Работа выполнена на основе "Капитала" К. Маркса, широко использованы другие произведе­ния К. Маркса, а также труды Ф. Энгельса и В. И. Ленина

Вид материалаРеферат

Содержание


Воздействие на массовое экономическое сознание
Пролетарской экономической идеологии
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15

Воздействие на массовое экономическое сознание

(апологетическая подфунки,ия)


Буржуазия использует свою экономическую идеоло­гию не только как руководство в своей собственной деятельности, но стремится через ее посредство воз­действовать и на экономическую деятельность трудя­щихся, в особенности пролетариата. Это воздействие осуществляется через проведение определенной эконо­мической политики, но есть и другой путь—через мас­совое экономическое сознание трудящихся. В этом воз­действии и состоит апологетическая подфункция бур­жуазной идеологии.

В целях апологетики капиталистического способа производства используется ряд экономических теорий, такие, в частности, как теория “народного благососто­яния”, теория “революции в доходах”124 и др. При этом буржуазные экономисты, как правило, выступают с по­зиций “надклассового” объективизма, хотя по суще­ству буржуазная политэкономия является ярчайшим образцом партийной науки. Так, видный современный экономист П. Самуэльсон призывает видеть вещи “независимо от наших симпатий и антипатий”125. [229] Апологетика, таким образом, начинается с фальсифи­кации самой роли буржуазной политэкономии в систе­ме общественных отношений.

Апологетическая подфункция буржуазной полити­ческой экономии описана довольно подробно, поэтому мы, отвлекаясь от изложения всего разнообразия апо­логетических идей, имеющихся в буржуазной полити­ческой экономии, сосредоточим внимание на характе­ристике сущности этой подфункции, причем, как и всю­ду в данной работе, будем стремиться опираться на результаты анализа данной проблемы, полученные К. Марксом.

Эффективность апологетической подфункции опре­деляется тем, что сами объективные экономические отношения необходимо порождают в сознании субъек­тов фетишистские иллюзии. Например, то обстоятель­ство, что взаимосвязь рабочего и капиталиста опосре­дована деньгами, необходимо порождает иллюзию на­личия на руках у рабочего богатства как такового. Вопрос сводится, следовательно, якобы лишь к коли­чественной разнице. Именно на этой объективно воз­никающей иллюзии вырастает столь широко пропаган­дируемая в современных капиталистических странах идея буржуазной политэкономии о возможности прев­ращения рабочего в капиталиста.

Как видим, корни апологетической подфункции уходят глубоко в саму экономическую действительность. Буржуазной политэкономии остается лишь углублять и закреплять иллюзии, которые порождаются самой экономической деятельностью субъектов капиталисти­ческого производства. И буржуазная политэкономия с высшей степени приспособлена к этому. Возникая и функционируя в неразрывном единстве с практической экономической деятельностью, она вообще, как выра­жается К. Маркс, “говорит на языке практики” и поэтому понятна ей.

Несмотря на то, что рабочего мистифицирует сама экономическая действительность, буржуазия не на­столько наивна, чтобы предоставлять события стихий­ному ходу. Буржуазия инстинктивно чувствует, что сущность ее взаимоотношений с рабочим классом со­стоит в эксплуатации рабочих, даже если она не знает внутреннего механизма этой эксплуатации. [230]

Тем не менее, сама практическая экономическая деятельность наталкивает капиталиста на вопрос о происхождении прибавочной стоимости. Так, К. Маркс отмечает, что понятие средней цены практи­чески необходимо предпринимателю. Он не может хо­зяйствовать, не зная, что постоянные колебания рыноч­ных цен, уничтожаются и сводятся к средней цене как к своей внутренней норме. “Средняя цена является путеводной звездой, например, для купца или промыш­ленника во всяком предприятии, рассчитанном на более или менее продолжительное время. Следова­тельно, товаровладелец знает, что, если рассматривать достаточно большой период в целом, товары действи­тельно продаются не ниже и не выше, а как раз по сво­им средним ценам. Если бы незаинтересованное мыш­ление было вообще в его интересах, то он должен был бы поставить проблему образования капитала следующим образом: как может возникнуть капитал при регулировании цен средней ценой, то есть в конеч­ном счете стоимостью товара?”126

Сама экономическая практика ставит перед капи­талистом вопрос: как возникает прибавочная сто­имость при обмене товаров в конечном счете по экви­валенту? Но капиталист уклоняется от ответа на этот вопрос и именно потому, что “незаинтересованное мышление” вообще ему не свойственно. Он рассуж­дает лишь о том и так, о чем и как ему необходимо рассуждать с точки зрения его экономического инте­реса, с точки зрения его экономической деятельности.

