М. А. Мунтян постиндустриальное общество и глобальная цивилизация монография

Вид материала

Монография

Содержание Вместо заключения

Подобный материал:

• Монография Издание второе, исправленное, 2072.88kb.
• В. Л. Современное постиндустриальное общество: природа, противоречия, перспективы:, 323.42kb.
• "Постиндустриальное общество" тупиковая ветвь социального развития?, 394.1kb.
• Обществознание интенсивный курс Авторы: Александрова И. Ю., Андреева В. В., Глазунова, 1095.61kb.
• Глобальная цивилизация или что нас ожидает в XX веке? Цели урока, 18.16kb.
• Сорокин П. А. С 65 Человек. Цивилизация. Общество / Общ ред., сост и предисл., 11452.51kb.
• Учебное пособие по курсу культура постмодерна план лекций, 11.6kb.
• Постиндустриальное общество: становление новой социальной реальности в контексте отечественной, 254.12kb.
• Курса, 16.49kb.
• -, 549.14kb.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

На закате второго тысячелетия История начала демонстриро­вать такие невиданно ускорившиеся темпы саморазвития, словно пыталась ликвидировать собственное отставание в реализации не­коего нового мироустроительного проекта. Сгустившиеся радикаль­ные перемены во всех сферах жизни взламывали казалось бы не­зыблемые порядки Современности, выпуская на волю силы глобаль­ной смуты, того хаотического состояния, которое обычно предшествует каждой новой волне социального конструктивизма. Непрекращающи­еся дискуссии об апокалиптических сценариях общечеловеческого бытия подкреплялись реальными геополитическими катастрофами, экономическими крушениями, духовными потрясениями и социальны­ми кризисами. «И в социальном универсууме, и в человеческом со­знании, - писал в этой связи А. Неклесса в статье «Реквием XX веку», - вместо идеалов гражданского общества и рациональных начал ут­верждается примат анонимных стихийных сил, действующих незави­симо от человеческой воли, творящих вне рамок осознанных намере­ний людей свою принципиально непостижимую версию реальности».

На наших глазах происходит серьезная переоценка ценностей, разноречиво трактуется ситуация, в которой оказалось современное человечество, отвергаются концепции общественного развития, еще недавно предлагавшие уверенные и амбициозные прогнозы и реше­ния, все социальное знание пересматривается с позиций постнеклассической науки, испытывая на себе существенное влияние новых мировоззренческих позиций. Наиболее устойчивой характеристикой человеческого бытия становятся нестабильность, изменчивость, ин­тенсивная трансформация общественных институтов, преобразова­ние всей культурно-искусственной среды обитания человека. У лю­дей и их интеллектуальных лидеров нет однозначных оценок ни ситу­ации, в которой оказалось человечество, ни единодушного мнения относительно путей продвижения в будущее. Сцепленные в настоя­щем прошлое и будущее создают поле такого вселенского напряже­ния, которое характерно для «осевого времени» в понимании Карла Ясперса, то есть для времени смены самих цивилизационных основ жизнеустройства.

Мятежный XX век, подрывая сами основы человеческого ми­роздания, ставя под сомнение веками складывавшуюся систему мироориентаций человека, отвергая многие вымученные им ценности, разрушая порядок межчеловеческих отношений, продуцировал все более сгущавшуюся апокалиптическую атмосферу хаотизации жизни и страха перед будущим, которое становилось все более проблема­тичным. В 90-е годы о


³⁵³ См. I. Wallerstein. Capitalist Civilization. Binghampe, 1992; Zb. Brzezinsky, Out of Control. Global Turmoil of The Eve of the 21Century. N.Y., 1993; П. Кеннеди. Вступая в XXI век. М., 1996; S.Hantington. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. N-Y, 1996; Дж. Сорос. Свобода и ее границы // Московские новости. 1997. № 8. В марте 1995 года папа Иоанн Павел II в энциклике «Евангелие жизни» подверг запад­ную цивилизацию резкой критике как колыбель «культуры смерти», демократия в ко­торой стала «мифом и прикрытием безнравственности».

