Geum.ru

Эдуард Азроянц глобализация: катастрофа или путь к развитию?

Вид материалаКнига

Содержание


5.6. Тектоника мировых рынков.
Подобный материал:
1   ...   18   19   20   21   22   23   24   25   ...   54
^

5.6. Тектоника мировых рынков.



С середины 70-х годов (пост бреттон-вудский период) по подсчетам МВФ в мире произошло около 160 валютных и более 60 банковских кризисов. Иначе говоря, происходило 7 – 8 кризисов ежегодно при этом с преобладающей частотой и тяжестью в развивающихся странах, «протаптывающих» свою тропу в либеральную экономику.

Основные «вехи» этой кризисной лихорадки можно обозначить несколькими наиболее характерными событиями. 1971 год вошел в историю как год, в котором рухнула Бреттон-Вудская валютная система. 1979 год – банковский кризис в США, вызвавший всеобщий рост процентных ставок, в результате чего многие развивающиеся страны – заемщики (особенно частных банковских кредитов) оказались в зоне банкротства. Банковский кризис плавно перешел к 1982 году в затяжной долговой кризис, затронувший подавляющее большинство развивающихся стран.

Явно продуманная стратегия мощных и хорошо организованных спекулятивных атак на фунт стерлингов и итальянскую лиру выбила эти валюты в 1992 году из механизма стабилизации и серьезно потрясла всю Европейскую валютную систему (ЕВС). В 1994-1995 годах в результате перегрева национального фондового рынка и нерациональной курсовой политики финансовый кризис разразился в Мексике. Страна была на грани суверенного дефолта, и это финансовое «цунами» грозило обрушиться на другие страны Центральной и Южной Америки. Мексику спасли США невиданной по размерам одновременной финансовой помощью – 40 млрд. долларов.

Не прошло и трех лет, как летом 1997 года кризис еще большей мощности обрушился на Юго-Восточную Азию, а затем на Россию, Бразилию и ряд других стран.

Мы знаем, что бескризисное развитие невозможно – это всеобщий закон нелинейного развития систем в природе. Но мы знаем и то, что они могут быть разной продолжительности и масштаба, а также интенсивности и тяжести последствий.

Поэтому то, что происходит последние 25 лет: не кризисы сами по себе, а их частота, масштабы, характер и тяжесть последствий – не может не настораживать. Непроизвольно напрашивается вывод о том, что процессы глобализации экономики развиваются по катастрофическому сценарию, а главным очагом деструкции и опасности является финансовый рынок с его неконтролируемыми степенями свободы и тектоническим потенциалом.

На международных рынках работают гиганты экономики (ТНК, ФПГ, банки, пенсионные и страховые фонды) и национальные государства. Масштаб самих субъектов рынка предполагает огромные возможности и жесткость международной конкуренции в условиях, когда на этих рынках еще не сложились «правила игры» – это борьба почти без правил. Неизбежный продукт конкуренции – концентрация капитала и монополизация рынков по своему потенциалу выводят из игры большинство национальных государств, даже развитых. У них остается один выход – региональная интеграция.

