Geum.ru

М. А. Мунтян постиндустриальное общество и глобальная цивилизация монография

Вид материалаМонография

Содержание


Глава iii.
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10
ГЛАВА III.


УСТОЙЧИВОЕ РАЗВИТИЕ И ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОЕ ОБЩЕСТВО В КОНТЕКСТЕ МИРОВОГО ПОРЯДКА СОВРЕМЕННОСТИ


Мир, родивший идеи устойчивого развития и постиндустриальной цивилизационной революции, продемонстрировал и продолжает являть перемены столь разительной глубины и так спрессованные во времени, что нередко не успевающие адаптироваться к ним люди воспринимают все как виртуальную реальность, существующую и развивающуюся параллельно с постоянно сокращающимся привычным пространством индустриального бытия. Поток преобразовательной деятельности, захвативший все человечество, несет его в будущее, не сметая, однако, все на своем пути, а отступая там, где сталкивается с гранитом фундамента жизнеустройства людей, ища обходные пути, образуя старицы и оазисы традиционной жизни, создавая иллюзии попятных движений и все же всегда устремленный к творению нового социального и исторического бытия.

Поэтому нельзя не согласиться с А. Неклессой в том, что события, меняющие наш мир, входят в него через потрясение ума и души. «Живя на разломе исторических эпох, — писал он, — мы вряд ли ясно представляем всю его головокружительную глубину. Тем более скрыт от нас за горизонтом времени истинный облик Града будущего. Значительная часть сегодняшних рассуждений на эту тему окажется, скорее всего, досужими домыслами или, в лучшем случае, миражом, кривым зеркалом, искажающим невидимый ландшафт. Слишком уж велик диапазон перемен. Но размышления о данном предмете все же не совсем бесплодны. Да и неизбежны они. Чем более грозные знаки прочитываются в окружающем мире, тем настойчивее наши попытки заглянуть за горизонт, прорвать полупрозрачную пелену времени. И то, что удается узреть сквозь прорехи, еще сильнее подогревает любопытство»60.

Мысленные прорывы человечества за горизонты исторического времени всегда основывались на расшифровке тех явлений, процессов, островков будущего, которые обычно присутствуют в настоящем бытие и смысл которых затуманивается устойчивостью традиций и жизненной рутиной. И лишь те, кому удается проникнуть в логику взаимоположения друг к другу этих элементов «настоящего будущего», «удается узреть сквозь прорехи» грядущее, то есть распознать вектор развития Истории, чаще трактуемого нами как мировое развитие. И хотя «проектов будущего» создано множество, причем в их создании приняли участие такие авторитетные международные организации, как ООН и «восьмерка» крупнейших государств планеты, тем не менее вопрос о приоритетных направлениях мирового развития постоянно оставался едва ли не главным в научных дискуссиях по крайней мере последней четверти XX века, так как его концептуализация столкнулась с необходимостью уточнения общих представлений о мире, о движущих силах и пределах его развития, о роли технического и социального прогресса и других ценностных ориентиров, соотношения национальных и глобальных интересов, содержания принципов и норм международных отношений и т.д.

Познавательный процесс при этом осложнялся по крайней мере обстоятельствами троякого рода: во-первых, неготовностью современного обществоведения к решению подобных задач, так как оно оказалось неадекватным масштабам и сложности встающих перед людьми проблем; во-вторых осмысления сдвигов в мировом социуме в конце XX столетия как одного из уникальных случаев переходности в истории человечества, своеобразного «марш-броска», прорыва в его качественном состоянии; в-третьих, мощным вторжением комплекса глобальных опасностей в жизнь динамично развивающегося противоречивого мира. При этом столь же дискуссионным, как и раньше, оставался вопрос о соотношении стихийных, не зависящих от человека, и субъективных начал в определении или созидании будущего.

