Н. Г. Чернышевского Институт истории и международных отношений Креленко Н. С. Некоторые проблемы истории нового и новейшего времени стран европы и америки и судьбы историков учебно-методическое пособие
| Вид материала | Учебно-методическое пособие |
- Уважаемые коллеги!, 26.61kb.
- М. А. Толстая Историография истории нового времени стран Западной Европы и США учебно-методическое, 377.63kb.
- Программа и методические указания по курсу истории новейшего времени стран европы, 479.23kb.
- Македонский вопрос в период Балканских войн 1912-1913, 450.33kb.
- Н. Г. Чернышевского Институт истории и международных отношений Программа, 2699.12kb.
- Эволюция туристических практик русских во Франции (начало XIX начало XXI в. В.), 447.51kb.
- Историография нового и новейшего времени стран Европы и Америки, 4982.11kb.
- Историография нового и новейшего времени стран Европы и Америки, 4981.75kb.
- Система международных отношений раннего нового времени, 13.4kb.
- Учебно-методическое пособие для студентов Института истории и международных отношений, 2129.7kb.
О политиках и политических группировках, споривших и принимавших законы в Учредительном, Законодательном собраниях, в Национальном Конвенте, о генералах, прославивших себя на полях сражений, о журналистах, писавших обличительные и панегирические статьи, уже было написано много. Это, так сказать, описание сцены, на которой действовали «герои» получила подробное освещение в многочисленных работах о революции, написанных на протяжении XIX в. А вот о том, что происходило на улицах Парижа, какие настроения царили во французской деревне, мало кто из историков брался писать. А если брались, то писали с позиций консервативных, как это сделал И. Тэн. Проницательным взглядом недоброжелателя Тэн рассмотрел в революции несколько не связанных между собой и враждебных друг другу движений. Кропоткин принял к сведению эту информацию, взглянув на нее под иным углом зрения.
Только в 1886 г., поселившись в Лондоне, Кропоткин смог взяться за работу над историей французской революции всерьез. Причем, французские архивы были для него закрыты, поскольку ему был запрещено проживание во Франции. Значит, следовало идти по другому пути: не искать новый материал, а анализировать то, что уже опубликовано в сборниках документов, включено в научные построения других историков. Имеет ли он, формально говоря, дилетант, не обучавшийся специально работе с историческими источниками, право на широкое обобщение, на свою интерпретацию уже известной суммы фактов? Поколение непосредственных предшественников Кропоткина, тех, кто работал в последние десятилетия XIX в., отдавали предпочтение поискам и скрупулезному изучению новых фактов, собирательству «кирпичиков».
В1903-1905 гг. Кропоткин опубликовал серию статей о революции. Потом на их основе создал книгу. Она вышла на французском языке в 1909 г. «Великая французская революция 1789-1793» П.А. Кропоткина сразу привлекла внимание историков и просто читающей публики в разных странах. В течение ближайших лет книга была переведена на английский, немецкий, итальянский, русский (1914) языки. Новизна заключалась в оригинальной интерпретации знакомых сюжетов, в том, что он сосредоточил внимание на разнородности революционных выступлений. Его предшественники, рассматривали народные низы с точки зрения их положения, их бедствий и страданий. Кропоткин перенес внимание на их действия, требования, организацию борьбы беднотой в деревнях и городах. Собственно, первоначально его интересовали формы крестьянских выступлений. Имеющийся материал заставил его сосредоточиться на расстановке сил в городах, прежде всего, в Париже, бывшем на протяжении революционных лет эпицентром основных событий. Анархист по убеждениям, противник сильной государственности, Кропоткин ни в одной из политических группировок, действовавших в «большой политике» (в Собраниях или Конвенте) не видел силы, способствовавший обновлению общества. Он считал, только давление «снизу», прежде всего, со стороны секций Парижской коммуны заставляло как жирондистов, так и якобинцев предпринимать что-то в пользу народа. Он доказывал, что с осени 1793 г. до весны 1794 г. в Париже существовало «двоевластие»: буржуазный Конвент вынужден был делить власть с народной коммуной. А политические репрессии против руководства коммуны весной 1794 г. привели к сосредоточению власти в руках буржуазных революционеров (сначала сторонников Робеспьера, а потом тех, кто его казнил). Таким образом, основной вывод, сделанный им сводился к следующему: революцию совершила не та или иная партийная группировка, революция – результат множества противоборствующих течений.
