Работа выполнена на основе "Капитала" К. Маркса, широко использованы другие произведения К. Маркса, а также труды Ф. Энгельса и В. И. Ленина
Вид материала | Реферат |
СодержаниеВоздействие на массовое экономическое сознание Пролетарской экономической идеологии |
- Тема : История создания «Капитала», 144.92kb.
- Аннотация Книга «Государство и революция», 1367.55kb.
- Ж. В. АктуАльно ли творческое наследие К. Маркса?, 79.41kb.
- Ж. В. Котов Кпроблеме свободы печати у молодого Маркса. Приднепровская государственная, 162.48kb.
- Социология карла маркса марксизм, марксизмы и социология Маркса, 403.69kb.
- Темы рефератов по дисциплине «Философия», 28.95kb.
- Собрание сочинений 19 печатается по постановлению центрального комитета, 8392.68kb.
- Крапиль Николай Валерьевич Проверил к с. н., доцент Николаев Владимир Геннадьевич Москва, 83.99kb.
- Работы актуальна потому, что опираясь на идеи К. Маркса и Ф. Энгельса, В. И. Ленин, 30.09kb.
- Темы рефератов по курсу «Философия», 39.6kb.
Воздействие на массовое экономическое сознание
(апологетическая подфунки,ия)
Буржуазия использует свою экономическую идеологию не только как руководство в своей собственной деятельности, но стремится через ее посредство воздействовать и на экономическую деятельность трудящихся, в особенности пролетариата. Это воздействие осуществляется через проведение определенной экономической политики, но есть и другой путь—через массовое экономическое сознание трудящихся. В этом воздействии и состоит апологетическая подфункция буржуазной идеологии.
В целях апологетики капиталистического способа производства используется ряд экономических теорий, такие, в частности, как теория “народного благосостояния”, теория “революции в доходах”124 и др. При этом буржуазные экономисты, как правило, выступают с позиций “надклассового” объективизма, хотя по существу буржуазная политэкономия является ярчайшим образцом партийной науки. Так, видный современный экономист П. Самуэльсон призывает видеть вещи “независимо от наших симпатий и антипатий”125. [229] Апологетика, таким образом, начинается с фальсификации самой роли буржуазной политэкономии в системе общественных отношений.
Апологетическая подфункция буржуазной политической экономии описана довольно подробно, поэтому мы, отвлекаясь от изложения всего разнообразия апологетических идей, имеющихся в буржуазной политической экономии, сосредоточим внимание на характеристике сущности этой подфункции, причем, как и всюду в данной работе, будем стремиться опираться на результаты анализа данной проблемы, полученные К. Марксом.
Эффективность апологетической подфункции определяется тем, что сами объективные экономические отношения необходимо порождают в сознании субъектов фетишистские иллюзии. Например, то обстоятельство, что взаимосвязь рабочего и капиталиста опосредована деньгами, необходимо порождает иллюзию наличия на руках у рабочего богатства как такового. Вопрос сводится, следовательно, якобы лишь к количественной разнице. Именно на этой объективно возникающей иллюзии вырастает столь широко пропагандируемая в современных капиталистических странах идея буржуазной политэкономии о возможности превращения рабочего в капиталиста.
Как видим, корни апологетической подфункции уходят глубоко в саму экономическую действительность. Буржуазной политэкономии остается лишь углублять и закреплять иллюзии, которые порождаются самой экономической деятельностью субъектов капиталистического производства. И буржуазная политэкономия с высшей степени приспособлена к этому. Возникая и функционируя в неразрывном единстве с практической экономической деятельностью, она вообще, как выражается К. Маркс, “говорит на языке практики” и поэтому понятна ей.
