Работа выполнена на основе "Капитала" К. Маркса, широко использованы другие произведе­ния К. Маркса, а также труды Ф. Энгельса и В. И. Ленина

Вид материала

Реферат

Содержание Буржуазной экономической идеологии Воздействие на политическую форму

Подобный материал:

• Тема : История создания «Капитала», 144.92kb.
• Аннотация Книга «Государство и революция», 1367.55kb.
• Ж. В. АктуАльно ли творческое наследие К. Маркса?, 79.41kb.
• Ж. В. Котов Кпроблеме свободы печати у молодого Маркса. Приднепровская государственная, 162.48kb.
• Социология карла маркса марксизм, марксизмы и социология Маркса, 403.69kb.
• Темы рефератов по дисциплине «Философия», 28.95kb.
• Собрание сочинений 19 печатается по постановлению центрального комитета, 8392.68kb.
• Крапиль Николай Валерьевич Проверил к с. н., доцент Николаев Владимир Геннадьевич Москва, 83.99kb.
• Работы актуальна потому, что опираясь на идеи К. Маркса и Ф. Энгельса, В. И. Ленин, 30.09kb.
• Темы рефератов по курсу «Философия», 39.6kb.

2. ФУНКЦИОНИРОВАНИЕ

БУРЖУАЗНОЙ ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИДЕОЛОГИИ


Общая характеристика идеологической функции буржуазной политической экономии


Буржуазная экономическая идеология представле­на классической и вульгарной политической эконо­мией. Классическая и вульгарная политические эко­номии имеют определенные существенные различия в своем строении и содержании, однако в главном — в антиисторическом, фетишистском понимании капи­талистических экономических отношений — они еди­ны. Это их единство отнюдь не случайно, оно обуслов­лено именно тем, что они функционируют в качества буржуазной экономической идеологии. Содержатель­ные различия между ними тоже обусловлены их идео­логической функцией, а именно — конкретно-истори­ческой разницей тех требований, которые предъявлял объективный экономический процесс к буржуазной экономической идеологии. Они решают разные позна­вательные задачи, однако как сама постановка задач, так и их решение подчинены одной цели: упрочению и воспроизводству капиталистических экономических отношений. Обе они, следовательно, являются созна­нием, служащим утверждению капиталистического [210] способа производства, и в этом своем качестве высту­пают как единая буржуазная экономическая идеология, находящаяся на разных этапах своего развития, в соответствии с развитием объективных экономических отношений.

Несмотря на то, что буржуазная экономическая идеология складывается не в ходе практической экономической деятельности, а в процессе познаватель­ной деятельности теоретиков-экономистов, идеологов своего класса, тем не менее ее содержание и функция, так же как содержание и функция и массового экономического сознания, обусловлены характером налич­ных экономических отношений.

Классовая направленность буржуазной политиче­ской экономии не есть результат субъективной воли ученых-экономистов, но объективная закономерность ее развития и функционирования, которая лишь реа­лизуется посредством их теоретической деятельности. Иллюзия отдельных буржуазных экономистов относи­тельно внеклассовой направленности их познаватель­ной деятельности может поддерживаться, в частности, тем, что субъективно тот или иной экономист может и не ставить своей целью служение интересам буржуа­зии. Но так как познание — преемственный процесс, то ученый может осуществлять познавательную дея­тельность только посредством использования опреде­ленной системы понятий, а в области политэкономии эта система понятий исторически сложилась как вы­ражение определенной классовой позиции. Таким об­разом, экономист в своей теоретической деятельности неизбежно лишь развивает эту классово направлен­ную теорию.

Неклассовая же экономическая теория вообще не могла сформироваться. В период становления и на ранних этапах развития науки ее познавательные за­дачи непосредственно обусловлены практикой (наука становится относительно независима в постановке познавательных задач лишь на зрелых этапах своего развития), а практическая экономическая деятель­ность носит ярко выраженный классовый характер. Поэтому и возникающие на ее основе познавательные задачи могут быть сформулированы лишь с классовых позиций. Познавательная задача, в свою очередь, в [211] значительной мере предопределяет ответ, по крайней мере, предопределяет способ осознания полученных результатов. Эта закономерность была рассмотрена нами на материале практической деятельности. В тео­ретической деятельности точно так же прежде всего осознается то, что было ее целью, т. е. составляет ее продукт; прочие результаты, пользуясь выражением К. Маркса, “высказываются бессознательно”, т. е. их подлинное значение не осознается их создателем.

