Галина дербина василек из витебска

Вид материалаДокументы

Содержание


Вилла «холм» в сен-поль де ванс, под ниццей.
ВАВА: Марк, мне кажется, тебе уже пора отложить работу. Ты меня слышишь? Ма-арк.
ВАВА: Ни какой кучи у тебя уже нет. Для сегодняшней встречи я приготовила твою любимую рубашку и вот эту куртку.
ШАГАЛ: Досадно, досадно.
БАРБАРА: А-а, тогда понятно.
ШАГАЛ: ( не отвлекаясь от работы) Я сам.
БАРБАРА: Еще пять минут…вперед… я помнила, а потом засмотрелась на эту картину и забыла. Как она меня… удивила!
ШАГАЛ: О чем узнал?
Барбара: (
БАРБАРА: А-а, тогда понятно.
Марк, тебе эти цветы еще нужны или новые принести?
Але, добрый день, это Шагал, можно попросить к телефону месье Мальро?
ШАГАЛ: А картины, картины моего «Библейского Послания» вам понравились?
ШАГАЛ: Что ж, мадемуазель, созерцайте, а главное, - размышляйте.
ШАГАЛ: Только одно: внимательно читайте Библию.
ВАВА: Тебе нужно немного подкрепиться, выпей, пожалуйста .
ШАГАЛ: Некогда было, я торопился закончить этюд. К тому же, ты и так догадалась, чего я хочу.
ШАГАЛ: Да…
ВАВА: Помниться, больше всего тебя занимали обыкновенные акации, а не пальмы.
БАРБАРА: А можно вас спросить, ой, извините, а вы сейчас не заняты?
...
Полное содержание
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7





ГАЛИНА ДЕРБИНА

ВАСИЛЕК ИЗ ВИТЕБСКА

Сцены из жизни Марка Шагала и героев его картин

Действующие лица:

Марк Захарович Шагал – 86 лет

Марк Шагал молодой

Хацкель (Захар) Шагал - отец художника

Фейга-Ита Шагал – мать художника

Белла Шагал- первая жена Шагала.

Валентина Григорьевна Шагал (Вава)- вторая жена художника

Барбара – молодая полька, помощница по дому.

Андре Мальро – друг Шагала, министр культуры Франции.

Ангел – шагаловский персонаж

Скрипач- шагаловский персонаж

Старик - шагаловский персонаж

Лошадь - шагаловский персонаж

Журналисты, они же родственники на свадьбе, а так же маляры и художники шагаловского Витебска.

Синяя рыба, часы с синими крыльями, солнце, луна и звезды - марионетки

ВИЛЛА «ХОЛМ» В СЕН-ПОЛЬ ДЕ ВАНС, ПОД НИЦЦЕЙ.

МАСТЕРСКАЯ ШАГАЛА.

В мастерской Шагала обращает на себя внимание картина на которой изображена большая лошадь с жеребенком внутри. Задник представляет собой коллаж из картин Шагала на тему Сен-Поль де Ванс. В небе над мастерской красуется нарисованная Эйфелева башня. На уровне неба висит марионетка - синяя рыба.(х-1) На видном месте стоит марионетка в виде часов с синими крыльями.

Лето, время к полудню. Шагал сосредоточенно работает. Входит его жена Валентина. За ней следует Барбара, она несет одежду Шагала.

ВАВА: Марк, мне кажется, тебе уже пора отложить работу. Ты меня слышишь? Ма-арк.

ШАГАЛ: Слышу-у.

ВАВА: Скоро придут журналисты, а ты еще не одет.

ШАГАЛ: До журналистов у меня есть еще куча времени.

ВАВА: Ни какой кучи у тебя уже нет. Для сегодняшней встречи я приготовила твою любимую рубашку и вот эту куртку.

ШАГАЛ: ( не глядя ) Куда же она делась?

БАРБАРА: Мадам сказала отнести вашу куртку в чистку, я и отнесла.

ШАГАЛ: Досадно, досадно.

ВАВА: Ты о чем сейчас говоришь, о куртке?

ШАГАЛ: О куче.

БАРБАРА: ( Валентине ) О какой куче? Я все чисто прибрала.