Несмотря на то, что рабочего мистифицирует сама экономическая действительность, буржуазия не настолько наивна, чтобы предоставлять события стихийному ходу. Буржуазия инстинктивно чувствует, что сущность ее взаимоотношений с рабочим классом состоит в эксплуатации рабочих, даже если она не знает внутреннего механизма этой эксплуатации. [230]
Тем не менее, сама практическая экономическая деятельность наталкивает капиталиста на вопрос о происхождении прибавочной стоимости. Так, К. Маркс отмечает, что понятие средней цены практически необходимо предпринимателю. Он не может хозяйствовать, не зная, что постоянные колебания рыночных цен, уничтожаются и сводятся к средней цене как к своей внутренней норме. “Средняя цена является путеводной звездой, например, для купца или промышленника во всяком предприятии, рассчитанном на более или менее продолжительное время. Следовательно, товаровладелец знает, что, если рассматривать достаточно большой период в целом, товары действительно продаются не ниже и не выше, а как раз по своим средним ценам. Если бы незаинтересованное мышление было вообще в его интересах, то он должен был бы поставить проблему образования капитала следующим образом: как может возникнуть капитал при регулировании цен средней ценой, то есть в конечном счете стоимостью товара?”126
Сама экономическая практика ставит перед капиталистом вопрос: как возникает прибавочная стоимость при обмене товаров в конечном счете по эквиваленту? Но капиталист уклоняется от ответа на этот вопрос и именно потому, что “незаинтересованное мышление” вообще ему не свойственно. Он рассуждает лишь о том и так, о чем и как ему необходимо рассуждать с точки зрения его экономического интереса, с точки зрения его экономической деятельности.
Знание того, почему возникает прибавочная стоимость, практически не является необходимым для капиталиста. Ему достаточно того, что он знает, как ее получить. Однако поскольку этот вопрос все-таки возникает, капиталист предпочитает обманывать себя знанием видимости, однако лишь затем, чтобы было легче обмануть рабочего.
Во всем следует логике капиталиста и его “теоретическая совесть”—буржуазный политэконом. Поэтому главное направление апологетики капиталистических экономических отношений состоит в ложной, фетишистской интерпретации вопроса об источниках дохода ос [231] новных фигур капиталистического производства. Эта фетишистская трактовка заключена в знаменитой триединой формуле, которая “охватывает все тайны общественного процесса производства”. Эту формулу и варьирует на разные лады буржуазная политическая экономия, стремясь всемерно упрочить ее в массовом сознании. Ибо в этой формуле “различные персонажи [Gestalten] капиталистического производства противостоят друг другу не отчужденно, а как посторонние и индифферентные друг для друга, как всего лишь различные, без антагонизма. Различные доходы проистекают из совершенно различных источников, один — из земли, другой—из капитала, третий—из труда. Следовательно, они не находятся друг с другом во враждебной связи, ибо вообще не находятся ни в какой внутренней связи”127.
Эта формула позволяет также дать приемлемое для буржуазии объяснение конфликтов, сотрясающих буржуазное общество. Если между субъектами капиталистического общества имеет место антагонизм, “то он создается лишь конкуренцией из-за того, кто из агентов производства должен присвоить себе больше из продукта, из той стоимости, которую они создали сообща. И если иной раз при этом дело доходит до драки, то все же в конце концов в виде конечного результата этой конкуренции между землей, капиталом и трудом получается так, что в ходе своих.... споров о дележе они настолько увеличили благодаря своему соперничеству стоимость продукта, что каждому достается более крупный кусок, так что сама их конкуренция оказывается лишь подстегивающим всех агентов производства выражением их гармонии”128.
Этот вывод вполне согласуется с содержанием массового экономического сознания, поэтому буржуазная политическая экономия своим теоретическим авторитетом лишь закрепляет иллюзию, которая возникает у субъектов капиталистического производства в ходе их практической деятельности,— и в этом причина особой ее действенности. [232]
Одна из функций, осуществлением которой буржуазная политическая экономия пытается обосновать зафиксированное в триединой формуле право капиталиста на прибыль,— это учет и контроль.
Капитал в своих кругооборотах существует как единство “только идеально, в виде счетных денег, прежде всего в голове товаропроизводителя или капиталистического товаропроизводителя. Это движение фиксируется и контролируется посредством ведения бухгалтерского учета... Таким образом движение производства и в особенности процесс увеличения стоимости,—причем товары фигурируют лишь как носители стоимости, как названия вещей, идеальное существование которых как стоимостей фиксируется в счетных деньгах,—получает символическое изображение в представлении”129.