Знание того, почему возникает прибавочная сто­имость, практически не является необходимым для ка­питалиста. Ему достаточно того, что он знает, как ее получить. Однако поскольку этот вопрос все-таки воз­никает, капиталист предпочитает обманывать себя зна­нием видимости, однако лишь затем, чтобы было легче обмануть рабочего.

Во всем следует логике капиталиста и его “теорети­ческая совесть”—буржуазный политэконом. Поэтому главное направление апологетики капиталистических экономических отношений состоит в ложной, фетишистской интерпретации вопроса об источниках дохода ос [231] новных фигур капиталистического производства. Эта фетишистская трактовка заключена в знаменитой триединой формуле, которая “охватывает все тайны общественного процесса производства”. Эту формулу и варьирует на разные лады буржуазная политическая экономия, стремясь всемерно упрочить ее в массовом сознании. Ибо в этой формуле “различные персона­жи [Gestalten] капиталистического производства про­тивостоят друг другу не отчужденно, а как посторон­ние и индифферентные друг для друга, как всего лишь различные, без антагонизма. Различные доходы проис­текают из совершенно различных источников, один — из земли, другой—из капитала, третий—из труда. Следовательно, они не находятся друг с другом во враждебной связи, ибо вообще не находятся ни в ка­кой внутренней связи”127.

Эта формула позволяет также дать приемлемое для буржуазии объяснение конфликтов, сотрясаю­щих буржуазное общество. Если между субъек­тами капиталистического общества имеет место анта­гонизм, “то он создается лишь конкуренцией из-за того, кто из агентов производства должен присвоить себе больше из продукта, из той стоимости, которую они создали сообща. И если иной раз при этом дело доходит до драки, то все же в конце концов в виде конечного результата этой конкуренции между землей, капиталом и трудом получается так, что в ходе своих.... споров о дележе они настолько увеличили благодаря своему соперничеству стоимость продукта, что каждо­му достается более крупный кусок, так что сама их конкуренция оказывается лишь подстегивающим всех агентов производства выражением их гармонии”128.

Этот вывод вполне согласуется с содержанием мас­сового экономического сознания, поэтому буржуазная политическая экономия своим теоретическим автори­тетом лишь закрепляет иллюзию, которая возникает у субъектов капиталистического производства в ходе их практической деятельности,— и в этом причина особой ее действенности. [232]

Одна из функций, осуществлением которой буржу­азная политическая экономия пытается обосновать зафиксированное в триединой формуле право капита­листа на прибыль,— это учет и контроль.

Капитал в своих кругооборотах существует как единство “только идеально, в виде счетных денег, прежде всего в голове товаропроизводителя или капи­талистического товаропроизводителя. Это движение фиксируется и контролируется посредством ведения бухгалтерского учета... Таким образом движение производства и в особенности процесс увеличения сто­имости,—причем товары фигурируют лишь как носи­тели стоимости, как названия вещей, идеальное суще­ствование которых как стоимостей фиксируется в счет­ных деньгах,—получает символическое изображение в представлении”129.

Эта функция вообще не нова. Как отмечает К. Маркс, лица, ведущие учет, появляются уже в древ­неиндийской общине. Однако “пока отдельный товаро­производитель ведет бухгалтерский учет или только в уме (как, например, крестьянин; лишь капиталистиче­ское земледелие создает фермера, который действи­тельно ведет бухгалтерский учет), или же ведет учет своих расходов, доходов, сроков платежа и т. д. лишь между прочим, в свободное от производства время, до тех пор, совершенно ясно”, что эта функция является лишь дополнительной затратой рабочего времени130.

Правда, бухгалтерский учет—необходимый мо­мент процесса производства. Как средство контроля и “мысленного обобщения” этого процесса бухгалтер­ский учет становится тем необходимее, чем более про­цесс производства обобществляется и утрачивает индивидуальный характер. Вместе с тем, хотя учет необходим, он есть не что иное, как необходимая из­держка производства.