ВАВА: ( Барбаре) Он говорит о куче времени.

БАРБАРА: А-а, тогда понятно.

ВАВА: Время, мой дорогой, уже давно вышло.

ШАГАЛ: Это по-вашему время вышло, а на моих часах оно по-прежнему показывает…

( взглянув на часы с синими крыльями) бесконечность.

БАРБАРА: А сколько это?

ВАВА: Барбара, месье Марк шутит. Эти часы не настоящие, поэтому они всегда показывают одно и то же время.

БАРБАРА: А-а, тогда понятно.

Барбара бессознательно крутит стрелки на часах. Немного подумав, переставляет их подальше.

ВАВА: Милый, ты работаешь уже четвертый час. Прошу тебя закругляйся, скоро люди придут, а тебе перед встречей нужно хотя бы немного отдохнуть. Скажи мне, ты эту куртку наденешь или, может быть, сам хочешь выбрать?

ШАГАЛ: ( не отвлекаясь от работы) Я сам.

ВАВА: ( передавая куртку, вполголоса) Отнесите, пожалуйста, это в гардеробную. Да, Барбара, а вы про сок не забыли ?

БАРБАРА: ( почти шепотом) Про сок? Нет, нет, как можно.

ВАВА: Так, вы сделали его?

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------х-1- первые христиане, подчиняясь древней иудейской традиции, изображали Христа в виде рыбы.


БАРБАРА: Еще пять минут…вперед… я помнила, а потом засмотрелась на эту картину и забыла. Как она меня… удивила!

ВАВА: Кто?

БАРБАРА: (показывая на картину с лошадью) Вот эта лошадь.

ШАГАЛ: Чем же она вас так удивила?

БАРБАРА: Как на мою подругу похожа, ну-у, как живая, а глаза, вылитые как у нее … и ноги такие же стройные как у Бланш. Но как вы, месье, узнали про это?

ШАГАЛ: О чем узнал?

БАРБАРА: О том, что она беременна.

ШАГАЛ: Кто? Ваша подруга?

БАРБАРА: Езус Мария! Ваша лошадь.

ШАГАЛ: Об этом она мне сама намекнула.

БАРБАРА: Кто? Лошадь?!

ШАГАЛ: Ну, да.

БАРБАРА: (осторожно протирая картину тряпочкой) Разве так бывает?

ШАГАЛ: Только так и бывает. Я хотел нарисовать, как она несется во всю прыть по небу и везет колесницу Ильи Пророка, а лошадка у меня получилась понурая какая-то, еле тащится. Поглядел я на ее бока и обо всем догадался.

БАРБАРА: А-а, тогда понятно.

ВАВА: Барбара, давайте особое лошадиное положение обсудим после, а сейчас надо срочно сделать сок.

Барбара уходит.

Марк, тебе эти цветы еще нужны или новые принести?

ШАГАЛ: Пожалуй, можно новые, эти я уже несколько раз рисовал.

ВАВА: Сейчас я принесу цветы и один документ, а ты к тому времени должен закончить и, пожалуйста, не делай такое недовольное лицо.

Вава уходит. Шагал подходит к телефону и набирает номер.

Але, добрый день, это Шагал, можно попросить к телефону месье Мальро?

В ТРУБКЕ: Здравствуйте, месье Шагал, это Франсуаза, помощница господина министра. К сожалению, его нет. Он поехал осматривать ваш музей. А я уже все видела. Это так грандиозно! Здание на холме, полное света и воздуха и прекрасный парк вокруг. Какая гармония!

ШАГАЛ: А картины, картины моего «Библейского Послания» вам понравились?

В ТРУБКЕ: О, конечно! Ваши картины как всегда бесподобны. Они так экспрессивны. Правда, мне придется посмотреть их еще раз, я не все смогла понять. Они требуют более длительного созерцания.

ШАГАЛ: Что ж, мадемуазель, созерцайте, а главное, - размышляйте.

В ТРУБКЕ: Сознаюсь вам, месье Шагал, я достаточно долго думала, но интеллектуальная наполненность ваших картин, видимо, требует какого-то особого подхода, который я пока не смогла найти. Может быть, вы посоветуете мне что-нибудь?