Итак, сначала сам характер познавательных задач, а затем и характер сложившейся теоретической системы ведет к тому, что любое экономическое ис­следование объективно с необходимостью служит оп­ределенным экономическим интересам. Дело в конце концов не в субъективной направленности того или иного ученого, а в той функции, которую объективно играет данная теория в системе общественных отно­шений. Практическое видение капиталиста трансфор­мируется в систему исходных теоретических допуще­ний, а это определяет содержание и ход дальнейших рассуждений.

Функция буржуазной экономической идеологии — как на двух описанных К. Марксом, так и на современ­ном этапе ее развития,— подобно функции массового экономического сознания, состоит в опосредовании определяющего воздействия наличных экономических отношений на экономическую деятельность субъек­тов — носителей этих отношений. Однако идеология осуществляет эту функцию иначе, нежели массовое сознание. Прежде чем воздействовать на практическую деятельность, то или иное идеологическое образова­ние должно быть включено в сознание, обслуживаю­щее эту деятельность. Поэтому свое воздействие на экономическую деятельность субъектов экономическая идеология осуществляет через посредство иных эле­ментов общественного сознания, а именно: путем воз­действия на массовое экономическое сознание, а также путем воздействия на соответствующие звенья полити­ческого и правового сознания с целью формирования экономической политики.

Таким образом, выделяются два способа реализа­ции идеологической функции буржуазной политиче­ской экономии, или две ее подфункции. В советской [212] литературе описаны обе эти подфункции. За ними ут­вердилось название практической и идеологической (апологетической) функций⁹⁷.

Эта характеристика была введена в научный обо­рот на Всесоюзной конференции по критике буржуаз­ной экономической теории (Москва, 1967 г.) и полу­чила широкое распространение, в том числе в учебной литературе. Вот как описывает функции буржуазной политической экономии, например, В. И. Докукин: “Современная буржуазная политическая экономия выполняет две основных функции: идеологическую— заключающуюся в защите, оправдании капитализма и в попытках доказать его жизненность и способность выдержать соревнование с социализмом, и практическую, заключающуюся в выработке методов государ-ственнего вмешательства в капиталистическую экономику, рекомендаций по ее регулированию и програм­мированию”⁹⁸.

Представляется необходимым внести терминологи­ческое уточнение, которое, однако, коснется и сущест­ва дела. На наш взгляд, неверно называть идеологи­ческой лишь одну из этих двух подфункций. Так называемая практическая функция есть функционирование теоретического экономического сознания [213] буржуазии в качестве регулятора ее практической деятельности, есть использование теоретических знаний для разработки стратегии капиталистического пред-принимательства, выработки экономических программ, реализуемых при помощи политико-правовых средств. Так называемая идеологическая функция есть бездействие теоретического экономического сознания буржуазии на массовое экономическое сознание, преж­де всего пролетариата, с целью апологетики капита­листического способа производства. Обе эти под­функции тесно связаны между собой. Как пишет Л. Б. Альтер, “обе функции объединяет общая зада­ча—увековечить капитализм, поэтому они тесно пе­реплетаются друг с другом”⁹⁹.

Обе они служат защите экономических интересов буржуазии. Но это и означает, что в том и другом слу­чае буржуазная политическая экономия выступает как идеология. Таким образом, было бы правильнее гово­рить не о двух функциях буржуазной политической экономии, но о двух ее подфункциях, о двух различ­ных способах осуществления единой идеологической функции.

Обозначение как практической лишь одной из этих подфункций тоже представляется не совсем удачным. Эта подфункция действительно направлена на регуляцию практической экономической деятель­ности субъектов капиталистического производства (от­сюда и стремление назвать ее практической). Но ведь и в другой подфункции буржуазная политическая эко­номия посредством апологетики влияет на поведение рабочих (и трудящихся масс в целом), т. е. по сути дела осуществляет регуляцию их практической эконо­мической деятельности в соответствии с интересами буржуазии, следовательно, тоже играет—и весьма важную — практическую роль. Обозначение как прак­тической только одной из подфункций буржуазной по­литической экономии опирается, по нашему мнению, на недостаточное понимание этого конечного назначе­ния апологетической подфункции буржуазной полити­ческой экономии.

