Галина дербина василек из витебска
| Вид материала | Документы |
- Лось сохранить положительную динамику развития основных отраслей экономики города Витебска, 151.24kb.
- Решение витебского городского исполнительного комитета, 559.6kb.
- Курс: «Диалог: власть и школа» Класс: 10-11 Автор: Дербина Ирина Сергеевна, моу сош, 35.14kb.
- Резюме, 41kb.
- Смыслова Галина Федоровна серебряный век в литературе и искусстве. Смыслова Галина, 418.65kb.
- Смыслова Галина Федоровна серебряный век в литературе и искусстве. Смыслова Галина, 419.65kb.
- Воспитание у младших школьников, 2287.27kb.
- Адаптация в принимающей семье красницкая Галина Сергеевна, 240.54kb.
- Тема: Метод фокальных объектов, 26.79kb.
- Соловій Галина Романівна, 135.13kb.
ЛОШАДЬ: И-го-го! Лучше бы я не слушала этих ужасов, просто триллер какой-то.
ШАГАЛ: Мой дядя Лейба любил сидеть на лавке перед своим деревенским домом на берегу озера, а по берегу бродили его дочери, похожие на рыжих коров. А дядя Юда никогда не слезал с печи, даже в синагогу он почти не ходил. Молился дома перед окном. А вот дядя Исраэль… Сколько ни вспоминаю его, всегда вижу на постоянном месте,- в синагоге.
СКРИПАЧ: Набожный был человек.
ШАГАЛ: Убежденный ортодокс. При встрече он боялся подавать мне руку!
ЛОШАДЬ: Почему это?
ШАГАЛ: Ну, как же, а вдруг я вздумаю нарисовать его. Ха-ха…
ЛОШАДЬ: Нарисовать? Ну и что?
ШАГАЛ: Рисовать людей запрещено.
ЛОШАДЬ: А почему?
ШАГАЛ: Это грех. Такова древняя иудейская традиция, а дядя ставил ее во главу угла всей своей жизни.
ЛОШАДЬ: Хорошо, что вы, мастер, пошли не в дядю Исраэля.
ШАГАЛ: Почему это?
ЛОШАДЬ: Ну, как же? Ведь тогда и меня на свете не было бы, и жеребеночка моего, и всех нас, живущих на ваших картинах.
СКРИПАЧ: Да, я согласен.
ШАГАЛ: Если б вы знали, как я люблю их… всех. Они и моя Родина - это самое ценное, что есть у меня. Скажу вам, как на духу, ведь всю мою жизнь я только и делал, что в своем искусстве изображал мою Родину.
СКРИПАЧ: Ты хорошо изображал.
ШАГАЛ: Не знаю, хорошо ли, плохо ли, но от души. Писал, как умел. К сожалению, моим соотечественникам мои картины не по нраву. В России до сих пор меня называют французским художником, а между тем, я просто истекаю неразделенной любовью к своим соотечественникам, к Родине. Все это так ясно проступает на моих полотнах, что не видеть моей тоски невозможно. Ни Старой России, ни Советской я не нужен, даже эмиграции я чужд потому, что начисто лишен того, чем она живет или о чем мечтает.
СКРИПАЧ: Ты наберись терпения и верь. Будет и на нашей Покровской улице праздник, и справлять его будут не только скрипачи и циркачи, которых ты нарисовал, но и весь город!
ШАГАЛ: Спасибо тебе за эти сладкие речи. И, все же, я не понимаю, почему сейчас меня не хотят?
СКРИПАЧ: Просто ты немного рано родился…
ШАГАЛ: Рано? Рано... Любопытная мысль.
СКРИПАЧ: Ты несколько опередил время. Скоро все встанет на свои места.
ШАГАЛ: Как бы мне хотелось увидеть те времена, о которых ты говоришь.
СКРИПАЧ: Увидишь. У тебя еще очень много интересных событий впереди. Лет через… несколько, тебе вручат высшую награду Франции в области культуры – орден Почетного легиона.
ШАГАЛ: Да?
