Женский образ, Вечные вопросы

Вид материала

Документы

Содержание Ленинские нормы жизни —. Одна черта

Подобный материал:

• Full Fashion Look (индивидуальное соревнование) Мужской образ. Модная категория (стрижка, 138.86kb.
• Цели: познакомить с любовной лирикой поэта, 99.25kb.
• Женский образ в рассказе а. И. Куприна «олеся», 29.32kb.
• Проект рефераты id 920001 Женский образ в рассказе А. Куприна «Олеся», 26.03kb.
• 8 Марта не просто "Между-народный женский день", это истинно женский праздник, принадлежащий, 133.07kb.
• Н. И. Лобачевского Секция: зарубежная литература, 228.9kb.
• Тихвинский монастырь икона Тихвинской Богоматери, Введенский женский монастырь. Женский, 203.68kb.
• Института Психиатрии Министерства Здравоохранения Российской Федерации установлено:, 21.9kb.
• Международный туроператор ул. Благодатная, 63 Невский пр.,80,, 159.12kb.
• Женский образ в «одиссеи» гомера содержание, 317.95kb.

Ленин».

На заседании исполкома Петроградского Совета с участием Ленина обсуждается продовольственный во­прос. Как преодолеть трудности? Решение: установить строжайшую экономию продовольствия, снять со снабже­ния все буржуазные, нетрудовые элементы, вовсе снять, не выдавать им продовольственных карточек до тех пор, пока они не начнут работать.

Не знаю, как это выглядит с точки зрения вновь вы­нырнувшего из исторических глубин внеклассового гу­манизма, процветавшего два-три последних десятилетия7

и вновь доказавшего свою несостоятельность, потому что параллельно с его бессильным морализаторством и при> зывами к доброте шли явления паразитизма, нетрудового обогащения, шкурничества и презрения к «неудачни­кам». Наверное, с точки зрения абстрактной «доброты» описанная политика плоха. Наверное, это «недоброта». Поставьте «доброту» на классовую основу, и вы увидите, кому бы она служила. А описанная здесь «иедоброта» удержала страну от гибели и сломила сопротивление па­разитов. «Недоброта» тоже служит интересам пролета­риата. Недаром и опору ищет и находит именно у ра| бочих,.

Январь 1918 года. В Харьков:

«Антонову и Серго

Ради бога, принимайте самые энергичные и револю­ционные меры для посылки хлеба, хлеба и хлеба!!! Ина­че Питер может околеть. Особые поезда и отряды. Сбор и ссыпка. Провожать поезда. Извещать ежедневно.

Ради бога!

Ленин». Октябрь 1921 года..

«К товарищам рабочим, ловцам Аральского моря.

Дорогие товарищи!

До вас, конечно, дошла уже весть об огромной бе­де — о небывалом голоде, постигшем все Поволжье и часть Приуралья. Начиная от Астраханской губернии и кончая Татарской республикой и Пермской губернией, всюду засуха выжгла почти окончательно и хлеб и тра­ву. Миллионы людей — трудовых крестьян и рабочих, миллионы скота готовы погибнуть и гибнут уже.

...Всех одинаково ждет лютая смерть, если не придут на помощь свои товарищи — рабочие, трудовые крестья­не, пастухи и рыбаки из более благополучных мест ностей...

У вас на Аральском море неплохой улов рыбы, и вы проживете без большой нужды. Уделите же часть ва­шей рыбной продукции для пухнущих с голоду...»

Любой читатель, чуткий к языку и стилю, увидит, что последние два документа написаны человеком, который голод Питера и Поволжья чувствует лично.

...Все вертится у меня в голове этот стакан чаю... Ле­нин любил чай, но крепкий, настоящий, а не разбавлен­ный, не «чахоточный», как он называл. Так вот когда 9 Смольном подавали достаточно крепкий чай, он выпивал два стакана, а когда «чахоточный» — только один. Мог'

ли он

ну хотя бы в порядке единственного исключе­ния! — пить нормальный чай? Хотел ли? Конечно, хо­тя. Но мог ли? Что мешало? А мешало, очевидно, имен­но личное чувство голода Питера и Поволжья.