Представляется полезным сделать попытку сформулировать хотя бы основные факторы, определяющие характерные особенности современного состояния мировой экономики. Причем, это не обязательно должны быть негативные факторы тем более, что большинство из них может быть обращено в обе стороны: как во благо, так и во вред. Нами собран перечень моментов, которые в процессе исследования явно возникали, обращая на себя пристальное внимание, и которые мы не смогли игнорировать. Вот этот перечень.
  1. Монетарная модель и либеральная идеология, как основания мировой экономики, реализуются не на поле национальных государств, а в надгосударственном пространстве, свободном от национальных ограничений и регулирования. Сильные государства и финансовая олигархия диктуют «порядок», неизбежно ведущий к возобновлению только уже на международном уровне всего спектра в принципе знакомых противоречий. Это новый виток, но на глобальном уровне, а, следовательно, потенциал противоречий масштабней, и последствия более разрушительны.
  2. Международный финансовый рынок демонстрирует не соответствующий реальным основаниям и масштабам рост свободного капитала (на порядок выше потребностей реального сектора экономики). Он становится самодостаточным, все более автономным, субъективно политизированным и агрессивным.
  3. Стабильно растет глобальный долг. Менее 10% стран мира не обременены долгами, а 15% слаборазвитых стран по существу банкроты. Паразитизм на внешнем заимствовании легко конвертируется в политическую анганжированность.
  4. Либерализация транснациональных потоков капитала достигла достаточно высокого уровня. Огромные массы денег, преимущественно «горячих», перемещаются с высокой динамичностью.
  5. Международное движение капиталов осуществляется преимущественно по частным договоренностям между частными институтами. Размеры этих потоков (оборотов) сопоставимы с потенциалом достаточно крупного развитого государства.
  6. Мировая экономика и особенно финансовые рынки не располагают до сих пор механизмом, сбалансированным между рыночными и правовыми началами. Экспансия силы (экономической, политической, военной) играет привычную роль в вакууме международного права.
  7. На валютных рынках появились крупные частные игроки, осуществляющие масштабные спекулятивные операции. Все более реальной становится возможность их согласованных действий в отдельных регионах мира. Факты подобных сделок уже известны.
  8. Состояние финансовых рынков базируется и болезненно зависит от информации, психологии участников рынка и массовых вкладчиков.
  9. Стратегия МВФ и МБ на жесткий монетаризм и либеральные ценности для стран с переходной экономкой в большинстве случаев превращает их хозяйства в чрезмерно открытые, слабые, зависимые и болезненно реагирующие на малейшие вешние воздействия. При этом выдвигаемые жесткие условия реструктуризации и модернизации, в обмен на помощь, приводят к очень высокой цене этой помощи и высокой социальной себестоимости сопутствующих преобразованиям последствий.
  10. В большинстве развивающихся стран, за счет которых прирастает поле мировой экономики, как правило, финансовые системы и фондовые рынки имеют достаточно типичные фундаментальные недостатки:
  • слабость и неразвитость банковской сети;
  • уязвимость (неустойчивость) национальных валют;
  • обремененность «плохими долгами» и сомнительными дорогостоящими проектами;
  • неспособность рассчитываться по краткосрочным обязательствам;
  • господство коррумпированных чиновников и масштабность криминального бизнеса.

Сопровождающая глобализацию финансовых рынков кризисная лихорадка, ее частота, география и нарастающая тяжесть последствий позволяют предполагать, что это не болезнь роста, не благоприобретенные пороки, а «родовая травма». Архитектура всего проекта была выстроена в угоду национальному эгоизму лидеров (мы ранее отмечали позицию США в отношении единой валюты). Авторы надеялись, что механизм будет ручным, управляемым. Но на рынок вышли частные операторы с потенциалом государственного масштаба, и система вышла из-под контроля. Недавно спасенный от банкротства американский фьючерсный фонд (Hedge – Fond – Long – Capital – Management – LTCM) ввязался в спекуляции на общую сумму 2 трлн. немецких марок. Никто не в состоянии проверить точность этой цифры, но эта величина соответствует объему германского ВВП конца 80-х годов или объему всемирной торговли 70-х годов. Есть еще одна фундаментальная причина, которую мы рассмотрим несколько позже.

Вот только один пример, подтверждающий сказанное: “В январе 1999 г. японский и немецкий министры финансов предложили США организовать взаимную привязку курсов доллара, евро и иены. Однако министр финансов США Р. Рубин и глава ФРС А. Гринспэн не только отвергли это предложение, но и в целом высказались против введения ограничений на колебания курса американской валюты. По их мнению, подобные меры могут парализовать независимую денежно-кредитную политику США, направленную на борьбу с инфляцией и безработицей. Такая позиция вполне объяснима, ведь если бы США согласились на введение «целевых зон», это означало бы отказ от роли мирового лидера и раздел преимуществ, которые несет статус эпитета ключевой резервной валюты между тремя равноправными центрами”.(66, с. 135)