наступлении периода глобальной смуты, о дви­жении мира к новому средневековью или тоталитаризму, о пробужде­нии смутных архетипов и реанимации архаики писали И. Валлерстейн и З. Бжезинский, П. Кеннеди и С. Хантингтон, папа Иоанн Павел П и самый известный в мире финансовый спекулянт Дж. Сорос³⁵³

. В канун «нового мира», по мнению А. Неклессы, человечество «вплотную при­ближается к водовороту Мира Распада, где история течет как бы в обратном направлении»³⁵⁴. А.С. Панарин писал в этой связи о «суме­речных, закатных эпохах», для которых характерен следующий пара­докс: «люди заявляют о «конце истории», о своем категорическом нежелании жить чем-то другим, помимо размеренной повседневнос­ти, как раз в тот самый момент, когда Большая история уже стучится в двери. Так было в эллинистической Греции и в Риме эпохи упадка».³⁵⁵

Но вместе с тем он же, этот век, продемонстрировал дерзно­венные прорывы человека в его миропонимании, что позволило укре­питься надежде на преобразование известных хаотических тенден­ций в транзитный период перехода к новой глобальной цивилизации в более или менее устойчивый порядок нового мира. Синергетика И. Пригожина, обратившись к объяснению проблем самоорганизации не­линейных открытых систем, поставила под сомнение всякого рода прогрессистские концепции общественного развития и выдвинула в качестве основополагающей в этой области идею стохастизма, то есть непредсказуемости развития в любой из бифуркационных точек ис­тории³⁵⁶. Сложность, нелинейность, случайность и необратимость, проявляющаяся в общественной сфере через человеческую свободу изменили трактовку присутствия человека в истории: отныне он не пассивный продукт общественного развития, подчиняющийся непре­ложным его закономерностям, а субъект, действующий под знаком негарантированного и непредопределенного выбора. С такой точки зрения, как отмечал французский историк Л. Февр, «она (история) перестает быть надсмотрщицей над рабами, стремящейся к одной убийственной (во всех смыслах слова) мечте: диктовать живым свою волю, будто бы переданную ей мертвыми»³⁵⁷. Человек начинает верить в то, что его предназначение - не просто и не только соответственно peaгировать на «вызовы истории», но и сознательно строить свое будущее выбором вариантов, направлений развития в моменты исторических бифуркаций.

Члены Римского клуба, почти все практически представители стран «золотого миллиарда», приходят к выводу, что индустриальный тип развития имеет калькулируемые «пределы роста», а основанная на нем западная цивилизация вступила в стадию всеобщего или струк­турного кризиса. Эти умозаключения стали не только необычными, но и продемонстрировали необходимость смены научной парадигмы развития человечества, нового научного мышления. В стохастичес­кой Вселенной оказались «вне игры» не только концепции, в которых действовали «непреложные закономерности» и классы-гегемоны, безраздельно присваивавшие себе историческое будущее, но и те из них, где правил бал «потребительский интерес» индивида, ограничиваемый лишь «невидимой рукой» рыночных отношений. У господствующей ныне либеральной идеологии нет в запасе идей, созвучных главным тревогам меняющегося мира и первой из них - экологической проблеме. На глазах разрушается главный технологический миф «фаустовской культуры» Запада - о тотальной заменимости естественного и уникального искусственным и тиражируемым, о том, что цивилизационная эпопея Запада будет увенчана счастливым финалом: способностью конструировать искусственную среду обитания с зара­нее заданными свойствами. «Там, где мы имеем дело с произвольно тиражируемыми объектами (будь-то новый агрегат или «новый чело­век»), - утверждал А.С. Панарин, - ответственность излишня, так как в


. ³⁵⁴ Неклесса А. Конец цивилизации, или конфликт истории // МЭиМО. 1999, №5. С. 81.

³⁵⁵ Панарин А.С. Реванш истории.... С. 28.

