейтральных³⁶, в акте специально указывается, что эти правительства, членам которых предоставлен иммунитет, должны быть союзниками и иметь резиденцию на территории Соединенного Королевства. Следовательно, акт специально ка­сался эмигрантских правительств и национальных комитетов, представляя регулирование положения глав и членов прави­тельств даже союзных держав, не имевших резиденции на территории Великобритании, обычному праву.

Министр иностранных дел Великобритании должен был, согласно акту (ст. 1 разд. 2), составить список лиц, на которых распространялись иммунитет и привилегии, опубликовать этот список и внести в случае необходимости поправки. Вторая часть акта касалась правового положения дипломатических представителей, аккредитованных при эмигрантских правительствах. Так, статья 2 акта говорила о распространении дипломатиче­ских привилегий на послов, «аккредитованных при союзных ино­странных державах». Согласно этой статье, послы или другие дипломатические представители, аккредитованные при правительстве или временном правительстве, признанном Его Величеством и имеющем резиденцию на территории Соединенного Королевства, или назначенные таким правительством или временным правительством, пользуются такими же привилегиями и иммунитетом, которые предоставлены послам иностранного государства, аккредитованным при его величестве, а равно свите такого посла³⁷.

Акт распространял указанные привилегии дипломатических представителей, аккредитованных при эмигрантских правительствах, и ничего не говорил о распространении указанных приви­легий на дипломатических представителей, аккредитованных при признанных национальных комитетах.

Вторая статья фактически создавала новеллу, заключаю­щуюся в том, «что если государство предоставляет какому-либо иностранному правительству право осуществлять на его террито­рии функции международного представительства, то оно тем самым


обязано гарантировать дипломатическим представителям, аккредитованным при этом правительстве (равно как и назна­ченным последним дипломатическим представителям), такой же иммунитет, как и аккредитованным в самом данном государстве дипломатическим представителям»³⁸.

Политическая заинтересованность Англии в сохранении и использовании в своих целях тех эмигрантских правительств, возвращение которых на родину осложнялось или становилось невозможным из-за антинародной деятельности, которую они проводили во время войны, явилась побудительным средством для внесения поправки в Diplomatic privileges (extension) act в ноябре 1944 года. В поправке говорилось:

«Если дипломатические привилегии и иммунитет распростра­нены согласно Акту о распространении дипломатических приви­легий 1941 г. на членов правительства какой-нибудь иностранной державы или на членов временного правительства или на членов национального комитета или другой иностранной власти и пос­кольку такое распространение вступило в силу, и правительство, комитет или власть прекращает резиденцию или прекращает в полном объеме резиденцию в Соединенном Королевстве, этот акт тем не менее должен продолжать применяться (поскольку он сохраняется в силе) и должен считаться не утрачивающим при­менения в отношении членов такого правительства, комитета или власти, или лиц, состоящих в официальном штате какого-либо из таких членов, поскольку они выполняют свои функции пол­ностью или частично в Соединенном Королевстве»³⁹.

Сохранение привилегий и иммунитетов за представителями эмигрантских правительств после освобождения территории Ев­ропы от оккупантов, после признания новых правительств в ряде стран Восточной Европы со стороны той же Англии не только не имело какого-либо юридического оправдания, но и, более то­го, было явным нарушением международного права.

Ряд важных юридических последствий признания связан с формированием эмигрантскими правительствами вооруженных сил на территории союзников. Разумеется, это имело первосте­пенное значение как с точки зрения интересов антигитлеровской коалиции, так и в деле обеспечения эффективности эмигрантских правительств.

Юридический статус иностранных эмигрантских формирова­ний, находящихся на союзной территории, определялся в соответствующих соглашениях. Такими являлись заключенное 27 сентября 1941 г. Военное соглашение между Верховным командованием СССР и Верховным командованием Чехословакии; Военное соглашение, заключенное 14 августа 1941 г. между Верховным


Главным командованием СССР и Верховным командо­ванием Польши⁴⁰; соглашение от 28 мая 1941 г. между прави­тельствами Великобритании и Норвегии об организации на территории Великобритании норвежских вооруженных сил⁴¹ и другие. Кроме этого издавались соответствующие внутригосу­дарственные акты.

