Geum.ru

Кандидат исторических наук А. А. Курапов Астраханские краеведческие чтения: сборник статей / под ред. А. А. Курапова. Астрахань: Изд-во, 2009. Вып. I. с

Вид материалаСборник статей

Содержание


Джуманов Р.У. (г. Астрахань)
Астраханский край в xvi-xxi вв.
Из истории русско-ногайских отношений
Подобный материал:
1   ...   4   5   6   7   8   9   10   11   ...   33

Джуманов Р.У. (г. Астрахань)


Погребальный обряд народов Прикаспия на ранней стадии формирования родоплеменных сообществ в этнос носит этноконфессиональные признаки и представляет интерес для определения идентификационных и интеграционных процессов современности. Одной из баз для изучения этих процессов является поселение и его могильник, расположенные в 24 км южнее Хаджи-Тархана (современной Астрахани) у поселка Татаробашмаковка в дельте реки Волги. Современное название Хан-тюбе и Тумак-тюбе они получили по названиям природных бугров значительных размеров на которых они расположены.

Комплекс был обнаружен в ходе строительства оросительной системы и раскопан археологами Астрахани и Ленинграда в 1969 г. Однако анализа этноконфессиональных особенностей погребального обряда до сих пор произведено не было.

Могильник на бугре Хан-тюбе являлся частью комплекса поселка золотоордынской сельской округи расположенного на близлежащем бугре Тумак-тюбе. На том же бугре что и могильник располагался комплекс горновых печей для обжига неполивной красноглиняной посуды.

Поселок состоял из полуземлянок четырехугольной формы с размерами 430 х 360см, вкопанных в землю на глубину около 30 см. Помещения были вытянуты с юга на север и имели вход с южной стороны. Неизменным интерьером жилищ являлись земляная суфа шириной от 90 до 110 см, сохранившейся высотой около 20 см, очаг с двумя горизонтальными отопительными каналами - канами, сложенными из сырцовых кирпичей размером 25 х 25 х 5 см и вертикальными дымоходами в северо-восточном углу.

Такие жилища: землянки и полуземлянки, мазанки характерны для жителей дельтовых районов и существовали в Астраханском крае до 1960-х гг.

Находки на поселении и могильнике были представлены в основном целыми образцами и фрагментами неполивной керамики, а также фрагментами бракованной посуды. Они позволяют утверждать одновременное существование населения поселка Тумак-тюбе, могильника и производственного гончарного комплекса на бугре Хан-тюбе.

Все восемь печей, раскопанных на бугре Хан-тюбе были устроены в материке с выводом наружу топочных устьев. Две печи были двухъярусные с опорными столбами и грушевидной в плане формы. Длина печей была от 320 см до 375 см, ширина около 215 см. Устья были направлены на юго-запад. Сложены они были из кирпича размером 20 х 40 х 5 см. По зольным остаткам можно предположить, что печи топились камышом. Ассортимент изделий найденных близ печей: кувшины, горшкообразные сосуды, светильники - чираги и чигирные сосуды идентичны с посудой поселения на Тумак-тюбе и на памятниках Золотой Орды XIV-XV вв.

Пожалуй самым интересным для исследователей представляет могильник со 140 раскопанными погребениями. Могильник был совершен на вершине бугра, рядом с гончарным комплексом. Все погребения были устроены в грунтовых ямах разной конфигурации. Доминируют подпрямоугольные ямы с округленными углами. Помимо них использовались прямоугольные ямы, прямоугольные с подбоем, овальные с заплечиками, в деревянных гробовищах - все женские, в трапециевидной - грудной ребенок. Следовательно, традиционным обрядом захоронений умерших было погребение в подпрямоугольных ямах с округлыми углами. В прямоугольных с подбоем ямах очевидно хоронили мусульманизированных сельчан. Женские погребения в гробовищах представляют очевидно одну этническую группу. Трапециевидная яма с грудным ребенком несет в себе, видимо, сакральный характер.

Разнообразна и ориентация и положение погребенных. Сто двадцать три человека были ориентированы головой на запад, порой с небольшим отклонением на юг и лежали в основном на спине. Пять лежали на боку, а два (мужские) ничком на животе. Причем лица у большинства были ориентированы на юг, у 24-х вверх, у 10 -ти на запад и у 1-го, мужского, на север. Можно предположить, что часть обитателей округа переходит к мусульманскому обряду, но более половины жителей ещё верны своим родо-племенным этническим или этно-географическим законам.