В 1917 г. Петр Алексеевич вернулся в охваченную революцией Россию, страну, ставшую совершенно не похожей на ту, которую он покинул почти полвека назад. Новая власть встретила его почтительно, ведь его «Великая французская революция» очень понравилась в свое время В.И. Ленину, прочитавшего ее в немецком переводе. В глазах нового поколения революционеров-победителей Кропоткин был с одной стороны, живой реликвией, с другой – фигурой, не имеющей реального веса, а потому безвредной.
Что касается идей, сформулированных в «Великой французской революции», то они оказались востребованными спустя полвека. Предложенное Кропоткиным объяснение расстановки политических сил в период революции, в той его части, которая касалась наличия «двоевластия» в Париже 1793 г. и роли Парижской коммуны, нашло приверженцев и продолжателей.
Культурная революция в историографии. Всякий революционный переворот приводит к изменению системы ценностных ориентиров, предполагает существенные корректировки в духовной жизни общества, замену, полную или частичную, системы ценностных ориентиров. Иногда эти корректировки происходят спонтанно, иногда их осуществляют сознательно. Последний вариант осуществлялся в периоды Великой французской революции и Великой октябрьской революции. И в том и в другом случае политическая сила, пришедшая к власти, пошла на разрыв со старыми духовными ориентирами, попыталась заменить традиционную религию своего рода «гражданской религией», соответствующей теоретическим исканиям времени. В российском варианте этот процесс получил наиболее полное развитие.
Вот только несколько мероприятий «культурной революции», непосредственно касающихся гуманитарной сферы. В 1918 г. создается Соцакадемия (позднее Комакадемия), назначение которой состояло в том, чтобы готовить научные кадры «нового образца». В 1919 г. исторические и юридические факультеты были заменены факультетами общественных наук (ФОНами). Согласно «Положению о высших учебных заведениях РСФСР» профессорско-преподавательский состав должен был назначаться Наркомпросом, а состав учащихся комплектоваться путем «командирования» от партийных, комсомольских, профсоюзных организаций. Тогда же появился термин «пролетаризация», применяемый по отношению к системе высшей школы. При отборе кандидатов на обучение предпочтение отдавалось выходцам из рабочих и крестьян, а также тем, кто в годы Гражданской войны служил в РККА. Таким образом, вопрос стоял об изменении содержания того, чему учат, о перемене (зачастую кардинальной) восприятия изучаемого материала и о целенаправленной корректировке состава тех, кого учат. Поменять наставников одномоментно было невозможно, более десятка лет состав преподавателей был смешанным – старые (не по возрасту, а по принадлежности к «старой» школе) профессора работали в тех же учебных заведениях, что и выдвиженцы новой власти «историки-марксисты», большинство которых в недавнем прошлом были учениками «буржуазных спецов».
В это период существовал теоретико-методологический плюрализм. Продолжали работать «старые историки», такие мастера, как Н.И. Кареев, выпустивший в 1918 г. книгу «Великая французская революция». Интересно отметить выделяемые автором хронологические рамки 1789- 1799, два этапа: восходящий 1789-1793, нисходящий 1794-1799. Социальный заказ предполагал создание новых научных направлений, новых подходов к их интерпретации. Первые работы историков той поры сочетали в себе марксистскую риторику, наложенную на конкретно-исторический материал, обработанный согласно подходам либерально-позитивистской историографии.29 Это обстоятельство объяснимо – всякое научное направление, и марксистское не было исключением, только постепенно обретает свое «лицо».