Так, английский акт 1940 года о союзных вооруженных си­лах (The Allied Forces Act), в котором шла речь о бельгий­ском, чехословацком, нидерландском, норвежском и польском правительствах в изгнании, разрешал этим правительствам формировать, обучать и содержать воинские части на террито­рии Великобритании, под началом их собственных командиров и под собственными знаменами⁴². Большое внимание данный акт уделял вопросам юрисдикции.

Если какие-либо морские, сухопутные или воздушные силы какого-либо иностранного государства, союзного с Его Величеством, говорилось в первом разделе, находятся в настоящее время в Соединенном Королевстве или на борту морских либо воздушных кораблей Его Величества, то суды и власти сухо­путных и воздушных сил таких держав могут, в силу постанов­лений этого акта, осуществлять в Соединенном Королевстве или на борту такого морского или воздушного корабля в отно­шении членов этих сил по делам, касающимся дисциплины и внутреннего управления, все необходимые права, которые пре­доставлены по закону такого государства⁴³.

Согласно разделу второму (ст. ст. 1,2,3), британские гражданские суды имели неограниченные права юрисдикции над участниками союзных вооруженных сил, совершивших преступ­ное деяние или упущение, нарушившее правовую систему Соединенного Королевства. Если британский суд выносил обвинительный приговор или оправдывал привлеченного к судебной ответственности, союзным судам запрещалось пересматривать это решение вновь. Правда, если союзный суд первый привле­кал виновного к ответственности, британский суд не лишался права рассмотрения этого же дела, но налагаемое им наказа­ние не должно было превышать того, которое было определено союзным судом⁴⁴.


По гражданским делам у членов союзных сил не было спе­циальных прав. Они не обладали привилегиями в отношении налогов и других государственных сборов, не были изъяты из-под цензурных ограничений и т. п. Британские суды не должны были рассматривать дела в отношении уплаты жалованья, сро­ка службы, увольнения члена союзных сил и т. д. (раздел III акта)⁴⁵.

Юрисдикционная компетенция, предоставленная признан­ным эмигрантским правительствам в отношении их вооружен­ных сил, расположенных в Соединенном Королевстве, по свое­му объему все же была меньше того комплекса прав, который был предоставлен на территории Великобритании союзным вооруженным силам, не являющимся силами эмигрантских властей⁴⁶.

Правительство приобретает права для государства, представителем которого оно является. В силу этого принципа международного права признанные эмигрантские правительства, выступая стороной в соглашении с другими государствами, принимали обязательства для своих государств, приобретали пра­ва или отказывались от прав. Этим самым государства — субъекты международного права, несмотря на оккупацию войсками держав оси, продолжали осуществлять международно-правовую дееспособность среди Объединенных наций и дру­гих стран мира, признавших находящиеся в эмиграции прави­тельства этих государств.

Многочисленные внешнеполитические акты и международные соглашения (от соглашений о союзе, дружбе вплоть до согла­шений о временной гражданской администрации и юрисдикции на освобожденной территории) наглядно показывали, что и для эмигрантских правительств подписание двусторонних догово­ров являлось важнейшим юридическим последствием призна­ния. Можно упомянуть некоторые из таких соглашений.

Бельгийское эмигрантское правительство заключило 21 ян­варя 1941 г. торговое и финансовое соглашение с Англией, по которому Англия обязывалась производить закупки меди, неф­ти, добываемых в Бельгийском Конго, в неизменном валютном курсе⁴⁷; 17 июля 1941 г. — соглашение с Люксембургом о пре­доставлении ему ссуды⁴⁸ и в июне 1942 года — военное согла­шение с чехословацким, голландским, польским правительства­ми⁴⁹; 16 июня 1942 г. — соглашение о ленд-лизе с США⁵⁰;


19 ноября 1942 г. — нотификация китайскому правительству об отказе Бельгии от экстерриториальных прав в Китае⁵¹; в апре­ле 1943 года — соглашение с правительством СССР, согласно которому дипломатическое представительство СССР при правительстве Бельгии и Бельгийское дипломатическое представительство при правительстве СССР на основе взаимности преоб­разованы из миссии в посольства⁵² и др.