^за> Пригожин И., Стенгерс И. Порядок из хаоса. М„ 1986. С. 101

³⁵⁷Февр Л. Бои за историю. М„ 1991. С. 37


про­цессе технологического воспроизводства мы всегда успеем восста­новить утраченное, деформированное. И только осознание того, что отнюдь не все в мире является технологически воспроизводимым и что процесс такого воспроизводства имеет роковые пределы, связан­ные с ограниченностью ресурсов и хрупкостью среды, возвращает нам чувство глубокой «метафизической тревоги» и связанное с ним понимание ответственности»³⁵⁸.

Ответственность за судьбы мира и человечества способство­вала рождению немалого числа новых теорий и концепций, касав­шихся разных сторон жизни людей на новом этапе их истории, неред­ко пытавшихся сыграть роль того мифического «философского кам­ня», который мог помочь ответить на все вопросы, в первую очередь относительно фундаментальных миропознавательных и миростроительных процессов. Но постепенно идейное поле меняющего основы своей жизнедеятельности и

жизнеустройства мира стало приобретать вид дроби, где числителем выступала теория постиндустриализма, определявшая абрисы новой глобальной цивилизации или целого суперцикла цивилизаций, а знаменателем представала концепция устойчивого развития, чье соотношение должно было в обязатель­ном порядке выравниваться на более или менее реальную гармонию в отношениях между обществом и природой. Теоретическое обосно­вание и первой, и второй из названных концепций-идей еще не за­вершено. Предстоит заполнить вразумительным текстом нема­лое число «белых пятен» в современном обществоведении, совер­шить множество открытий в науках о природе и человеческом духе. Особая задача состоит и в соот­несении данных концепций друг с другом, «согласовании» терминологию с тем, чтобы возник стройный и доказательных научный проект того единственного пути, на котором человечество способно вновь обрести бессмертие и устойчи­вость в своем развитии.

Это вовсе не означает, что и у идеи постиндустриального обще­ства или устойчивого развития исчезли критики или серьезные уче­ные, которые в принципе не согласны с предлагаемыми им новыми мыслительными парадигмами. В частности, автор одной из самых интересных работ последнего времени о «современности как пред­мете политической теории» Б.Г. Капустин пишет о «постсовременнос­ти»: «Я не хочу сводить обсуждение этого вопроса к критике тех «по­стмодернистских» концепций, которые понимают под «постмодерниз­мом» нечто, приходящее на смену современности, наступающее пос­ле нее. Такие интерпретации «постмодернизма» настолько интеллектуально беспомощны, что квалификации лишь в качестве парадоксальных и/или гротесков современной культуры, но не в качестве «теории» или ее подобия»³⁵⁹

. Утверждая, что «прогрессизм» не является «фирменным блюдом» Современности, а служит лишь по­казателем ее «недоразвитой» культуры, Б.Г. Капустин считает, что Современ­ность сама преодолевает в настоящее время свои «прогрессистские верования», лишая тем самым почвы «постмодернистскую» ее кри­тику». Он призывает на помощь Жан-Франсуа Лиотара, который выступает самым решительным критиком всячес­ких периодизаций, основанных на «пост-» или «до-». В литотаровской трактовке «постсовременность» - это постоянно присутствующее как «факт» в самой Современности, ее побуждение превзойти себя в состоянии, отличном от данного. У Лиотара та же мысль высказана следующим образом: «Постсовременность - это не новая эпоха, но «переписыва­ние некоторых черт, на которые современность заявляла претензии, и прежде всего - претензии современности на обоснование своей легитимности через проект освобождения человечества посредством науки и технологии. Но... такое переписывание происходит, теперь уже долгое время, в самой современности»³⁶⁰.

В сущности, полемизируя с такой постановкой вопроса, можно было бы


358 Панарин А.С. Реванш истории, с.13.

³⁵⁹ Капустин Б.Г. Современность как предмет политической теории. М., 1998. С.298.

³⁶⁰ Liotard J.F.Rewriting Modemity//Liotard J.-F. The Inhuman. Reflection on Tina. Stanford. 1991. P. 24-25, 34.