Эта функция вообще не нова. Как отмечает К. Маркс, лица, ведущие учет, появляются уже в древнеиндийской общине. Однако “пока отдельный товаропроизводитель ведет бухгалтерский учет или только в уме (как, например, крестьянин; лишь капиталистическое земледелие создает фермера, который действительно ведет бухгалтерский учет), или же ведет учет своих расходов, доходов, сроков платежа и т. д. лишь между прочим, в свободное от производства время, до тех пор, совершенно ясно”, что эта функция является лишь дополнительной затратой рабочего времени130.
Правда, бухгалтерский учет—необходимый момент процесса производства. Как средство контроля и “мысленного обобщения” этого процесса бухгалтерский учет становится тем необходимее, чем более процесс производства обобществляется и утрачивает индивидуальный характер. Вместе с тем, хотя учет необходим, он есть не что иное, как необходимая издержка производства.
Формы деятельности по учету и контролю, которые для индивидуального товаропроизводителя являются лишь мимолетными и поэтому едва заметными моментами и протекают, переплетаясь с его производительными функциями, могут “поражать взор”, создавая [233] видимость производительной деятельности, когда эти операции обособлены и сконцентрированы в крупном масштабе в качестве функции банков и т. д. Такая видимость возникает потому, что эта деятельность действительно необходима для осуществления общественного—и в особенности капиталистического—производства. Но она вытекает лишь из определенной общественной формы производства—из того, что процесс производств осуществляется как процесс производства товаров. Вообще же “издержки по ведению бухгалтерского учета сокращаются вместе с концентрацией производства и сокращаются тем больше, чем больше оно превращается в общественное счетоводство”131.
Аргумент, таким образом, сводится к высказыванию “все действительное разумно”, понимаемому не в диалектическом, а в житейском, обыденном смысле. Но тот, к кому этот аргумент обращен, и рассуждает не диалектически, а житейски.
Правда, действенность этого аргумента в известной мере подрывается тем обстоятельством, что капиталист мало-помалу передает функции учета лицам наемного труда. Однако же верховное распорядительство он разумеется, оставляет за собой, что воспринимается массовым сознанием не только как его участие в производственной деятельности, но и как участие в производительной деятельности. Это обстоятельство и является “фактическим обоснованием” апологетической аргументации буржуазной политэкономии.
Из обоснования права капиталиста на “свою долю” прибавочной стоимости” логически вытекает вывод о необходимости для рабочего сотрудничества с капиталистом как в производстве, так и в дележе прибавочной стоимости. Важно подчеркнуть, что конечное назначение апологетики состоит не просто в том, чтобы; внушить рабочему некоторую интерпретацию действительности, обеляющую капиталистический способ производства, но в том, чтобы—в соответствии с этот интерпретацией — навязать рабочему определенную направленность его экономической деятельности, именно ту, которая выгодна капиталисту. [234]
Таким образом, сущность этой подфункции состоит в воздействии на практическую экономическую деятельность субъектов. Она, следовательно, является практической в не меньшей степени, чем хозяйственно-политическая подфункция.
Обе подфункции буржуазной политической экономии — апологетики и обоснования экономической политики—взаимодействуют между собой. Причем апологетика призвана если не убедить рабочий класс покорно следовать экономическому интересу буржуазии, то, по крайней мере, духовно разоружить его перед лицом проводимой буржуазией экономической политики и тем самым обеспечить условия для наиболее полного ее проведения.
Тесную взаимосвязь этих подфункций К. Маркс показал на примере деятельности английских фритредеров. Добиваясь проведения нужной им экономической политики, они стремятся использовать в своих интересах рабочий класс и с этой целью развивают бешеную апологетику своей экономической программы. Для этого они “рассылают во все пункты Англии целую армию апостолов для проповеди религии свободной торговли. Они печатают в тысячах экземпляров брошюры и раздают их даром, чтобы просветить рабочего насчет его собственных интересов. Они тратят громадные суммы, чтобы привлечь на свою сторону прессу. Чтобы руководить фритредерским движением, они организуют величественный административный аппарат и на публичных митингах развертывают все дары своего красноречия”132. По едкому замечанию К. Маркса, фабриканты делают все для того, чтобы-“убедить рабочих в своей способности пойти на огромные траты исключительно ради улучшения их положения”133. Но это—заявление, более чем сомнительное для рабочего. Из своего практического опыта рабочий знает, что “в денежных делах сердце молчит”134.