Большинство погребальных ям были перекрыты деревянными настилами из поперечных плашек или веток деревьев. Двадцать четыре погребенных были обернуты в камышевые циновки, видимо заменявших на ранних стадиях белый саван. Информаторы - старожилы села Татаробашмаковка, потомки жителей округи, вспоминают, что до 60-тых гг. прошлого века «ляхад» застилали камышем из-за отсутствия ткани, что говорит о преемственности погребальных обрядов.

Такие детали обряда как положение рук и ног усопших говорят о разновидности этнических и религиозных представлений. Так правая рука, согнутая в локте, лежала на груди или на животе у 26 погребенных, а вытянуто с кистью на тазовых костях - у 62 погребенных. Левая рука была согнута в локте у 42 усопших, вытянуто у 53. Положение ног погребенных к XIV в. снивелированы. У 68 умерших они были параллельно вытянуты к сведенным стопам, только у 9 - согнуты в коленях, у 3-х - раздвинуты и у одного перекрещены ромбом.

Почти все погребения были без вещей. Только у 11 были обнаружены осколки керамики и железные предметы. У двух погребенных детей имелись коралловые бусинки, серебряная серьга, бусы из позвонков осетра. Эти предметы, на наш взгляд, носили сакральный характер и выполняли в жизни роль оберегов - «тумаров». Два мужских погребения были из разряда «экстремальных». В одном погребении череп лежал на глубине 1,1 метр, а нижняя часть костяка - отдельно, на глубине 0,68 метра. У другого покойного не было одной ноги.

Все погребения могильника не имели следов явно насильственной смерти и принадлежали, видимо, гончарам, скотоводам и рыбакам поселения. Отсутствие богатых погребений, хотя бугор носит название Хан-тюбе, говорит об общинности социальной жизни. Сельская округа на буграх, окруженных водой и зарослями камыша, жила изолировано от городских центров Золотой Орды, поставляя изредка свои изделия по заказам или свободно на рынки Хаджи-Тархана. Такие поселки рыбаков в дельте Волги можно встретить и сегодня.

К каким этно-конфессиональным группам относится это поселение округи определить пока не предоставляется возможным. Из всего комплекса могильника только один из умерших имел явно монголоидные черты. Не полная исследованность антропологического материала не позволяет говорить о расовых типах погребенных. Очевидно, что поселок был с, полиэтничным населением. Вероятно, аборигенами поселка были потомки оседлых хазар, булгар, кыпчаков проживавших в городе Саксин или Суммеркент. Под таким названием, считает ряд археологов, находится городище у села Самосделка на берегу Старой Волги, находящееся в ЗО км ниже селища на Тумак-тюбе.

Также, в период междоусобиц в Золотой Орде вынуждал вчерашних кочевников-скотоводов переселяться в безопасную дельту. Вскоре они переходили на оседлое или полуоседлое положение. Из этого симбиоза и образовалось поселение поселка. Различные по корням и вере люди жили вместе, но в «мир иной» уходили по своим древним обрядам - «адет». Эти погребальные обряды встреченные на Хан-тюбе, оказались более живучими, консервативными, чем повседневная социальная жизнь общины.

Позже, в XIV - XVIII вв. в рамках феодальных государств: Казахского ханства, Ногайской Орды, Астраханского ханства, государствах Сельджукидов образовались этносы казахов, ногайцев, туркменов, узбеков Прикаспийского бассейна. Погребальные обряды народов, как переходный этап от тенгрианства к мусульманству в науке мало изучено. Археологи только фиксируют погребения, без учета их этнической принадлежности. Особенно важны разработки по связям этнической принадлежности усопших с видами погребений в полиэтничном регионе Прикаспия. При решении этой задачи требуется совмещение исследований историков, археологов, этнографов, антропологов. Именно на стыке этих наук должна образоваться «этническая археология» или «археологическая этнография». Это необходимо для понимания данной обрядности так как в ней заложены опыт, мудрость и мировоззренческие взгляды наших предков на окружающий и внутренний мир.

АСТРАХАНСКИЙ КРАЙ В XVI-XXI ВВ.