Речь шла не только о закрытии старых и образовании новых структур, предназначенных для организации и проведения исторических исследований и преподавания истории, а об изменении теоретико-методологической базы, на которой строилась историческая наука. Современные исследователи вполне обоснованно указывают на то, что историческая наука в Советской России в конце первого послереволюционного десятилетия стала решать в первую очередь идеологические задачи. Это было требование времени и исторической ситуации: власть, отказавшаяся от опоры на традиционные (прежде всего, религиозные) духовные ценности, должна была найти более или менее адекватную замену. Судьбы и взгляды советских историков «первого призыва» достойны специального анализа с точки зрения исторической и психологической. Иногда трудно определить, где проходила грань между убеждениями, чувством самосохранения, стремлением к карьерному росту. Ведь человеку свойственно в большей или меньшей степени проникаться настроениями своего времени.
«Отцы-основатели» советской школы всеобщей истории. Лукин Николай Михайлович (1885-1940) выпускник МГУ, большевик, родственник Н. Бухарина. «Максимилиан Робеспьер» (1919) – популярная работа, заложила основы якобиноцентризма, характерного для советской историографии. «Очерки по новейшей истории Германии 1890-1914» (1925). После смерти Покровского занял руководящее положение в советской исторической науке. После воссоздания истфака МГУ декан. Возглавил группу по написанию школьного учебника по новой истории. В 1938 г. арестован, умер в тюрьме.
Волгин Вячеслав Петрович (1879-1961) марксист, близок меньшевикам. Тема научных интересов – история социалистических учений. Начинал с изучения взглядов Мелье. В 1921-1925 гг. - ректор МГУ. Позднее его деятельность протекала преимущественно в рамках Академии наук. Главная работа - «История социалистических идей» (1923), которая переиздавалась несколько раз с некоторыми переделками. Искал элементы социализма с древних времен, для него критериев социализма было отношение к частной собственности. Отсюда разделение на социализм и эгалитаризм.
Ротштейн Федор Аронович (1871-1953) участник социалистического движения, проведший молодость в эмиграции в Англии. Усилиями возглавляемой им комиссии было решение о том, что марксизм является единственно верным мировоззрением, после чего из университетов начали увольнять старую профессуру. Данная в книге «Очерки по истории рабочего движения в Англии» (1923) интерпретация материала определила подход к чартизму как началу политического движения пролетариата. Некоторое время Ротштейн был полпредом в Персии. Основной труд «Международные отношения в конце XIX в.» написан в конце 40-х гг., издан в 1960 г., работа проникнута сильным привкусом германофобства, что очевидно связано с ситуацией, когда она была написана.
Период становления советской историографии. Краткое перечисление круга интересов поколения основателей дает достаточно полное представление о круге научных интересов, которые будут десятилетия доминировать в советской исторической науке. Плюрализм мнений, проявлявшийся в научных дискуссиях, прекратил существование в начале 30-х гг., когда после «академического дела» практически завершилась перестройка гуманитарной сферы, в том числе исторической науки. Историки старшего поколения, привлеченные по этому делу, вне зависимости от степени кары, их постигшей, на всю оставшуюся жизнь научились сверять каждую мысль с господствующими в настоящий момент идеями. «Крайности» предшествующего периода, такие как «школа Покровского» были осуждены. Научные дискуссии продолжались, но они все более превращались в демонстрации толкования мнений партийных авторитетов. Вновь были созданы исторические факультеты в вузах, возобновлено преподавание истории в средней школе. Началась подготовка учебников по истории «нового поколения». В частности учебник по новой истории готовила группа под руководством Лукина. Краткость человеческой памяти, дополненная политической корректировкой, позволила выработать новую картину видения прошлого.
По предложению Сталина решено было считать точкой отсчета новой истории французскую революцию конца XVIII в., у которой определение «великая» было заменено на «буржуазная». Главным содержанием курса стали социально-политические революции и классовая борьба. Это давало вектор и определяло систему подходов к материалу. Марксистская интерпретация истории стала своего рода формой проявления «гражданской религии». Эта заставило лучших из советских историков научиться извлекать из этой теории все предоставляемые ею возможности.
Фактически уже в 20-е гг. определился круг проблем, над которыми работали историки: социально-политические революции, их подготовка, развитие событий, основные составляющие, результаты. Внимание было сосредоточено на французской революции конца XVIII в., на событиях Парижской коммуны, на английской революции середины XVII в., на европейских революциях 1848-1849 гг. Позднее в этот список вошли Война за независимость и Гражданская война в США. Наряду с этим значительное внимание уделялось массовым народным движениям, прежде всего, рабочему движению, в меньшей степени крестьянскому. Практически всегда проводились параллели с событиями Октябрьской революции в России. Еще одно направление исследований было связано с историей международных отношений. Глубина осмысления проблем зависела от личных качеств того или иного историка. У одних обязательные ссылки на классиков марксизма были данью официальным установкам, у других – подменяли собственно научное исследование.