Представляется более целесообразным обозначать подфункции буржуазной политической экономии как апологетическую и хозяйственно-политическую. (Пос­ледний термин фигурирует в коллективной работе ученых ГДР “Империализм сегодня”¹⁰⁰.) Обоснован­ность его видна из рассмотрения существа этой под­функции, к чему мы и переходим. [214]


Воздействие на политическую форму

общественного сознания

(хозяйственно-политическая подфункция)


Буржуазная политическая экономия обладает способностью воздействовать на массовое сознание капи­талистов и через его посредство на их практическую деятельность. Эта способность присуща ей постольку, поскольку она есть не что иное, как теоретическое вы­ражение того сознания, которое формируется у капи­талистов в ходе их практической экономической дея­тельности.

Буржуазная политическая экономия суммирует, экстрагирует, обобщает и обосновывает ту програм­му, которая формируется в ходе практической дея­тельности капиталистов. Она поистине есть свое иное практического сознания капиталиста. Выражая его в более последовательном виде, она лишь способствует более последовательному практическому движению к имманентной для капиталистического производства цели, воплощающей объективный экономический ин­терес совокупного капиталиста.

Стремление не только отобразить наличные эконо­мические отношения, но и сформулировать програм­му, план экономической деятельности, не является особенностью буржуазной теоретической экономиче­ской мысли. Как пишут авторы одной из работ по ис­тории экономического сознания, “обозревая многове­ковое развитие экономической мысли, можно легко за­метить, что она, как правило, сводится к защите или отрицанию настоящего, постижению сущего, проекти­рованию будущего”¹⁰¹. Экономическое сознание во все времена прежде всего служило нуждам практической экономической деятельности. Отображение наличных экономических отношений тем или иным субъектом никогда не было самоцелью, оно всегда служило ос­новой для построения программы практической дея­тельности.

Однако в классовом обществе программы, разра­батываемые на основе экономической теории, не могут быть осуществлены непосредственно экономически, [215] т. е. непосредственно в ходе экономической деятель­ности субъекта. Ибо сама эта деятельность не суще­ствует как нечто непосредственное, абсолютно незави­симое. Она существует лишь как момент экономиче­ского взаимодействия. Между тем в классовом обществе объективные экономические интересы и со-ответственно обусловленная ими экономическая дея­тельность субъектов расходятся—вплоть до несов­местимости.

Перед эксплуататорским классом, поскольку он стремится реализовать эту выражающую его эконо­мический интерес программу, возникает объективная необходимость использования принудительных (госу­дарственно-правовых) средств. Воздействие буржуазной политической экономии на практическую деятельность капиталистов не следует понимать в том духе, что отдельный капиталист берет книгу, изучает эко­номическую теорию и действует практически в соот­ветствии с ее рекомендациями. Безусловно, чем даль­ше, тем больше, особенно в современных условиях имеет место и этот процесс, но это лишь внешний мо­мент той взаимосвязи, которая существует между бур­жуазной политэкономией и практической деятельно­стью капиталистов. Главное состоит в том, что теоре­тическое экономическое сознание не реализуется в деятельности капиталистов непосредственно, а выступает как основа формирования определенной эконо­мической политики. В соответствии с этим данную подфункцию и целесообразно обозначить как хозяй­ственно-политическую.

Под экономической политикой нами понимается деятельность класса по достижению экономических целей с использованием политических и правовых средств. В литературе имеется близкое к данному, но более узкое определение. Так, Л. И. Абалкин под эко­номической политикой понимает деятельность по ис­пользованию господствующим классом силы государ­ства “для достижения своих экономических целей”¹⁰². Однако деятельность по достижению своих экономи­ческих целей с использованием политико-правовых [216] средств осуществляет не только класс, стоящий у власти. Так, определенную экономическую политику про-водит в капиталистическом обществе рабочий класс, например, когда он ведет политическую борьбу за преобразование капиталистической формы собственности в социалистическую или когда он ведет борьбу за введение законодательства о длительности рабочего дня и т. д.

То звено политического и соответственно правового сознания класса, которое обслуживает его экономическую политику, формируется непосредственно на основе его экономической идеологии. При этом эконо­мическая идеология задает цель экономической поли­тике, тогда как функция политического и правового сознания состоит в разработке программы по ее осу­ществлению.