ШАГАЛ: Только одно: внимательно читайте Библию.

В ТРУБКЕ: Спасибо за совет. Что передать господину министру?

ШАГАЛ: Ничего, я перезвоню ему, до свидания, мадемуазель .

В ТРУБКЕ: До свидания, месье.

Входят Вава и Барбара. Барбара несет вазу с букетом цветов, а Вава сок и папку с документами.

ВАВА: Тебе нужно немного подкрепиться, выпей, пожалуйста .

ШАГАЛ: Как кстати, я уже полчаса мечтаю о стакане свежевыжатого сока.

БАРБАРА: А что же вы мне раньше не сказали, вы бы попросили, я бы сразу сделала.

ВАВА: В самом деле, почему ты молчал?

ШАГАЛ: Некогда было, я торопился закончить этюд. К тому же, ты и так догадалась, чего я хочу.

ВАВА: ( занимаясь цветами) Нам повезло с садовником, какие дивные цветы он выращивает. Знаешь, когда ты решил нанять именно его, я думала, что он не справится с той задачей, какую ты перед ним поставил, слишком уж он был молод, почти ребенок. А теперь и сад сформировался, и садовник превратился в серьезного месье.

ШАГАЛ: Да…

ВАРБАРА: В округе про ваш сад говорят, что он похож на настоящий парадиз.

ШАГАЛ: Вот видишь, Вава, мою задумку оценили, не напрасно я столько лет покупал растения со всех частей света. А ты помнишь, как я переживал за финиковые пальмы, боялся, что не приживутся, ведь, когда месье Фуко их высаживал, они были уже взрослыми деревьями.

ВАВА: Помниться, больше всего тебя занимали обыкновенные акации, а не пальмы.

ШАГАЛ: Мои акации необыкновенные, без них мой сад не был бы столь символичен.

БАРБАРА: А можно вас спросить, ой, извините, а вы сейчас не заняты?

ВАВА Барбара, месье Марк всегда занят, даже, если он не пишет.

БАРБАРА: А-а, тогда понятно.

ШАГАЛ: Спрашивайте, мадемуазель, спрашивайте, только быстро.

БАРБАРА: Моя подруга говорит, что в Москве очень холодно и всегда снег, даже летом, вы как думаете?

ШАГАЛ: Я не думаю, я знаю: летом снега в Москве нет.

БАРБАРА: Я и сама так думала. Я так и сказала Бланш. Если бы летом снег в Москве был, то месье Шагал взял бы с собой теплое пальто.

ШАГАЛ: Логично.

БАРБАРА: Ну, так вот, а когда две недели назад … в июне вы в Россию ездили, то брали с собой только легкую одежду. Я же чемодан сама собирала, я помню.

ВАВА: Ну, вот и разобрались.

БАРБАРА: А можно еще вопрос?

ШАГАЛ: Валяйте.

БАРБАРА: Говорят, что в Индии коровы ходят по дорогам, где машины ездят и, если захотят, то отдыхают прямо на проезжей части. Это правда?

ШАГАЛ: Я слышал об этом, но в Индии не был.

ВАВА: Это правда, я в Индии была. Корова там считается священным животным и поэтому к ней особое отношение.

БАРБАРА: А-а, теперь, понятно. А вообще-то, совсем не понятно.

ШАГАЛ: Что же, мадемуазель, вам не понятно?

БАРБАРА: Почему на своих картинах вы коров рисуете, а не медведей?

ШАГАЛ: Медведей ?! А почему медведей?

БАРБАРА: Говорят, что в России по городам медведи, как коровы в Индии, гуляют, а раз так, значит, месье Марк, на ваших картинах должны быть медведи, а не коровы.

ВАВА: ( смеясь) Да кто ж вам сказал такую глупость?

БАРБАРА: Знакомый.

ШАГАЛ: В России, так же, как и во всем мире, медведи гуляют только по лесам.

БАРБАРА: Ну, вот и верь после этого людям.

ВАВА: Барбара, вам пора чай для журналистов готовить.

Барбара уходит.