В самом общем виде можно утверждать, что научная мысль в этой связи варьировалась в соответствии с двумя моделями возможного будущего мироустройства — возникновением унифицированного глобального социума и складыванием единой общечеловеческой цивилизации, представляющей собой систему всех жизнеспособных локальных цивилизаций. Сторонники первого подхода основывали свои рассуждения на том, что нынешний и последующие этапы мирового развития определяет и будет направлять глобальная революция, пронизывающая все сферы общественных отношений, но прежде всего — область отношений человека и общества с природой.61 Многие исследователи стали акцентировать проблемы возникновения мирового гражданского общества, мирового правительства, приоритетности общечеловеческих ценностей, формирования «глобального человека» (homo globalis), видя в таком развороте событий аргументы в соревновании людей с глобальными «вызовами истории». В частности, А.Г. Мильбанк, выступавший под псевдонимом Р. Фальк, одним из первых стал утверждать, что глобальное общество может утвердиться, «если будут восприняты как реальность общность судьбы всех людей и их единение во времени и пространстве, выстроенное на основе биологического импульса для всех человеческих групп — выжить и процветать»62.

Вначале модель универсализации локальных человеческих общностей обосновывалась всесильной преобразовывающей миссией научно-технической революции, обещавшей создать на Земле «грандиозное общество изобилия». Но «теория роста» недолго оставалась властительницей помыслов обществоведов. Первыми, кто опрокинул обоснованность подобных воззрений, были американские ученые Донелла и Денис Медоузы. Подготовленная под их руководством книга «Пределы роста» (1972 г.) была направлена против необузданного и неконтролируемого экономического роста, вызывающего истощение и деградацию природных ресурсов, загрязнение и разрушение окружающей среды, возрастающего дефицита продовольствия в условиях неудержимо растущего населения мира. Выводы авторов были категоричными: «демографический взрыв» и недостаточно высокие приросты производства продовольствия, истощение не возобновляемых видов сырья и энергоносителей, резкое ухудшение среды обитания человека спровоцируют серьезный кризис уже к 90-м годам с катастрофическими последствиями к 2030 году, если экономический рост в мире будет пущен на самотек. Переиздавая свой труд через 20 лет, но уже под названием «За пределами роста», авторский коллектив, значительно переработав текст и оснастив его новыми, более точными цифрами и расчетами, фактически повторил свой прежний вердикт: «Чтобы будущее вообще состоялось, необходимы отступление, замедление темпов роста, исцеление. Обнищание нельзя остановить непрерывным ростом материального производства, оно неизбежно будет распространяться и при сохранении роста мировой экономики»63.

Книга «Пределы роста», являвшаяся первым докладом Римского клуба, сразу же стала бестселлером, переведенным на 35 языков мира и изданным общим тиражом в 55 млн. экземпляров64. Акцентированный алармизм ее выводов вызвал оживленную общественную дискуссию. Экологическая проблематика вышла на передний план наиболее важных для судеб человечества проблем, чтобы возглавить список его глобальных забот. Внимание к вопросам сохранения среды обитания человека логично результировалось в появлении разного рода проектов экоразвития для всего мира. Наиболее известной из них стала теория «нулевого роста», но так как она шла вразрез с самой идеей социального прогресса и ставила жесткие экологические пределы известным формам повышения материального благосостояния людей, то была подвергнута всесторонней и решительной критике. В этой ситуации Римский клуб вновь пытается сформулировать ответ на сакраментальный вопрос: как обеспечить материальные ресурсы для развития человечества, не разрушая окружающей природной среды? Он публикует доклад М. Месаровича и Э. Пестеля с изложением концепции «органического роста и развития», разработанной на основе модели многоуровневых иерархических систем. Она содержала более 200 тысяч уравнений (модель системной динамики Медоузов — только около тысячи), описывала 10 подсистем-регионов мира, непротиворечивость развития которых обеспечивалась «гармоничной координацией целей»65. И хотя уязвимость данной концепции была очевидной, ибо она использовала понятие «органического роста», взятое из природных систем и явно неприменимое к человеческому обществу и его делам, тем не менее именно эта идея воодушевляла всю деятельность Римского клуба в последующие четверть века66.

