Эдуард Азроянц глобализация: катастрофа или путь к развитию?

Вид материала

Книга

Содержание 5.8. Суверенная власть и наднациональное управление. МОУ МОР НО универсальные (МОУ) Пока гром не грянет

Подобный материал:

• Модернизация и глобализация, 164.54kb.
• Путь Мури «Путь Мури», 1560.07kb.
• Глобализация и глобальные проблемы мировой экономики часть 1 глобализация, 493.34kb.
• 2 Глобализация мировой экономики, 793.65kb.
• География мирового хозяйства, 79.61kb.
• Кранк Эдуард Освальдович, 43.44kb.
• Наваждение или феномен блуждающих могил, 6011.03kb.
• Ми повинні пам'ятати трагічне минуле, щоб, 465.77kb.
• 25 января 2007 года, 62.59kb.
• Урок №1 Тема: «Поразмыслим в шести шляпах», 91.07kb.

^

5.8. Суверенная власть и наднациональное управление.

Роль государства в экономике – область вечных споров. Источником, питающим эту бесконечную дискуссию, по нашему мнению, является всегда либо односторонняя позиция, либо узость спектра, а также оторванность от места и времени.

Рассуждения абстрактного порядка полезны и могут носить весьма краткий характер. Функция государства в экономике имеет переменный характер циклической природы, действующий по принципу, - чем лучше состояние в экономике, тем меньше в ней функций государства, и наоборот. Однако это нельзя понимать как последовательность: уменьшение участия государства в экономике приводит к ее улучшению, т.е. как причина – следствие. Здесь связь иного порядка: если при улучшающейся экономической конъюнктуре государство не станет уменьшать своего присутствия в экономике, то тем самым превратится в сдерживающий и дезорганизующий фактор.

Конкретно понимаемая роль государства, и не только в экономике, - феномен исторический и многослойный. Ее формирует целый ряд факторов, как ретроспективных, так и реального времени. Среди них, в первую очередь, можно выделить следующие:

• размер территории и геоклиматические условия;
  
• этнонациональная структура, численность и плотность населения;
  
• менталитет населения, определяемый культурным наследием и религией;
  
• тип государственного устройства и эффективность аппарата государственного управления;
  
• структура национальной экономики и уровень технического развития;
  
• уровень экономического развития и модель хозяйства;
  
• открытость экономики и общества в целом.
  

Богатый бурными событиями XX век продемонстрировал интересную динамику в цикличном и модулированном изменении роли государств в судьбах своих национальных экономик.

Качели двух тенденций роли государства в экономике (вмешательства и невмешательства) достаточно заметны стали с конца XVI века. Меркантилизм, начиная от Уильяма Стаффорда (Англия), и протекционизм (Франция времен Ришелье и Кольбера). Затем свободная торговля и теория экономического либерализма Адама Смита (Англия). Эти школы с переменным успехом вели борьбу в рамках колониальных империй весь XIX век. В муках Великой Депрессии рождается кейнсианство, а в середине века предвестником экономического роста становится выдвинутая М. Фридманом теория монетаризма.

Существенные всплески огосударствления экономики в первой половине XX века были связаны с такими трагическими событиями, как Первая и Вторая мировая война, Великая Депрессия, возникновение тоталитарных государств (СССР, нацистская Германия, фашистская Италия, Испания, Япония). Во второй половине века вычленяются другого рода факторы. В условиях двухполярного мира господствовала идеология сильного государства. После краха колониальной системы освободившиеся страны в борьбе за политическую независимость серьезный упор делали на укрепление государства, увеличение доли государственной собственности и активное вмешательство в экономику. Кроме того, в 50 – 60-е годы весьма популярной была в третьем мире советская модель индустриализации с опорой на директивное планирование.

Говоря об этой тенденции, В. Танци приводит весьма интересные данные, в частности, он отмечает следующее: “Двадцатый век принес постепенное, но существенное повышение роли государства в экономике, что лучше всего видно по доле госрасходов в ВВП. В индустриальных странах она выросла в среднем с 12% в 1913 г. до 45% в 1995 г. Очевидно, что одновременно происходил постепенный рост государственного нормотворчества в экономике, но соответствующей статистики просто нет”. (90, с. 54)

Наука, «обслуживающая» власть, всегда услужливо предлагает объяснения и оправдания. Так, на вершине траектории политики активного вмешательства государства в экономику вполне серьезно утверждалось, что

• деятельность государства нацелена только на общественное благо;
  
• государство является гармоничным целостным организмом, обеспечивающим координацию и исполнительную дисциплину по горизонтали и вертикали, в пространстве и времени;
  
• экономические решения обратимы, т.е. поддаются пересмотру;
  
• инструменты экономической политики находятся под полным контролем руководства государства, опирающегося на эффективную и честную работу госслужащих.
  