ВАВА: Я хотела, чтобы до журналистов ты подписал вот эти документы.

ШАГАЛ: Что это?

ВАВА: Это дарственная на те три картины и восемь гуашей, которые ты хотел подарить музею в день открытия.

ШАГАЛ: Ну, это я мог бы подписать завтра или в день открытия музея.

ВАВА: Нет, я думаю, это надо сделать сейчас и сообщить об этом журналистам.

ШАГАЛ: Журналистам мне и без этого, есть что сказать.

ВАВА: Я догадываюсь об этом… Просто, если ты и на этот раз будешь обсуждать с ними только творческие вопросы и ничего не расскажешь о своем очередном даре французскому государству, то не удивляйся потом, что некоторые из твоих знакомых будут говорить, что ты скуповат.

ШАГАЛ: А меня совсем не волнует, что обо мне будут говорить те некоторые, кто сует нос не в свои дела. Есть вещи, которые касаются только меня. Теперь, значит, если я много тружусь и мне удалось кое-что сделать, я должен раздавать свои работы всем, кто ко мне в дом постучится? А, если он на меня напраслину наводит, придумывает ерунду и потом по всей Европе распространяет?( берет со стола газету) К примеру, вот этот господин, послушай, что он тут опять пишет? ( читает) «В юности Шагал испытал на себе воздействие западных авангардных художников начала 20-го века…» Ах, какая глупость все это! Голод я испытал в юности и нужду. А на все модные течения начала 20-го века мне было наплевать! Я тогда себя искал! И, если я написал несколько работ в стиле кубизма или еще какого-нибудь «изма», то только лишь для того, чтобы понять и оценить сущность этого стиля. Я всего лишь изучал, но я никогда не разделял их позиций. Я смотрю на искусство по-другому. Давным-давно, еще в пору моей молодости я призывал: долой натурализм и кубо-реализм! И, кстати сказать, пусть современные кубисты и поныне поют гимны геометрии и кушают свои квадратные груши на треугольных столах! Я им мешать не стану, Бог с ними… Они мне всегда были скучны и противны!

Нет, ты скажи мне: куда эти писаки свои мысли направляют? Вот и сегодня они разглагольствуют: объем, перспектива, негритянская скульптура…Да сколько же можно все это обсуждать? Сколько можно обо всем этом талдычить? Из пустого в порожнее и обратно.

ВАВА: Согласна, но…

ШАГАЛ: Нет! Куда мы идем? Что это за эпоха, что это за время такое?! Почему истинное искусство замалчивается, а, взамен этого, идет повсеместное преклонение перед техникой и, при этом, опять прославляется формализм, которым мы еще до войны наелись?!

ВАВА: Не надо, не надо так бушевать. Тебе это вредно.

ШАГАЛ: По-моему, искусство – это, прежде всего, состояние души. А душа свята у всех нас, ходящих по грешной земле. Душа свободна, у нее свой разум, своя логика. И только там нет фальши, где душа сама, стихийно, достигает той ступени, которую принято называть искусством, литературой, иррациональностью, в конце концов! И учти, я имею ввиду не старый реализм, не символический романтизм, который принес мало нового, не мифологию, не фантасмагорию, а-а… что же, Господи, что же? Ох.

ВАВА: Не продолжай, дорогой, я понимаю, что ты имеешь в виду, и все учту. Сядь вот сюда и успокойся, ради Христа. Хочешь «Перье»?

ШАГАЛ: Нет. ( читает газету, а затем в сердцах трясет ею…) Ну, вот что это?! «Живопись Шагала трудно сравнивать…» Ну, если тебе трудно, так ты не сравнивай!

ВАВА: Тут он прав. Твою живопись невозможно сравнивать.

ШАГАЛ: Вот именно! Не-воз-мож-но! ( в сердцах бросает на пол газету).

ВАВА: Ну, ладно, оставь его, он неудачно рассуждает.( поднимает газету и кладет подальше от Шагала )

ШАГАЛ: Мое искусство не рассуждает, оно – расплавленный свинец, лазурь души, изливающаяся на холст! (находит газету и опять читает) Ерунда! Чистой воды ерунда.(рвет газету пополам и вновь бросает на пол) Все неправда, неправда!