Навязать рабочему классу тот характер экономической деятельности, который выгоден буржуазии, нельзя посредством лишь какой-нибудь одной из подфункц [235] ий буржуазной политической экономии. С одной стороны, буржуазия не может до конца убедить рабочий класс в том, что капитал благодетельствует его. Рабочий трудится — и требует свою долю, причем с развитием производства требуемая доля все возрастает. С другой стороны, буржуазия не могла бы навязать рабочему классу своей экономической политики, если бы не находила ей обоснования и оправдания, исходя из того понимания капиталистических экономических отношений, которое имеется у рабочего класса. Таким образом, нужный эффект может быть достигнут и практически достигается лишь взаимодействием обеих подфункций буржуазной политической экономии.
Однако между подфункциями буржуазной политической экономии существует не только единство, но и взаимоотрицание. Противоречивый характер взаимосвязи этих подфункций выражается в том, что, как пишет Л. Б. Альтер, “практическая функция требует изучения реальных экономических процессов, но апологетическая функция не позволяет пойти дальше (глубже) внешних функциональных связей”135. Противоречие, имеющееся между подфункциями буржуазной политэкономии, ставит перед ней своеобразную задачу достижения истины до определенного предела. Такой социальный заказ искажает действие внутренних, логико-гносеологических закономерностей формирования науки. Познается лишь внешняя сторона объекта в ее отрыве от сущности. В этом и состоит причина возникновения той своеобразной структуры буржуазной политэкономии, которую мы обозначили как квазитеорию.
Услуги, которые оказывают нуждам апологетики квазитеоретические структуры, и в частности организованная по этому принципу триединая формула, достаточно наглядны. Вместе с тем, как отмечает К. Маркс, представления, выраженные буржуазной политэкономией, “практически определяют поведение отдельных капиталистов”136. Они действуют в сфере присвоения так, как если бы действительно в сфере [236] производства создавали прибавочную стоимость, т. е. в полном соответствии с той же триединой формулой. Квазитеоретическая структура буржуазной политэкономии возникает, таким образом, в ответ на те требования, которые обусловлены местом буржуазии в наличном способе производства, характером ее экономической деятельности.
В конечном счете экономическая идеология по своему содержанию и структуре определяется, как и массовое экономическое сознание, характером наличных экономических отношений и особенностями практической экономической деятельности субъекта — ее носителя. Подобно массовому экономическому сознанию отображая экономические отношения с определенной точки зрения, обусловленной объективным экономическим интересом субъекта, экономическая идеология выступает как посредствующее звено между объективными экономическими отношениями и практической деятельностью субъекта. При этом ее задача состоит в разработке наиболее эффективных средств для достижения того объективного экономического интереса, который задается субъекту системой экономических отношений и осознается им как цель его экономической деятельности.
Экономическая идеология надстраивается над массовым экономическим сознанием буржуазии как средство ее наибольшей адаптации к наличным объективным экономическим условиям, выражая экономический интерес субъекта в его всеобщности.
Таким образом, обеспечивая наиболее последовательную реализацию объективного экономического интереса буржуазии, экономическая идеология функционирует как необходимое средство воспроизводства капиталистических экономических отношений через деятельность субъектов — их носителей.
3. ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ
ПРОЛЕТАРСКОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИДЕОЛОГИИ
В капиталистическом обществе в силу объективной необходимости сформировалась также и антитеза буржуазной политической экономии—политическая эко [237] номия рабочего класса. Ее создатель К. Маркс ясно сознавал и неоднократно подчеркивал классовую направленность своей экономической теории. Так, он писал, что критика буржуазной политической экономии “может представлять лишь тот класс, историческое призвание которого — совершить переворот в капиталистическом способе производства и окончательно уничтожить классы, т. е. может представлять лишь пролетариат”137.
Поэтому труд своей жизни — “Капитал” — К. Маркс адресовал пролетариату. Он неоднократно подчеркивал значение, которое придает распространению идеи “Капитала” среди рабочих. Так, в предисловии к французскому изданию “Капитала” он отмечал, что доступность этого сочинения рабочим является для него “решающим соображением”. То понимание, которое встретил “Капитал” среди немецких рабочих, К. Маркс назвал “лучшей наградой” за свой труд.