Безусловно, как реакция на происходящее, идет определенный процесс трансформации системы регулирования финансовых рынков. Основные тенденции этого процесса Д. Смыслов сформулировал достаточно кратко в шести пунктах: “…1. отказ от первоначальных планов превратить СДР в стержень мирового валютного устройства и от возврата к системе паритетов, выраженных в СДР; 2. образование нескольких мировых «валютных полюсов» при сохранении за американским долларом доминирующей роли среди резервных валют; 3. отход от ориентации на свободное, неограниченное валютное «плавание» в качестве универсального механизма автоматического согласования платежных балансов; 4. обращение к практике коллективных мер по обеспечению большей стабильности рыночных обменных курсов ведущих валют, в частности, путем совместной фиксации на определенный период тех или иных пределов колебаний этих курсов, поддерживаемых с помощью согласованных валютных интервенций; 5. перенесение центра тяжести усилий, имеющих целью управление международными платежными балансами и достижение их равновесия, на использование широкой по охвату регулярной межгосударственной координации страновых макроэкономических политик; 6. принятие установки на снятие всех валютных ограничений, то есть на введение тотальной конвертируемости валют”. (67, с. 82)

Однако, по нашему мнению, назвать перечисленное новой концептуальной моделью навряд ли можно. Скорей это ремонт на ходу, который загонит симптомы внутрь, превратив процесс в хронический. В определенной мере такую оценку подтверждает тот факт, что есть альтернативное признание и проекты. Например, формируемый Европейский валютный союз многие специалисты на Западе считают той моделью, которую со временем можно будет предложить миру.

Красивая идея глобальной экономики и нового мирового порядка витала по земному шару почти три десятилетия. История, как всегда, пошла не туда, куда хотели умные головы. Перефразируя В. Маяковского, можно сказать: идейная лодка (а по нынешним временам - яхта) разбилась о жизнь.

Реальной интеграции экономик не произошло. Мы подозреваем, что этого многие даже не хотели, а другие плохо представляли скрытый красивыми словами смысл. Все факторы производства, кроме капитала, имеют территориальную и национальную приписку. Их интегрировать можно только, деформируя суверенитет, что уже из области политики. Только капитал, причем, в основном, в той его части, которая не обслуживает реальный сектор экономики, может быть независимым, мигрируя в любом направлении и в любых масштабах.

Открытые рынки и свободный, ничем не ограниченный переток капитала в мировой экономике нужны, главным образом, для свободного капитала, обеспечивая ему возможности для спекуляции в качестве основной сферы его приложения. Объем странствующего по миру капиталов рос быстро. В середине 90-х годов ежемесячный объем сделок только с ценными бумагами по оценкам достигал 20 трлн. долл. (это более 70% величины ВВП мира).

Таким образом, глобальная экономика – это реальность, но только для одной ее ипостаси – капитала. Однако, и здесь каскад финансовых кризисов 1997-98 годов серьезно потрепал облик монетаристского идеала. Это был настолько серьезный шок, что многие известные экономисты – либералы пересмотрели свои взгляды. Например, такие, как Пол Кругман, Джозеф Стиглиц, Джеффри Сакс. А Джордж Сорос, сам международный финансовый спекулянт, пошел дальше других, определив современных монетаристов – авторов обанкротившегося курса рыночными фундаменталистами.

2 июля 1997 г. произошла обвальная девальвация таиландского бата. Затем последовало беспрецедентное за последние 15 лет падение других относительно устойчивых валют региона – малазийской ринггиты, индонезийской рупии, филиппинского песо и даже всегда считавшегося надежным сингапурского доллара. Все эти валюты, в общем, «подешевели» по отношению к американскому доллару на 20%. С трудом удержалась (благодаря поддержке КНР) самая стабильная валюта региона – гонконгский доллар.

Малайзия потеряла 200 млрд. ринггит, что эквивалентно 4-ем годовым бюджетам страны. Глубокий валютный кризис, который задел не только страны Юго-Восточной Азии, но и целый ряд стран с переходной экономикой других континентов, обнажил недостатки и несовершенство норм поведения в международном банковском мире. Азиатские «тигры» выдвинули свои претензии МВФ и ВБ и «задумались» над возможным объединением усилий для противодействия валютным спекулянтам.