НАЧАЛЬНЫЙ ЭТАП ИСТОРИИ БУДДИЗМА НА НИЖНЕЙ ВОЛГЕ


Курапов А.А. (г. Астрахань, АГОИАМЗ)


Распространение буддизма на территории Нижнего Поволжья осуществлялось в XIII-XX вв. в несколько этапов. Спецификой каждого этапа являлась интенсивность распространения Учения, преобладание отдельных школ и направлений, этническая принадлежность его носителей. Можно условно выделить несколько этапов распространения на территории Нижнего Поволжья: XIII-XIV вв. – «уйгурский период»; XVII – I -я половина XX в. – «калмыцкий период». В предлагаемой статье будет рассмотрен первый этап.

Масштабное проникновение буддизма на территорию Нижнего Поволжья происходит в период формирования в регионе монгольского анклава. Вместе с тем знакомство монголов с буддизмом произошло гораздо раньше…

Важным условием начального сосуществования разнообразных народов с самобытной культурой в Монгольской империи являлась религиозный плюрализм и определенная религиозная толерантность. Претендуя на природные и людские ресурсы завоеванных территорий, монголы не ассимилировали культуру покоренных народов, а наоборот впитывали все самое ценное, поскольку, зачастую, находились в культурном плане на более низком уровне развития. Схожая ситуация происходила с религиозными заимствованиями. Тенгрианцы-монголы лояльно относились к представителям всех религий, прагматично считая, что в завоевании мира потребуется помощь всех божеств. Вместе с тем заимствуя отдельные культурные элементы, монголы часто принимали их, включая в состав собственной культуры. Схожую ситуацию можно проследить и с буддизмом. В тибетских и монгольских исторических летописях популярным сюжетом является притча о знакомстве Чингисхана с буддийскими наставниками (школы Цаг Кагью) и даже принятии буддизма великим ханом143. Многие школы тибетского буддизма приписывают обращение в Учение хана именно себе. Принятие буддизма Чингисханом является спорным моментом в истории монгольского буддизма. Вместе с тем преобладание тибетских школ в монгольских степях факт неоспоримый. В ситуации сосуществования в Центральной Азии двух региональных буддийских традиций – монгольской и тибетской – именно вторая была более близка монголам. Тибетская традиция находила больше соприкосновений с традициями кочевников. Пронизанная городской культурой китайская буддийская традиция зачастую вызывала антагонизм у монголов, активно противостоявших китайской ассимиляции.

Известно, что проникновение буддизма в Монгольскую империю в XIII в. проходило посредством народов – носителей Учения, принявших его до вхождения в монгольское государство (так уйгуры приняли буддизм в VIII в., хакасы, тангуты – в IX-X вв.)144. Именно принятие буддизма верхушкой уйгурского и чжурчженьского общества повлияло на распространение учения среди монголов. Этнический состав монгольских улусов всегда была весьма пестрой – с 1207 г. к союзу Чингисхана присоединяются ойраты, буряты, урсуготы, хаюханады, хапкасы, тубаки, киргизы. С 1221 г. – жители Хорезмского государства145.

Уйгуры – один из древнейших народов Центральной Азии с богатейшей историей и культурой. Это один из первых тюркоязычных народов, создавших свое государство в монгольских степях – Уйгурский каганат, отдельные уйгурские княжества, позднее объединенные в Уйгурское Турфанско идикутство. К началу XIII в. Большинство уйгуров исповедовало буддизм146.Успешному распространению буддизма среди монголов способствовал большой свод религиозной литературы, переведенный с санскрита, тибетского, китайского и адаптированный уйгурами

Уйгурская письменность была определена Чингисханом в качестве общегосударственной, получив распространение у монголов с 1204 г. благодаря служилому уйгуру Тотатунгу – хранителю печати найманского государства Таян-хана147.

Заимствование письменности в Великой монгольской империи у этого малого народа можно объяснить тем, что уйгурская культура по духу была ближе кочевникам, т.к. содержала множество остатков кочевых преданий и степных обычаев. Средневековый путешественник Джиовании дель Плано Карпини так описывает процесс принятия письменности монголами: «…и вышел на войну (Чингисхан – А.К.) против земли гуиров (уйгуров), их он так же покорил войною и, татары приняли их грамоту, ибо прежде не имели никаких письмен, теперь же эту грамоту именуют мунгальскою»148.