За этот период мировую известность получили десятки глобальных моделей и концепций общественного развития, выполненных в универсалистском духе. Кроме докладов Римского клуба (их было опубликовано около 20-ти)67, должны быть упомянуты:

- регулярные обзоры американского института «Всемирная вахта» (Worldwatch), который ведет систематические наблюдения за состоянием природной среды планеты и развитием мирового социума;

- модели, разрабатываемые группой японских специалистов во главе с Й. Кайя на основе анализа тенденций индустриализации в развитых и развивающихся странах;

- западноевропейские варианты глобально-региональных моделей, выполняемые в исследовательском отделе системного анализа Министерства охраны окружающей среды Великобритании, а также в Свободном университете (Амстердам) и Высшей сельскохозяйственной школе (Вагенинген ) в Голландии;

- концептуальные разработки, выполненные в рамках Совета взаимодействия — международной организации, объединяющей бывших глав государств и правительств современного мира.

Все эти проекты отражают в основном три точки зрения относительно путей мирового развития:

- первая ассоциируется с работами так называемых алармистов, пропагандировавших идеи «нулевого роста», то есть фактического прекращения развития производительных сил и роста населения во имя сохранения экосреды. Эти воззрения были отвергнуты в первую очередь представителями развивающихся стран. «Там, где эндемична массовая безработица, свирепствуют болезни и нужда, а растущее народонаселение рвет общество по швам, на охрану природной среды будут смотреть как на роскошь, которую себе могут позволить лишь те, кто стоит на верхней ступени лестницы прогресса», — пророчески писал Дж. Холлиман в своей книге «Экология мирового развития», увидевшей свет еще в 1972 году68;.

- вторая разновидность точек зрения, в противоположность первой, может быть названа «максималистской». Ее приверженцы, основываясь на неоклассических теориях экономического роста и выступая от имени слаборазвитых стран, главный акцент делали на необходимости выравнивания уровней развития «центра» и «периферии» с тем, чтобы объединить усилия мирового сообщества для сохранения окружающей среды на новой экономической основе;

- третья группа воззрений базировалась на идеях тесной связи и взаимозависимости социально-экономических и экологических процессов развития, отражая новый, более высокий уровень осмысления глобальных проблем человечества.

На рубеже 60-70-х годов рождается глобалистика как учение о глобальных проблемах современности, относя к ним «проблемы, возникающие в результате объективного развития общества, создающие угрозу всему человечеству и требующие для своего решения объективных усилий всего мирового сообщества». Это кочующее из одного издания в другое определение представляется неадекватным большинству попыток систематизации глобальных проблем в соответствии с их генезисом, остротой, характером воздействия на общество и т.д. Ю.Н.Гладкий, в частности, расшифровывает понятие «глобалистики» через 6 групп глобальных проблем:

а) «метапроблемы» — предотвращение ядерной войны и сохранение мира на Земле; преодоление отсталости слаборазвитых стран;

б) проблемы преимущественно природно-экономического характера: экологическая, энергетическая, сырьевая, продовольственная, Мирового океана;

в) проблемы социального характера, своего рода «социальные бомбы» - демографическая, преодоление кризиса культуры, нравственности, охрана здоровья и т.д.;

г) проблемы чисто научного характера: освоение космоса, исследование внутреннего строения Земли, долгосрочное прогнозирование климата и др.;

д) проблемы смешанного характера, связанные с массовой гибелью людей: региональные конфликты, организованная преступность, техногенные аварии, стихийные бедствия;

ж) так называемые «малые» проблемы, сопровождающие все развитие человечества: бюрократизм, потребительство, эгоцентризм и т.п.69

Именно расширительное толкование глобальных проблем и глобалистики как сферы их изучения привели к тому, что задача сохранения и peaбилитации окружающей среды, решению которой были подчинены все концепции экоразвития, очень скоро сменяется более сложной и многоуровневой проблемой гармонизации отношений в системе «Человек — Общество — Природа». Возникшая в этой связи концепция «устойчивого развития» стала новым словом в науке, занимающейся вопросами мирового развития. Будучи генетически связанной, с идеями экоразвития, эта концепция соединила в себе экологический, экономический, социальный и политический подходы к решению тесно связанных между собой и взаимопроникающих глобальных проблем. В качестве конечной цели концепция, сформулированная группой ученых и специалистов во главе с Г.-Х. Брундтланд, предусматривала создание «устойчивого общества» — общества, «удовлетворяющего нужды сегодняшнего поколения, не лишая будущие поколения возможности удовлетворять их собственные нужды»70. Развивая эту идею, Д. и Д. Медоузы предложили «самое простое определение» такого общества: «Устойчивое общество, — отмечали они в книге «За пределами роста», — это общество, способное существовать в течение жизни многих поколений, общество достаточно дальновидное, гибкое и мудрое, чтобы не разрушать поддерживающие его физические или социальные системы»71.