Формы деятельности по учету и контролю, которые для индивидуального товаропроизводителя являются лишь мимолетными и поэтому едва заметными момен­тами и протекают, переплетаясь с его производитель­ными функциями, могут “поражать взор”, создавая [233] видимость производительной деятельности, когда эти операции обособлены и сконцентрированы в крупном масштабе в качестве функции банков и т. д. Такая ви­димость возникает потому, что эта деятельность дей­ствительно необходима для осуществления обществен­ного—и в особенности капиталистического—произ­водства. Но она вытекает лишь из определенной общественной формы производства—из того, что про­цесс производств осуществляется как процесс произ­водства товаров. Вообще же “издержки по ведению бухгалтерского учета сокращаются вместе с концент­рацией производства и сокращаются тем больше, чем больше оно превращается в общественное счетовод­ство”131.

Аргумент, таким образом, сводится к высказыва­нию “все действительное разумно”, понимаемому не в диалектическом, а в житейском, обыденном смысле. Но тот, к кому этот аргумент обращен, и рассуждает не диалектически, а житейски.

Правда, действенность этого аргумента в известной мере подрывается тем обстоятельством, что капита­лист мало-помалу передает функции учета лицам на­емного труда. Однако же верховное распорядительство он разумеется, оставляет за собой, что воспринимает­ся массовым сознанием не только как его участие в производственной деятельности, но и как участие в производительной деятельности. Это обстоятель­ство и является “фактическим обоснованием” апологе­тической аргументации буржуазной политэкономии.

Из обоснования права капиталиста на “свою долю” прибавочной стоимости” логически вытекает вывод о необходимости для рабочего сотрудничества с капи­талистом как в производстве, так и в дележе прибавоч­ной стоимости. Важно подчеркнуть, что конечное на­значение апологетики состоит не просто в том, чтобы; внушить рабочему некоторую интерпретацию дейст­вительности, обеляющую капиталистический способ производства, но в том, чтобы—в соответствии с этот интерпретацией — навязать рабочему определенную направленность его экономической деятельности, именно ту, которая выгодна капиталисту. [234]

Таким образом, сущность этой подфункции состоит в воздействии на практическую экономическую де­ятельность субъектов. Она, следовательно, является практической в не меньшей степени, чем хозяйствен­но-политическая подфункция.

Обе подфункции буржуазной политической эконо­мии — апологетики и обоснования экономической по­литики—взаимодействуют между собой. Причем апо­логетика призвана если не убедить рабочий класс покорно следовать экономическому интересу буржуа­зии, то, по крайней мере, духовно разоружить его пе­ред лицом проводимой буржуазией экономической по­литики и тем самым обеспечить условия для наиболее полного ее проведения.

Тесную взаимосвязь этих подфункций К. Маркс показал на примере деятельности английских фритредеров. Добиваясь проведения нужной им экономиче­ской политики, они стремятся использовать в своих ин­тересах рабочий класс и с этой целью развивают бешеную апологетику своей экономической програм­мы. Для этого они “рассылают во все пункты Англии целую армию апостолов для проповеди религии свободной торговли. Они печатают в тысячах экземпляров брошюры и раздают их даром, чтобы просветить рабо­чего насчет его собственных интересов. Они тратят громадные суммы, чтобы привлечь на свою сторону прессу. Чтобы руководить фритредерским движением, они организуют величественный административный аппарат и на публичных митингах развертывают все дары своего красноречия”132. По едкому замечанию К. Маркса, фабриканты делают все для того, чтобы-“убедить рабочих в своей способности пойти на огром­ные траты исключительно ради улучшения их положе­ния”133. Но это—заявление, более чем сомнительное для рабочего. Из своего практического опыта рабочий знает, что “в денежных делах сердце молчит”134.

Навязать рабочему классу тот характер экономической деятельности, который выгоден буржуазии, нель­зя посредством лишь какой-нибудь одной из подфункц [235] ий буржуазной политической экономии. С одной стороны, буржуазия не может до конца убедить рабо­чий класс в том, что капитал благодетельствует его. Рабочий трудится — и требует свою долю, причем с развитием производства требуемая доля все возраста­ет. С другой стороны, буржуазия не могла бы навязать рабочему классу своей экономической политики, если бы не находила ей обоснования и оправдания, исходя из того понимания капиталистических экономических отношений, которое имеется у рабочего класса. Таким образом, нужный эффект может быть достигнут и практически достигается лишь взаимодействием обеих подфункций буржуазной политической экономии.