Научная мысль была обращена, прежде всего, на темы, связанные с прерывностью в истории, то есть на революционные перевороты. Для нее был характерен такой подход к освещению жизни общества, который определяется как «взгляд снизу», то есть с точки зрения низов, угнетаемых, эксплуатируемых слоев, составляющих общество. Кстати сказать, этот взгляд был характерен для разных национальных историографических школ первой половины XIX в., поскольку «восстание масс» (термин, введенный испанским философом Х. Ортегой и Гассетом) определило во многом точку зрения, свойственную эпохе. Эта проблематика и этот подход были новыми для первой половины XX в. и давали возможности для развития исторической науки.
Евгений Викторович Тарле (1875-1955) сформировался как историк в традициях «русской исторической школы».
Тарле, подобно своему учителю Лучицкому начинал свою деятельность с изучения проблем, близких к социально-экономической истории. В 1901 г. защитил в Киеве магистерскую диссертацию «Общественные воззрения Томаса Мора в связи с экономическим состоянием того времени». Автор устанавливал связь между экономическими сдвигами в английском обществе начала XVI в. и идейным содержанием знаменитой «Утопии» Т. Мора, а также между рецептами по обустройству общества, предложенным Мором и теориями древнегреческих философов. Тогда же была им опубликована научно-популярная книга «История Италии в средние века», ставшая первой сводной работой в России на эту тему.
В последующее время Тарле переключился на историю нового времени. Толчком к этому послужили события русской революции 1905 г. Как убежденный противник самодержавия, Тарле откликнулся на события революции созданием книги «Падение абсолютизма в Западной Европе». Такое «переключение» с темы на тему свидетельствовало как о широте кругозора молодого историка, так и о его стремлении к злободневной проблематике. В частности, в работе «Падение абсолютизма» упор был сделан на пропагандистское обличение. В эти годы Тарле, подобно большинству его образованных современников проявлял повышенный интерес к марксизму как философской системе. Воинственный оптимизм марксизма казался привлекательным для многих представителей интеллигенции. В отличие от коллег, ориентировавшихся на партию конституционных монархистов, Тарле отдавал предпочтение социал-демократам, хотя не связывал себя ни с какой политической группировкой.
А поскольку все надежды марксизма связывались с пролетариатом, неудивительно, что архивные изыскания Тарле посвятил изучению жизни французских рабочих в последние десятилетия XVIII в. Книга получила название «Рабочие национальных мануфактур во Франции в эпоху революции» (1907). Исследование экономической составляющей положения рабочих сопровождалось попыткой выявить их взгляды, прежде всего политические, настроения, степень и формы организованности. Первый вариант работы разросся со временем до двухтомной монографии «Рабочий класс во Франции в эпоху революции», защищенная в качестве докторской диссертации. Особую ценность работе придавали впервые введенные в оборот источники, такие как отчетные записки инспекторов мануфактур, письменные жалобы рабочих, административная переписка и тому подобное.
В 1913 г. появилось капитальное исследование Тарле « Континентальная блокада», в котором было продолжено изучение экономического состояния Европы в эпоху Наполеона I. Для написания его пришлось привлечь материалы не только французских, но английских, голландских, итальянских, немецких архивов. Воссозданная картина свидетельствовала о том, какую задачу должна была решить политика изоляции Великобритании от стран континента (укрепить позиции французской буржуазии), а также убеждала в обреченности этой политики. Одна из составляющих этого политического курса отдельно анализировалась исследователем в следующей по времени написания работе «Экономическая жизнь королевства Италии в царствование Наполеона I» (1916).