Другой средневековый путешественник – Гильом де Рубрук, описывая ставку Мунке-хана акцентирует внимание на том, что среди писцов и чиновников преобладали уйгуры и тибетцы. Автор так описывает уйгурскую кибитку с буддийским алтарем: «…все же я там видел за сундуком, служащим им вместо алтаря, на который они ставят светильники и жертвы, какое то изображение, имевшее крылья как у святого Михайла и другое изображение, вроде епископов, державших пальцы, как бы для благословения…»149.

Несомненно, что принятие письменности – основу культуры в любой национальной традиции вело за собой и принятие других фундаментальных основ уйгурской культуры, важнейшей из которых являлся буддизм.

Первые политические контакты отдельных школ китайского и тибетского буддизма с монголами относятся к эпохе Чингисхана. Ряд исследователей подчеркивают наличие личных контактов Чингисхана именно с иерархами школы Сакья, китайские монахи Чжун-гуань и Хайюнь занимали высокое положение при его дворе150. Более активные политические контакты монгольской аристократии с духовной аристократией Тибета начинаются с 40-х г. XIII в.

Проникновение тибетского буддизма в монгольскую культурную традицию происходит в процессе активного распространения буддизма иерархом школы Сакья – Сакья-Пандитой Гунга Гьялцена (1182-1251 гг.). Отношения между Тибетом и Юаньской династией Китая строились по традиционной схеме «учитель – ученик» («наставник – милостынедатель»), когда верховный лама является наставником и религиозным советником императора, который был светским покровителем конкретной школы. Одним из первых подобных религиозных советников и становится Сакья-Пандита151.

В 1247 г. происходит встреча сына великого монгольского хана Угедея – Годана с Сакья-Пандитой. В процессе переговоров последний оговаривает условия подчинения Тибета монгольскому хану, статус теократического правителя для главы школы Сакья152. Миссионерская деятельность школы проводилась при тесном взаимодействии со светской властью, в результате чего буддизм распространяется среди аристократии и управленческого аппарата Монголии. В правление Угэдэя (1229-1241 гг.) правительство империи возглавляет буддист Елюй Чу-Цай.

В правление Хубилая (1260-1295 гг.) был подписан так называемый «Жемчужный указ», провозглашавший буддизм официальной религией династии Юань. Сакьяский Пагба-лама Лодой-Чжалцан (1235-1280 гг.) в 1264 г. был провозглашен главой буддийской общины Монголии и Китая, духовным главой трех провинций Тибета (Уй, Цан, Кам), осуществлявшим правление вместе с императорскими чиновниками, в 1270 г. лама получил титул «диши» - «императорского учителя» Хубилай был провозглашен буддийским императором-чакравартином а тибетские буддийские обряды становятся частью государственного ритуала монголов153 .

Основным достижением Пагба-ламы как миссионера становится законодательное закрепление отношений буддийской общины и государства в рамках системы «двух законов», ставших в дальнейшем одной из основ монгольской политической традиции. Союз школы Сакья и светской элиты монгольского государства в XIII в. Можно оценить как прагматический. Он обеспечивал Хубилаю легитимность и авторитет, Сакье – главенство в Тибете и экономическую стабильность. Необходимо отметить, что во взаимодействии светского и духовного начала в рамках концепции «двух законов» главенствующее положение отводилось светскому началу. Активизация распространения буддизма в Монголии: увеличение числа буддийских монастырей, принятие буддизма светской аристократией, осуществление толерантной политики по отношению к Тибету, свидетельствует о принятии светской властью Монголии принципов политики «двух законов».

Буддизм имел распространение не только в восточной части монгольского анклава. Учение получило распространение и в западной части империи. Основатель династии Ильханов (Иран, Закавказье, Месопотамия) – Хулагу (1256-1265 гг.) активно поддерживал буддизм. Хулагу построил буддийский храм в Хойе и привлекал буддистов к управлению154. В значительной степени религиозные предпочтения династии Ильханов объясняются преобладанием этнических ойратов в войсках и правительстве улуса (в частности небезызвестный Аргун-ака)155.

В Золотой Орде (Улусе Джучи) буддизм получает распространение наряду с тенгрианством, христианством и исламом. Основными носителями буддизма на территории Улуса Джучи в XII-XIII вв. были этнические уйгуры, являвшиеся чиновниками Монгольской империи, кунгираты, найманы, кидани. Данный тезис подтверждает отождествление терминов «бахши» (от «бхикшу» санскр. - монах) и «чиновник» у монголов в XIII в.