Однако между подфункциями буржуазной полити­ческой экономии существует не только единство, но и взаимоотрицание. Противоречивый характер взаимо­связи этих подфункций выражается в том, что, как пишет Л. Б. Альтер, “практическая функция требует изучения реальных экономических процессов, но апо­логетическая функция не позволяет пойти дальше (глубже) внешних функциональных связей”135. Про­тиворечие, имеющееся между подфункциями буржуаз­ной политэкономии, ставит перед ней своеобразную за­дачу достижения истины до определенного предела. Такой социальный заказ искажает действие внутрен­них, логико-гносеологических закономерностей форми­рования науки. Познается лишь внешняя сторона объекта в ее отрыве от сущности. В этом и состоит причина возникновения той своеобразной структуры буржуазной политэкономии, которую мы обозначили как квазитеорию.

Услуги, которые оказывают нуждам апологетики квазитеоретические структуры, и в частности органи­зованная по этому принципу триединая формула, до­статочно наглядны. Вместе с тем, как отмечает К. Маркс, представления, выраженные буржуазной политэкономией, “практически определяют поведение отдельных капиталистов”136. Они действуют в сфере присвоения так, как если бы действительно в сфере [236] производства создавали прибавочную стоимость, т. е. в полном соответствии с той же триединой формулой. Квазитеоретическая структура буржуазной политэко­номии возникает, таким образом, в ответ на те требо­вания, которые обусловлены местом буржуазии в наличном способе производства, характером ее экономи­ческой деятельности.

В конечном счете экономическая идеология по свое­му содержанию и структуре определяется, как и мас­совое экономическое сознание, характером наличных экономических отношений и особенностями практиче­ской экономической деятельности субъекта — ее но­сителя. Подобно массовому экономическому сознанию отображая экономические отношения с определенной точки зрения, обусловленной объективным экономиче­ским интересом субъекта, экономическая идеология выступает как посредствующее звено между объектив­ными экономическими отношениями и практической деятельностью субъекта. При этом ее задача состоит в разработке наиболее эффективных средств для до­стижения того объективного экономического интереса, который задается субъекту системой экономических отношений и осознается им как цель его экономической деятельности.

Экономическая идеология надстраивается над мас­совым экономическим сознанием буржуазии как сред­ство ее наибольшей адаптации к наличным объектив­ным экономическим условиям, выражая экономический интерес субъекта в его всеобщности.

Таким образом, обеспечивая наиболее последова­тельную реализацию объективного экономического ин­тереса буржуазии, экономическая идеология функцио­нирует как необходимое средство воспроизводства капиталистических экономических отношений через деятельность субъектов — их носителей.


3. ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ

ПРОЛЕТАРСКОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИДЕОЛОГИИ


В капиталистическом обществе в силу объективной необходимости сформировалась также и антитеза бур­жуазной политической экономии—политическая эко [237] номия рабочего класса. Ее создатель К. Маркс ясно сознавал и неоднократно подчеркивал классовую на­правленность своей экономической теории. Так, он писал, что критика буржуазной политической эконо­мии “может представлять лишь тот класс, историче­ское призвание которого — совершить переворот в ка­питалистическом способе производства и окончательно уничтожить классы, т. е. может представлять лишь пролетариат”137.

Поэтому труд своей жизни — “Капитал” — К. Маркс адресовал пролетариату. Он неоднократно подчерки­вал значение, которое придает распространению идеи “Капитала” среди рабочих. Так, в предисловии к фран­цузскому изданию “Капитала” он отмечал, что доступ­ность этого сочинения рабочим является для него “ре­шающим соображением”. То понимание, которое встретил “Капитал” среди немецких рабочих, К. Маркс назвал “лучшей наградой” за свой труд.