Страны АСЕАН рассматривают валютный кризис, прежде всего как политическую карательную операцию США: с одной стороны за «непослушание», а с другой – как противодействие росту влияния Китая в этом регионе. Результат оказался не в пользу США. АСЕАН все больше политизируется, сплачивается на почве антиамериканизации и стремится к независимости от Запада. В преддверии нового века, который в отличие от американцев многие называют «веком Азии», Китай, поддерживая АСЕАН, набирает очки лидера в регионе. В конце августа 1997 года премьер Госсовета КНР Ли Пэн, выступая в Сингапуре, призвал страны АСЕАН к укреплению координации и сотрудничества с Китаем в финансовой сфере в целях отпора международным финансовым спекулянтам.

Самым веским аргументом в этом предложении служит неуязвимость гонконгского доллара в ходе кризиса и в последующих атаках на него.

Похожие как две капли воды валютные кризисы в Индонезии, Гонконге, Малайзии, России и Бразилии свидетельствовали, что диагноз этих катаклизмов один, и суть его в дефективности осознанно заложенной в саму систему организации международных рынков.

Весьма убедительно раскрывает этот механизм И. Козлов: “Ну действительно, допустим, международные финансовые организации дали некой развивающейся стране кредит. Что в этом случае делает валютный спекулянт? Немедленно вкладывает деньги в эту страну. Все очень просто: деньги МВФ или Мирового банка так или иначе попадут на внутренний рынок. Пока они не «проедены», стабильность национальной валюты обеспечена, следовательно, обеспечен и устойчивый доход. Здесь, впрочем, важно успеть вывести деньги, когда у страны подходит к концу взятая в долг валюта. Что они и делали. Резюме: девальвации национальных валют произошли потому, что рост на их фондовом и денежном рынках всякий раз значительно опережал рост реального сектора. Даже в тех странах, которые направляли инвестиции в реальный сектор (скажем, «азиатские тигры»), производство не успевало выйти на уровень, который требовался для поддержки их уже не в меру окрепшей валюты.

Иначе и быть не могло. Ведь сегодня капитал, как уже было сказано, сверхмобилен, и его движение вызывается уже даже не ожиданиями, а «ожиданиями ожиданий» успехов или неудач в реальном секторе экономики. Для стран с относительно небольшой емкостью внутреннего денежного рынка это подобно смерти: за счет внутренних резервов они не в состоянии компенсировать даже незначительное снижение иностранных инвестиций, в результате чего бегство капитала приобретает лавинообразный характер. Так что крупные инвестиционные фонды в маленькой (речь не о размере, а об уровне экономического развития) стране очень похожи на слонов в посудной лавке”. (85)

Чрезвычайно болезненная демонстрация эгоистично ориентированного механизма модернизации и глобализации одновременно обнажила неспособность международных организаций что-либо противопоставить этим разрушительным процессам. Другого нельзя было и ожидать, поскольку именно эти организации, представляя интересы Запада, были архитекторами данного механизма организации международных рынков.

Метод проб и ошибок сделал свое дело. Политики, экономисты, финансисты, бизнесмены поняли бесперспективность пройденной дороги, серьезно возбуждено общественное мнение. Основатель и президент Всемирного экономического форума в Давосе Клаус Шваб на заседании 1999 года сделал симптоматичное заявление. Он сказал: “Сейчас мы нуждаемся в глобализации с человеческим лицом”.

На вопрос, что делать дальше? – отвечает сама жизнь. Глобализация, как мы видели, выбрала на этом этапе форму регионализации. Она опирается на реально сложившиеся центры сил и векторы их интересов. Речь идет о «зонах», объединяющих страны вокруг одного или нескольких (совместимых) центров силы не по культурным или идеологическим, а по экономическим признакам. Такие зоны, как мы показали ранее, практически уже обозначились. Именно в границах подобных преобразований, скорее всего, можно будет проводить согласованную валютную политику и выстраивать опирающиеся на совокупный потенциал зоны, стратегию и тактику противостояния рыночным колебаниям конъюнктуры и агрессивному поведению других участников рынка, не входящих в данную группу стран.

