Книга рассчитана на студентов, аспирантов и научных со

Вид материалаКнига

Содержание


Глава шестая КРИТИКА БУРЖУАЗНЫХ КОНЦЕПЦИЙ О ПОЛОЖЕНИИ ФИЗИЧЕСКОГО ЛИЦА В МЕЖДУНАРОДНОМ ПРАВЕ
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8

Глава шестая

КРИТИКА БУРЖУАЗНЫХ КОНЦЕПЦИЙ О ПОЛОЖЕНИИ ФИЗИЧЕСКОГО ЛИЦА В МЕЖДУНАРОДНОМ ПРАВЕ



Получившее в послевоенные годы значительное распростра­нение сотрудничество государств в поощрении и развитии ува­жения к правам человека обострило интерес к проблемам, свя­занным с положением физического лица в международном праве.

Тем не менее многие буржуазные политические деятели и юристы стремились и стремятся подорвать важнейшие демократические принципы международного права. Они утверждают, что под воздействием этого сотрудничества произошла трансформация международного права, приведшая к коренному изменению характера взаимоотношений между организованным международным сообществом государств, отдельным государ­ством и его гражданами. Физические лица якобы оказались под непосредственной охраной международного права, а взаимоотношения между государством и его гражданами перестали быть внутренним делом государства. В связи с этим будто бы утратили значение такие понятия, как государственный суве­ренитет и принцип невмешательства во внутренние дела государства. Под предлогом защиты прав человека предпринимаются попытки узаконить так называемую «гуманитарную интервенцию», а это открыло бы неограниченные возможности для вмешательства империалистических держав во внутренние дела других государств1.


Бывший министр юстиции Австрии Ганс Клецатски категорически заявлял: «Международное право уже берется защи­щать гражданина от его собственного государства»2. Наиболее ревностный пропагандист концепции международной правосубъектности физического лица профессор Г. Лаутерпахт утверждал, что признание неотчуждаемых прав индивидуума в отношении государства означает признание существования власти, стоящей над самим государством, т. е. признание под­чинения государства международному правопорядку. «Это оз­начает, — продолжал Лаутерпахт,— установление прямых отно­шений между индивидом и международным правом, подобно тем, которые существуют в федерации, где индивидуум подвер­гается непосредственному воздействию общефедерального пра­ва и является его субъектом»3.

Во второй половине XIX — начале XX века подавляющее большинство буржуазных ученых-международников признавало единственным субъектом международного права государства. Правда, и тогда раздавались отдельные голоса в пользу призна­ния наряду с государствами и других субъектов международного права, в том числе и физических лиц. Однако это обычно не увязывалось непосредственно с международной защитой прав человека. Так, например, профессор Харьковского университета Д. Каченовский наряду с государствами признавал субъектами международного права монархов, дипломатических и консуль­ских представителей, а также частных лиц — «подданных раз­ных государств, когда они ведут сношения и вступают во взаимные споры под влиянием личных интересов»4. Другой русский ученый международник — профессор П. Казанский от­носил к субъектам международного права государства, между­народные общества и иностранцев. Государства и международ­ные общества он называл первичными субъектами, а поддан­ных и органы отдельных государств или групп государств — вторичными5.

Из тех немногих западноевропейских ученых второй полови­ны XIX века, которые признавали физическое лицо субъектом международного права, можно назвать итальянца П. Фиоре6.

Значительно умножились буржуазные теории международ­ной правосубъектности физического лица после образования


первого в мире социалистического государства. Империалистическая буржуазия пыталась использовать эти теории в своем наступлении на принцип государственного суверенитета, для оправдания международного вмешательства во внутренние дела, в первую очередь социалистических государств, под лице­мерным предлогом международной защиты якобы нарушенных в той или иной стране прав человека.

Обычно буржуазные концепции международной правосубъектности физического лица делят на две группы. В «Курсе международного права» говорится, что «буржуазные юристы-международники либо наделяют международной правосубъектностью исключительно индивидов, отрицая качество субъекта международного права за государствами, либо стремятся обос­новать одинаковую (разрядка наша — М. Н.) международную правосубъектность как государств, так и индивидов, тем самым низводя роль государства к роли отдельных лиц»7. Од­нако с такой характеристикой второй группы теорий трудно согласиться. Авторы этих теорий действительно объявляют фи­зическое лицо субъектом международного права наряду с государством, но они вовсе не уравнивают его с государством, не говорят об одинаковой международной правосубъектности государства и индивида.