Яркую оценку отношения к “Капиталу” дал Ф. Эн­гельс: “На континенте ,,Капитал“ часто называют „библией рабочего класса“. Никто из тех, кто знаком с рабочим движением, не станет отрицать, что выводы, сделанные в „Капитале“, с каждым днем все больше и больше становятся основными принципами великого движения рабочего класса не только в Германии и Швейцарии, но и во Франции, Голландии, Бельгии, Америке и даже в Италии и Испании; что рабочий класс повсюду признает эти выводы наиболее точным выражением своего положения и своих чаяний”138.

С этими словами перекликается оценка Марксовой политэкономии, которую дал В. И. Ленин:

“От первых зачатков товарного хозяйства, от про­стого обмена, Маркс проследил развитие капитализма до его высших форм, до крупного производства.

И опыт всех капиталистических стран, как старых, так и новых, показывает наглядно с каждым годом все большему и большему числу рабочих правильность этого учения Маркса”139.

Историческое значение Марксовой политической экономии состоит в теоретическом преодолении фети [238] шистского сознания, что создает возможность преодо­ления фетишистских иллюзий в сознании масс трудя­щихся, и прежде всего рабочего класса. А это являет­ся предпосылкой ликвидации капиталистических экономических отношений, точно так же как наличие фетишистского сознания у рабочего класса является предпосылкой их воспроизводства. Поэтому К. Маркс с полным правом назвал “Капитал” самым тяжелым снарядом, пущенным в голову буржуазии.

Экономической идеологии пролетариата также при­сущи две подфункции. С одной стороны, она воздейст­вует на массовое экономическое сознание субъектов капиталистического общества, и прежде всего на мас­совое сознание пролетариата, но не с целью апологе­тики, а, наоборот, с целью разоблачения действитель­ной природы капиталистических экономических отношений. С другой стороны, она выступает как осно­ва теории социалистической революции и теории науч­ного коммунизма в целом. Исследованию роли Марк­совой политэкономии в становлении и развитии теории научного коммунизма советские исследователи уделя­ют все более пристальное внимание140. Как отмечал В. И. Ленин, “неизбежность превращения капитали­стического общества в социалистическое Маркс выво­дит всецело и исключительно из экономического закона движения современного общества”141. Таким образом, именно теоретическое экономическое сознание проле­тариата является основой для его теоретического по­литического сознания, определяя в первую очередь его экономическую политику, направленную на ликвида­цию капиталистических и создание социалистических экономических отношений.

Однако сходство буржуазной и Марксовой полити­ческих экономии является чисто внешним. Ибо если буржуазная политэкономия функционирует как сред­ство воспроизводства капиталистических экономиче­ских отношений, то Марксова политэкономия есть тео [239] ретический выход за рамки этих отношений, поэтому и практически она играет роль мощного средства их преобразования.

Таким образом, мы сталкиваемся с закономерно­стями иного порядка, с множеством таких связей и процессов, рассмотрение которых и по объему, и по значимости может и должно составить предмет само­стоятельного исследования. В данной работе мы отвле­каемся от рассмотрения этой проблемы во всей ее пол­ноте. Задача настоящего исследования решалась на материале функционирования экономического созна­ния в пределах товарного капиталистического произ­водства, когда сознание функционирует в составе дея­тельности воспроизводства наличных экономических отношений, а развитие совершается как стихийный, неосознанный процесс. Марксистская же политэконо­мия функционирует в составе революционной деятель­ности, направленной на сознательное развитие, каче­ственное преобразование наличных экономических от­ношений. Таким образом, рассмотрение этой проблемы означает переход к иной предметной области. Тем не менее представляется необходимым хотя бы вкратце рассмотреть вопрос о социальной функции Марксовой политической экономии, ее месте и роли в формирова­нии классового сознания пролетариата.

Формирование классового сознания пролетариа­та—сложный, многоступенчатый процесс. В разных исторических условиях он протекает по-разному, варьи­руя от страны к стране, от одного слоя пролетариата к другому. Однако, при всем многообразии историче­ских форм, в этом процессе имеются общие законо­мерности, которые и играют в нем определяющую роль.

Анализ экономического сознания капиталистиче­ской формации велся нами преимущественно на мате­риале работ К. Маркса. Раскрытию социальной роли и значения Марксовой политэкономии марксисты всег­да уделяли огромное внимание, особенно большой вклад в изучение данного вопроса внесли Ф. Энгельс и В. И. Ленин, К. Марксом же по понятным причинам были высказаны лишь отдельные, хотя и важные за­мечания.