Таким образом, экономическая идеология через посредство соответствующих звеньев политического и правового сознания оказывает активное воздействие на политико-правовую деятельность класса в области экономики. Экономическая политика в свою очередь влияет на экономическое развитие, ускоряя или замед­ляя его. Широко известную характеристику возмож­ных вариантов воздействия экономической политики на экономический процесс дал Ф. Энгельс¹⁰³.

Реализуясь посредством экономической политики, буржуазная экономическая идеология воздействует на экономическую деятельность не только капиталистов, но и рабочего класса. Таким образом, в этой своей подфункции буржуазная политическая экономия влияет на массовое экономическое сознание и экономическую деятельность пролетариата не непосредственно, а опосредовано через политико-правовую и экономи­ческую деятельность буржуазии.

Изучение двух подфункций буржуазной политической экономии, т. е. изучение не только апологетической, но и хозяйственно-политической подфункции некоторые авторы склонны считать отличительной чертой современных марксистских исследований. “Суть нового подхода к буржуазным экономическим теори­ям,—пишет И. Н. Дворкин,—заключается в анализе: [217] двух функций, которые выполняет современная бур­жуазная политическая экономия: идеологической (апологетической) и практической”¹⁰⁴. По нашему мнению, исследование обеих этих функций не являет­ся чертой, свойственной лишь для современного марк­систского подхода к проблеме. Обе эти подфункции, хотя и без применения современной терминологии, бы­ли описаны и исследовались уже К. Марксом.

И. Н. Дворкин прав в том отношении, что в совет­ской литературе длительное время внимание уделя­лось лишь исследованию апологетической подфунк­ции буржуазной политической экономии, к которой, по существу, и сводилась ее социальная роль. Таким образом, исследовалась и развивалась лишь одна сто­рона теоретического наследия К. Маркса в данной об­ласти, причем позиция К. Маркса понималась одно­сторонне.

Лишь в последнее время стало уделяться больше внимания и проблеме исследования К. Марксом хо­зяйственно-политической подфункции политической экономии. “Связь политической экономии с государ­ством” К. Маркс констатирует уже в “Экономическо-философских рукописях 1844 года”¹⁰⁵, хотя в данной работе он отвлекается от прямого ее исследования. Позже он предполагал рассмотреть вопросы экономи­ческой политики в 4-й книге с предположительным названием “Государство” того грандиозного плана ис­следований, который сложился у него к 1858 г.¹⁰⁶ Од­нако план этот не был осуществлен до конца.

Таким образом, работы, непосредственно посвя­щенной общей теории экономической политики и соот­ветственно, хозяйственно-политической подфункции политэкономии, у К. Маркса нет. Однако он касался этих вопросов в ряде произведений, в том числе в “Ка­питале”. Как отмечает Л. И. Абалкин, “вопросы эконо­мической политики привлекали внимание К. Маркса на протяжении всей его жизни, начиная со статьи по [218] поводу дебатов Рейнского ландтага о краже леса (1842 г.) и кончая ,,Заметками о реформе 1861 года" (1881—1882гг.)”¹⁰⁷. Исследования, проведенные К. Марксом в этой области, безусловно, представляют огромную ценность для разработки данной проблемы в современных условиях.

С одной стороны, К. Маркс показывает, что, как правило, каждый мало-мальски серьезный эконо­мист создает не только вытекающее из его классовой позиции теоретическое отображение наличных эконо­мических отношений, но и соответствующую систему практических рекомендаций. Достаточно вспомнить антикризисные рецепты Мальтуса или защиту свобо­ды торговли Смитом и Рикардо. Или, например, понятие национального богатства как богатства, которое “создается только для государства” и от которого зависит мощь государства, бытовавшее у экономистов XVII и отчасти XVIII вв. К. Маркс отмечает, что это есть не что иное, как “та бессознательно-лицемер­ная форма, в которой само богатство и его производ­ство провозглашались как цель современных госу­дарств”¹⁰⁸. Такого рода рекомендации и образуют основу мер, реализуемых средствами экономической политики.