Более близкой к истине представляется точка зрения С. В. Черниченко, который полагает, что авторы, составляющие вторую группу, признают за индивидами ограниченную между­народную правосубъектность8.

На наш взгляд, целесообразно разделить буржуазные тео­рии международной правосубъектности индивида не на две, а на три группы

1) теории, объявляющие физическое лицо единственным субъектом международного права,

2) теории, признающие физическое лицо одним из видов субъектов международного права на основе норм общего меж­дународного права,

3) теории, также признающие физическое лицо одним из видов субъектов международного права, но выводящие это ка­чество индивида не из норм общего международного права, а из соглашений, заключенных между государствами.

Направление, сторонники которого утверждают, что истин­ным и единственным субъектом международного права является физическое лицо, возникло еще в конце XIX — начале XX века. Его ранними представителями являлись Г. Гефтер и Дж. Уэстлейк. Из русских дореволюционных юристов к нему примкнул П. Покровский.


В последующем это направление получило развитие в рабо­тах Л. Дюги, Г. Краббе, Н. Политиса, Ж. Сселя, Д. Брайерли и др. Все они, вопреки реальной действительности, утверждали, что государство — это чистая фикция, а поэтому единственным субъектом международного права является физическое лицо, государства же в международном праве могут выступать только в качестве агентов своих граждан. Из этого делается вывод о праве на вмешательство во внутренние дела государств во имя защиты «прав человека».

Развернутая критика этого направления дана в советской международно-правовой литературе9.

Небезынтересно, однако, остановиться в этой связи на взгля­дах известного французского политолога Жоржа Бюрдо. Весь­ма популярная в ряде капиталистических стран так называе­мая политическая наука включила в объекты своего исследо­вания, наряду с другими вопросами, также некоторые пробле­мы международного права. В частности, Ж. Бюрдо посвящает понятию и сущности международного права специальную главу в первом томе своего многотомного курса политической науки10.

Бюрдо признает, что с правовой точки зрения физическое лицо не является ныне субъектом международного права. Но он не желает с этим примириться и конструирует собственную концепцию, направленную на подрыв всех основных принципов международного права. Примечательно, что даже Ж. Ссель упрекал его в «атаках на международное право» и в отрицании международного права.

Бюрдо прямо заявляет, что вся его критика классической концепции международного права связала с той «чрезмерной и опасной» ролью, которую она отводит государству11. Госу­дарство, по его словам, препятствует созданию международного сообщества. Выражая идею исключительно национального права, государство задерживает развитие идеи международного права, государственная власть противится установлению власти международной. Принцип государственного суверенитета, заяв­ляет Бюрдо, является прямым препятствием для создания международного сообщества12. С его точки зрения, основная ошибка теоретиков международного права состоит в том, что они верят в возможность создания международного сообщества как сообщества государств, между тем оно может быть только сообществом людей. Условием существования международного права, заслуживающего это название, продолжает Бюрдо, яв­ляется отказ от идеи государственного суверенитета и создание


наднациональной власти, распространяющей свое влияние непосредственно на индивидов. Без наднациональной власти немыслимо существование международного права13. В основе международного права должна, по его мнению, лежать идея наднационального общего блага14. Создание подлинного международного правового порядка возможно только в том случае, если человек будет прямым дестинатором этого порядка15.

Таким образом, в конструируемой Бюрдо схеме нового международно-правового порядка для государства совершенно не остается места, единственным его субъектом должен стать индивидуум.

Полная несостоятельность теорий, отрицающих междуна­родную правосубъектность государств и объявляющих физиче­ское лицо единственным субъектом международного права, вы­нудила буржуазных ученых заняться поисками иного решения, с помощью которого можно было бы добиться той же цели — оправдания вмешательства во внутренние дела государств под предлогом защиты прав граждан, но сохранить при этом види­мость учета существующих реальностей. В связи с этим в ны­нешних условиях наибольшее распространение получили другие концепции, авторы которых, исходя из развивающегося между­народного сотрудничества и поощрения и уважения прав чело­века, утверждают, что в современном международном праве наряду с государствами и международными организациями правосубъектностью обладают также и физические лица.