Для изучения социальной роли Марксовой полит­экономии огромное, значение имеет исторический [240] опыт формирования классового сознания российского пролетариата и отображение этого сложного процесса в трудах В. И. Ленина. Рассмотрим, опираясь на работы В. И. Ленина, некоторые общие черты процесса формирования пролетарского сознания, главным обра­зом, с точки зрения роли в этом процессе теоретичес­кого экономического сознания.

Характеризуя процесс становления классового сознания пролетариата, В. И. Ленин писал, что прежде всего у рабочих появляется “смутное сознание своего угнетения и рабства”. В это время у них имеются лишь неясные догадки о своем действительном поло­жении в системе экономических отношений, они не видят подлинной причины своих лишений, не видят и ме­тодов борьбы с ней. “Борьба,—пишет В. И. Ленин,— выражалась тогда в отдельных восстаниях рабочих, которые разрушали здания, ломали машины, били фабричное начальство и т. п.”142 Это—первый, на­чальный, неизбежный этап развития пролетарского самосознания и соответственно, пролетарского движе­ния, но он “представляет из себя, в сущности, не что иное, как зачаточную форму сознательности”143.

“Исходным пунктом” к пробуждению классового сознания в собственном смысле слова “как в России, так и в самых передовых европейских странах” слу­жат, по словам В. И. Ленина, так называемые “эконо­мические обличения” — листовки и выступления, “го­ворящие всю правду о нищенской жизни, непомерно тяжелом труде и бесправном положении” рабочих, когда фабрика распоряжается работником “как ей угодно”, не обращая внимания на его привычки, умст­венные и прочие потребности. Совместная работа, пи­шет В. И. Ленин, приучает рабочих к совместному обсуждению их нужд, наглядно показывает одинако­вость их положения и интересов, что “усиливает спло­чение, солидарность рабочих”. В этот период “вместо неясного чувства угнетения они стали уже разбирать, чем именно и как именно давит их капитал”144. [241]

Экономические обличения есть не что иное, как непосредственное осознание рабочими своего эконо­мического положения. Таким образом, по характерис­тике В. И. Ленина, исходным пунктом формирования классового сознания пролетариата фактически явля­ется осознание рабочими их экономического положе­ния, осознание существующих экономических отноше­ний и своего места в них. Иначе говоря, классовое сознание пролетариата начинает формироваться с его экономического сознания.

Но это есть тред-юнионистское сознание. Руковод­ствуясь им, “продавцы рабочей силы научались выгод­нее продавать этот “товар” и бороться с покупателем на почве чисто коммерческой сделки”145. Экономиче­ское сознание пролетариата первоначально формиру­ется как иллюзорное, фетишистское сознание. Рабочие выступают против “неумеренности” капиталистов, но сделку как таковую признают равной, еще не понимая ее сущности, которая состоит в присвоении прибавоч­ного труда.

Вместе с тем, В. И. Ленин подчеркивал, что тред-юнионистское сознание не исчерпывается экономиче­ским сознанием. Характеризуя влияние экономической борьбы на рабочий класс, Ленин писал, что она учит “во-1-х, распознавать и разбирать один за другим приемы капиталистической эксплуатации”, во-вторых, учит объединению и, наконец, “в-3-х, эта борьба разви­вает политическое сознание рабочих”146.

“...Борьба рабочих с фабрикантами за их повседнев­ные нужды сама собой и неизбежно наталкивает ра­бочих на вопросы государственные, политические”147, поскольку рабочие в ответ на свои экономические требования сталкиваются с политическим отпором буржуазии,-— с отпором, осуществляемым силой госу­дарства. Таков объективный ход событии, и его объек­тивным результатом является “стихийное пробуждение тред-юнионистского политического сознания”148 у ра­бочих. [242]

С точки зрения генезиса классового сознания, это означает, что на основе экономического сознания про­летариата, опосредуясь через его экономическую борь­бу, формируется его политическое сознание. Но это тоже иллюзорное сознание: рабочие полагают, будто могут добиться решения своих проблем, если добьются введения “справедливых” законов, не меняя природы существующего политического строя. Таким образом, здесь видна еще одна зависимость: политическое соз­нание не только формируется на основе экономическо­го сознания, как вывод о необходимости политической борьбы для защиты экономических интересов класса, но и уровень развития политического сознания опреде­ляется уровнем развития сознания экономического.