Яркую оценку отношения к “Капиталу” дал Ф. Энгельс: “На континенте ,,Капитал“ часто называют „библией рабочего класса“. Никто из тех, кто знаком с рабочим движением, не станет отрицать, что выводы, сделанные в „Капитале“, с каждым днем все больше и больше становятся основными принципами великого движения рабочего класса не только в Германии и Швейцарии, но и во Франции, Голландии, Бельгии, Америке и даже в Италии и Испании; что рабочий класс повсюду признает эти выводы наиболее точным выражением своего положения и своих чаяний”138.
С этими словами перекликается оценка Марксовой политэкономии, которую дал В. И. Ленин:
“От первых зачатков товарного хозяйства, от простого обмена, Маркс проследил развитие капитализма до его высших форм, до крупного производства.
И опыт всех капиталистических стран, как старых, так и новых, показывает наглядно с каждым годом все большему и большему числу рабочих правильность этого учения Маркса”139.
Историческое значение Марксовой политической экономии состоит в теоретическом преодолении фети [238] шистского сознания, что создает возможность преодоления фетишистских иллюзий в сознании масс трудящихся, и прежде всего рабочего класса. А это является предпосылкой ликвидации капиталистических экономических отношений, точно так же как наличие фетишистского сознания у рабочего класса является предпосылкой их воспроизводства. Поэтому К. Маркс с полным правом назвал “Капитал” самым тяжелым снарядом, пущенным в голову буржуазии.
Экономической идеологии пролетариата также присущи две подфункции. С одной стороны, она воздействует на массовое экономическое сознание субъектов капиталистического общества, и прежде всего на массовое сознание пролетариата, но не с целью апологетики, а, наоборот, с целью разоблачения действительной природы капиталистических экономических отношений. С другой стороны, она выступает как основа теории социалистической революции и теории научного коммунизма в целом. Исследованию роли Марксовой политэкономии в становлении и развитии теории научного коммунизма советские исследователи уделяют все более пристальное внимание140. Как отмечал В. И. Ленин, “неизбежность превращения капиталистического общества в социалистическое Маркс выводит всецело и исключительно из экономического закона движения современного общества”141. Таким образом, именно теоретическое экономическое сознание пролетариата является основой для его теоретического политического сознания, определяя в первую очередь его экономическую политику, направленную на ликвидацию капиталистических и создание социалистических экономических отношений.
Однако сходство буржуазной и Марксовой политических экономии является чисто внешним. Ибо если буржуазная политэкономия функционирует как средство воспроизводства капиталистических экономических отношений, то Марксова политэкономия есть тео [239] ретический выход за рамки этих отношений, поэтому и практически она играет роль мощного средства их преобразования.
Таким образом, мы сталкиваемся с закономерностями иного порядка, с множеством таких связей и процессов, рассмотрение которых и по объему, и по значимости может и должно составить предмет самостоятельного исследования. В данной работе мы отвлекаемся от рассмотрения этой проблемы во всей ее полноте. Задача настоящего исследования решалась на материале функционирования экономического сознания в пределах товарного капиталистического производства, когда сознание функционирует в составе деятельности воспроизводства наличных экономических отношений, а развитие совершается как стихийный, неосознанный процесс. Марксистская же политэкономия функционирует в составе революционной деятельности, направленной на сознательное развитие, качественное преобразование наличных экономических отношений. Таким образом, рассмотрение этой проблемы означает переход к иной предметной области. Тем не менее представляется необходимым хотя бы вкратце рассмотреть вопрос о социальной функции Марксовой политической экономии, ее месте и роли в формировании классового сознания пролетариата.
Формирование классового сознания пролетариата—сложный, многоступенчатый процесс. В разных исторических условиях он протекает по-разному, варьируя от страны к стране, от одного слоя пролетариата к другому. Однако, при всем многообразии исторических форм, в этом процессе имеются общие закономерности, которые и играют в нем определяющую роль.