В настоящее время обозначены контуры уже трех таких зон. Безусловно, самый убедительный пример – зона евро. Она не только обозначена, но и начала функционировать. На единую европейскую валюту перешли 11 государств. Ряд стран еще размышляют или не готовы по ряду требований для вступления. Потенциально границы этой зоны можно определить по границам Белоруссии и Украины, южным границам Турции, Средиземному морю. Возможен путь к вступлению в союз и стран Африки, ориентированных на французский франк.

Deutsche Bank в 1998 году опубликовал результаты опроса общественного мнения среди руководителей 193 влиятельных финансовых организаций. Так вот, 73% управляющих центральными банками выразили уверенность в том, что в ближайшие годы между евро и долларом развернется жесткая конкуренция. И события не заставили себя ждать.

Глава Европейского центрального банка Вим Дуйзенберг считает, что превращение евро в мировую резервную валюту произойдет быстрее, чем это представляется. Он, в связи с этим, обращает внимание на следующие факты. Доля европейских валют в портфелях частных инвесторов выросла с 13% в 1981 г. до 37 % в 1995 г. тогда, как доля доллара за этот период снизилась с 67 до 40%. В ЕС надеются, что эта тенденция сохранится. Ведь на сегодня порядка 66% денежных фондов, обращающихся в мире, приходятся на американскую валюту, при том, что доля США в мировом ВВП составляет около 25%. Сторонники евро обращают особое внимание на тот факт, что ЕС имеет неоспоримое преимущество перед США, являясь крупнейшим экспортером с положительным платежным балансом в более чем 100 млрд. долларов в год (без учета внутрисоюзной торговли).

Пока евро только начинает завоевывать свой авторитет, другая зона – зона доллара уже фактически существует многие годы. У этой зоны проблемы другого характера. Она вынуждена будет терять ряд привычных для нее территорий. Совершенно очевидно, что без борьбы такие преобразованья не происходят. Видимо, основной территорией доллара станет Новый Свет – Северная и Южная Америка.

США традиционно и жестко выступали и выступают против любых предложений, связанных с контролем и согласованием валютных политик, или ограничений долларовой экспансии. К примеру, США категорически против идеи Японии, Франции и Германии о взаимной увязке курсов доллара, иены и евро. С другой стороны, США находятся в фазе повышенного риска. Об этом все чаще и с нарастающим беспокойством говорят в мире.

Можно сказать, что по совокупности фактов США построили самую грандиозную «пирамиду», имеющую явно глобальные масштабы, а, следовательно, ее разрушение можно сравнить с всемирным финансовым потопом. По оценкам, в обращении находится порядка 12 – 13 трлн. долл., из которых 8,5 – 9 трлн. находятся вне США, а 3,5 – 4 трлн. обслуживают внутренний рынок. По заявлениям авторитетных американских специалистов, рынок акций США значительно переоценен. Говоря об этом, Джеффри Сакс, в частности, определяет характер американской экономики, как состояние спекулятивного пузыря, а рынок акций – как потерявший разум.

К этому следует добавить громадный и все растущий государственный долг, с одной стороны, и достаточно реальную возможность использования странами ЕС и не только ими в качестве резервной валюты не доллар, а евро – с другой.

Кромке того, нельзя сбрасывать со счетов в перспективе юань и иену. Охватившие восточно-азиатский регион пертурбации (принявшие, кстати, взрывной характер вскоре после присоединения Гонконга к Китаю) – часть этого глобального процесса. Обесценивание местных финансовых средств, возникающие замыслы их привязки к корзине региональных валют вместо доллара (еще одна из скрытых пружин событий) и даже смутные планы введения где-то в следующем десятилетии "единой азиатской валюты" - все эти события развиваются в русле одного крупномасштабного, исторического сюжета. (51, 13)

Третья зона обозначается для стран Юго-Восточной Азии. Здесь возможны два варианта, либо громадная зона иены, либо две зоны меньших масштабов – одна вокруг иены, другая – вокруг юаня. Однако, учитывая, что для этого региона вопрос о единой валюте пока не является чем-то прогнозируемым на ближайшее будущее, и объединение будет строиться на принципах взаимовыгодного партнерства и согласованности кредитно-денежной политики, то наиболее вероятным остается второй вариант. Именно наличие в зоне двух центров: Китая и Японии обеспечивает внушительные масштабы, серьезную устойчивость и повышенный интерес ведущих стран мира.