С другой стороны, К. Маркс показывает, что все исторически осуществлявшиеся виды буржуазной экономической политики опирались на ту или иную экономическую теорию. Так, характеризуя учение меркантилизма, К. Маркс писал: “Подобно тому, как каждый отдельный капиталист, что касается его самого, желает, чтобы расточительность проявляли те, которые являются участниками его дохода, так и вся старая меркантилистская система основана на той идее, что нация должна быть скромной по отношению к себе самой, но должна производить предметы роскоши для чужих наций, предающихся наслаждению”¹⁰⁹. Суть меркантилизма, таким образом, состоит в обосновании необходимости навязать всей нации [219] определенный род экономической деятельности, то есть в обосновании необходимости проведения опре­деленной экономической политики. При этом сам мер­кантилизм как экономическое учение выступает лишь в качестве посредствующего звена между практиче­ским экономическим сознанием капиталистов и тем звеном политического и правового сознания буржуазии, которое вырастает на основе меркантилистскою экономического учения и содержит формулировку тех политико-правовых мер, осуществление которых необ­ходимо для реализации практических рекомендаций меркантилистского учения.

Итак, соответствующие звенья политического (со­ответственно, правового) сознания возникают на ос­нове определенной экономической программы. В свою очередь, эта программа, как показывает К. Маркс, необходимо обусловлена соответствующей экономи­ческой теорией. Так, Маркс пишет о Сисмонди, что тот считает кризисы не случайностью, а “существен­ными проявлениями имманентных противоречий” ка­питалистического способа производства. “И вот он все время колеблется: что должно быть обуздано го­сударством—производительные ли силы, чтобы при­вести их в соответствие с производственными отноше­ниями, или производственные отношения, чтобы привести их в соответствие с производительными си­лами?”¹¹⁰ Эта двойственность в поисках экономиче­ской политики обусловлена характером его теорети­ческих экономических взглядов—тем, что у него имеется лишь “смутная догадка” о преходящем ха­рактере капиталистического способа производства. “Он метко критикует противоречия буржуазного про­изводства, но он их не понимает, а потому не пони­мает и процесса их разрешения”¹¹¹.

Необходимую связь, существующую между тео­рией, как отображением экономических отношений и формируемой на ее основе программой, подчеркивал также и В. И. Ленин. Так, он писал по поводу аграр­ных экономических программ: “Чтобы сравнить прог [221] раммы и оценить их, надо рассмотреть принципы, теорию, из которых вытекает программа”¹¹².

Поскольку, как это неоднократно отмечает К. Маркс, экономические теории, при всей их противоречивости и непоследовательности, необходимо об­условлены наличными экономическими отношениями, местом в них класса, экономические интересы кото­рого выражает соответствующий экономист, то оче­видно, что и вытекающие из них экономические про­граммы в конечном счете определяются все теми же объективными экономическими отношениями.

Процесс в целом представляется в следующем виде. Экономическая идеология, включающая экономическую теорию (отображательную подсистему) и экономическую программу, является лишь посредствующим звеном, через которое осуществляется действие объективных экономических отношений на политиче­ское и правовое сознание, а через него—на политическую и правовую деятельность класса и, следователь­но, на политические и правовые отношения, которые складываются в ходе взаимодействия данного класса: с другим (другими) классами.

Эту цепочку в целом К. Маркс прослеживает на примере физиократической системы. Суть их эконо­мической теории состоит в следующем: “По мнению физиократов, прибавочная стоимость обязана своим происхождением производительности особого вида труда, земледелия”¹¹³. Такое понимание экономиче­ских отношений рождает определенные практические выводы. “Прославление земельной собственности пре­вращается на практике в требование перенесения налогов исключительно на земельную ренту”¹¹⁴. И эта экономическая программа, облаченная в политико-правовую форму, находит практическое воплощение. Французская революция, пишет К. Маркс, “приняла эту налоговую теорию”.

