Geum.ru

М. А. Мунтян постиндустриальное общество и глобальная цивилизация монография

Вид материалаМонография
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10
  • выделяются также страны с доходами от 10 до 20%;
  • отмечаются страны с доходами от 5 до 10%;

- самый дальний эшелон — страны с доходами до 5% от уровня индустриально развитых стран.

Но Ю.В. Шишкин, предложивший в 1995 году подобный подход к ранжированию населения мира, был вынужден оперировать данными лишь 116 государств мира (из почти 200), в которых проживало 92% населения мира. Это было сделано потому, что учет данных бывших социалистических стран и ряда развивающихся государств, чей подушевой доход превосходил показатели наиболее процветающих государств Запада, не вписывались в «цветовую гамму» рисуемой автором «мировой картины».158 Действительно, 29,8 млн. жителей Бахрейна, Брунея, Гонконга, Катара, ОАЭ, Саудовской Аравии и Сингапура по этому показателю должны были занять вершину создаваемой автором пирамиды, что перевернуло бы весь смысл ее интерпретации159:

Третья цивилизационная революция, формируя взаимозависимый «мир миров», демонстрируя свои явные универсалистские потенции и интенции, объединяя в единую систему исторически существовавшие и вновь возникающие регионы и индивидуализируя их с помощью мощных тенденций фрагментации, выстраивает сложный тренд постиндустриально трансформирующихся пространств, общая логика, движения которого определяется степенью, способностями и возможностями овладения известными принципами устойчивого развития, но каждое из которых стартует в свое постиндустриальное будущее с различных социально-экономических и духовно-культурных позиций, почти всегда из «разного» исторического времени. Накладываясь на многообразие современного мира, его «экономическую неравновесность», неоднородность и несовместимость многих национальных культур, различную пассионарность народов, на традиционно сложившееся международное разделение труда и различную вовлеченность народов в жизнь мировой цивилизационной системы, постиндустриальная трансформация мира обнаружила многоцентрие его развития, пришедшее на смену господствовавшему с ХV века евроцентризму.160

Постиндустриальная революция уже вызвала к жизни такие центры оригинального развития в слаборазвитых регионах мира, как Япония, Тайвань, КНР, Индия, Саудовская Аравия, ЮАР, Бразилия, Чили, Перу. Вокруг них складываются зоны соразвития, в которых центр (центры) и периферия тесно связаны между собой:

- технологической и экономической взаимозависимостью;

- развитием определенной производственной культуры на основе общих стандартов;

- более или менее явно проявляющейся общей системой ценностей, определяющих социальную структуру и политические режимы входящих в такие пространства государств;

- общностью восприятия внешнего мира и внерегиональных, глобальных проблем.

В каждом из трансформирующихся пространств такого рода, равно как и во всем их историческом тренде, по-разному сталкиваются прошлое и будущее, старое и новое, консервативное и прогрессивное. Возникающее при этом причудливое соотношение сил и движений, государств и международных институтов, в разных ситуациях выступающих то носителями инноваций, то играющих старые роли, движимые началами будущего или цепко удерживаемые в объятиях традиционности сказывается на глубине и эффективности воздействия импульсов постиндустриализма на жизнь различных частей человечества. Постиндустриально модернизирующиеся пространства не обязательно совпадают с ареалами тех или иных цивилизаций они могут разделять их границами более тесно агрегированных специфическими связями интеграционных объединений или же вовлекать в орбиты своего влияния и воздействия государства, принадлежащие к разным цивизационным общностям. Так, евроатлантическая цивилизация, предстающая в настоящее время в виде двух интеграционно-цивилизационных ядер, развивается в рамках все более индивидуализирующих пространств — Европейского Союза и Северо-американской зоны свободной торговли (НАФТА). В то же время первое из них в качестве периферии «ведет» за собой Северную Африку и распространяется на Восточную Европу, второе фактически «поглотило» Мексику, принадлежащую к иной цивилизационной общности. Западноевропейская зона интеграции демонстрирует возможность существования в трансформирующихся пространствах не одного, а нескольких центров, в отношениях между которыми превалирует не соперничество, а партнерство.

В качестве трансформирующихся пространств, в которых постиндустриализм достиг наивысших в настоящее время точек саморазвития, выделяются три региона — США, Канада и Мексика, Западная Европа, Япония. Некоторые специалисты спешат в этой связи присвоить им титул постиндустриальных обществ, хотя Д. Белл еще в начале 70-х годов предупреждал, что процесс постиндустриализации нельзя сводить только к информатизации западных стран, предвидя, что им придется пережить не менее радикальную революцию, чем другим странам и народам. В частности, О.Н. Антипина и В.Л. Иноземцев утверждают: «Страны..., выполняющие роль современных экономических лидеров, образуют в мировом сообществе постиндустриальную цивилизацию. Они сгруппированы вокруг 3-х центров экономической мощи, отчетливо сложившихся к концу 80-х годов. Первый из них, согласно годовому объему мировой добавленной стоимости, представляет США (25,8%), второй объединяет страны ЕС (19,4%), в состав третьего входят представители Тихоокеанского региона (16,2 %), где лидируют Япония, Китай и государства АСЕАН. Технологическое развитие этих стран в последние 2-3 десятилетия позволило им решить глобальные проблемы в трех фундаментальных аспектах:

- первый из них — очевидная сегодня невозможность возникновения нецивилизованных форм крупномасштабных конфликтов в среде постиндустриальных и близких им по уровню развития стран вследствие формирования современной экономики как мирового хозяйства, обеспечивающего максимальную эффективность производства и вовлекающего значительное число стран в орбиту влияния постиндустриальных держав;