Не проходит и 10 лет, как все высказанные положения начинают называть романтическими (эдак ненавязчиво предлагают апологета называть романтиком) и обрушивают на них уничижающую критику. Оказывается, что

• государство не монолитно и может иметь множество центров выработки решений, каждый из которых руководствуется своим представлением об общественных интересах или вообще ими пренебрегают;
  
• государственная политика чаще бывает непоследовательной в пространстве и времени;
  
• решения принимаются далеко не всегда профессионально, а политика может определяться не интересами общества, а групп давления;
  
• наряду с честными и профессиональными чиновниками не редкость чиновник коррумпированный или непрофессиональный;
  
• работа бюрократического аппарата может быть неэффективной, а принимаемые решения противоречивы;
  
• принятые решения практически почти необратимы, или их обратимость весьма болезненна для населения.
  

Почему подобное шараханье (оно характерно не только для рассматриваемой проблемы) повсеместно присутствует в науке и практике? Нам представляется, что это результат нашего неправильного (или неполного) понимания существа самого процесса, как объекта изучения, его анатомии. Поскольку мы собираемся данный вопрос рассмотреть более подробно, ограничимся только одним тезисом.

Любой процесс, как природный феномен, в своей основе всегда имеет два противоположных начала (оппозицию или антиномию). Эти начала, как правило, не проявлены и актуализируются в результате своего столкновения. Поэтому процесс, как таковой, – есть результат своеобразной «аннигиляции» противоположностей, разрешения противоречия, «след» их борьбы.

Первый вывод, который можно сделать из сказанного, - характеристика процесса признаками только одного порядка неадекватна его сущности. Второй – реальный процесс следует оценивать как результирующий вектор влияния противоположностей, имеющий колебательный и цикличный характер. Третий – ни одно из противоположных начал не может полностью аннигилировать другое. А если это и произойдет, то процесс, как таковой, просто исчезнет, а вместе с ним и победитель. Над этим особенно следует задуматься радикальным экономистам и политикам, которые всегда зовут к абсолютной чистоте своего предела. В тоталитаризме – это полная зарегулированность, в демократии – полный отказ от услуг государства. Истину, как всегда, надо искать между крайностями, тем более, что она еще все время перемещается от одного полюса к другому. Интервал этого перемещения можно определить, если предположить, что устойчивость процесса подчиняется закономерностям золотой пропорции.

В таком случае есть две точки, в которых достигается гармония двух противоположных начал. Она находится от пределов на расстоянии 0,382 части их противостояния. Схематично это можно представить следующим образом:


Предел + 0,618 Предел –




Полное А С 0,236 D 0,382 B Полное

государственное отсутствие

регулирование 0,382 0,236 государственного

регулирования



0,618


Схема №


Как мы видим, область оптимальной устойчивой динамики процесса лежит в интервале между точками C и D. {Вариант. Как мы видим, оптимальной устойчивой динамике процесса отвечают две точки C и D.}. Этот процесс можно также проиллюстрировать на графике № 2.


График №






Следует признать, что даже самые ярые защитники свободного рынка не могут полностью отрицать необходимости ряда функций государства в области национальной экономики. Перечень таких функций можно свести к следующим основным позициям:

• формирование правил и стандартов, гарантии прав собственности и выполнения контрактов;
  
• обеспечение законности и правопорядка;
  
• бюджетная и денежно-финансовая политика;
  
• привлечение в страну иностранного капитала;
  
• регулирование отдельных секторов экономики (связь, транспорт, энергетика, рынки кредита и капитала);
  
• поддержание гарантий механизмов риска;
  
• информационное обслуживание;
  
• проведение общественных работ;
  
• соглашение между государством, капиталом и трудом;
  
• защита прав потребителя.
  

Список, как мы видим, вполне внушительный. Но это функции, а либералы основной упор делают на государственную собственность и максимальное снижение ее прямого влияния на экономику. В этой связи обратимся к экономике Соединенных Штатов Америки. Если мы возьмем экономику США, как классический образец либерального рыночного развития, то столкнемся с достаточно внушительным присутствием в ней функций государства. Говорят о минимальном влиянии государственной собственности в американской экономике. Относительно других стран это действительно так. Но а по существу? Обратимся к фактам.