Греческое эмигрантское правительство 23 апреля 1941 г. провозгласило недействительными соглашения о перемирии с Германией и Италией⁵³; 15 января 1942 г. оно заключило соглашение с Югославией о политическом, экономическом и военном сотрудничестве⁵⁴; 9 марта 1942 г. — соглашение с Великобританией о предоставлении Греции помощи по ленд-лизу и об организации и использовании греческих сухопутных, мор­ских и воздушных сил, о сотрудничестве с британскими сила­ми⁵⁵; 10 июля 1942 г.— соглашение о ленд-лизе с США⁵⁶; в апреле 1943 года — соглашение с правительством СССР, согласно которому дипломатическое представительство СССР при правительстве Греции и дипломатическое представитель­ство Греции при правительстве СССР на основе взаимности преобразованы из миссий в посольства⁵⁷.

Голландское эмигрантское правительство 28 июля 1941 г. провозгласило прекращение сделок в иностранной валюте меж­ду Голландской Восточной Индией и Японией, ввело ограничи­тельную систему экспорта для Японии⁵⁸; 24 ноября 1941 г. оно заключило соглашение с США, по которому последние обяза­лись послать части для охраны бокситовых рудников в Суринали (Голландская Гвиана)⁵⁹; 5 мая 1942 г. — соглашение с Великобританией, регулирующее положение нидерландских военных сил в Соединенном Королевстве⁶⁰; 8 июля 1942 г.— соглашение о ленд-лизе с США⁶¹; 10 июля 1942 г. — соглаше­ние с правительством СССР об установлении дипломатических отношений между СССР и Голландией⁶²; 9 января 1942 г.— соглашение с Боливией, Бельгией и Великобританией в отноше­нии международного контроля над производством и экспортом олова⁶³.


Норвежское эмигрантское правительство заключило 28 мая 1941 г. соглашение с Великобританией о совместном ведении войны, о принципах, согласно которым норвежские вооружен­ные силы должны быть организованы для сотрудничества с союзными силами; 11 июля 1942 г.— соглашение с США о ленд-лизе⁶⁴; 5 августа 1941 г.— соглашение о восстановлении дипло­матических отношений между правительствами СССР и Норвегии⁶⁵; оформило отказ от экстерриториальности в Китае, провозглашенный 27 октября 1943 г. в Чунцине⁶⁶; 16 мая 1944г. подписало соглашение о гражданской администрации и юрисдик­ции на территории Норвегии после ее освобождения союзными войсками с правительством СССР, Великобританией и США⁶⁷.

Польское эмигрантское правительство заключило соглаше­ние с Францией от 9 сентября 1939 г. об организации польских военных формирований во Франции в качестве интегральной части польской армии⁶⁸; 7 декабря 1939 г.— соглашение с Вели­кобританией о взаимном сотрудничестве; 5 августа 1940 г.— соглашение с Великобританией об организации польской армии и воздушных частей в Англии⁶⁹; ряд соглашений с чехословацким правительством (о взаимной дружбе и взаимопомощи от 9 ок­тября 1940 г., о дружбе и сотрудничестве как во время войны, так и после подписания мира — в январе 1941 года, тогда же военное соглашение)⁷⁰; 30 июля 1941 г.— соглашение с СССР; 15 августа — военное соглашение с Верховным командованием СССР о формировании польских частей на территории СССР⁷¹; 21 сентября 1942 г.— еще одно соглашение с Чехословацкой республикой⁷²; 1 июля 1942 г.— соглашение о ленд-лизе с США ⁷³, и другие.

Югославское эмигрантское правительство 11 июля 1941 г. издало декларацию о поддержке СССР в войне против держав оси; 15 января 1942 г.— соглашение с Грецией; 24 июля 1945 г.— соглашение о ленд-лизе с США⁷⁴.

Люксембургское эмигрантское правительство заключило 6 августа 1940 г. финансовое соглашение с Бельгийским Конго, замененное соглашением с Бельгией от 16 июня 1941г.⁷⁵; 17 ок­тября 1942 г.— соглашение с правительством СССР о восста­новлении дипломатических отношений⁷⁶.