ЛОШАДЬ: А неплохо получить такой орден, я бы не отказалась.
ШАГАЛ: Согласен, неплохо.
СКРИПАЧ: Ты его получишь, но для этого ты еще много должен сделать.
ШАГАЛ: Много?! Вот за это спасибо тебе.
ЛОШАДЬ: За что?
ШАГАЛ: За приятную перспективу.
СКРИПАЧ: Смотри-ка, Марк, на твой Витебск опускается вечер.
Шагаловское солнце как бы потухает, но не сходит с неба. Луна светит ярче, вокруг нее загораются звезды. Синяя рыба зевает, а часы закрывают «глаза» и потягиваются крыльями.
ШАГАЛ: Вечер уже наступил. Вон, видите, появились голубые звезды, и земля стала почти фиолетовая.
СКРИПАЧ: Закрываются лавки. Сейчас все заторопятся домой. Скоро в каждом доме подадут ужин, достанут сыр, тарелки...
ЛОШАДЬ: Пора и мне где-нибудь примоститься, а то у меня от сегодняшних треволнений жеребенок что-то сильно стал брыкаться.
СКРИПАЧ: Вам не трудно подняться в мои апартаменты?
ЛОШАДЬ: А и то.
ШАГАЛ: Может быть, устроиться где-нибудь пониже?
ЛОШАДЬ: Нет, лучше я на крыше.
Лошадь поднимается по приставной лестнице на крышу и укладывается спать за трубой, где ее почти не видно.
ШАГАЛ: Знаешь, Скрипач, я и сам бы предпочел крышу. Туда и дед мой забирался. Помню, однажды был праздник: Суккот или Симхас-Тора. Деда ищут, а он пропал.
СКРИПАЧ: А где он был?
ШАГАЛ: Оказывается, дед забрался на крышу, уселся прямо на трубу и стал грызть морковку, наслаждаясь хорошей погодкой… И пусть сегодня все те, кто хочет, находят в невинных причудах моих родных ключ к моим картинам. Меня это мало волнует! Пожалуйста, любезные соотечественники, сколько душе угодно!
СКРИПАЧ: Я понимаю твоего деда, на крыше хорошо, просторно.
ШАГАЛ: Да, но главное, к Богу поближе! Я думаю, что дедушка именно этого добивался.
СКРИПАЧ: Вот здесь собака-то и зарыта! В России сейчас атеистическая эра и Бог почти никому не нужен. А у тебя, что ни картина, то ангел или того интереснее – сам Христос.
А теперь рассуди сам. Могут ли сегодня твои собратья художники или другие деятели культуры правильно воспринимать твое творчество, если их глаза окутаны атеистическим туманом? То-то и оно. Смотри-ка, Марк, вон спешит домой нищий, а вон степенно вышагивает богач. А вон мой знакомый идет.
Шагаловский Витебск ожил. На заднем плане появились люди. На среднем плане идет Старик с клюкой и мешком за плечами. Он издали приветствует Скрипача и Шагала, те отвечают ему. Старик уходит.
ШАГАЛ: Кто это?
СКРИПАЧ: Вот те раз, сам нарисовал, а теперь и не признает.
ШАГАЛ: Кажется, этот старик жил рядом с синагогой.
СКРИПАЧ: Смотри, а вон там, вдоль забора, мальчишка бежит из хедера.
Пробегает мальчик, а затем появляется отец Шагала . На нем засаленная рабочая одежда. Время от времени он вытирает пот линялым носовым платком.
ШАГАЛ: Так и я бегал когда-то. А вон.., силы небесные! Мой папа идет домой с работы . Вы когда-нибудь видели на картинах флорентийских мастеров фигуры с длинной, отроду не стриженной бородой, с темно-карими , но как бы пепельными глазами, лицом в морщинах и складках цвета жженой охры? Это мой отец. Или, может, вы видели картинки из Агады, а на них - пасхально-благостные и туповатые лица персонажей... Прости, папочка!
ПАПА: Да, чего уж, там.
ШАГАЛ: Папа, как я рад тебя видеть! Папочка!