По данным на период 1997 года в федеральной собственности находилось 24,8% всей земли США. Вся территория страны покрыта дорогами федерального значения. Все государственные расходы составили 30,5% от ВВП. Всего в различных учреждениях федерального, штатного и местного уровней занято свыше 19,5 млн. человек или 15,1% всех занятых в США. Госсектор в целом производит 12,6% ВВП.

Государственные финансы США в 1995 году составили:

• государственные доходы – 2759 млрд. долл.;
  
• государственные расходы –2820 млрд. долл.;
  
• государственный долг – 6116 млрд. долл. (91, с. 3)
  

Представитель «классического образца», надо понимать, демонстрирует нам нижнюю, минимальную границу. У остальных стран эта планка гораздо выше. В частности, примером тому служат практически все развитые экономики Западной Европы.

Но и это еще не все. Как метко подмечает А. Пороховский: “… опыт и история развития передовых стран дают немало свидетельств того, что влияние государства на экономические процессы не всегда прямо пропорционально величине государственной собственности или доле государственного предпринимательства в национальном хозяйстве”. (91)

По мнению одного из авторов доклада о развитии человека за 1996 г. – профессора Гарвардского университета Р. Купера, в начале следующего века государство будет играть ключевую роль в достижении экономического роста, но не как предприниматель или менеджер, а обеспечивая общественный порядок, создавая систему поощрений для частного предпринимательства, накоплений и всеобщего образования граждан.

Государство все активнее формирует правила игры в рыночной экономике наряду с механизмами их реализации, одновременно уступая свои позиции в качестве собственника.

Понимание институционализма, как системы экономических, политических и юридических учреждений, которые в совокупности образуют среду, своего рода рамочные условия, признаваемые обществом и улучшающие функционирование социально-экономического механизма, укрепилось в 90-е годы. При этом государство выступает в качестве организатора среды развития.

В докладе настойчиво проводится мысль об объективной потребности в создании сильного и эффективного государства, способного проводить в странах с переходной экономикой и развивающихся взвешенную политику, используя преимущества глобализации. Рыночное регулирование оказалось неспособным обеспечить развитие на началах конкуренции. Здесь нужна политическая воля государства, поддержанная деловыми кругами и большинством граждан.

В последнее время широко распространено мнение, что роль национального государства фундаментально изменяется под воздействием интернационализации экономической деятельности. При этом главный акцент делается на ослабление, размывание суверенных прерогатив государства. Нам представляется, что данная точка зрения, несмотря на то, что ее поддерживает большинство, поверхностна и ошибочна. Здесь явно присутствует либо предвзятость, либо непонимание анатомии современной фазы процесса глобализации.

Высказывается и другое, более глубокое и обоснованное мнение о том, что роль государства может трансформироваться в сторону улучшения и роста эффективности управления. Именно национальное государство является единственным агентом, который в состоянии представлять общую заинтересованность в достижении согласия на международных, надстрановых переговорах. Именно государства правомочны участвовать, регулировать и признавать международное правовое обеспечение.

Ответ на вопрос, что происходит с государством, можно найти в рассмотрении характера права национального и международного. Власть национального государства во всех аспектах ее проявления суверенна по определению и ничем не ограничена. Международное законодательное регулирование принципиально отлично от национального. Его нормы принимаются странами добровольно, а власть консенсуальна. Это власть без государств, которую создают и узаконивают государства. Границы такой власти фрактальны; по сути, вокруг каждого международного института регулирования возникает «своя граница», очерченная добровольной конфедерацией стран – участниц.

Мировая экономика, один из важнейших объектов международного регулирования, выглядит все еще больше межнациональной, чем глобализованной. Находясь в наднациональном плохо регулируемом поле, она часто склонна отдавать предпочтение простому диктату рыночных механизмов. Трансформация конкурентной борьбы и спекуляций аналогичных времен капитализма со свободной конкуренцией и игра без правил при громадном потенциале участников международного рынка - сюжет с высоким риском глобальных кризисных ситуаций. В этом плане мы солидарны с мнениями Кимона Валаскасиса и Грэгама Томпсона, что глобализация должна основываться на управлении, а не быть бессистемной, произвольной и дикой.