ВАВА: Ну, вот, только что все прибрали ( поднимает газету, машинально разглаживает и аккуратно кладет на стол. )

ШАГАЛ: Неправда, что мое искусство фантастично! Фантастично?! Глупость ! Наоборот, я реалист. Я люблю землю!

ВАВА: Ну и правильно, вот и молодец.

ШАГАЛ: И после он будет обижаться, что за эти «великие» открытия, за эту ерунду из букв я не удостоил его подношения. Подумать надо! А где те бумаги?

ВАВА: ( протягивая кусок газеты) Пожалуйста.

ШАГАЛ: Мне эта газетенка не нужна, давай сюда те бумаги, что я должен подписать.

ВАВА: Ах, извини, вот они.

ШАГАЛ: Мне и без него есть, кому дарить свои картины! (пописывает документ) И учти, об этом подарке я журналистам говорить не хочу.

ВАВА: Учту, но только… я не понимаю, почему ты не хочешь им сказать?

ШАГАЛ: Во-первых, потому, что только глухой не слышал о том, что я подарил свое «Библейское послание» французскому народу. А эти картины и гуаши являются дополнением к «Посланию». ( возвращает документы Валентине)

ВАВА: Так, ну ладно, с этим я согласна, а во-вторых?

ШАГАЛ: А во-вторых, мне говорить об этом как-то неудобно.

ВАВА: Тогда давай я скажу.

ШАГАЛ: Нет, этого делать нельзя.

ВАВА: Но почему?

ШАГАЛ: Потому!

ВАВА: Очень доступно объяснил. Спасибо.

ШАГАЛ: Потому, моя дорогая, что у меня с ней свои отношения, а у тебя свои.

ВАВА: Пэ…пэ…прости, пожалуйста, с кем у тебя отношения?

ШАГАЛ: С Францией.

ВАВА: Ах, с Францией…

ШАГАЛ: Да, с Францией! И мне не ловко делать ей подарки, а потом напоминать о них: Дорогая Франция, вот я вам подарил то, подарил се, теперь дарю вот это. Я не старый ловелас, пытающийся соблазнить красотку. По отношению к этой стране я, несмотря на свои 84 года, пылкий влюбленный. Да-да и ничего смешного в этом я не нахожу.

ВАВА: ( смеясь) Господь с тобой, я не смеюсь. Только хочу напомнить, что через несколько дней, а именно, как раз в день торжественного открытия твоего музея, тебе стукнет не 84, а 86.

ШАГАЛ: Зря ты так торопишься из меня старика сделать!

ВАВА: Марк, из такого человека, как ты, трудно старика сделать. Ты же ураган! Но все же, давай посчитаем, ты, насколько я помню, родился в 1887 году, а сейчас у нас 1973 год. Значит, если к 73 прибавить 13, то получится 86.

ШАГАЛ: А если прибавить 11, то будет всего 84.

ВАВА: Ну, если 11, то тогда ты, конечно, еще очень молодой человек… Однако, я не понимаю твоей арифметики.

ШАГАЛ: А тут и понимать нечего, просто в детстве мой отец, чтобы получить привилегии для младшего брата, записал меня на два года старше.

ВАВА: Да что ты?! Представляю, как тебе было сложно учиться.

ШАГАЛ: Да, мне было трудновато, но дело не в том. Я отлично знал уроки, но робел и не мог заставить себя отвечать. Ужас сковывал меня при взгляде на множество голов над партами. Содрогаясь болезненной дрожью, я, пока шел к доске, успевал почернеть как сажа или покраснеть как рак. Иногда, я еще и улыбался. Вот тогда-то я и стал заикаться. И дело было не в отметках. Плевал я на нули! У меня был полный ступор. Я мучился и думал: и зачем мне все эти уроки? Сто, двести, триста страниц учебников, изорвать бы их в клочья, да развеять по ветру. Пусть шелестят словами русского и всех заморских языков! Отстаньте от меня!( Шагал находит на столе газету и дорывает остатки ненавистной статьи, а Валентина спокойно собирает обрывки и бросает в корзину).