На примере физиократов, в частности, хорошо виден факт объективной обусловленности взглядов, раз [221] виваемых учеными-экономистами. Экономические те­ории формируются под воздействием объективных эко­номических отношений, которые определяют как их содержание, так, следовательно, и их социальную роль. Поэтому любое развитое экономическое учение объективно, независимо от желания или нежела­ния его создателей, защищает интересы определенно­го класса, хотя подчас экономисты сами могут не осо­знавать этого, или понимать классовую направлен­ность своего учения неправильно. Именно так было с физиократами. Субъективно физиократы полагали, что защищают интересы земельных собственников: ...Свободная конкуренция между промышленниками совершенно необходима для того, чтобы последние не слишком уж надували производительный класс, сель­ских хозяев. С другой стороны, эта свободная конку­ренция нужна для того, чтобы сельскохозяйственный продукт продавался по „хорошей" цене”¹¹⁵. Таково мнение физиократов. Объективное же значение их экономической программы прямо противоположно той оценке, которую они ей дают, и тем целям, которые они субъективно преследуют. К. Маркс отмечает, что “в тех выводах, которые делают сами физиократы, кажущееся превознесение земельной собственности переходит в ее экономическое отрицание и в утверж­дение капиталистического производства”¹¹⁶. Между тем такое содержание их взглядов объективно обус­ловлено. Их противоречия это “противоречия капита­листического производства того периода, когда оно, высвобождаясь из недр феодального общества, пока еще только дает самому этому феодальному обществу буржуазное толкование, но еще не нашло своей соб­ственной формы”¹¹⁷. Физиократическая система, пи­шет К. Маркс, “соответствует буржуазному общест­ву той эпохи, когда оно вылупляется из феодализ­ма”¹¹⁸. Само возникновение этой системы, следова­тельно, вызвано объективной необходимостью перехо­да от одной общественно-экономической формации к [222] другой, от одного способа производства к другому. Эта необходимость реализуется через деятельность зарождающегося класса капиталистов, стремящегося утвердить и ускорить развитие выгодного ему способа экономической деятельности, для чего и служит уче­ние физиократов.

Чем более зрелым становится капиталистическое общество, тем более отчетливо объективная направ­ленность буржуазной политической экономии осозна­ется ее создателями. Так, К. Маркс отмечает, что уже у тех представителей физиократического учения, ко­торые “видели дальше”, иллюзия о феодальной нап­равленности их учения полностью исчезает, и физио­кратическая система “выступает как выражение но­вого капиталистического общества, пробивающего се­бе дорогу в рамках феодального общества”¹¹⁹.

Таковы основные черты взаимосвязи теоретическо­го экономического сознания и экономической полити­ки, таковы, иначе говоря, основные закономерности реализации хозяйственно-политической подфункции буржуазной экономической идеологии. Как показы­вает анализ, все они были зафиксированы уже К. Марксом, хотя и во фрагментарной форме, в виде разрозненных замечаний, за которыми, однако, скры­валось целостное и глубокое понимание сущности все­го процесса. Разумеется, в данной работе мы отнюдь не охватили всего богатства теоретического наследия К. Маркса по данному вопросу, но это и не входило в нашу задачу. Используя зафиксированный К. Марк­сом материал, мы стремились показать, что теорети­ческое экономическое сознание детерминируется уров­нем наличных экономических отношений и само, в свою очередь, полагает определенную экономическую политику соответствующего субъекта через посредство его политического (и правового) сознания.

Действительная картина осложняется наличием в составе того или иного класса различных слоев, при­чем эти различия находят выражение и в экономиче­ском сознании. Однако уровень анализа, осуществля­емого в данной работе, позволяет отвлечься от этих различий, интерпретируя эти слои, когда различия не [222] существенны, как одного и того же субъекта и, наобо­рот, когда различия существенны, фиксируя наличие различных субъектов. Соответственно интерпрети­руется и содержание экономического сознания.

Подчеркивая необходимый характер связи, суще­ствующей между экономической теорией и экономи­ческой политикой, вместе с тем, хотя и с некоторыми: оговорками, следует согласиться с И. М. Осадчей, ко­торая называет “несколько вульгаризированными” та­кие представления о связи экономической теории и экономической политики, “согласно которым любая экономическая теория в области воспроизводства яко­бы завершается списком практических рекомендаций для правительства и, наоборот, любые действия пра­вительства в экономике обоснованы теоретически. В действительности такой непосредственной связи не существует...”¹²⁰.

И. М. Осадчая права, выступая против абсолюти­зации связи между экономическими теориями и эко­номической политикой, против ее понимания как пря­мой и непосредственной. В действительности эта связь весьма сложным образом опосредуется действием це­лого ряда факторов. Но сложный характер этой связи отнюдь не дает оснований отрицать сам факт ее на­личия. Между тем, нам представляется, что у И. М. Осадчей такая тенденция имеется, по крайней мере, в отношении некоторых ситуаций. Для правильного по­нимания существа вопроса как раз и требуется иметь в виду наличие множества опосредований в процессе реализации этой связи.