Сегодня такой системы управления нет. Мы можем наблюдать отдельные агрегаты, которые принадлежат разным системам. Это и «имперский» тип управления с прямым административным и силовым механизмом, плавно переходящий на рельсы гегемонии, когда сателлиты склоняют головы перед лидерством сильнейшего. Это уже более цивилизованные методы управления через международные экономические организации, управление которыми в большинстве случаев принадлежит все тем же лидерам, что позволяет под респектабельным прикрытием проводить политику двойных стандартов. И, наконец, с трудом пробивающая себе путь система многополюсного управления, предполагающая наличие ряда «центральных нападающих», выражающих несовпадающие интересы и способных формировать механизм баланса сил и интересов.

Разговор о системах или типах управления приобретает больший смысл в том случае, когда определена хотя бы общая структура объекта управления. Поскольку речь идет о глобальном пространстве, в котором разворачиваются все процессы мировой экономики, нам следует это пространство структурировать, представить его принципиальную структуру.

Мы предполагаем в глобальном пространстве выделить два поля: национальное и наднациональное. Поле межнациональных отношений, хорошо известное, - традиционная область непосредственных взаимоотношений национальных государств на основе прямых договоров и соглашений, удовлетворительно регулируемых международным правом.

Наднациональное поле находится в стадии формирования и, по нашему мнению, имеет двухэтажную архитектуру. Верхний этаж находится в границах функций международных межправительственных и неправительственных организаций. Нижний этаж плотно осваивается транснациональными образованиями и особыми группами влияния, особенность которых заключена в их многонациональной «корневой» основе. Их организм представлен частями различной национальной юрисдикции, что делает неизбежным их вовлечение в сферу дипломатических функций, т.е. функций государства.

Здесь уместно будет сказать о том, что одним из важнейших факторов, определяющих характер современной фазы глобализации, являются структурные изменения международного капитализма. Появляется новый участник, сопоставимый по потенциалу с национальным государством, но совершенно иного статуса. Мы имеем в виду, что наряду с национальными государственными участниками на мировом рынке появляются частные агенты – транснациональные образования.

Описанная организационная структура пространства глобализации для наглядности представлена на схеме № 8.

Транснациональные корпорации представлены организациями, которые практически дистанцировались от любой национальной основы. Они интернациональны или могут быть таковыми по капиталу, производству и рынкам, перемещаясь по миру в поисках преимуществ конкуренции, максимально эффективного размещения производства и капитала.

Именно возникновение ТНО придало структурную определенность и функциональную целесообразность наднациональности. С другой стороны, с учетом опыта ЕС стали понятней проблема национальных суверенитетов в поле глобализации и вектор их развития в рамках наднациональности. Рушатся бредовые идеи полной ликвидации национальных суверенитетов и строительства на их обломках «мирового государства», дебатирующиеся от Дж. Солтера (начало 20-х годов) до Э. Хааса и Д. Митрани (конец 90-х годов).

Сейчас больший упор делается на тезис ослабления, расшатывания барьеров государственного суверенитета. Но и эта позиция теряет своих сторонников, поскольку становится очевидным, что и в этом случае желаемое выдается за действительное.


Пространство глобализации.





Наднациональное поле




Межправительственные организации:

^ МОУ МОР НО универсальные (МОУ)

I-й этаж региональные (МОР)

Неправительственные организации (НО)








Транснациональные образования

ТНК ТБ ОГВ корпорации (ТНК)

II-й этаж банки (ТНБ)

Особые группы влияния (ОГВ)





Национальное поле







НГ НГ МК НГ НГ Национальные государства (НГ)

Международные корпорации (МК)


Схема №


Потребность в согласованном надгосударственном сотрудничестве возникает в связи с необходимостью решения проблем, выходящих за национальные рамки. Это вопросы контроля над безопасностью, экология, экономика и т.п. Поэтому есть основания полагать, что дальнейшее развитие международных отношений будет расширять сферы политико-правового регулирования наднационального сотрудничества.

Генеральный секретарь Института международного права Н. Вальтикос отмечает, что развитие международного права и деятельность международных организаций привели к отказу от жесткой интерпретации понятия государственного суверенитета. “Международная квазизаконодательная функция международных организаций, - пишет он, - новые процессы создания норм международного права и развитие международного контроля представляют собой примеры ограничений абсолютного суверенитета”. (16, с. 14-15)

Здесь следует сделать весьма принципиальное, с нашей точки зрения, замечание о неоднозначности и, скорее, неправомерном использовании слова «ограничение». Теоретически правильно было бы определить этот процесс ухода от абсолютного суверенитета, как самоограничение, которое государство в состоянии всегда с себя снять. С другой стороны, ограничение, а не самоограничение суверенитета практически имеет место. Во-первых, в умах как продукт западных теорий «мирового государства». Во-вторых, как реальный результат взаимозависимости государств, причем во многих случаях явно асимметричных.