противопоставить ей мнения и суждения мыслителей и уче­ных, которые придерживаются точки зрения, что «постсовременность» не только стоит у порога истории человечества, но и присутствует от­дельными своими проявлениями в жизни людей на нынешнем этапе. Можно было бы увидеть в рассуждениях Б.Г. Капустина «нечувстви­тельность» последовательного либерализма к глобальным пробле­мам, прежде всего экологической, только потому, что она не «предус­мотрена» классическими рыночными теориями. Но можно в подоб­ной позиции увидеть и один из поводов современного, достаточно широкого, историософского спора: сводится ли переход к новой, по­стиндустриальной эпохе к новому витку НТР или - к новым морально-этическим решениям, касающимся не столько предметного, матери­ального, внешнего для человека мира, сколько внутреннего, ценност­ного.³⁶¹ На самом деле, если в постиндустриальном обществе видеть прямого наследника и продолжателя индустриального, то первенство Запада и его культурная

гегемония остаются неоспоримыми и на предстоящем человечеству витке истории. Но если этот поворот призва­ны совершить явные баловни эпохи индустриализма - страны «золо­того миллиарда», то как быть с системным кризисом, переживаемым этой глобальной цивилизацией, что ждет изгоев индустриального пути развития - большинство современного мира?

Вместе с тем известно, что современное западное общество представляет собой сопряженность четырех основных «организаци­онных кластеров», которые Б.Г. Капустин определяет как «связки явлений, обнаруживающих те или иные сходства или тяготеющих друг к другу по тем или иным основаниям, но не порожденных общей при­чиной, не представляющих собою проявлений общей сущности»". Такими кластерами выступают: капитализм как система товарного про­изводства, сфокусированная на отношении между частной собствен­ностью на капитал и наемным трудом; индустриализм как система использования неодушевленных источников энергии и машин в каче­стве основных средств производства товаров и услуг; нация-государ­ство (или его эквиваленты) как координированная административ­ная власть, осуществляющая всеобщий надзор; военная власть как концентрация средств насилия и контроль над их применением.³⁶³ Известная «случайность» образования именно такой комбинации ин­ститутов на Западе была фетишизирована под видом «модели современного общества» и стала парадигмальной для разного рода индустриально-модернизационных проектов. Казалось бы, исчерпан­ность возможностей и способностей дальнейшего развития и каждо­го из упомянутых кластеров в отдельности, и всех их вместе взятых доказана. Эта доказанность демонстрируется самой жизнью, так как мышление в указанном направлении всегда наталкивается на неопределенность и пока что непреодолимость «потребительского сознания, которое за­падный либерализм оснастил теоретическими и идейными аргумен­тами, надежно защищающими потребителя от мук совести за ограб­ленный мир»³⁶⁴. Проблема здесь заключается, по всей видимости, в том, что серьезно запаздывает духовная реформация, которая, с од­ной стороны, положит конец западной идейной и культурной гегемо­нии в мире, с другой - выдвинет и обоснует целый ряд основополага­ющих новых мироустроительных идей и решений.

Не меньшее число и не менее солидные критики и у концепции устойчивого развития. Показательна в этом отношении позиция, сфор­мулированная российским ученым А. Неклессой. Исходя из того, что «возрожденческо-просвещенская версия гуманизма оставалась цве­тущим древом, пока развивалась в определенном контексте», то есть в рамках того, что мы привычно называем модерном или Современ­ностью, он в настоящее время, на пороге нового мира, обнаружил уди­вительный парадокс: светский


*¹ См. подр.: Панарин А.С. Реванш истории..., с. 7-14.

³⁶² Капустин Б.Г. Указ. раб., с. 148

^эй Giddens A. The Consequences of Modernity. Cambridge, 1992. P. 55-60.