ВАВА: Давай оставим эти грустные воспоминания.

ШАГАЛ: Не помню, исправил я отцовскую приписку этих двух лет или нет?

ВАВА: Уверена, что исправил, иначе ты не был бы тот Шагал, которого я столько лет знаю.

ШАГАЛ: Это близко к правде. Ладно, будь по-твоему, мне 86!

ВАВА: Слава Богу, разобрались.

Раздается шум подъезжающей машины, затем звонок в ворота… Машина уезжает.

ШАГАЛ: Это что, уже журналисты приехали? Ты приготовила, во что мне переодеться?

ВАВА: Конечно, но тебе мой выбор не понравился, и Барбара все унесла.

ШАГАЛ: Не может быть. Уже более двадцати лет мне нравится все, что ты делаешь.

ВАВА: На этот раз было иначе.

Входит Барбара.

БАРБАРА: Месье Марк, вам пакет. Сказали, что из издательства.

ВАВА: Наверное, это сигнальный экземпляр твоей книги.

ШАГАЛ (вскрывает пакет) Да, это «Моя жизнь».

ВАВА: Марк Шагал «Моя жизнь». А не плохо они на этот раз переиздали.

ШАГАЛ: Как обычно.

БАРБАРА: Эту книгу вы написали?

ШАГАЛ: Да, сподобился. Давно это было. Я начал писать ее в 1915 году, когда служил в петроградском военном бюро. Писал в промежутках между разбором «входящих» и «исходящих» бумаг.

БАРБАРА: Интересно, что же вы там такое написали, что книгу переиздают и переиздают.

ШАГАЛ: Я о детстве написал и о том, как в юности пытался найти свой путь, ну, или смысл жизни.

БАРБАРА: Мне нужно обязательно ее прочитать, ведь я сейчас тоже над этим вопросом работаю.

ШАГАЛ: Ну и как успехи?

БАРБАРА: Плохо, месье Марк, я стараюсь, а они сказали, что психолога из меня не получится. И я не знаю, что мне делать теперь?

ШАГАЛ: Как что? Жить!

БАРБАРА: И все?

ШАГАЛ: Все.

БАРАРА: Это слишком просто.

ВАВА: Ах, если бы это было так просто.

ШАГАЛ: Прожить свою жизнь, не ошибаясь, очень сложно, практически невозможно.

БАРБАРА: Вот поэтому, сначала я найду смысл жизни, а уж потом буду жить.

ШАГАЛ: А вы одновременно не пробовали, и жить, и смысл искать.

БАРБАРА: Пробовала, но из этого ничего не получилось! Оказалось, что для того смысла, какой я себе выбрала, я не гожусь. Представляете, они намекнули мне, что я.. ну, как это…, что я не такая, как все.

ШАГАЛ: Я вас поздравляю!

БАРБАРА: Спасибо. А с чем?

ШАГАЛ: С тем, что вы не такая, как все. Быть похожим на других скучно. Нет ничего хуже, чем быть, как все!

БАРБАРА: А-а, тогда понятно.

ШАГАЛ: Барбара, Бог щедро наделил вас красотой, может быть, вам поискать смысл жизни в этом направлении?

БАРБАРА: Мне говорили об этом и даже предлагали стать моделью, но я и моделизм - это совершенно не совместимо!

ШАГАЛ: Насчет моделизма, я с вами полностью согласен.

БАРБАРА: Понимаете, меня тянет к интеллектуальной деятельности.

ШАГАЛ, ВАВА: Да-а?!

ШАГАЛ: А хотите, я дам вам совет?

БАРБАРА: Дайте.

ШАГАЛ: На земле много не привлекательного. Увеличьте красивую часть человечества.

БАРБАРА: А как?

ШАГАЛ: Выходите замуж и родите деток.

БАРБАРА: Это мне уже советовал месье Фуко. Но… я не могу выйти замуж!

ВАВА: Почему?!

БАРБАРА: У меня столько прити, принти, прен-тен-ден-тов, глаза так и бегут в разные стороны.

ШАГАЛ: Ах, мадемуазель, какая вы прелесть! Как великолепен ваш девственный ум!