Действительно, отнюдь не любая конкретная эко­номическая теория завершается “списком практиче­ских рекомендаций для правительства”—это факт. Но следует также помнить, что это лишь непосредст­венно данный факт, понят же он должен быть во всех своих опосредованиях. Любая конкретная экономиче­ская теория, какой бы конкретный аспект экономиче­ских отношений в ней ни отображался,— есть лишь момент в совокупном теоретическом экономическом сознании и поэтому, как всякий момент, не может не­посредственно обладать всеми чертами, которыми об [224] ладает то целое, к которому этот момент принадле­жит. Даже если практические выводы не зафиксиро­ваны в той или иной теории явно, они тем не менее содержатся в ней имплицитно, в силу того, что всякое отображение, сформировавшееся в рамках определен­ной деятельности, необходимо полагает определенную программу.

Верно и то, что между экономической теорией и действиями правительства не всегда существует непо­средственная связь в том смысле, что правительство сознательно опирается на определенную экономиче­скую теорию и вытекающую из нее программу. Одна­ко достаточно ясно, что нельзя говорить об отсутст­вии такой связи только на том основании, что те или иные политические лидеры не сознают факта ее нали­чия, реализуют рекомендации определенной экономи­ческой теории бессознательно.

Можно согласиться и с тем, что “любые действия”, т. е. буквально каждый шаг правительства практиче­ски никогда не выводится из какой-то определенной экономической теории. Те или иные меры могут быть приняты интуитивно, или вынужденно под давлением внешних обстоятельств и т. д. и т. п. Главное же за­ключается в том, что сущность каждого исторически существовавшего вида экономической политики опре­деляется соответствующей экономической теорией,— и этот принципи [225] ально важный факт не должен быть заслонен чисто внешними и подчас случайными об­стоятельствами.

Следует отметить и то, что сам характер этих ре­комендаций подчас бывает таков, что их связь с эко­номической политикой может быть трудно уловима. По-видимому, именно поэтому возникло, на наш взгляд, ошибочное мнение о том, что тесная связь эко­номической теории и экономической политики являет­ся отличительной чертой лишь нашего времени. Так, И. Н. Дворкин пишет: “Экономическая политика бур­жуазного государства никогда не была столь тесно связана с политической экономией, как сейчас... Одна­ко дело здесь не просто в более тесных связях между буржуазными экономическими теориями и практиче­ской деятельностью государства в области экономики, как это имело место раньше. Перед нами принципиально иное соотношение между первой и второй”¹²¹.

Правда, И. Н. Дворкин сам вынужден сделать ого­ворку: “Однако было бы неправильно утверждать, что практическая функция, сводящаяся к разработке ме­роприятий буржуазного государства в области эконо­мической политики, возникла сразу в 30-х годах XX века. Она имела серьезное значение в эпоху меркан­тилизма, в условиях торгового и мануфактурного ка­питализма. Государственные мануфактуры и государ­ственное вмешательство в экономику стояли у колы­бели капиталистического способа производства”¹²². Действительно, связь меркантилизма как экономиче­ской политики с соответствующим экономическим учением настолько тесна и очевидна, что, например, в русском языке термин “меркантилизм” употребляется как для обозначения экономического учения, так и для обозначения соответствующей экономической по­литики.

Однако тесная связь с определенной экономиче­ской теорией не является отличительной чертой ни со­временной буржуазной экономической политики, ни экономической политики меркантилизма. Всякая более или менее разработанная экономическая политика опиралась на соответствующую экономическую тео­рию. Вывод И. Н. Дворкина о том, что связь буржуаз­ной политической экономии и буржуазной экономиче­ской политики не всегда была столь же тесной, как сегодня, опирается, в частности, на неправильное по­нимание связи буржуазной политической экономии и политики фритредерства. В обоснование своего тезиса И. Н. Дворкин пишет: “Классическая буржуазная по­литическая экономия в лице Адама Смита и Давида Рикардо видела задачу политической экономии в тео­ретическом обосновании наименьшего вмешательства государства в экономику и в обеспечении свободы тор­говли”. И далее: “Это вовсе не означает, что экономи­сты той эпохи не имели никакого отношения к эконо­мической политике государства. Проблемы экономи­ческой политики государства — налоги, денежное об [226] ращение, хлебные пошлины и другие—занимали в ра­ботах и Смита, и Рикардо выдающееся место. Однако, согласно их взглядам, и налоговое обложение, и де­нежная политика должны были быть такими, чтобы обеспечить наибольшую свободу капиталисту”¹²³.