Религиозная ситуация в Улусе Джучи в XIII – начале XIV вв. в целом соответствовала общемонгольской. При Бату-хане (1227-1256 гг.) все религиозные конфессии существовали на равных правах. Вместе с тем представители правящей династии тяготели к определенной конфессии, осуществляя политическую поддержку ее носителей. Так Бату-хан вероятнее всего являлся тенгианцем, Сартак сочувствовал христианству, Берке (1258-1266 гг.) уже в 40-е гг. XIII в. принял ислам. Вместе с тем средневековые историки (преимущественно - мусульмане) настаивали на промусульманской ориентации основателя Улуса Джучи. Так Джузджани в «Табакат-и-Насири» пишет: «… он (Бату) был человек весьма справедливый и друг мусульман – под его покровительством мусульмане проводили жизнь привольно. В лагере и у племен его были устроены мечети с общиной молящихся с имамом и муэдзином»156. Автор подчеркивает особое отношение Бату к исламу и даже утверждает, что правитель в тайне сделался мусульманином. Вместе с тем этот тезис не выдерживает критики, поскольку тайный переход в другую конфессию не был свойственен монгольским правителям, заключавшим союз с религиозной общиной открыто на взаимовыгодных условиях. В той же работе, упоминая о смерти Бату, пишет: «Да облегчит ему Аллах мучения адские, если он был неверный»157. Тезис о принадлежности Бату к мусульманской общине опровергает другой средневековый историк Ала-ад-дин Ата-мелик Джувейни, причем его доводы более соответствуют реалиям того времени. В «Истории завоевания мира» автор пишет: «Он (Бату) был государем, который не придерживался никакой веры и секты, он их считал только способом познания божества»158.

В этом поликонфессиональном мире оставалось место и для буддизма. Уйгурская письменность была основой государственного делопроизводства и в Улусе Джучи. Однако если говорить о присутствии буддистов в государственном аппарате Улуса Джучи есть все основания, то говорить о значительном распространении учения среди населения Нижнего Поволжья в XIII-XIV вв. не приходится. Вероятнее всего буддизм не получил широкого распространения в джучидском обществе – среди преобладавшего кипчакского населения, оставаясь религией отдельный этнических групп. Вместе с тем в политической истории улуса буддизм и буддисты сыграли значительную роль.

В условиях политической конфронтации Улуса Джучи с династией Ильханов политические противники Хулагу стремились использовать религиозный фактор как политический аргумент. Египетский султан Эльмеллик-эз-Захер в 1261-1262 гг. в переписке с Берке – к тому времени принявшему ислам – использует религиозную риторику: призывая к союзу и священной войне с врагами-многобожниками159.

В условиях усиления группировки светской аристократии принявшей ислам, сторонники буддизма становятся на сторону группировки, отстаивавшей традиционные устои светской и духовной жизни. В междоусобице 1267 г. последовавшей после смерти хана Берке, активно распространявшего ислам, побеждает группировка монгольской аристократии во главе с Менгу-Тимуром (1266-1282 гг.), приостановившим исламизацию Улуса Джучи. Схожую политику проводит и Токта-хан (1291-1312 гг.). При Токта-хане буддисты, получившие покровительство светской власти, пользовались большим влиянием160. Средневековые источники подтверждают большую роль носителей буддизма в политической истории Улуса Джучи. Именно как религиозное противостояние можно оценить политический конфликт, произошедший между Токта-ханом и Ногаем. Семейный конфликт между родственниками Ногая – носителями ислама и родственниками Токты – уйгурами-буддистами перерастает в открытую конфронтацию между мусульманами – партии Ногая и военной аристократией из уйгурского аймака (Салджидай, Яйлак, Тама-Токта)161. Персидские историки подтверждают тезис о религиозной подоплеке этого конфликта. В средневековом «Продолжении сборника летописей» автор определяет, что «…причиной вражды эмиров Токты-хана к Узбеку, было то, что Узбек постоянно требовал от них обращение от них в правоверие и ислам…вследствие этого они чувствовали к нему вражду и отвращение и старались устранить его»162. После смерти Токты-хана в 1312 г.представители уйгурского аймака попытались укрепить свое политическое положение – аталык Токты Баджир Ток-Буга провозгласил себя ханом. Именно притязаниями буддистов на престол, традиционным антагонизмом между носителями ислама и буддистами в монгольских улусах можно объяснить целенаправленную антибуддийскую политику, репрессии хана Узбека (1312-1342 гг.). В 1313 г. в результате государственного переворота к власти в Улусе Джучи приходит Узбек-хан. Последовавшую за этим междоусобицу многие исследователи оценивают как религиозную войну сторонников ислама и буддизма. Средневековые авторы подчеркивают антибуддийскую специфику политики Узбека. Так шейх Эльбирзали в своей летописи пишет: «…он умертвил нескольких эмиров, умертвил большое количество уйгуров, т.е. лам и волшебников и провозгласил исповедание ислама»163. В Энциклопедии Эннувейрти также акцентирован религиозный конфликт: «…в государстве Узбека оставалось еще немало людей, не исповедовавших ислама, но он воцарившись предоставил им выбрать или вступление в мусульманскую религию, или войну, что они отказались и вступили в бой, что он напал на них, и обратил их в бегство…»164. Мун-ад-дин Натаизи так описывает события 1113-1314 гг.: «В правление Узбек-хана Дешт-и-Кипчак который всегда был обиталищем неверия и ереси и местопребыванием смуты и нечестия, стал страной поклонения Аллаху»165. Распространение ислама в улусе Джучи при Узбеке-хане в 1313-1314 гг. приводит к уничтожению буддизма как значительной религиозно-политической силы. Сакрализация власти осуществляется в мусульманской традиции, в государстве был принят арабский алфавит и летоисчисления по хиджре.