Чехословацкое эмигрантское правительство заключило 9 ок­тября 1940 г. договор о взаимопомощи с Польшей⁷⁷; 25 октября 1940 г. — соглашение с Великобританией об организации и использовании чешских вооруженных сил в Британии⁷⁸; 18 июля 1941 г.—договор с СССР; 27 сентября 1941 г.—военное согла­шение с Верховным командованием СССР; 11 июля 1945 г.— соглашение с США о ленд-лизе и т. д.

Признание эмигрантских правительств не только позволило заключать многочисленные международные договоры,— благо­даря ему продолжали действовать довоенные соглашения, если только не было специальных оговорок либо если выполнение та­ких соглашений становилось невозможным из-за военных дей­ствий, оккупации и т. д.

Признание обеспечило эмигрантским правительствам возможность принимать участие в международных конференциях и подписывать совместные с правительствами других стран Объединенных наций декларации. Так, правительства Бельгии, Чехословакии, Греции, Югославии, Люксембурга, Нидерланд, Норвегии, Польши были представлены на первой межсоюзнической конференции в Лондоне 12 июня 1941 г., принявшей резолюцию о продолжении войны до победы и о сотрудничестве для достижения мира⁷⁹. Они же приняли участие в работе Второй межсоюзнической конференции, состоявшейся в Лондоне 24 сен­тября 1941 г.⁸⁰. Выступая на этой конференции, советский посол в Англии заявил: «Задача всех народов и всех государств, вы­нужденных вести навязанную им войну против гитлеровской Германии и ее союзников, состоит в том, чтобы добиться скорей­шего и решительного разгрома агрессоров, мобилизовать и от­дать для наиболее полного решения этой задачи все свои силы, все свои средства, определить наиболее эффективные способы и методы осуществления этой цели. Эта задача объеди­няет в данный момент наши страны и наши правительства, делегировавшие своих представителей на настоящую конференцию⁸¹ (разрядка наша — Д. Ф., Г. К.).

1 января 1942 г., в числе правительств других государств, эмигрантские правительства подписали Вашингтонскую декларацию 26 государств об употреблении всех своих ресурсов, военных и экономических, в войне против держав оси, о сотрудничестве и обязательстве не заключать сепаратного перемирия или мира с врагами⁸².


На Третьей межсоюзнической конференции оккупированных гитлеровской Германией стран, посвященной вопросу о фашист­ских зверствах в оккупированных странах, представителями всех эмигрантских правительств была принята «Декларация со­юзных стран, оккупированных Германией, о наказании гитле­ровцев и их соучастников за совершение ими преступлений»⁸³.

Представители всех эмигрантских правительств подписали также Декларацию объединенных наций от 6 января 1943г., со­гласно которой эти правительства резервировали за собой право «объявлять недействительной любую передачу или любую сдел­ку в отношении собственности, прав и интересов любого ха­рактера, находящихся или находившихся на территории оккупи­рованных или подпавших под контроль — прямой или косвен­ный, правительств, с которыми они находятся в состоянии войны, принадлежащих или принадлежавших лицам, включая юридические лица, пребывавшие на таких территориях»⁸⁴.

1 июля 1944 г. представители ряда эмигрантских прави­тельств приняли участие в заседании валютной и финансовой конференции объединенных наций⁸⁵.

Вопрос о признании юридической силы актов эмигрантских правительств имел свои особенности, связанные с осуществлени­ем законодательства и всей правительственной деятельности на иностранной территории.

Нельзя было требовать, чтобы конституция какой-нибудь страны, из оккупированных Германией, содержала указание на возможность и способы осуществления законодательной и ис­полнительной власти в результате занятия государства агрес­сором. Ни одно государство в основном законе подобных статей, несовместимых с самим понятием государственного суверените­та, никогда не имело и иметь не будет. Поэтому нельзя согла­ситься с точкой зрения Мак-Нейера, который для признания за­конной силы за актами эмигрантских правительств выдвигал (кроме признания в качестве правительства де-юре) требова­ние, чтобы в конституционном праве этих правительств не со­держалось непреодолимых препятствий в отношении действи­тельности законодательства или каких-либо других суверенных актов, изданных на иностранной территории⁸⁶.

Идти по этому пути означало бы не признавать законными какие-либо акты эмигрантских правительств, тем более, если учесть, что в конституциях большинства из них имелись статьи, запрещающие осуществление правительственных функций вне пределов своих государств⁸⁷.