Г. Шварценбергер, например, уверяет, что в самом международном праве нет никаких препятствий для провозглашения индивида его субъектом. Поэтому, говорит он, международная правосубъектность индивида — это не вопрос принципа, а вопрос факта16.

В действительности, разумеется, все обстоит иначе. Международная правосубъектность индивидуума противоречит самой природе международного права как совокупности норм, регу­лирующих отношения между государствами и, в определен­ных пределах, созданными государствами международными организациями. Поэтому попытки наделения индивида международной правосубъектностью теоретически явно несостоятельны.

Как указывалось выше, большая группа буржуазных авторов исходит из того, что международная правосубъектность инди­вида основывается на нормах общего международного права, обязательных для всех государств в силу основных междуна­родных соглашений (в частности, Устава ООН), независимо от


того, является ли то или иное государство участником специаль­ных соглашений, признающих за физическими лицами право обращения в международные инстанции с жалобами на свое государство.

Так, чилийский международник профессор А. Альварец в изданной в 1959 году книге «Новое международное право в его отношениях с современной жизнью народов» заявил, что в от­личие от классического международного права, субъектами которого являлись только государства и папа римский, субъ­ектами нового международного права наряду с государствами являются и физические лица, обладающие международной правосубъектностью в силу Устава ООН17.

Французский ученый профессор П. Ретер, признавая, что основным субъектом международного права является государ­ство, говорит, вместе с тем, о существовании и других субъек­тов международного права, в число которых он включает физи­ческих лиц. П. Ретер отмечает, что на протяжении длительного времени международное право устанавливало для физических лиц права и обязанности, однако в большинстве случаев эти права и обязанности не ставили физическое лицо в непосредст­венные контакты с международными институтами и индивид не становился субъектом международного права. Как его права, так и его обязанности, вытекающие из международных согла­шений, были санкционированы механизмом внутреннего права или межгосударственной процедурой. Но в последние годы у физических лиц появились средства правовой защиты международного характера. В ряде случаев их права и обязанности санкционированы непосредственно международным правом. И в этом смысле они стали субъектами международного права.

«Важно понять,— пишет П. Ретер,— что это изменение при­вело к глубокой революции в международном сообществе, оно появилось как заключительная стадия эволюции международной организации и стало возможным только благодаря ей. Необ­ходимо, чтобы существовала международная организация, которая давала бы в распоряжение физического лица правовые пути, независимые от внутригосударственного права»18. «Фено­мен,— продолжает он,— осуществляется в том случае, если организация вместо того, чтобы вступать в контакты только с государствами-членами, может вступать в непосредственные контакты с физическими лицами, являющимися их граждана­ми»19. Защита прав человека, по его мнению, предполагает два условия: права человека должны быть определены в пра­вилах, принятых государствами, и должен существовать меж­дународный механизм санкций. Специфическая черта международной


защиты прав человека состоит в том, что она обеспечи­вает покровительство всем гражданам государства против их собственного государства20.

Западногерманский международник Г. Дам также отмечает, что издавна существовали международные договоры, участники которых обещали определенные привилегии гражданам друго­го договаривающегося государства. Однако права и обязан­ности на основе таких договоров принадлежали только государствам. Частное лицо, даже если оно имело собственный интерес, не обладало никакими самостоятельными правами. При нарушении договора индивидуум мог получить защиту только при помощи своего государства. Затем международное право признало индивида в определенных пределах носителем прав и, тем самым, субъектом права. Монополия государства как субъекта международного права была этим самым подорвана. Однако индивидуум не выступил ни вместо государства, ни равноправным субъектом наряду с государством. Государство сохранило полноту власти, а физическое лицо стало носителем определенных, в общем-то весьма скромных, прав. Эти права являются только производными. Их основа — договоры между государствами, но последние могут эти договоры аннулировать. Все, что индивидуум имеет, он имеет лишь по милости государства и пока государство этого желает. Индивидуум не принимает участия в создании международно-правовых норм21. Однако развитие международного сотрудничества в области прав человека привело, по мнению Дама, к дальнейшим серь­езным изменениям в международном праве. Сейчас, говорит он, поколеблен один из основных принципов классического международного права. «Отношение государства к его собствен­ным гражданам отныне подчинено контролю международного права»22. В связи с этим утратило почву учение об опосредствовании индивида государством. Отношения между государством и его гражданами больше не подлежат исключительному веде­нию государства, они являются предметом международно-правового регулирования. «Если государство нарушает права граждан, вытекающие из Устава ООН, правоотношение между ним и индивидуумом, права которого нарушены, приобретают международно-правовой характер... Поэтому государственная принадлежность теряет, до определенной степени, свое значение и происходит, правда, ограниченная, утрата государственного характера защиты, получаемой индивидом»23.