В годы Первой мировой войны Тарле преподавал в Дерптском университете. Его публицистические статьи этого периода были написаны в духе поддержки англо-русско-французского союза. Подобно большинству современников февральскую революцию 1917 г. он приветствовал как «весну обновления России». Падение самодержавия казалось ему началом решения всей застарелых проблем российского общества. Он участвовал в комиссии по расследованию деятельности бывших царских министров, летом 1917 г. ездил в Стокгольм, где предполагалось созвать миротворческую конференцию.
Октябрьские события 1917 г. в Петрограде вызвали у него чувство растерянности. В плане бытовом это означало крушение привычного порядка вещей. Тарле-историка испугала, прежде всего, перспектива возможного распада Российского государства. От эмиграции он отказался, хотя имел достаточно лестные приглашения от таких университетов как Сорбонна. В 1918 г. он начал работать в Центральном комитете по управлению архивами. Одновременно, он взялся редактировать журнал «Былое», посвященный истории революционного движения в России. В тот же 1918 г. Тарле был избран профессором кафедры всеобщей истории Петроградского университета. Своеобразным откликом на обстановку, сложившуюся в стране, стала публикация сборника документов «Революционный трибунал в эпоху Великой французской революции» в двух томах (1918-1919). Оставшись в России, признав новую государственную власть, Тарле, как и другим представителям интеллигенции, сформировавшейся в дореволюционный период, пришлось многое пересмотреть и приспосабливаться к ситуации. «Старикам», таким как, Николай Иванович Кареев позволено было доживать при своих убеждениях (как считалось заблуждениях), но ученым поколения Евгения Викторовича Тарле, чтобы работать, надо было принять новую официальную идеологию.
В 1923 г. Тарле вновь получил возможность заграничных командировок. Он много способствовал восстановлению связей между советскими и французскими историками, работал в «Обществе истории французской революции» и «Обществе по изучению Великой войны», организованных французскими учеными. В середине 20-х гг. Тарле участвовал в международных научных конференциях, происходивших в разных европейских столицах. Но основным для себя считал преподавание в Ленинградском университете и руководство секцией всеобщей истории в ленинградском отделении РАНИОН. В 1927 г. Тарле был избран действительным членом Академии наук СССР.
События недавно завершившейся мировой войны (тогда ей еще не было необходимости присваивать порядковый номер) получили освещение в работе Тарле «Европа в эпоху империализма»(1927) и нескольких статьях, посвященных этой теме. В качестве теоретической базы своего построения историк взял ленинскую теорию империализма, согласно которой к войне стремились все ведущие державы Европы. Но на уровне конкретного осмысления событий Тарле отметил агрессивный характер поведения стран Тройственного союза – Германии и Австро-Венгрии.
Между Е.В. Тарле и М.Н. Покровским, тогдашним главным во всех вопросах, связанных с историей, возник спор. Покровский отстаивал тезис о виновности стран Антанты (Великобритании, России, Франции) в развязывании войны. Для Покровского, сводившего все к классовой борьбе, национальные и государственные интересы не представлялись чем-то значимым в международных делах XX в. Предложенное Тарле толкование событий он расценил как посягательство на его авторитет. Спустя некоторое время в январе 1929 г. произошел инцидент, приведший к переменам в научном сообществе. При выборах новых членов академики провали три кандидаты историков-коммунистов. И хотя после отеческого внушения властных органов (Совнаркома СССР) эта неувязка была исправлена, последовали репрессивные меры. Началось «академическое дело», в ходе которого было арестовано более сотни историков, в том числе академик Тарле. Институт истории был закрыт, его подразделения перешли в состав Коммунистической академии, Покровский чувствовал себя победителем. Арестованные по «академическому делу» обвинялись в том, что они готовили свержение советской власти и создание конституционной монархии. Пока тянулось следствие, на страницах специальных и неспециальных журналов появились комментарии околонаучной общественности с осуждением новоявленных «врагов народа». Среди хулителей были и некоторые ученики недавно почитаемых ученых. Академики исключили Тарле из своих рядов при одном несогласном – президенте Академии наук А.П. Карпинском.