Для «основного закона планеты Земля», как стали называть концепцию устойчивого развития наиболее последовательные ее сторонники, характерно признание, что для самосохранения, выживания человечества в условиях структурного кризиса индустриальной цивилизации необходимо: 1) найти пути постепенного отказа от агрессивного техногенного развития; 2) прекратить безудержное наращивание производства и потребления материальных благ; 3) создать природовосстанавливающие, природощадящие, безотходные технологии; 4) сократить разрывы в уровнях жизненного благосостояния народов, ликвидировать нищету; 5) ограничить потребление материальных благ уровнем разумной достаточности. Все это связывалось не только с изменением парадигмы самого мирового развития, но и с непременным и радикальным изменением менталитета, способа мышления, по крайней мере, сколько-нибудь значительной части интеллектуально, экономически, политически активных слоев населения планеты. В. Гельбрас писал об этом: «Им (представителям этих слоев – М.М.) предстоит осознать и принять к руководству те степени свободы, которые Природа установила для Человека и Социума, полностью выявить сферы разрушения человеком естественной гармонии бытия, избавиться от заносчивой близорукости, присущей человеку в определении целей и приоритетов своей деятельности и создать новую философию развития, основанную на осознании гармонии как общего и высшего закона Мироздания»72.

Стратегия устойчивого развития, рекомендованная Конференцией по окружающей среде и развитию ООН в 1992 году, в основном затрагивала сферу демографии, экономики, экологии и научно-технического прогресса. Между тем оставались в тени вопросы социально-культурной, духовной сферы жизни народов, без учета которых вряд ли можно было серьезно говорить о предотвращении глобальных опасностей, угрожавших бессмертию рода человеческого. Приверженцы концепции устойчивого развития исходили и продолжают исходить из представлений об универсальности мира, о мироцелостности, логично требующей возникновения глобального масштаба «устойчивого общества». Именно в этой части устойчивое развитие было подвергнуто решительной критике сторонниками цивилизационного подхода к оценке состояния и перспектив мирового развития, да и не только ими. Столь авторитетная организация как Римский клуб до сих пор продолжает считать концепцию устойчивого развития «сплошной утопией».

Ученые, исповедующие цивилизационный подход к определению сущности и направленности мирового развития, исходят из того, что человечество в своей истории последовательно прошло через три стадии развития, три цивилизационные революции, последняя из которых — постиндустриальная, — разворачивается на наших глазах, в течение последних нескольких десятилетий. Она, прежде всего, характеризуется человекоцентричностью: именно человек признается реальной самоцелью развития, что сопряжено если не с полным отказом, то, во всяком случае, с серьезнейшей корректировкой ведущей свою родословную от эпохи Просвещения «прогрессистской» концепции общественного развития. Подобная смена ориентиров становилась необходимой в связи с тем, что такое развитие основывалось на «представлении о науке и технике как единственном и всесильном средстве разрешения любых человеческих проблем и достижения социальной гармонии на путях рационально спроектированного миропорядка».73

С другой стороны постиндустриальная революция ведет к утверждению нового комплекса системообразующих ценностей и норм, объединяющих в единое целое все человечество. «В наши дни существует реальное единство человечества, — отмечал К.Ясперс, — которое заключается в том, что нигде не может произойти ничего существенного без того, чтобы это не затронуло всех... Теперь речь идет не о чем-то взаимосвязанном по своему внутреннему значению, а фактически разделенном, но о целостности, внутри которой происходит постоянное общение»74.