• Панарин А.С. Реванш истории..., с. 11

гуманизм начинает проявляться как ан­тигуманное мировоззрение. «В пользу подобной точки зрения, - пи­шет этот автор, - свидетельствует постепенная деградация столь же популярной, сколь и неопределенной концепции устойчивого разви­тия. Интеллектуальная упрощенность и духовное убожество нынеш­него состояния одного из основных постулатов актуальной мировой идеологии наглядно проявились в характерных метаморфозах, пере­живаемых ныне данной концепцией. Ее содержание на практике све­лось, с одной стороны, к общим экологическим декларациям, с дру­гой - к утилитарному пакету слабо завуалированных предложений о стабилизации положения посредством коррекции» численности на­селения планеты. Коррекции, проводимой с целью сохранить при­вычный уровень комфорта, соответствующий современным стандар­там и достоинству человека (смотри, например, материалы Каирской конференции по народонаселению, осень 1999 года). Меры эти, меж­ду тем, начинают все больше походить на планы универсального ге­ноцида бедняков, лишних людей (и не рожденных) как своеобразного окончательного решения демографического вопроса»³⁶⁵.

Сводя критику современной концепции устойчивого развития к резким выпадам в

адрес обосновывающего по существу «универсаль­ного геноцида» лишних людей, А. Неклесса несколько некорректен в своих рассуждениях. С одной стороны, он фиксирует действительно имеющееся в рамках концепции устойчивого развития течение, выс­казывающееся за снижение численности мирового народонаселения примерно до 1 миллиарда человек, что позволит значительно уменьшить на­грузки на окружающую среду и обеспечить им высокий уро­вень жизни. Это, как правило, адепты так называемой концепции «золотого миллиарда», которые предпола­гают решить экологические и иные глобальные проблемы мира за счет перенаселенной слабо­развитой его периферии. С другой стороны, А. Неклесса не может не знать, что соединение в последние десятилетия концепции устой­чивого развития с теорией ноосферы, исходящей из реальности становления мировой сферы разума, уж никак нельзя считать дег­радацией пусть даже возводимой в ранг мировой идеологии кон­цепции. Современная теория устойчивого развития немыслима без опоры на быструю и масштабную материали­зацию научного знания, без реализации новых технологических укладов и способов произ­водства, внедрения в повседневную жизнь наивысших достижений в области микроэлектроники, биотехнологии, информатики. Вне всего этого просто невозможна эффективная челове­ческая деятельность по решению тех глобальных проблем, кото­рые постоянно бросают ему свой вызов.

Она, эта теория, предусматривает развитие, при котором:

а) масштабы эксплуатации ресурсов, направление инвестиций, ориен­тация технического и социального развития согласуются с будущими потребностями будущих поколений;

б) при этом понятие потребнос­тей включает и интересы беднейших слоев мирового населения, удов­летворение которых считается приоритетным;

в) ограничения в эксп­луатации природной среды и ресурсов признаются неизбежными, но они в каждый конкретный момент должны увязываться с достигнутым уровнем технического развития и социальной организации общества, а также со способностью биосферы справляться с последствиями человеческой деятельности.

В этой связи можно без каких-либо ого­ворок солидаризироваться с М.М. Максимовой, которая, признавая ценность различных подходов и концепций, расширяющих и углубля­ющих наши представления о мире будущего и источниках глобаль­ных угроз, все же констатировала: «Но также верно и другое: пока еще никто не предложил более конструктивной, с точки зрения прак­тической политики, идеи, способной объединить усилия международ­ного сообщества в решении глобальных проблем, нежели концепция устойчивого мирового развития, нравится она кому-то или нет. Во вся­ком случае, она содержит ориентир не только для нынешних, но и для


³⁶⁵ Неклесса А. Конец цивилизации, или конфликт истории // МЭиМО, 1999, Ns3. С. 35.