Во внесудебном порядке Тарле был осужден на пять лет ссылки в Алма-Ату. Ученые, не имевшие такой международной известности, как Евгений Викторович были наказаны более жестко. В защиту Тарле выступила группа известных французских ученых, представивших в советское посольство свое обращение по этому поводу, а в Советской России его основной защитницей стала вдова Г. В. Плеханова, с которым Тарле находился в дружеских отношениях. В период пребывания в Казахстане Тарле оказался под покровительством своего бывшего ученика, Ф.И. Голощекина, руководившего Казахским крайкомом ВКП(б), ему разрешена была преподавательская деятельность. Уже в октябре 1932 г. историк был вызван в Москву, введен в состав Государственного ученого совета (ГУСа), вновь стал преподавать в Ленинградском университете и читать лекции в Ленинградском педагогическом институте и Ленинградском восточном институте. Эти лекции собирали огромные аудитории слушателей. Тарле умел очаровывать публику своим красноречием, хотя, по словам очевидцев, иногда жертвовал содержанием ради красивой формы.
По возвращении из ссылки он не был восстановлен в звании академика, да и судимость с него сняли только в 1967 году, через одиннадцать лет после смерти. Эти обстоятельства делали ученого «невыездным». Теперь он не имел возможности работать с архивными источниками зарубежных стран.
Пришлось обратиться к темам, которые были обеспечены источниками, находящимися в пределах СССР. Правда, в 1937 г. была издана монография «Жерминаль и прериаль», основанная на французских источниках, но работа эта была в основном написана еще в 20-годы, а в 30-е ее лишь оставалось «довести до ума».
Один из первых сюжетов, которыми занялся Тарле в середине 30-х гг., стала работа над биографией Наполеона Бонапарта (1936). В мировой исторической науке эта личность является одной из самых востребованных, о Наполеоне написано множество работ самого разного характера. Тарле избрал свой угол зрения на деятельность этого противоречивого человека: он решил проанализировать деятельность Наполеона-политика, подчеркнув его жесткость, умение приспосабливаться и использовать себе на пользу самые невыигрышные ситуации. Сталину такая трактовка понравилась и книга, вышедшая в серии «ЖЗЛ» получила высочайшее одобрение. Правда, не обошлось без нареканий со стороны «истинных» марксистов, опубликовавших свои критические замечания в газетах «Правда» и «Известия» под фамилиями, которые никому не были известны в мире историков. В развитие темы была написана монография «Нашествие Наполеона на Россию» (1938). В этом вновь сказалось умение Тарле улавливать потребности общества, ведь в мире опять запахло порохом, и темы с патриотическим уклоном оказались вновь востребованными. Эта книга выдержала много изданий и воспринималась таким же памятником русской культуры, посвященным 1812 году как «Война и мир » Л.Н. Толстого.
Другой темой, которую начал разрабатывать Тарле в этот период стала Крымская война. Первый том « Крымской войны» появился в 1941 году, а второй – в 1943. В этой работе акцент явно перенесен на анализ агрессивной политики западных держав, хотя автор не идеализировал и политику Николая I в восточном вопросе. В последующие годы международная политика России во второй половине XIX в. оставалась главной проблемой, над которой работал Тарле. Причем, акцент делался на «цивилизационной миссии» России, например, в Средней Азии. Конечно, это позиция не отражала истинного положения вещей, но такая подача материала характерна для всех историков, пишущих с позиций колонизирующей стороны, будь то англичанин или француз. Это стремление несколько облагородить «своих» заметна в незавершенное монографии Тарле «Внешняя политика Екатерины II». Это была очевидная «дань времени». Дело тут даже не в сталинском режиме, а в общей атмосфере рубежа 40-50-х годов XX в., когда советским народам, победившим большой кровью в самой страшной войне, хотелось услышать о себе только хорошее.
Советская историография в послевоенный период. Собственно только после Великой Отечественной войны советская историография обрела собственное лицо. Теоретическая база материалистический историзм, подчиненность научной деятельности политической доктрине марксизма, - с одной стороны, и наличие неистребимого влияния подходов русской исторической школы, тщательно укрытое цитатами и ссылками на авторитет классиков марксизма. Свое влияние сохранила идеологизированная, точнее мифологизированная трактовка истории. Грань между историей-пропагандой и историей-наукой была едва различима. В наибольшей степени политизированная мифологизация коснулась отечественной истории, подача тем всемирной истории требовала проведения сравнительных параллелей между определенной темой внешней истории с чем-то, что можно было рассматривать в качестве аналога в советской истории. Сравнение предполагало выявление достоинств советского варианта. Наиболее четко такой подход прослеживается во «Всемирной истории» 13 тт.(1955-1983) и «Советской исторической энциклопедии» 16 тт. (1961-1976).