Действительно, та политическая программа, кото­рую вырабатывает пролетариат в рамках тред-юнио­нистского сознания: борьба за свободу стачек, за фабричное законодательство и так далее, вполне до­статочна для достижения задач, которые ставит тред-юнионистское экономическое сознание: повышение зарплаты, сокращение рабочего дня и тому подобное. Рабочие постигли лишь приемы эксплуатации, но не раскрыли ее сущности, поэтому и их политическая борьба направлена против этих приемов, но не против эксплуатации вообще, направлена против капиталис­тов, но не против капитализма. Ограниченное осозна­ние собственных экономических интересов порождает и ограниченное представление о способах их полити­ческой защиты.

Выработка обусловленных экономическим созна­нием представлений “о справедливом” и “несправед­ливом” законодательстве означает, что на основе тред-юнионистского экономического сознания, опосредован­но через политическое сознание, формируется и правовое сознание рабочих, также имеющее иллюзор­ный характер.

В. И. Ленин отмечал: “История всех стран свиде­тельствует, что исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское”149. Однако выработкой тред-юнионистского сознания становление классового [243] сознания пролетариата отнюдь не заканчивается. Тред-юнионистское сознание лишь первый, исходный этап этого процесса.

Качественно новый этап формирования классового сознания пролетариата состоит в создании научно-теоретического сознания рабочего класса. Оно выраба­тывается идеологами пролетариата. Как известно, ис­торически этот процесс завершился превращением социализма из утопии в науку в результате теоретической деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса.

На теоретическом уровне становления и развития классового сознания пролетариата имеется та же са­мая закономерность: первичным и определяющим по отношению к политическому и правовому сознанию пролетариата оказывается его экономическое сознание, его политэкономия. В. И. Ленин неоднократно подчер­кивал, что Марксово учение о социалистической рево­люции, о сломе буржуазного государства и диктатуре пролетариата логически вырастает из экономического учения Маркса, опирается на раскрытие тайны приба­вочной стоимости. Дальнейшее развитие В. И. Лени­ным теории социалистической революции опиралось опять-таки на экономический анализ современною строя, на новый уровень научно-теоретического эконо­мического сознания пролетариата, который был дос­тигнут в работах В. И. Ленина, посвященных анализу экономической природы империализма.

Следующим этапом является внесение научно-тео­ретического сознания в массовое сознание пролетариа­та. Развивая марксистскую теорию внесения социали­стической идеологии в рабочую массу, В. И. Ленин писал: “Раз о самостоятельной, самими рабочими мас­сами в самом ходе их движения вырабатываемой идеологии не может быть и речи, то вопрос стоит только так: буржуазная или социалистическая идео­логия”150.

Но почему возникает эта диалемма? Почему созна­ние, созданное рабочим классом, оказывается потен­циальной почвой как для пролетарской, так и для буржуазной идеологии? Причина этого кроется во [244] внутренне противоречивой природе тред-юнионистско­го сознания.

Тред-юнионистское сознание, будучи средством борьбы за более высокий жизненный уровень, в то же время оказывается средством включения пролетариата в систему капиталистических экономических отноше­ний. Посредством экономической борьбы вынуждая буржуазию идти на уступки, оно ведет к уменьшению степени эксплуатации, т. е. к уменьшению остроты главного—экономического— противоречия капитали­стического общества, что создает предпосылку для ос­лабления остроты противоречий политических. Будучи вынуждена пойти на определенные экономические ус­тупки, буржуазия тем не менее охотно и энергично ис­пользует ситуацию для достижения политических вы­год, для проповеди и осуществления “классового мира” в политике, что ей в определенной степени уда­ется, пока сознание пролетариата остается тред-юнио­нистским. А это позволяет буржуазии сохранить экс­плуатацию и при каждом удобном случае вновь усиливать ее степень. Поэтому В. И. Ленин и говорил, что “тред-юнионистская политика рабочего класса есть именно буржуазная политика рабочего класса”151.

Таким образом, тред-юнионистское сознание есть сознание пролетарское в отношении его