Как видим, и в данном случае проблема международной правосубъектности индивида и международного сотрудничества в области прав человека используется для подрыва принципа государственного суверенитета, для оправдания вмешательства во внутренние дела государств.

К числу авторов, утверждающих, что международная правосубъектность физического лица является положением обще­го международного права, основанным, в частности, на Уставе ООН, относится и профессор Тулузского университета Пьер Веллас. Он говорит, что на протяжении последнего столетия физическое лицо постепенно во все возрастающем объеме ста­новится субъектом международного права. Если первоначально дело ограничивалось установлением уголовной ответственности физических лиц за наиболее тяжкие посягательства на между­народный публичный порядок, то постепенно, через систему по­кровительства отдельных лиц или групп населения, междуна­родное право пришло к закрепленному в Уставе ООН призна­нию и защите основных прав и свобод для всех.

Веллас сознает, что признание международной правосубъектности индивидуума сталкивается со значительными труд­ностями, поскольку в большинстве случаев речь идет об обеспе­чении защиты физического лица от его собственного государства, что, в свою очередь, связано с существенными ограниче­ниями суверенитета государств. Тем не менее, он категорически заявляет: «Власть международных организаций распростра­няется непосредственно на индивидов, преодолевая государст­венный суверенитет». Именно в этом он видит важнейшее достижение международного права24.

Несколько своеобразна авторская позиция по этому вопро­су в известном курсе международного права Л. Оппенгейма.

С одной стороны, в соответствии с классической буржуазной доктриной, одним из последовательных выразителей которой был Л. Оппенгейм, констатируется, что «единственным (разрядка наша.— М. Н.) субъектом международного права... являются государства»25. С другой стороны, в результате дополнений, произведенных Г. Лаутерпахтом, появились мало согласующиеся с позицией Л. Оппенгейма утверждения, что «хотя нормальными (разрядка наша. — М. Н.) субъектами международного права являются государства, они могут рассматривать и физических и иных лиц как непосредственно наделенных международными правами и обязанностями и в этих пределах делать их субъектами международного права»26.


Концепцию международной правосубъектности физического лица Г. Лаутерпахт развил в ряде своих работ27. Лаутерпахт принадлежал к той группе буржуазных международников, которые полагают, что международная правосубъектность фи­зического лица вытекает из норм общего международного права, что она была создана Уставом ООН. Поскольку Уста­вом ООН предусмотрено обязательство членов Организации уважать права человека и основные свободы, у индивидов воз­никли соответствующие права, вне зависимости от их закреп­ления в национальном законодательстве. «Устав ООН,— заяв­ляет Г. Лаутерпахт,— конституирует индивида в качестве субъ­екта международного права»28.

Более осторожной является позиция другой группы совре­менных буржуазных ученых, концепции которых сводится к тому, что, хотя физическое лицо по своей природе не является субъектом международного права, оно может стать таковым в определенной, ограниченной степени в силу специальных со­глашений, заключенных между государствами. Таким образом, наделение индивидов международной правосубъектностью зависит от государств. Государства являются первоначальными субъектами международного права, а индивиды — вторичными, производными.