Послевоенное десятилетие справедливо названо в работе « Историческая наука в XX в.» временем собирания и накопления сил. Только к середине 50-х годов сложились условия для расширения исторических исследований. Укрепилась экономика, возросла активность страны на международной арене, несколько ослабел пресс обязательных идеологических установок. В плане профессиональном: облегчен был доступ к архивам, увеличилось число специализированных исторических журналов. Следует отметить поворот к изучению зарубежных исследований и тенденцию к обобщению в этом изучении. В 1964 г. в Институте истории был создан сектор «методологии истории», просуществовавший несколько лет и закрытый после выхода в свет дискуссионного сборника «Историческая наука и некоторые проблемы современности» (1969). Факт появления такого сектора, возрождение тенденции к дискуссиям по вопросам теории исторической науки свидетельствовал о развитии определенной тенденции, которую можно было притормозить, но не отменить. Показательно, что в эти годы наряду с Москвой происходит становление центра по изучению методологии и историографии в Томске. Там по инициативе А.Д. Данилова с 1963 г. начал издаваться сборник «Методологические и историографические вопросы исторической науки».
В эти годы начинается публикация историографических исследований как общего и проблемного характера. Обзор развития историографии по зарубежной истории впервые был предложен Вайнштейном в довоенной работе «Историография», переизданная в середине 60-х годов. В послевоенные годы появились Е.А. Косминский «Историография средних веков» (1963), В.С. Дунаевский «Советская историография новой истории стран Запада. 1917-1941» (1974), «Историография нового времени стран Европы и Америки / Под ред. И.С. Галкина»(1967), «Историография новой и новейшей истории стран Европы и Америки»(1977).
Среди работ, посвященных конкретной проблематике, следует отметить следующие: М.А. Алпатов « Политические идеи французской буржуазной историографии XIX в.» (1947), Б.Г. Реизов «Французская романтическая историография(1815-1830)»(1956), Е.Б. Черняк «Буржуазная историография рабочего движения» (1960), С.Б. Кан «Немецкая историография революции 1848-1849 гг в Германии» (1962), К.Б. Виноградов «Очерки английской историографии нового и новейшего времени» (1959, 1975), К.Б. Виноградов «Буржуазная историография первой мировой войны» (1962), Н.Н. Болховитинов «США: проблемы истории и современная историография»(1980), В.А. Тишков «История и историки в США» (1985).
Начали издаваться работы методологического характера: Дьяков « Методология истории в прошлом и настоящем» (1974), Е.М. Жуков «Очерки методологии истории» (1980), Барг М. А. «Категории и методы исторической науки» (1984). Последняя из названных работ представляет особый интерес. В ней проанализированы категории исторического факта, исторического времени, выявления системного подхода к анализу теоретических проблем истории нового времени.
Наметилось две тенденции. Одна была сосредоточена на показе общности методов истории и социологии (М.А. Барг, Е.Б. Черняк, И.Д. Ковальченко). Другая – на обосновании различий между конкретным историческим исследованием и обобщающим социологическим, поскольку эти дисциплины имеют дело с разными сторонами исторического процесса, поэтому и методы у них разные (А.Я. Гуревич, Б.Г. Могильницкий). Общая установка – марксизм обладает всей полнотой научной истины, от этого историки не могли отступить. Важенным представляется факт постановки общетеоретических проблем и попытки найти ключи к их решению. Была разбужена мысль, намечены возможности направления ее развития.
Проблемы истории Франции в советской историографии. Центральной проблемой советской историографии нового времени оставалась Великая французская революция, которую тогда было принято именовать Французской буржуазной революцией конца XVIII в. Гораздо меньше внимания истории уделяли тому, что ей предшествовало и тому, что за ней последовало, но работы, посвященные этим темам, периодически появлялись.