ПАПА: ( доставая из карманов кулек с грушами) На-ка вот, сынок, это твои любимые засахаренные груши. Поешьте и вы, господин Скрипач. Что сладко?
ШАГАЛ: Очень. Мой дед, учитель в хедере, не нашел ничего лучшего, чем с самого детства определить своего старшего сына, моего отца, рассыльным к торговцу селедкой.
ПАПА: Так, уж сложилось, мне не очень повезло. Зато младшего брата отец определил учеником к парикмахеру, а это уже кое-что.
СРИПАЧ: Помниться, что в рассыльных вы надолго не остались.
ПАПА: Да, но за тридцать два года я не пошел дальше рабочего.
ШАГАЛ: Отец перетаскивал огромные бочки.., и сердце мое трескалось, как ломкое турецкое печенье, при виде того, как ты папа, ворочаешь эту тяжесть или закоченевшими руками достаешь селедки из рассола.
СКРИПАЧ: А в это время, жирный хозяин стоял рядом, как чучело.
ПАПА: Не нам об этом думать. Бог ему судья. Ладно, а я пошел. Наверное, моя Фейга-Ита уж заждалась. Ида, ну, и где ты там, почему не встречаешь?
ДОМ ШАГАЛОВ
Мать Шагала появляется на пороге дома. Обнимает отца, они входят в дом. Отец раздевается. Мать помогает ему. МАМА: Слава Творцу! Я уж все глаза проглядела. Все думаю, почему это Хацкель не идет? Время-то уж, ужинать.
ШАГАЛ: Одежда отца была вечно забрызгана селедочным рассолом. Блестящие чешуйки так и сыпались во все стороны. По пятницам отец отмывался. Мама грела на печке кувшин воды и поливала ему, пока он тер грудь, черные руки и мыл голову.
ПАПА: Дай-ка мне соды.
МАМА: Соды нет, она кончилась.
ПАПА: У нас в доме совсем нет порядка, вот опять сода кончилась…Восемь ртов и все на мне! Помощи ни от кого не дождешься.
Отец садится за стол, мать накрывает ужин. Он ест, она смотрит. Поев, отец дремлет прямо за столом.
ШАГАЛ: Отец всегда представляется мне загадочным и грустным, каким-то совершенно непостижимым.
Затемнение.
ДВОР У ДОМА ШАГАЛОВ
Мать выходит во двор, ищет сына.
МАМА: Нигде его нет. Сынок, сыно-ок… Хочешь есть?
ШАГАЛ: Спасибо, мамочка, я сыт.
ДЕТСКИЙ ГОЛОС ШАГАЛА: А что на ужин, мама?
МАМА: Каша.
ДЕТСКИЙ ГОЛОС ШАГАЛА: Какая?
МАМА: Гречневая, с молоком.
ДЕТСКИЙ ГОЛОС ШАГАЛА: Не хочу я кашу, я спать хочу.
ШАГАЛ: Это уже потом, после революции, я научился ценить и даже любить и пшенку, и перловку – особенно когда приходилось тащить мешок на собственном горбу.
МАМА: Сначала поешь.
ДЕТСКИЙ ГОЛОС ШАГАЛ: Я не люблю гречневую кашу.
МАМА: Ну, хоть попробуй.
ДЕТСКИЙ ГОЛОС ШАГАЛА: Мне плохо будет.
МАМА: Станет плохо, больше не будешь.
ШАГАЛ: Признаться, иногда я просто притворялся, что мне плохо. Подобное притворство не раз меня выручало, но это было уже в другое время, в другом месте и в других обстоятельствах.
МАМА: Чем же мне тебя накормить?
Вздыхая, мать уходит в дом.
СКРИПАЧ: Мама - младшая дочь деда?
ШАГАЛ: Да. Полжизни дед провел на печке, четверть – в синагоге, остальное время – в мясной лавке. Бабушка не выдержала его праздности и умерла молодой. Тогда дед зашевелился, как растревоженная корова или теленок.
СКРИПАЧ: Поговаривали, что твоя мама была невзрачной коротышкой. Отец женился на ней, не глядя.