Анализ экономического сознания капиталистической формации велся нами преимущественно на материале работ К. Маркса. Раскрытию социальной роли и значения Марксовой политэкономии марксисты всегда уделяли огромное внимание, особенно большой вклад в изучение данного вопроса внесли Ф. Энгельс и В. И. Ленин, К. Марксом же по понятным причинам были высказаны лишь отдельные, хотя и важные замечания.
Для изучения социальной роли Марксовой политэкономии огромное, значение имеет исторический [240] опыт формирования классового сознания российского пролетариата и отображение этого сложного процесса в трудах В. И. Ленина. Рассмотрим, опираясь на работы В. И. Ленина, некоторые общие черты процесса формирования пролетарского сознания, главным образом, с точки зрения роли в этом процессе теоретического экономического сознания.
Характеризуя процесс становления классового сознания пролетариата, В. И. Ленин писал, что прежде всего у рабочих появляется “смутное сознание своего угнетения и рабства”. В это время у них имеются лишь неясные догадки о своем действительном положении в системе экономических отношений, они не видят подлинной причины своих лишений, не видят и методов борьбы с ней. “Борьба,—пишет В. И. Ленин,— выражалась тогда в отдельных восстаниях рабочих, которые разрушали здания, ломали машины, били фабричное начальство и т. п.”142 Это—первый, начальный, неизбежный этап развития пролетарского самосознания и соответственно, пролетарского движения, но он “представляет из себя, в сущности, не что иное, как зачаточную форму сознательности”143.
“Исходным пунктом” к пробуждению классового сознания в собственном смысле слова “как в России, так и в самых передовых европейских странах” служат, по словам В. И. Ленина, так называемые “экономические обличения” — листовки и выступления, “говорящие всю правду о нищенской жизни, непомерно тяжелом труде и бесправном положении” рабочих, когда фабрика распоряжается работником “как ей угодно”, не обращая внимания на его привычки, умственные и прочие потребности. Совместная работа, пишет В. И. Ленин, приучает рабочих к совместному обсуждению их нужд, наглядно показывает одинаковость их положения и интересов, что “усиливает сплочение, солидарность рабочих”. В этот период “вместо неясного чувства угнетения они стали уже разбирать, чем именно и как именно давит их капитал”144. [241]
Экономические обличения есть не что иное, как непосредственное осознание рабочими своего экономического положения. Таким образом, по характеристике В. И. Ленина, исходным пунктом формирования классового сознания пролетариата фактически является осознание рабочими их экономического положения, осознание существующих экономических отношений и своего места в них. Иначе говоря, классовое сознание пролетариата начинает формироваться с его экономического сознания.
Но это есть тред-юнионистское сознание. Руководствуясь им, “продавцы рабочей силы научались выгоднее продавать этот “товар” и бороться с покупателем на почве чисто коммерческой сделки”145. Экономическое сознание пролетариата первоначально формируется как иллюзорное, фетишистское сознание. Рабочие выступают против “неумеренности” капиталистов, но сделку как таковую признают равной, еще не понимая ее сущности, которая состоит в присвоении прибавочного труда.
Вместе с тем, В. И. Ленин подчеркивал, что тред-юнионистское сознание не исчерпывается экономическим сознанием. Характеризуя влияние экономической борьбы на рабочий класс, Ленин писал, что она учит “во-1-х, распознавать и разбирать один за другим приемы капиталистической эксплуатации”, во-вторых, учит объединению и, наконец, “в-3-х, эта борьба развивает политическое сознание рабочих”146.
“...Борьба рабочих с фабрикантами за их повседневные нужды сама собой и неизбежно наталкивает рабочих на вопросы государственные, политические”147, поскольку рабочие в ответ на свои экономические требования сталкиваются с политическим отпором буржуазии,-— с отпором, осуществляемым силой государства. Таков объективный ход событии, и его объективным результатом является “стихийное пробуждение тред-юнионистского политического сознания”148 у рабочих. [242]
С точки зрения генезиса классового сознания, это означает, что на основе экономического сознания пролетариата, опосредуясь через его экономическую борьбу, формируется его политическое сознание. Но это тоже иллюзорное сознание: рабочие полагают, будто могут добиться решения своих проблем, если добьются введения “справедливых” законов, не меняя природы существующего политического строя. Таким образом, здесь видна еще одна зависимость: политическое сознание не только формируется на основе экономического сознания, как вывод о необходимости политической борьбы для защиты экономических интересов класса, но и уровень развития политического сознания определяется уровнем развития сознания экономического.