Признание эмигрантских правительств во время второй ми­ровой войны часто понималось более широко, чем обычное при­знание правительств, поскольку в выражение «правительство» в этом случае следовало включить весь государственный меха­низм, в том числе и главы государств этих стран.

В связи с тем, что международное право не содержит такого принципа, согласно которому правительство не может осущест­влять суверенные функции, включая издание каких-либо актов на иностранной территории с согласия местного суверена⁸⁸,— само признание правительства и приглашение ему временно находится с осуществлением суверенных прав, было юридиче­ских основанием для признания законной силы за их актами

Английские и американские суды, вдаваясь в рассмотрение законности или незаконности актов, издаваемых тем или иным эмигрантским правительством, нарушали норму международного права, возникающую из последствий признания правительства⁸⁹. Тот факт, что законодательные акты эмигрантских правительств, кроме норвежского, должны были получить ратификацию своих конституционных властей после освобождения страны, не имел значения для других государств, поскольку юридическая сила актов этих не связывалась с последующей ратификацией. Так, например, в декрете президента Чехословацкой республики от 18 апреля 1944 г. прямо предусматривалось, что данный акт всту­пает в силу со дня опубликования⁹⁰.

Последствия признания эмигрантских правительств в облас­ти юрисдикционных прав на территории Великобритании были расширены в результате издания в мае 1941 года так называе­мого The Allied Powers (Maritime Gourts) act 1941. На осно­вании этого статуса тем эмигрантским правительствам, которые имели торговый флот в Англии, разрешалось создавать собст­венные морские суды. В силу раздела II данного акта


морские суды, учрежденные Бельгией, Грецией, Нидерландами, Норвегией и Польшей, рассматривали преступления, совершен­ные лицами, не являющимися британскими подданными:

1) находящимися на союзном торговом корабле;

2) командиром или членами команды торгового корабля союзного правительства, за действия, относимые торгово-морскими законами их страны, к числу преступных;

3) лицами, являющимися гражданами союзной державы, и ее моряками за нарушение торгового права своей страны.

В случае спорности вопроса о юрисдикции предпочтение оказывалось британскому суду. Британский подданный ни при каком условии не мог привлекаться этими судами и в случае спорности вопроса о гражданстве, окончательное решение принадлежало британским судам.

Специальными декретами бельгийского, греческого, нидер­ландского, норвежского и польского правительств, изданными на основании The Allied Powers (Maritime Gourts) act 1941 г., были учреждены морские суды на территории Англии⁹¹.

Это были новеллы. Юрисдикционные права осуществлялись не только над вооруженными силами, но и над гражданскими лицами, пребывающими на иностранной территории. Хотя такая юрисдикция возможна в тех пределах, в которых вообще допускается отказ местного суверена от некоторых прерогатив, выте­кающих из принципа территориального верховенства, но это может быть лишь в виде исключения. Ибо, как правило, никто, кроме территориального суверена, не может осуществлять на данной территории державные функции, издавать законы, вер­шить правосудие и т. д.⁹².

Прерогативы эмигрантских правительств во время второй мировой войны на территории дружественных союзных стран, осуществляемые с согласия местных правительств, носили явно временный характер.


Вместе с тем нельзя не отметить, что предоставление, напри­мер, английским правительством широких полномочий эмигрант­ским правительствам не всегда связано было с последствиями признания. Правительство Соединенного Королевства рассчиты­вало использовать эмигрантские правительства как надежную опору для сохранения в послевоенной Европе старых режимов, и социально-политических порядков. Отсюда такой комплекс привилегий, неизвестных прежней международно-правовой прак­тике. Созданные на территории освобожденной Европы, новые органы власти имели значительно более представительный ха­рактер уже в момент образования и стали единственными под­линными представителями своих стран впоследствии. В этих условиях продолжающееся признание ряда эмигрантских пра­вительств уже не имело никакого международно-правового основания. Право на признание приобрели органы власти, возник­шие в огне освободительной борьбы⁹³.