ШАГАЛ: Это неправда. Она была королева. У нее был особый дар, дар слова, большая редкость в бедном предместье, мы знали и ценили это. Однако, к чему расхваливать маму, которой давно уже нет на свете! Да и что я скажу? Не говорить, а рыдать хочется.
СКРИПАЧ: Нет, нет, прошу тебя без слез, а то опять дождь пойдет. Давай, лучше, вместо тебя поплачем мы со скрипкой.
Скрипач играет на скрипке.
ШАГАЛ: В такие минуты меня влечет к воротам кладбища. Легче пламени, легче облачка лечу туда, чтобы выплакаться. Внизу река, где-то вдали мостик, а прямо передо мной – погост, место вечного упокоения. Здесь моя душа. Здесь и ищите меня, вот я, мои картины, мои истоки. Печаль, печаль моя! Я опускаюсь на землю, трогаю могильные ограды. Хорошо бродить среди спящих. Жизнь замерла, ничто не шелохнется. Под ногами – слова, бумажки, письма, а те, кто их писал, уснули где-то здесь.
СКРИПАЧ: Марк, а ты можешь словами нарисовать мамин портрет?
ШАГАЛ: Что ж, вот тебе мамин портрет. Или мой. Все равно. Не я ли это? Улыбнись, удивись, усмехнись, посторонний. Озеро скорби, ранняя седина, глаза - обитель слез, душа почти не ощутима.
СКРИПАЧ: Так что же в ней было?
ШАГАЛ: О, это была удивительная и очень достойная женщина. Она вела хозяйство, руководила отцом, все время затевала какие-то постройки и пристройки.
Из дома выходит мама, подходит к Шагалу и дает ему бутерброд.
МАМА: На-ка, вот тебе хлеб с маслом.
ШАГАЛ: Спасибо, мама.
СКРИПАЧ: На столе у вас всегда было вдоволь масла и сыра.
ШАГАЛ: Вообще в детстве, я не выпускал из рук кусок хлеба с маслом, этот извечный символ достатка.
Мать Шагала подходит к забору, снимает мешки из-под муки, складывает, садиться на табурет у порога дома.
МАМА: Да вы все: и братья твои, и сестры всюду, куда бы ни шли: во двор, на улицу, даже в уборную – прихватывали хлеб с маслом…Скрипач, а ты помнишь, как я открыла бакалейную торговлю?
СКРИПАЧ: Да-да.
МАМА: Ох, и рисковала же я тогда. Взяла в кредит целый фургон товара, не заплатила ни копейки. Думала – будь, что будет, но надеялась, что будет все, как надо. И все случилось, по-моему.
ШАГАЛ: Где взять слова, чтобы описать мамины труды. Я хочу сказать тебе, Скрипач, что весь мой талант таился в ней, в моей матери, и все, кроме ума, передалось от нее мне.
Затемнение.
У ДОМА ШАГАЛОВ
Мать Шагала что-то штопает, сидя на табуретке, затем кричит в открытую дверь дома.
МАМА: Сынок, принеси мне мой платок.
ГОЛОС МОЛОДОГО ШАГАЛА: Я занят.
МАМА: Я не слышу, что ты сказал, милый?
ГОЛОС МОЛОДОГО ШАГАЛА: Я сказал, что я работаю.
МАМА: Молодец, работай, работай.., но все же принеси маме платок …
ГОЛОС МОЛОДОГО ШАГАЛА: Сейчас…
МАМА: Мама не поняла, у нее будет платок, или будет что-то иное?
Из дома выходит молодой Шагал с рисунком в руках.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Посмотри, как тебе нравиться?
МАМА( сама себе) Понятно, у мамы будет что-то иное.
Мама рассматривает рисунок, а Молодой Шагал уходит в дом, выносит платок и накидывает на плечи матери.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Скажи, что ты об этом думаешь?
МАМА: Что я думаю? А что я думаю? Я хорошо, сынок, думаю.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Ну, говори, не бойся!
МАМА: А ты не голоден?