- второй аспект связан с обнадеживающими симптомами, которые свидетельствуют о перспективах поддержания гармоничного взаимодействия между человеком и природой. Поводом для оптимизма могут служить успехи в распространении новых технологий, способных резко сократить как загрязнение окружающей среды, так и потребности в невоспроизводимых ресурсах;

третий аспект заключается в том, что постиндустриальному миру удается осуществить такой тип развития, который не допускает широких общественных конфликтов, роста безработицы и социальной напряженности. В результате развитые страны достигли внутренней стабильности, укрепили свои ведущие позиции в мировом сообществе. Все это дает основание рассматривать развитие постиндустриальных стран как устойчивое в плане взаимоотношений между человекам и природой, избежания социальных коллизий и международных конфликтов. Оно выглядит устойчивым еще и потому, что постиндустриальные державы явно доминируют над остальной частью мира, определяя его перспективы в XXI веке»161.

Столь обширная цитата использована нами не потому, что все отраженные в ней мысли и суждения авторов корректны и отражают действительность меняющегося мира. В ней достаточно четко продемонстрирована общая направленность мышления многих исследующих разные аспекты глобальных проблем групп специалистов, а также некоторая спешка и в преждевременность в генерализации выводов. И дело не только в том, что индустриализирующийся Китай, который лишь втягивается в постиндустриальный этап, вместе с информатизировавшейся Японией включаются в Азиатско-тихоокеанский регион, хотя они представляют собой отдельные центры разных постиндустриальных модернизирующихся пространств, но и в том, что страны «золотого миллиарда» якобы уже развиваются в соответствии с принципами устойчивого развития. Здесь цитировавшиеся нами соавторы явно выдают желаемое за действительное. Однако они правильно сформулировали роль трех наиболее продвинутых очагов постиндустриализма в динамизации перемен во всем тренде стартовавших в будущее пространств. По нашему мнению, в АТР, где экономически преобладает Япония, в военно-политическом плане доминируют США, демографически довлеет Китай складываются несколько пространств: это АТЭС, способное стать экономическим ядром всего региона; это «Большой Китай» ( КНР, Тайвань и Сингапур), будущее которого определит и судьбу всей Юго-Восточной Азии; это австралийско-новозеландский центр, способный объединить вокруг себя государства Океании. Латинская Америка в этом смысле предстает как совокупность нескольких устремленных в постиндустриальном направлении пространств, центрами которых выступает Бразилия, Чили, Перу. Отдельную группу составляют государства Центральной Америки. Их развитие может идти в двух направлениях: с одной стороны, в будущем возможно сближение отдельных пространств в процессе общей латиноамериканской интеграции; альтернативой этому, с другой стороны, выступает возможное подключения латиноамериканского континента к интеграциооным процесса в рамках НАФТА, о чем все чаще говорят как на севере, так и на юге Америки.

В качестве отдельного постиндустриально модернизирующегося пространства все отчетливее предстают страны Индостанского полуострова. В арабском ареале существуют по крайней мере два интеграционных ядра — довольно европеизированная группа североафриканских государств и традиционалистская общность арабов, ориентирующихся на консервативные режимы Ближнего Востока, в первую очередь Саудовскую Аравию. В еще большей степени фрагментирована и другая, неарабская часть мусульманского мира. Здесь соперничают проекты «Великого Турана» с центром в Анкаре, патронируемая Ираном группа фарсиязычных народов и т.д. Отдельным постиндустриально трансформирующимся регионом является, вне всякого сомнения, и пространство, перекроенное после ликвидации СССР границами 15 суверенных стран, 12 из которых образовали Содружество независимых государств (СНГ). При всем том, что ядром этого трансформирующегося в настоящее время пространства является Россия, ход событий в этом регионе и вокруг него может сложиться таким образом, что роль региональных центров возьмут на себя также Украина, Азербайджан, Казахстан, Узбекистан.

Выдвигаемая концепция современного мира как тренда постиндустриально трансформирующихся пространств, объединенных общими закономерностями перехода всего человечества на новую ступень цивилизационного развития и стратегией устойчивого развития в масштабах всей планеты, отражает в себе все четыре основных процесса общественных перемен — глобализацию, интеграцию, фрагментацию и индивидуализацию, — в связи с чем способна объяснить и рационально увязать между собой многие разноречивые факты, связанные со становлением нового мирового порядка. Она исходит из того, что острота глобальных проблем предоставляет людям слишком мало времени, чтобы взять под общий контроль собственное будущее.

Человечество вряд ли сможет выжить, если не создаст механизмы обуздания эгоистических устремлений отдельных государств, международных регионов, интегрирующихся пространств и целых цивилизаций, если не научится управлять многими процессами, направленными на решение или нейтрализацию негативных эффектов глобальных проблем, если оно не «цивилизует» применение насилия в современном мире, вызываемое то ли вовлечением в международную жизнь «медвежьих уголков» планеты или являемое в качестве следствия неравномерного распространения ценностей постиндустриальной цивилизации. Не столкновение цивилизаций, что невероятно и невозможно, а встреча постиндустрально модернизирующихся пространств на поле исторического творчества, их взаимная заинтересованность и взаимовыгодное сотрудничество, их соединение в обладающую элементами саморегуляции суперсистему, при всей кажущейся идеалистичности подобной постановки этих вопросов, тем не менее именно они представляют собой исторические императивы, выдвигаемые проблемами выживания и развития человечества.