будущих поколений. И то, что А. Неклесса вполне допускает в каче­стве доминирующей реальности на планете «возможность выпустить на волю Мир распада», лишь убеждает, насколько важно сделать гря­дущий Новый мир «устойчивым и равновесным», чтобы не допустить действия скрывающегося в нем «фермента тотальной деструкции».³⁶⁶

Итак, если устойчивое развитие рассматривать как стратегию будущего миростроительства, как единственную возможность достиг­нуть динамического равновесия, той или иной степени гармонии в отношениях человеческого общества и природы, то информаци­онное общество предстает в таком случае культурно-цивилизационным проектом, в рамках которого устойчивое развитие может реали­зовываться, выступая в качестве парадигмальной, идеальной, в жизни никогда не достижимой цели. Подобная перспектива нереализуе­ма даже в случае со сценарием Ю.А. Фомина, который считает, что в недрах современного человеческого общества «в результате продолжающегося эволюционного процесса начинает формироваться новый вид, который придет на смену homo sapiens» Он предлагает назвать этот вид «суперчеловеком», то есть «существом более совершенным, чем человек, но вместе с тем унаследовавшим от него некоторые свойства”. Ибо “в дальнейшем этот процесс приведет к делению общества на две неравноценные части, одна из которых будет состоять из немногочисленных представителей зарождающегося вида, а другая - из ос­тального общества, постепенно деградирующего и вымирающего. Не исключено, что такое разделение будет сопровождаться бурными социальными катаклизмами, поскольку не может существовать устойчивое равновесие в обществе, столь неоднородным по своему составу»³⁶⁷. Более того, нетрудно представить себе, что «вымирающий» вид, располагающий термоядерным оружием, вряд ли избежит со­блазна решить исход «межвидовых войн» его применением, что ста­вит под сомнение сохранение на Земле самой эволюции как таковой, то есть она прекратится вместе с человеческим родом и, возможно, всем живым на нашей голубой планете. К счастью, подобный вариант развития событий весьма проблематичен, во всяком случае, он явно нереализуем в перспективе нескольких будущих тысячелетий, а то и значительно больших временных пространств, на которых может разворачиваться зарождение и становление нового биологического вида человека.

Будущее России, вне всякого сомнения, связано с овладением ценностями постиндустриализма. К со­жалению, это было осознано частью правящей элиты страны лишь после того, как пришло понимание провала проводив­шихся радикальных реформ. В августе 1999 года небезызвестный Дж. Сакс, в прошлом советник российского правитель­ства по экономическому реформированию, констатировал, что «Рос­сия провалила свои реформы и продолжает погружаться все больше в коррупцию и разложение»).'"" Заявление В.В. Путина о постиндуст­риальном обществе как магистральном направлении развития всего че­ловечества³⁶⁹ по существу оз­начало, что и Российская Федерация должна ориентировать свою стратегию преобразований в направлении постиндустриальной модерниза­ции всей страны, что предполагает:

- изменение структуры экономики, переориентацию хозяйства на современные наукоемкие отрасли, а также на сферы произ­водства, связанные с удовлетворением потребностей людей;

- создание рыночного, то есть конкурентного, антимонопольного хозяйственного механизма, который побуждал бы предприя­тия внедрять в производство новинки научно-технической мыс­ли, получать прибыль за счет снижения издержек, а не моно­польного взвинчивания цен или раскручивания инфляции;

- формирование личной и общественной модели потребления, способствующей развитию современного человека;


³⁶⁶ Максимова М. Указ. раб.//МЭиМО. 1998, Na10. С. 20.

^зет Фомин Ю.А. Энциклопедия аномальных явлений. М., 1993. С. 167-168.

- поворот всего общества и государственной политики в сторону культуры, развитие образования, переобучение людей новым профессиям, создание в обществе такой атмосферы, при ко­торой у большинства людей возникала бы собственная потреб­ность учиться, осваивая новые специальности;

- развитие личной и коллективной инициативы, становление но­вого типа работника, способного к самоорганизации и само­дисциплине, изменение типа мышления у наиболее активных людей, способных стать субъектами постиндустриальной мо­дернизации, для чего необходимо развитие демократии, в том числе и экономической.

Россия обладает неплохими стартовыми условиями для про­движения в постиндустриальном направлении. На ее территории со­средоточено 58% мировых запасов угля, 58% запасов нефти, 41% - железной руды, 25% леса и т.д. За последние 100 лет страна достиг­ла высокой степени освоения индустриального способа производства.