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Нет.
МАМА: Это хорошо. Вот сейчас я скажу тебе самое главное правило жизни… Дети, сынок, всегда должны быть сыты.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Это все?
МАМА: Нет, не все. Они должны быть сыты и … любимы! Люди добрые, не скупитесь на любовь к детям.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: ( безнадежно) Все понятно! Тебе не нравится моя картина!
МАМА: Как может маме не нравиться? Очень даже нравится.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: А ты поняла, что я нарисовал?
МАМА: ( держа картину верхом вниз) Что ж ты думаешь, мама ничего не понимает? Мама все понимает, все видит…
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: ( переворачивая картину) Что ты видишь?
МАМА: Все, что нужно маме, она увидит, а ты, сынок, не торопись бежать впереди лошади и не думай, что самый умный, и запомни очень важное правило. Чтобы оценить любую работу, ее нужно рассмотреть со всех сторон, тогда ничего не пропустишь и все, даже самое скрытое, откроется тебе. Понял?
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Да. Так что ты видишь, мамочка?
МАМА: Я вижу сынок.., я вижу, что у тебя есть талант.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Неужели это правда!? А еще что ты видишь?
МАМА: А еще мама видит, что у тебя ….
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Что? Что у меня?
МАМА: У тебя, сыночек… большой талант.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: ( с надеждой ) Ты не шутишь?
МАМА: Когда мама важные дела решает, она никогда не шутит.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Уф-ф…
МАМА: Но послушай, деточка, свою маму. Может, все-таки, лучше тебе стать торговым агентом или, на худой конец, приказчиком?... Мне жаль тебя. С твоими плечами...О-хо-хо.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Нет, я уже окончательно решил, буду художником.
МАМА: Художником?! О, Господи, твоя воля! Не зря я все время чувствовала: случится что-то особенное.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Мамочка, пойдем со мной к Пену.
МАМА: А, и что это за чудо такое, твоя пена?
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Есть в городе такое заведение « Школа живописи Пэна», так вот, им руководит художник Пен. Если я туда поступлю...
МАМА: Ты спятил!
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: ( пытаясь задержать мать) Мама, Пен…
МАМА: Ах, отвяжись от меня со своими пенами. Пусти меня, мне нужно идти ставить хлеб. Какой художник может тягаться с бухгалтером? Я лично не знаю ни одного, художника в Витебске, кто получал бы больше бухгалтера.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Да у нас в Витебске, если не считать Пена, нет ни одного настоящего художника!
МАМА: Да?!
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Да.
МАМА: Ну, таки вот! Во всем городе нет настоящего художника, и никто от этого еще не умер! Значит, они нам и не нужны вовсе. Вот, сынок, что твоя мама думает про художников, а она жизнь прожила и прожила неплохо.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: А мне плохо, мне очень плохо, мамочка, я больше не могу так жить. Давай сходим к Пену.
МАМА: Отвяжись.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Значит, ты не хочешь, чтобы я был счастлив?
МАМА: Ах, сынок, мама только об этом и думает. Встанет с утра и до позднего вечера думает, как бы сделать так, чтобы ты был счастлив… и все другие дети.., и папа, и все родственники наши.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Если я не стану художником, то жизнь пройдет напрасно. И лучше бы тогда я не родился!
МАМА: Боже мой, и что этот ребенок говорит? А? Люди добрые, вы слышали, что он сказал?! Ой, не дал Бог ему ума, ой, не дал. Ну, вот теперь он плакать наладился.
Начинает идти сильный дождь. Мать Шагала раскрывает большой зонт, всегда стоящий у порога.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Я не плачу.
МАМА: Таки что, мама сама не видит? Будет, будет, ведь ты у меня уже большой. Господи, да что ж ты так отчаиваешься? Сынок, неужто без этого Пена тебе счастья не видать?
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Я чувствую, что если я не буду настоящим художником, то могу просто умереть.
МАМА: Ой! Опять. Боже-ж мой, милосердный! Ох, ты мое горюшко луковое, чесноком потертое…( гладит сына по голове) Маленький мой, любимый мой, сыночка моя…Успокойся, перестань, мой милый. Ну, вот и хорошо.