Таковы, в частности, теоретические построения западногер­манского международника профессора Фридриха Бербера. Он присоединяется к концепции Ж. Жиделя, который различает два рода субъектов международного права: государства, име­нуемые нормальными субъектами международного права, яв­ляющиеся таковыми в силу самой своей сущности, и так называемые искусственные субъекты, приобретающие международно-правовое значение лишь в силу добровольного волеизъ­явления государств. Только государства, говорит Бербер, яв­ляются первоначальными и универсальными субъектами между­народного права. Различного рода объединения и индивиды являются производными и специальными субъектами между­народного права. Их правосубъектность зависит исключительно от воли государств29.

Рассматривая вопрос о международно-правовом статусе индивида, Бербер отмечает три обстоятельства, имеющие, по его мнению, решающее значение для определения этого статуса:


1. Индивиды даже сейчас наделяются международно-правовыми свойствами (правами и обязанностями) в очень ограниченном объеме; они никогда не принимают участия в создании международно-правовых норм или в международных конференциях.

2. Индивиды могут приобретать права и обязанности только в силу соглашения между государствами, установленного то ли договорным, то ли обычно правовым путем, причем государст­ва могут таким же путем лишить индивидов этого статуса; их положение как субъектов международного права с ограничен­ной правоспособностью является ненадежным, поскольку госу­дарства могут в любой момент лишить их его.

3. Индивиды допускаются к международно-правовому обще­нию только в порядке исключения, поэтому их права и обязан­ности должны рассматриваться не расширительно, а ограничи­тельно.

В конечном итоге он приходит к следующему выводу: «Пра­вило пока еще таково, что принадлежащие индивиду международно-правовые права и обязанности могут осуществляться только через посредство государства, физическое лицо выступает в международно-правовом плане, только опосредствуясь государством»30.

Примерно такова же позиция другого западногерманского международника — И. Зайдль-Хохенфельдерна. Он признает истинными субъектами международного права только суверен­ные государства и создаваемые ими международные и надна­циональные организации. Индивидуум, полагает он, выступает как субъект международного права только в исключительных ситуациях — договоры о защите меньшинств, при ответствен­ности за военные преступления и т. д.31. Он признает также, что в международном праве и сейчас еще преобладает принцип медиатизации (опосредствования) физического лица. Индиви­дуум,— отмечает Зайдль-Хохенфельдерн,— может предъявить претензию о возмещении ущерба к какому-либо государству только тогда, когда его собственное государство представит ее от своего имени. Опосредствование лишает физическое лицо, как правило, возможности быть носителем международных прав. Индивидуум не только не обладает дееспособностью в том смысле, что для защиты принадлежащих ему лично международно-правовых требований нуждается в процессуальной по­мощи государства, но и не обладает международной правоспо­собностью, поскольку сами по себе эти притязания принадле­жат, как правило, не ему, а его государству32. Поэтому вывод Зайдль-Хохенфельдерна сводится к следующему: «Индивидуум обладает присвоенной международной правосубъектностью


только в тех редких случаях, когда международный договор
предоставляет ему право обращаться непосредственно в между­
народные инстанции без содействия своего государства и даже
против своего государства»33. «К сожалению, — констатирует
он далее, — индивиды пользуются присвоенными им правами
только до тех пор, пока государства — участники соответствующего договора этого пожелают»34.

Таким образом, представители последнего направления не считают международную правосубъектность физического лица нормой общего международного права. Международная право­субъектность индивида, с их точки зрения, возможна только в том объеме, в котором она определена заключенными государ­ствами международными соглашениями и только во взаимоот­ношениях между теми государствами, которые подписали эти соглашения (например, во взаимоотношениях между теми участ­никами Европейской конвенции по правам человека, которые признали за своими гражданами право обращения с жалобами в соответствующие международные инстанции).

Некоторым своеобразием отличается концепция английско­го, международника Дж. Браунли. Он исходит из того, что го­сударства и при некоторых условиях — международные орга­низации— это нормальный тип субъектов международного права. Вместе с тем Браунли заявляет, что не суще­ствует какого-либо общего правила, исключающего воз­можность признания индивида субъектом международного права, и в некоторых случаях индивид действительно может рассматриваться как «юридическое лицо» (legal person) в международном плане. В тоже время опреде­ление индивида как «субъекта» международного права, по мнению Браунли, бесполезно, поскольку это может создать впечат­ление о наличии у индивида таких свойств, которых у него фак­тически нет35.