Вместе с тем буддийская община продолжала существовать. Об этом свидетельствуют и средневековые историки-мусульмане и данные археологии. Так Мун-ад-дин Натаизи пишет про последователя Узбека – Джанибек-хана (1343-1357 гг.): «весь улус Узбека обратил он в ислам, разрушил все капища, воздвиг и устроил много мечетей»166. Более ценным представляются воспоминания Ибнараб шаха (1388-1450 гг.), бывавшего в низовьях Волги: «…до него (хана Берке – А.К.) они (местное население – А.К.) были только идолопоклонниками, не знавшими ислама, некоторые из них до сих пор поклоняются идолам»167.

В подтверждении тезиса о сохранении буддийской общины в городах Улуса Джучи можно привести информацию об археологических находках на Селитренном городище (Ахтубинский район Астраханской области) – на месте старой столицы Улуса Джучи города Сарай ал-Махруса. При раскопках в 1980 г. в культурном слое XVI – начала XV вв. был найден богато гравированный золотой браслет. Центральный плоский щиток браслета орнаментирован сложной плетенкой – монгольским «узлом счастья»168. Не оспаривая авторитета выдающегося археолога Н.М. Булатова, определяющего изображение как «орнаментальный мотив», «декоративный элемент», хочется отметить, что в буддийской традиции «узел счастья» так же присутствует как один из «восьми благих эмблем» -«бесконечный узел» (санскр. srivatsa) – наиболее распространенный в иконографии символ, атрибут богини Шриватса169. Все это в купе с найденной в том же раскопе уйгурской надписью на штукатурке может служить информацией к размышлению о существовании буддизма в Улусе Джучи и после принятия ислама.

Буддизм в Монгольской империи существовал наряду с другими религиозными конфессиями, первоначально пользовался схожими привилегиями, установленными по законодательству Чингисхана и его последователей. Обладая сложившимся опытом контактов со светскими властями в разных национальных традициях, буддийская община во второй половине XIII в, начинает бороться за политическое и идеологическое преобладание как центре империи, так и на ее окраинах. Ханы и правители отдельных улусов принимали буддизм и брали под покровительство отдельные школы тибетского буддизма. Схожая ситуация отмечается и в Улусе Джучи (Золотой Орде). Буддизм, распространенный преимущественно в среде аристократии, оказывал определенное влияние на политические процессы в улусе, становясь поводом для обострения внутриполитического и внешнеполитического положения улуса. Отсутствие в регионе крупных государственных образований, принявших буддизм в качестве государственной религии, способных стать политическим и экономическим союзником, предопределяет выбор ислама светской аристократией в качестве государственной идеологии и основы внешнеполитических контактов с мусульманскими державами Ближнего Востока. Буддизм, ушедший из политической жизни, остается в качестве одной из религий региона, традиционно остававшегося многонациональным и поликонфессиональным.

ИЗ ИСТОРИИ РУССКО-НОГАЙСКИХ ОТНОШЕНИЙ

В СЕРЕДИНЕ XVI в.