Дождь перестал. Мать складывает зонт.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Ну, ты же сама видишь, мама, разве я такой, как все?
МАМА: Да, сынок, ты не такой, как все. Не такой, это я уже давно заметила.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Посуди сама, мамочка, на что я гожусь? Ведь я ни на что, кроме рисования не гожусь.
МАМА: Это правда, это да…Рисование из твоей головы ни пряником, ни палкой не выманить. Вот ума не приложу, что маме с тобой делать ?
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Как что делать? У меня есть талант, ведь ты сама сказала.
МАМА: Сказала.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Я хочу стать только художником.
МАМА:( сама себе) И откуда на нас такая напасть? Откуда она к нам подкралася? А?...
Ладно, сынок, завтра пойдем к твоей Пене.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Мамочка! Я тебя люблю!
МАМА: Тихо, тихо, уронишь маму. Смотри, какой ты у меня стал большой и сильный…
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Это ты, мамочка, у меня стала маленькая.
МАМА: Ой, ой, больно мне. Уж очень сильно ты обнял.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Мне кажется, что сильнее, чем я тебя люблю, я никого и никогда не смогу любить.
МАМА: Научишься. Научишься еще и сильнее, научишься и по-другому. Вот только,
будет ли тебя любить кто-нибудь сильнее мамы? Дай-ка, милый мой, я тебя еще разок поцелую.
Затемнение
У МАСТЕРСКОЙ МОЛОДОГО ШАГАЛА
ШАГАЛ: Сегодня я знаю, что все прекрасные женщины, дарованные мне судьбой, все вместе не любили меня крепче, чем моя маленькая мама.
СКРИПАЧ: Даже Белла?
ШАГАЛ: Даже Белла. Когда я впервые увидел Беллу.., я сразу понял, что она будет моей женой.
СКРИПАЧ: Это было в те времена, когда некоторые вывески Витебска уже были нарисованы тобой. Особенно мне припоминается вывеска мясной лавки. На ней ты нарисовал розовый окорок, он выглядел, как настоящий. При взгляде на его жирные бока у меня текли слюни.
ШАГАЛ: В то время у меня, наконец-то, появилась своя мастерская.
СКРИПАЧ: Это твоя мама уговорила соседей сдать каморку и устроила в ней мастерскую.
ШАГАЛ: Помню, как она подходила к мастерской, стучалась в окно и тихонько спрашивала: Сынок, ты не спишь?
Появляется мама
МАМА: Сынок, а сыно-ок…,ты не спишь?
ГОЛОС МОЛОДОГО ШАГАЛА: Нет.
МАМА: А Белла приходила?
ГОЛОС МОЛОДОГО ШАГАЛА: Приходила.
МАМА: И что сказала?
ГОЛОС МОЛОДОГО ШАГАЛА: Что придет после ужина.
МАМА: (как бы по секрету) У тебя с ней серьезно? А? Серьезно или нет? (Кричит) Мама спрашивает, у тебя с Беллой серьезно?
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Да, мама.
МАМА: Ну, дай Бог, дай Бог. ( сама себе) Семья у нее богатая. Шутка ли несколько ювелирных магазинов имеют. А как думаешь, сынок, согласятся родители Беллы, чтобы вы поженились?
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: А я пока об этом не думал.
МАМА: А ты подумай, сынок, подумай.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Хорошо.
МАМА: Ну? Что хорошо? Мама спрашивает, что хорошо? Ты уже подумал или мессию будешь дожидаться? Когда мессия придет, думать уже поздно будет.
На колокольне Ильинской церкви звонят. Молодой Шагал прислушивается к звону. Синяя рыба, открывает глаза и наблюдает за диалогом Молодого Шагала и Матери. Она поворачивает голову, то в сторону матери, то в сторону сына.
МОЛОДОЙ ШАГАЛ: Я подумал.
МАМА: Таки уже, скажи, наконец, маме, что ты надумал. А?