Возвращаясь к вопросу политико-правового регулирования наднационального сотрудничества, хотелось бы подчеркнуть его некоторые особенности. Границы его поля потенциально не ограничены, а актуально формируются при решении конкретно возникших проблем, требующих регулирования или контроля в топологии государств, согласных принять те или иные правила, стандарты или ограничения.

Потребность в регулировании, как правило, в основном возникает у развитых государств, которые первыми сталкиваются с порождаемыми их развитием проблемами. Имея в руках довлеющий потенциал, эти государства реализуют свое авторство в архитектуре правил игры в наднациональном поле, естественно, отражая свои эгоистические потребности и интересы.

Другая сторона особенностей наднационального регулирования является логическим продолжением уже сказанного. Это некая мозаичность поля: по правовому пространству (его полнота); по количеству стран, принимающих те или иные правила игры; по детальности, глубине и обязательности исполнения регулирующих норм, институциональной специфичности (универсальной, региональной, локальной). Актуализация потенциального поля политико-правового регулирования наднациональных отношений очевидна. Этот процесс можно сравнить с шагреневой кожей, поменявшей вектор своего превращения на обратный.

Из сказанного логично напрашивается вывод о неизбежности противоположных тенденций, питательной средой которых служит разный уровень развития стран-участниц этого процесса и вытекающих из этого их национальных интересов. По своему характеру в целом это две позиции : у одних – это экспансия, у других – защита и выработка адаптационных механизмов. И хотя «абстрактные» интересы мирового сообщества достаточно наглядно демонстрируют необходимость новых подходов к ряду устоявшихся принципов международной политики и права в связи с актуальностью проблем наднациональности, «балом правят» национальные интересы и право сильного. Оценивая ситуацию реально, можно сказать лишь то, что в таком положении наиболее эффективной ( насколько это возможно опять же исходя из национальных интересов) может быть только многополярная модель мира, когда сами авторы наднационального творчества будут находиться в конкурентной среде.

Очевидно, что при рассмотрении вопроса управления в координатах мировой экономики нельзя оставлять без внимания характер и интенсивность обратных связей, т.е. того, как влияют наднациональные процессы на национальную экономику. На международных рынках государство, как субъект экономики, практически становится рядовым оператором. Его обязательства котируются, покупаются и продаются точно также как и обязательства частных агентов.

Международная экономика, оказывающая все большее влияние на положение отдельных стран, находится вне юрисдикции наднациональных правительств, министерств, центральных банков и их экономической политики, а поэтому обычные средства этой политики (в денежно-кредитной, бюджетной, налоговой сфере, даже сфере трудового и антимонопольного законодательства) действуют ныне в ослабленной форме, а то и вовсе не работают или приводят совсем не к тем результатам, на которые рассчитаны. Международные факторы снижают эффективность государственных решений и мер, осуществляемых в национальных рамках. Чем шире и глубже развертываются процессы глобализации, тем сильнее ощущается это противоречие.

Современная наднациональная архитектура по своему образу и принципам не имеет ничего общего с демократическими нормами. Здесь все решения определяют деньги. Но худшее состоит в том, что этот принцип бумерангом возвращается в национальную среду, деформируя ее явным перераспределением властных полномочий от политических структур к экономическим, навязывая свой принцип: 1 доллар – 1 голос. В результате демократия – власть людей конвертируется в моникратию - власть денег.

И без того несовершенная и дряхлеющая демократия начинает утрачивать основную часть своего содержания, так как общество теряет главную функцию – возможность воздействия на экономику и политику государства путем свободного волеизъявления. Экономика отдаляется и отгораживается от социальной сферы, отказываясь отвечать за последствия своих действий. Более того, нарастает катастрофический дисбаланс в результате того, что экономика становится все более глобальной, а социальная сфера остается локальной. На этом противоречии сегодня делаются большие деньги, а завтра может пролиться большая «кровь».

Меняется содержание и традиционных форм проявления силы. Теперь нет нужды завоевывать территории или подчинять физически потенциал противника. Достаточно создать такое «векторное пространство», в котором должным образом выстроится конструкция международного разделения труда, и цивилизованно будет обеспечен преимущественный и льготный доступ лидеров к ресурсам и видам деятельности.

^ Пока гром не грянет,

Мужик не перекрестится.

(Русская поговорка)