Сторонники международной правосубъектности физического лица обосновывают свою концепцию тем, что ряд международ­ных соглашений и некоторые нормы обычного права возлагают непосредственно на физическое лицо (а не через соответствую­щее государство) определенные обязанности и наделяют их не­которыми правами. Таким образом, физические лица в этих случаях якобы подчинены не государственно-правовому, а международно-правовому порядку. Это аргументация в свое время уже была подвергнута критике таким весьма авторитетным в буржуазной науке ученым, как Д. Анцилотти. «Нормы обычного права и соглашения, — писал он, — которые по видимости возлагают обязанности на отдельных лиц, на самом деле возлагают


на государство обязанность воспрещать и наказывать опре­деленные действия индивидов или же уполномочивают его к этому, когда в противном случае это было бы запрещено. Обязанность отдельного лица не возникает, если государство не издает запрещающей нормы... И нормы, которые по видимости представляют индивидам права, на самом деле обязывают или уполномочивают государство предоставлять данные права»36.

И все же эти доводы настойчиво повторяются, кочуя из одной работы и другую, пополняясь только ссылками на новые международные соглашения.

Обычно утверждают, что международная правосубъектность физических лиц, прежде всего, якобы связана с международ­ной борьбой с преступностью. Поскольку международное право предусматривает борьбу с некоторыми видами преступлений, физические лица, совершившие эти преступления и пресле­дуемые в соответствии с существующими обычаями и между­народными соглашениями, становятся субъектами международ­ного права.

В послевоенные годы в целях обоснования международной правосубъектности физических лиц особенно широко используются материалы Нюрнбергского и Токийского процессов над главными немецкими и японскими военными преступниками, прежде всего та часть приговора Нюрнбергского трибунала, в которой подтверждается компетентность Трибунала, его право судить главных немецких военных преступников.

Как известно, Трибунал отверг возражения защиты, сводившиеся к тому, «что международное право рассматривает лишь действия суверенных государств, не устанавливая наказания для отдельных лиц», и что лица, совершившие преступные дей­ствия от имени государства, «не несут личной ответственности, а стоят под защитой доктрины о суверенности государства». Трибунал пришел к выводу, что за нарушения международного права могут быть наказаны и отдельные лица. «Преступления против международного права,— сказано в приговоре,— совершаются людьми, а не абстрактными категориями, и только путем наказания отдельных лиц, совершающих такие преступле­ния, могут быть соблюдены установления международного права»37.

В отличие от буржуазных ученых, советские международники не находят в этих положениях ничего такого, что свидетельствовало бы о международной правосубъектности физического лица. «Хотя данные международные акты,— пишет по этому поводу Д. Б. Левин,— создают новый институт международного права, устанавливающий международную уголовную


ответственность индивидов, но в них речь идет об ответственности индивидов не как субъектов международного права, а как субъектов преступлений, в преследовании которых заинтересованы все миролюбивые государства... Международный преступник и субъект международного права — ни в коей мере не совпадающие понятия»38.

В литературе принято различать международные правонарушения (наиболее опасные из которых получили название международных преступлений39) и преступления против между­народного права. Международные правонарушения (в том числе и международные преступления) могут совершаться только государствами, и ответственность за них несут государства-деликвенты. Преступления против международного права — это всегда действия физических лиц40. Ныне общепризнанно, что преступления против международного права могут
совершаться не только частными лицами, но и официальными
должностными лицами, действующими от имени государства.

Однако из того факта, что физические лица могут привлекаться к уголовной ответственности на основании международных соглашений, нельзя делать вывода, что в силу этого они
становятся субъектами международного права. Когда речь идет
об уголовном преследовании частных лиц, надо учитывать, что
их действия «сами по себе не нарушают нормы международного
права. Лишь основания ответственности за эти действия следует
искать в международном праве»41.