Действительно, та политическая программа, которую вырабатывает пролетариат в рамках тред-юнионистского сознания: борьба за свободу стачек, за фабричное законодательство и так далее, вполне достаточна для достижения задач, которые ставит тред-юнионистское экономическое сознание: повышение зарплаты, сокращение рабочего дня и тому подобное. Рабочие постигли лишь приемы эксплуатации, но не раскрыли ее сущности, поэтому и их политическая борьба направлена против этих приемов, но не против эксплуатации вообще, направлена против капиталистов, но не против капитализма. Ограниченное осознание собственных экономических интересов порождает и ограниченное представление о способах их политической защиты.
Выработка обусловленных экономическим сознанием представлений “о справедливом” и “несправедливом” законодательстве означает, что на основе тред-юнионистского экономического сознания, опосредованно через политическое сознание, формируется и правовое сознание рабочих, также имеющее иллюзорный характер.
В. И. Ленин отмечал: “История всех стран свидетельствует, что исключительно своими собственными силами рабочий класс в состоянии выработать лишь сознание тред-юнионистское”149. Однако выработкой тред-юнионистского сознания становление классового [243] сознания пролетариата отнюдь не заканчивается. Тред-юнионистское сознание лишь первый, исходный этап этого процесса.
Качественно новый этап формирования классового сознания пролетариата состоит в создании научно-теоретического сознания рабочего класса. Оно вырабатывается идеологами пролетариата. Как известно, исторически этот процесс завершился превращением социализма из утопии в науку в результате теоретической деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса.
На теоретическом уровне становления и развития классового сознания пролетариата имеется та же самая закономерность: первичным и определяющим по отношению к политическому и правовому сознанию пролетариата оказывается его экономическое сознание, его политэкономия. В. И. Ленин неоднократно подчеркивал, что Марксово учение о социалистической революции, о сломе буржуазного государства и диктатуре пролетариата логически вырастает из экономического учения Маркса, опирается на раскрытие тайны прибавочной стоимости. Дальнейшее развитие В. И. Лениным теории социалистической революции опиралось опять-таки на экономический анализ современною строя, на новый уровень научно-теоретического экономического сознания пролетариата, который был достигнут в работах В. И. Ленина, посвященных анализу экономической природы империализма.
Следующим этапом является внесение научно-теоретического сознания в массовое сознание пролетариата. Развивая марксистскую теорию внесения социалистической идеологии в рабочую массу, В. И. Ленин писал: “Раз о самостоятельной, самими рабочими массами в самом ходе их движения вырабатываемой идеологии не может быть и речи, то вопрос стоит только так: буржуазная или социалистическая идеология”150.
Но почему возникает эта диалемма? Почему сознание, созданное рабочим классом, оказывается потенциальной почвой как для пролетарской, так и для буржуазной идеологии? Причина этого кроется во [244] внутренне противоречивой природе тред-юнионистского сознания.
Тред-юнионистское сознание, будучи средством борьбы за более высокий жизненный уровень, в то же время оказывается средством включения пролетариата в систему капиталистических экономических отношений. Посредством экономической борьбы вынуждая буржуазию идти на уступки, оно ведет к уменьшению степени эксплуатации, т. е. к уменьшению остроты главного—экономического— противоречия капиталистического общества, что создает предпосылку для ослабления остроты противоречий политических. Будучи вынуждена пойти на определенные экономические уступки, буржуазия тем не менее охотно и энергично использует ситуацию для достижения политических выгод, для проповеди и осуществления “классового мира” в политике, что ей в определенной степени удается, пока сознание пролетариата остается тред-юнионистским. А это позволяет буржуазии сохранить эксплуатацию и при каждом удобном случае вновь усиливать ее степень. Поэтому В. И. Ленин и говорил, что “тред-юнионистская политика рабочего класса есть именно буржуазная политика рабочего класса”151.
Таким образом, тред-юнионистское сознание есть сознание пролетарское в отношении его