И сейчас, после выезда из страны около 200 тысяч ученых, России располагает 12% ученых мира, из которых треть в возрасте до 40 лет. В начале XXI века в случае реализации специальной программы тех­нологического перевооружения, она может иметь до четверти макротехнологий мира, определяющих облик постиндустриального обще­ства. Калькулируемое некоторыми экономистами отставание по по­стиндустриальным технологиям на 25-30 лет не является фатальным, оно может быть преодолено в результате «быстрого перескока на более высокую фазу постиндустриального общества»³⁷⁰, радикаль­ной компьютеризации страны (современный российский уровень со­ставляет здесь примерно 1% от американского), преимущественном развитии высоких технологий, заделы для которого созданы преды­дущими этапами развития. Постиндустриальная революция превра­тила в схоластический нередко дебатируемый вопрос, куда идет или куда идти России, ибо она определила основной вектор перемен, свер­шающихся в стране. Россия нужна миру как цивилизационная само­ценность, как лидер огромного трансформирующегося евразийского пространства, обеспечивающего стабильные и конструктивные отно­шения между великими цивилизациями Запада и Востока. Мир нужен России как источник современного опыта социально-экономического и политического развития, как потенциал содействия в постиндустри­альном преображении, как благоприятная среда, в которой происхо­дит поиск ее новой исторической идентичности. Общечеловеческие ориентиры устойчивого развития едины, но каждый народ, каждая страна идет к ним своей дорогой, все больше подчиняя свою жизнь согласованным нормам и формам мирового сожительства людей. Таков и путь России в ее будущее, такова и ее дорога к постиндустриальному обществу.

Постиндустриальное общество предстает как некая последняя «формация» в эволюционном ряду естественно-стихийного развития. Это своего рода конец истории, которую можно трактовать как конец западной модели развития и тем самым конец процесса вестернизации, закат евроатлантических ценностей. Это и конец истории сти­хийного процесса развития человеческого рода, поскольку эта стихия ведет к цивилизационной катастрофе и требует, в случае выживания человечества, отказа от стихийных самоубийственных механизмов. Это и конец истории модели неустойчивого развития (не только в его западном варианте) как неадекватной будущему развитию и ведущей к глобальному катаклизму.

Если постиндустриальное общество, вырастая стихийно из об­щества индустриального в значительной степени детерминировано своим прошлым (и лишь частично настоящим), то формирующееся из него устойчивое общество (ноосфера) больше зависит от образа желаемого будущего. И эта принципиально различная темпоральная детерминация требует различной методологии подходов к их развертыванию. Если к постиндустриальному обществу применимы традиционные


³⁶⁸ Независимая газета. 16.09.1999.

^зв» Независимая газета. 30.12.1999.

³⁷⁰ Цвылев Р.И. Постиндустриальное развитие. Уроки для России. М., 1996. С. 7

методы исследования цивилизационного процесса как естественно-исторического развития, то к грядущему устойчивому развитию необходимо подходить с позиций созидательно-конструктивного, ноосферно-футурологического подхода.

Переход к обществу устойчивого развития связан пржде всего с решением глобально-экологических проблем, угрожающих планетарным экоомницидом уже в первом столетии III тысячелетия. Современный экологический кризис - это кризис стихийного развития человечества, которое, создав индустриально-потребительское общество на планете Земля, привело к деградации окружающей природной среды. Существуют два основных направления негативного воздействия на окружающую среду, которое условно можно было бы назвать «перенаселением» (низкое потребление при большом количестве населения) и «перепотреблением» (когда “золотой миллиард» потребляет 75-80% земных ресурсов). Если ценности индустриальной и постиндустриальной цивилизаций приводят к перепотреблению (в развитых странах каждый человек потребляет в 30-40 раз больше ресурсов, чем в развивающихся странах),

то развивающиеся, в основном сельскохозяйственные государства – к перенаселению, а все вместе – к деградации природы, ее загрязнению, истощению ресурсов, потере биоразнообразия и устойчивости биосферы, тем самым делая вполне реальной глобальную экологическую катастрофу.