При подобной постановке вопроса неизбежно отвергаются все концепции и теории, так или иначе связанные с экономикоцентричностью или техноцентричностью общественного развития, и на первый план выдвигаются аргументы, связанные с культурно-историческим разнообразием современного мира. Рассматривая последнее обстоятельство как исходный пункт своих рассуждений, У. Ганнерс создал культурологическую парадигму «глобальной ойкумены» как сферы постоянного взаимодействия, обмена информацией и перевода феноменов одних культур на язык других, где возможно развитие в четырех основных направлениях:

а) по сценарию «созревания», согласно которому на Земле реализуется равноправный диалог и обмен информацией между крупными культурными метрополиями и многочисленными периферийными культурами. Метрополии стимулируют развитие периферии, обогащая ее культуру собственными ценностями. Культурный поток имеет и обратное направление, ибо интерпретацией привнесенных идей и ценностей периферия способна оказывать влияние на метрополию. В результате происходит своеобразная «гибридизация» ценностей, они становятся сложными, синтетическими образованиями, в которых «глубинные ритмы локального наследия переплетаются с транснациональными мотивами»75;

б) по сценарию глобальной гомогенизации в духе унифицирующей мир вестернизации, которая ведет в тупик «культурного империализма»: предполагаемое в этой связи копирование западного образа жизни должно привести к упрощению, а, значит, и деградации культурного многоцветия современного человечества;

в) по сценарию «сатурации»-насыщения: периферийные культуры медленно впитывают смысл и стиль потребительского общества, насыщаясь его нравами и ценностями, в результате чего через несколько поколений местные традиции и обычаи исчезнут и возникнет эффект глобальной культурной гомогенности в духе все той же вестернизации;

г) по сценарию «периферийной коррупции», когда местные культуры отфильтровывают культуру метрополий, воспринимая не Бетховена, а поп-музыку, не произведения лауреатов Нобелевской премии в области литературы, а детективы, не мир Шекспира, а «Санта-Барбару», реализуя так называемый феномен «культурной свалки»76.

Р.Робертсон, выступая с тех же позиций цивилизационного подхода, несколько по иному формулирует также четыре сценария возможных взаимодействий между цивилизациями:

- мира как мозаики закрытых цивилизаций, где фундаментализм пытается не допустить угрозы каждой из них со стороны других;

- мира как Царства Божьего на Земле, за который ратуют католическая церковь, различные экуменические и экологические движения и который предполагает общепланетарный консенсус по поводу основных ценностей и идей в области международной безопасности и обеспечения бессмертия рода человеческого;

- мира как совокупности взаимно открытых друг для друга суверенных государств, между которыми существуют интенсивные обмены на основе равноправия;

- мира как той же державной модели, но устроенной по иерархической версии, где цивилизации-лидеры обеспечивают устойчивое развитие за счет доминирования над периферией. Располагая сценарии в указанном порядке, этот ученый отдавал теоретический приоритет третьему из них, реально же осуществляющимся считал четвертый.77

Как следует из вышеупомянутых позиций двух ученых, явно склонных к рассуждениям в терминах и критериях цивилизационного подхода. для его поклонников отнюдь не заказана тема универсальности общих направлений мирового развития, сращивания и все большего единения современного человечества, единства и взаимозависимости нашего мира, но большинство из них последовательно выступают против разного рода проектов его унификации, в том числе и основного — вестернизации. Они исходят из того, что практика становления постиндустриализма в различных регионах мира констатирует лишь для отдельных территорий, оказавшихся в особых условиях, реализацию тенденций унификации, имея в виду их уподобление евроатлантической цивилизации. Однако и в таком случае подчеркивается антиисторичность вестернизации мира, ибо его вестернизация ведет к разрушению, исчезновению национально-культурного генофонда человечества, который своим многообразием обеспечивал и должен и далее питать устойчивое развитие человеческого социума.

Для них возникновение единой планетарной цивилизации означает не слияние ныне существующих локальных в целостную идентичность, а появление нового качества в результате складывания мировой системы цивилизаций или, как отмечал Н.Н. Моисеев, «превращения совокупности цивилизаций в единую систему, в которой каждая цивилизация сохранит столь нужные для человечества особенности»