Признание новых правительств и Организаций национального освобождения сопровождалось отобранием признания у эмигрантских правительств. После этого сохранение каких-либо юридических последствий, ранее вытекавших из признания того или иного эмигрантского правительства, было исключено. Более того, сохранение прежних юридических последствий, при нали­чии признания нового правительства того же государства, явля­лось нарушением элементарных норм международного права.

Несмотря на то, что в отношении эмигрантских правительств признание в некоторых случаях имело более широкий круг пос­ледствий, чем обычно, оно не имело конститутивного значения.

Как показала практика международных отношений во время второй мировой войны, никакое признание, предоставленное даже такими великими державами, как США, Великобритания и Франция, не могли спасти от гибели обанкротившееся поль­ское эмигрантское правительство. Жизнеспособным оказалось не оно, несмотря на официальное признание, а правительство, соз­данное на польской земле, выражавшее подлинные интересы польского народа. Более того, признание, которое продолжали предоставлять польскому эмигрантскому правительству запад­ные державы после того, как на территории Польши было обра­зовано действительно представительное правительство, не имело никакого международного значения. Так же как никакого юридического значения не имело в свое время признание эмигрант­ского «правительства» Керенского США, Францией, как его не имело признание, представляемое правящими кругами США.


Великобритании эмигрантским кликам из Литвы, Латвии и Эстонии⁹⁴. Признание само по себе, если нет надлежащего дестинатора признания, превращается в фикцию⁹⁵.

Порочной и глубоко реакционной, нарушающей общеприз­нанные нормы международного права, является политика ряда империалистических государств, пытающихся незаконно исполь­зовать институт эмигрантских правительств для провозглаше­ния бежавших и предавших свой народ деятелей эмигрантским «правительством» и предоставлять признание такому прави­тельству⁹⁶. Юридическая сила подобного признания так же ничтожна, как и признание, предоставленное любому марионе­точному образованию.

Существование эмигрантских правительств, как и вообще ор­ганов государственной власти без территории, как заметил М. И. Лазарев,— явление в международной жизни чрезвычай­ное и кратковременное, поскольку связь государственной власти с территорией, с населением, проживающим на этой территории, есть необходимое условие существования государства в качест­ве субъекта международного права⁹⁷. И признание таких прави­тельств носит своеобразный, временный характер, оно связано со специальными, несомненно специфическими критериями и последствиями. Последние не всегда совпадают с обычными последствиями признания, но это ни в коей мере не меняет саму юридическую природу признания. И в отношении эмигрантских правительств оно не имеет конститутивного значения. Как толь­ко эмигрантское правительство теряет связь со своей территори­ей, с населением, проживающим на этой территории, продолже­ние признания такого «правительства» становится противоправ­ным. И наоборот, если эмигрантское правительство тесно свя­зано со своим народом, достойно представляет его интересы, руководит его справедливой борьбой, признание такого прави­тельства вполне соответствует общепризнанным принципам международного права.

Таким образом, богатая международно-правовая практика признания эмигрантских правительств во время второй мировой войны отчетливо показывает соотношение между признанием таких правительств и международной правосубъектностью


государств. В будущем, когда Комиссия международного пра­ва все же займется проблемой кодификации института призна­ния, она несомненно отразит в своих документах как связь, существующую между признанием правительств и междуна­родной правосубъектностью государств вообще, так и соотно­шение между различными видами признания правительств и международной правосубъектностью государств, в частности. При этом, разумеется, будет учтен уже накопившийся, опыт, пока еще мало исследованный и недостаточно обобщенный.

Те же конвенции по дипломатическому и консульскому пра­ву, праву международных договоров, которые были приняты в 60-х годах и в той или иной степени соприкасаются с юридиче­скими последствиями признания (установление дипломатиче­ских и консульских отношений, участие ib многосторонних и дву­сторонних договорах и др.) институт признания не упоминает. Однако принцип универсальности⁹⁸, пронизывающий эти кон­венции, особенно конвенцию по праву международных догово­ров, благодаря усилиям социалистических государств при выра­ботке и принятии данных конвенций, убедительно свидетельст­вует о той основной тенденции по которой должно идти, и фак­тически уже идет, развитие института признания в современном международном праве. Это вполне соответствует Декларации: принципов международного права, об органической связи которой с международной правосубъектностью подробно шла речь в первой главе.