Для России, которая тоже выстраивает свою определенную политику регионализации в рамках СНГ, речи о согласованности кредитно-денежной политики с партнерами, а тем более о единой валюте пока не идет. В этой ситуации «неприсоединения» к валютным зонам есть свои преимущества, которые определяются потенциалом России и ее привлекательностью для партнеров любой региональной группировки.

Соперничество в региональных и глобальных экономических процессах, естественно, не может ограничиться только собственной областью. Оно охватывает все сферы международных общественных отношений и, в первую очередь, политическую, военную и культурную.

Весь опыт истории говорит о том, что государства выстраивают свою политику с позиций национального эгоизма. Но доминируют сильные, и именно они определяют во многом механизмы международных отношений, которые в конечном итоге почти всегда действуют в ущерб слабым. Формы и методы во времени меняются, но существо и цели остаются прежними.

Наиболее ощутим фактор, лежащий на поверхности, - лицемерие современного западного либерализма, который призывает все страны мира придерживаться только его принципов и в то же время сам их нарушает. Свобода торговли и эффективность обмена теоретически предполагают свободу передвижения не только товаров, но и факторов производства: капитала, труда, технологических достижений. Если свобода торговли товарами в большинстве случаев (но тоже далеко не всегда) соблюдается, если движение денежных капиталов практически не регламентируется, то перемещение рабочей силы между промышленно развитыми странами (ПРС) и развивающимися странами (РС) находится под жестким административным контролем. Понятно, почему это делается: один и тот же труд вознаграждается существенно по-разному в ПРС и РС. Сохранение такого разрыва путем контроля за эмиграцией населения при свободе торговли товарами означает не что иное, как монопольную реализацию ренты на местонахождение лиц наемного труда: если ты живешь в развитой стране, то этого достаточно, чтобы за свой труд получать в 10—20 раз больше, чем получают те, кто живут в развивающихся странах. Я не хочу ставить под сомнение благие намерения политических властей ПРС: они защищают интересы населения своих стран. Но с точки зрения теории, это является фактором снижения эффективности экономической деятельности из-за нарушения условий свободной и честной конкуренции. Продолжением той же позиции одностороннего эгоизма представляется и установленный в конце Уругвайского раунда порядок реализации интеллектуальной и технологической ренты. Правило обязательного лицензирования передачи технологии можно интерпретировать как монопольный сговор заинтересованных промышленно развитых стран, направленный на ограничение научно-технического прогресса в развивающихся странах. Другой стороной той же односторонней монопольной тенденции в отношениях между двумя частями мира - Востоком и Западом - является сохраняющаяся до сих пор практика ограничения импорта из РС в ПРС продуктов высокотрудозатратных отраслей: текстиля, одежды, обуви, электроники. (50, с.45)

Экономические интересы в современном мире, к сожалению, остаются доминирующими мотивами в поведении людей и государств, что зачастую выводит их за границы морали и нравственности. Глобализацию, как доминирующую тенденцию мирового развития, силами ученых и политиков одевают в голубые одежды светлого будущего. Но под этими одеждами явно видны кулаки, синяки и борьба. При этом следует не забывать, что глобализация - только одна сторона медали, другая – локализация и дифференциация, а это – конфликты, войны, жертвы, миграция и обнищание.

Проблемы пределов роста делают не только актуальной потенциально, но и реально неизбежность экономической экспансии, как источник выживания, в первую очередь, для развитых государств. Экономическую экспансию обслуживают политика и военный потенциал государств. Не случайно большинство аналитиков и футурологов приходят к выводу, что новый век будет потенциально и реально конфликтен.

Запад готовит международный плацдарм для такого сценария. С одной стороны, это принижение роли ООН и «перехват» ее функций НАТО и ОБСЕ, с другой, формирование международных институтов, регулирующих глобальные процессы под своим абсолютным влиянием.

И, наконец, Главное стратегическое направление Запада – Вестернизация, как глобальный проект вселенского порядка.

ядка.