Но разве, обеспечение посредством политико-пра­вовых мер “наибольшей свободы капиталисту” не яв­ляется буржуазной политикой? И разве эта экономи­ческая политика не оказывала огромного воздействия на развитие капиталистического способа производст­ва, способствуя созданию тех условий, которые исто­рически были наиболее благоприятны для экономиче­ской деятельности совокупного капиталиста? И разве задачу обеспечить “наибольшую свободу капитали­сту” сформулировали и обосновали не теоретики-эко­номисты—в первую очередь в лице Смита и Рикар­до, которого, кстати, К. Маркс называет “апостолом английского фритредерства”?

Таким образом, и в этот исторический период бур­жуазная экономическая политика оказывала огром­ное воздействие на функционирование и развитие ка­питалистических экономических отношений и, что осо­бенно важно с точки зрения нашего анализа, опреде­лялась при этом теоретическим экономическим созна­нием буржуазии—точно так же, как и сегодня. Да, состояла эта политика в создании условий для сво­бодной игры конкурентного механизма, но как раз в этом состояли рекомендации буржуазной политиче­ской экономии — и в этом состояло объективное тре­бование экономического процесса.

Рекомендации современной буржуазной политиче­ской экономии также отнюдь не направлены на стес­нение капиталиста,— но лишь на то, чтобы обеспечить ему “наибольшую свободу” в получении прибыли. К этой же самой цели направлена и деятельность бур­жуазного государства в области экономики. Так что ничего “принципиально иного” здесь нет. Дело лишь в том, что, поскольку изменились исторические условия, постольку необходимо должны измениться и средства достижения цели. Соответственно изменяются как ре [227] комендации буржуазной политической экономии, так и конкретное содержание экономической политики буржуазного государства. Тот факт, что в разные ис­торические периоды буржуазная политэкономия пред­лагает разные и подчас даже прямо противополож­ные меры, говорит лишь о том, что одновременно с развитием самих капиталистических экономических отношений развивается и отображающая их буржуаз­ная политическая экономия, сохраняя то соответствие этим экономическим отношениям, наличие которого является необходимым условием выполнения ее идео­логической функции.

Изложенный выше материал позволяет сделать следующие выводы. Между содержанием экономиче­ского теоретического сознания и содержанием того звена политического сознания класса, которое полага­ет его экономическую политику, существует необхо­димая связь. Через посредство политического сознания теоретическое экономическое сознание полагает эко­номическую политику, которая, как известно, состав­ляет ядро политической деятельности любого класса. Экономическая политика, в свою очередь, оказывает обратное действие на экономические отношения, при­чем может или замедлять, или ускорять экономическое развитие. Таким образом, экономическое сознание, через посредство политического сознания и полити­ческой деятельности может оказать воздействие на функционирование и развитие объективных экономи­ческих отношений.

Однако содержание экономической идеологии оп­ределяется содержанием наличных экономических от­ношений, объективно существующими тенденциями их развития, поэтому и воздействие экономической идео­логии на политическое сознание и политическую дея­тельность, следовательно, служит лишь наиболее по­следовательной реализации объективных экономиче­ских закономерностей, иначе говоря, лишь опосредст­вует определяющее воздействие объективных эконо­мических отношений на деятельность субъектов — их носителей.

Мы рассмотрели рефлексивное воздействие экономической идеологии через посредство экономической политики на экономическую деятельность субъектов и [228] в конечном счете на сами объективные экономические отношения. Поскольку экономическая политика клас­са составляет ядро его политической деятельности и соответственно звено политического сознания, полага­ющее экономическую политику, составляет ядро по­литического сознания класса, постольку выявляется новое направление действия экономической идеоло­гии: через посредство этого звена политического со­знания на политическое сознание класса как целое. Исследование этого направления действия экономи­ческой идеологии, на наш взгляд, позволяет глубже раскрыть как внутреннюю структуру политического сознания, так и механизм детерминации политическо­го сознания объективными экономическими отноше­ниями.