Хотя постиндустриальное общество имеет тенденцию к глобальному охвату земного шара, в принципе оно не может затронуть одномоментно все государства и народы планеты. Одни потому, что они не готовы к постиндустриальному переходу (это “по плечу” лишь наиболее развитым в индустриальном отношении странам), другие, особенно развивающие, даже не дошли еще до индустриальной стадии. В мире еще существуют этносы и племена, обеспечивающие свое выживание собирательством и охотой. Не все они будут стремиться в постиндустриальное будущее, но должны быть включены в процессы перехода к устойчивому развитию, ибо, в отличие от постиндустриального общества, которое не обязательно уиверсализируется, устойчивое развитие не может не иметь глобального масштаба.

Глобальная сущность устойчивого развития диктует не только необходимость почти одновременного по историческим масштабам перехода суверенных государств к новой цивилизационной парадиг­ме, но и усиление интегративных тендеций в мировом сообществе. Можно даже сказать, что с переходом к устойчивому развитию насту­пает эпоха глобальной конвергенции стран и других субъектов миро­вого процесса. Несмотря на различия в уровнях социально-экономи­ческого развития, этнические, культурные и прочие особенности, госу­дарства планеты должны будут включиться в глобальный процесс, обеспечивающий выживание всему человечеству и сохранение био­сферы.

Переход от постиндустриального общества к обществу устой­чивого развития включает в себя разные аспекты и многие формы управления этим процессом, которое должно обрести глобальные масштабы. Поскольку индустриальному обществу присущи негатив­ные тенденции и глобальные проблемы, ведущие к цивилизаци­онной катастрофе, то необходимо их устранение либо уменьшение до приемлемого уровня. Для этого необходимо установить запреты (табу) и ограничения на протекание соответствующих социопатологических процессов и тем самым «канализировать» развитие в определенном, более благоприятном для людей направлении. Это означает формирование так называемого «направленного» (Н.Н. Моисеев) развития, которое еще не является в полной мере управляемым; оно продолжает быть стихийным процессом и от традиционного ес­тественного развития отличается тем, что идет в определенном, в частности, экологическом коридоре.

Следующий элемент управления связан с усилением тех сти­хийных процессов, которые имеют позитивную ноосферную ориента­цию, но не развертываются должным образом без включения меха­низмов государственного и международного (в перспективе - глобаль­ного управления). Усиление позитивных уже существующих тенден­ций является следующим шагом на пути движения от направленного развития к управляемому, поскольку устойчивое развитие не может быть просто направляемым, реализующим только одни запреты. Не­обходимо включать и созидательные механизмы, способствующие целенаправленному сознательному формированию в будущем обще­ства, где превалировали бы позитивные тенденции.

Среди лидирующих направлений научного поиска (во всяком случае в концептуально-методологическом плане) лидерство уже сей­час принадлежит теории становления ноосферы. И хотя ноосфера предстает лишь как некий идеал будущего, тем не менее, его стартовые тенденции и условия связаны с обсуждаемыми проблемами постиндустриального и информационного обще­ства, устойчивого развития. Теория становления ноосферы с этих позиций представляется наиболее адек­ватной теоретико-методологической системой, объединяющей в одно целое различные концептуальные подходы к обсуждаемым про­блемам связи постиндустриального общества и устойчивого развития.

Конечно, проведенный сравнительный анализ по­стиндустриального общества и грядущей цивилизации с устойчивым развитием является лишь первым шагом в будущем цикле исследо­ваний в этом направлении. Однако вряд ли можно переоценить тако­го рода исследования, которые будут выполняться в новой парадиг­ме научного поиска. С учетом уже изложенного можно пола­гать, что передний фронт социально-гуманитарных исследований проходит через изучение постиндустриального общества, выводит обществоведов на новые творческие горизонты. Методология социально-гуманитар­ного поиска и философского обобщения в XXI в. будет иметь в каче­стве своего ядра проблематику перехода цивилизации к устойчивому развитию и формированию на планете новой социоприродной ре­альности, именуемой сферой разума.


ОГЛАВЛЕНИЕ