Признав необходимым координировать свои усилия для борьбы с тем или иным видом преступлений, государства заключают соглашение, по которому они взаимно обязуются объявить соответствующие действия уголовно наказуемыми. Но для претворения в жизнь положений этого международного соглашения необходимо трансформировать их во внутреннее право. Такая трансформация обычно осуществляется путем издания специального внутригосударственного нормативного акта. Возьмем, к примеру, борьбу с угоном воздушных судов. Подписав конвенции «О борьбе с незаконным захватом воздуш­ных судов» (Гаага, 16. XII. 1970 г.) и «О борьбе с незаконными актами, направленными против безопасности гражданской авиации» (Монреаль, 23. IX, 1971 г.), государства-участники обязались предусмотреть в своем законодательстве соответст­вующие меры для борьбы с этим тяжким преступлением. В соответствии с этим Президиум Верховного Совета СССР


3 января 1973 года издал Указ «Об уголовной ответственности за угон воздушного судна»42.

Каждое государство само определяет те действия, которые рассматриваются в нем как преступления и влекут за собой уголовную ответственность. При этом, в плане правовых по­следствий совершенно безразлично, как сложилось у законо­дателя представление о преступном характере того или иного действия, связано ли оно исключительно с особенностями социального строя страны, с определенными историческими традициями, с некоторыми общечеловеческими понятиями (на­пример, наказуемость во всех странах посягательств на жизнь другого лица) или с обязательством, принятым государством по международному соглашению. Во всех случаях, в том числе и в последнем, уголовная ответственность наступает по внутреннему законодательству государств, а не по международ­ному праву, уголовное преследование осуществляется нацио­нальными органами данного государства в отношении лиц, находящихся под его юрисдикцией, независимо от того, являются они местными гражданами или иностранцами. Поэто­му нет никаких оснований для признания субъектами между­народного права частных лиц, совершивших преступления, предусмотренные международными соглашениями, т. е. преступ­ления против международного права.

Особым случаем является пиратство, поскольку пират совершает свои преступные действия не на территории какого-либо определенного государства, а в открытом море.

Как известно, пиратское судно, под каким бы флагом оно ни плавало, рассматривается как не имеющее флага, поэтому при захвате пират подпадает под юрисдикцию той страны, чьим военным кораблем он был задержан. Но можно ли из этого сделать вывод, что пират подчинен непосредственно международно-правовому, а не государственно-правовому поряд­ку? Представляется, что оснований для этого нет.

Каждое государство вправе преследовать лиц, совершивших преступление на его территории. Если бы насильственные дей­ствия были совершены во внутренних или территориальных водах какого-то государства, ни у кого не возникло бы сомне­ний, что пиратское судно, независимо от имеющегося на нем флага, подпадает под юрисдикцию прибрежного государства, и никто не говорил бы о пирате как о субъекте международного права.


В открытом море каждое государство также осуществляет свою юрисдикцию, правда, только в отношении судов, плаваю­щих под его флагом. Но пират лишен флага, ни одно государ­ство не берет его под свою защиту. В силу этого каждое госу­дарство вправе рассматривать его подчиненным своей юрисдик­ции. Следовательно, государства осуществляют юрисдикцию в отношении пиратов не в силу какого-то делегирования полно­мочий от международного права, субъектами которого якобы являются пираты, а в силу принадлежащего ему собственного права43.

Даже сторонник концепции международной правосубъектности физических лиц Ф. Бербер отмечает, что запрещение пиратства не делает пиратов субъектами международного права, поскольку борьба с этим преступлением ведется не международными органами, а внутригосударственными орга­нами на основании внутригосударственных постановлений44. Проблема уголовной ответственности официальных лиц за действия, представляющие собой «преступления против между­народного права», возникла в процессе международного регулирования законов и обычаев войны. Гаагские конвенции 1899 и 1907 годов, Женевская конвенция 1906 года зафиксировали правила ведения войны и обращения с военнопленными, вместе с тем они предусмотрели обязанность государств-участников установить уголовную ответственность для военнослужащих, нарушающих законы войны, т. е. совершивших военные преступ­ления. Каждое государство должно было привлекать к ответственности лиц, совершивших военные преступления, из числа его военнослужащих.

Наряду с этим издавна существует обычай, допускающий привлечение к ответственности военнопленных за преступления, совершенные ими против вражеского государства до пленения. Об этом международно-правовом обычае А. Фердросс пишет: «...Государства по древней международно-правовой традиции имеют право наказывать попавших в их руки военнопленных также и за действия, совершенные ими до плена в