...И опять этот чай... Яркое воспоминание о нем

зксаидры Коллонтай. Самый памятный день в ее

жизни, — день, когда была провозглашена власть Сове-

~~л.«чл jjijjxyuv/ox ./icULueiicl MiU-iXUXh *_*ОВе-

тов, а она о чае... «Помню комнату в Смольном окнами на Неву. Вечер. Темный, октябрьский. С Невы порывами дул шквальный ветер. В комнате тускло светила элект-|)ическая лампочка над небольшим квадратным столом. Л за столом собрались члены ЦК, избранные на VI съезде партии. Кто-то принес несколько стаканов го­рячего чая».

Что-то схожее мелькает в восприятии Фотиевой, хотя :>то уже не Смольный, это Кремль, 22-й год, осень. По печерам, если нет посетителей, Ленин гасит в своем ка­бинете люстру, оставляет только настольную лампу. Он экономит электричество.

Теперь вернемся к классовой борьбе.

Письмо Д. И. Курскому от 4 мая 1918 года:

«Необходимо тотчас, с демонстративной быстротой, шести законопроект, что наказания за взятку (лихоим­ство, подкуп, сводка для взятки и пр. и т. п.)

должны быть

не ниже

десяти лет тюрьмы и, сверх того, десяти лет принуди­тельных работ».

Повод для этого письма: Московский ревтрибунал приговорил четырех сотрудников Московской следствен­ной комиссии, обвиненных во взяточничестве и шантаже, к шести месяцам тюремного заключения. Ленин внес в ЦК РКП (б) предложение исключить из партии судей, которые вынесли такой мягкий приговор.

Потом косяком пошли под суд бюрократы и воло­китчики.

Два крестьянина обратились к Председателю СНК с жалобами на незаконную реквизицию у них лошадей. Управление делами СНК направило жалобы в особую ко­миссию, ведавшую этими вопросами. Сотрудник комиссии Романов наложил резолюцию: «Работы и так много и пустяками заниматься некогда». Владимир Ильич отдал распоряжение о привлечении этого бюрократа к уголов­ной ответственности.

Письмо в Мосревтрибунал о волокитчике из Нарком-

159

прода Я. С. Артюхове, продержавшем два с половиной месяца у себя в столе срочное дело: ходатайство кресть­ян о снижении продналога, так как их поля побило гра­дом. «Крайне важно — с точки зрения и партийной и политической — во исполнение решения VIII съезда Col ветов особенно, чтобы суд по делу о волоките был наи| более торжественным, воспитательным и приговор наибо­лее внушителен».

Перед нами — классовая борьба с буржуазностью, а] не судебная хроника.

А как должен работать большевик — Ленин показы­вал пример сам и учил свое окружение.

В его произведениях прослеживается такая мысль: нужно научиться определять, что самое главное в каж-, дый конкретный исторический момент. Он называл этЦ «звеном цепи». И вот здесь, на этом «звене», надо со-' средоточить все силы и все внимание, «уцепиться» за пего. Ему приходилось полностью сосредоточиваться на; продовольственном кризисе, на военных делах, на орга­низации аппарата и т. д. Кое-что рассмотрим.

Продовольственный и топливный кризис. По свиде­тельству М. И. Гляссер, Ленин работал так, «как будто за каждый пуд хлеба или вагон дров, застрявшие в пути; по чьей-нибудь халатности, он сам лично отвечал и тре-1 бовал того же от других... Он заказывал себе справки о| количестве заготовленного где-нибудь в Сибири или на, Кавказе и подвезенного к крупным промышленным цент­рам хлеба или топлива, сам подсчитывал и делал рас­четы — как их распределить и на сколько хватит, со­зывал ежедневные совещания для изыскания всяких] экстренных мер и увязки работы отдельных ведомств».; По составленному им образцу ежедневно к 12 часам дня! поступали ему такие сводки: 1) находится в пути ваго-^! нов к такому-то числу; 2) прибыло за сегодня; 3) нахо-j дится в пути на расстоянии не свыше 100 верст от Пет-.' рограда; 4) на расстоянии 100—300 верст от Петрогра-i да; 5) на расстоянии 300—1000 верст от Петрограда.

Как на войне. Впрочем, почему «как»? Просто на вой­не. Вся жизнь на войне идеологической, экономической,] организационной. А вот и на войне как таковой.

Положение критическое. На фронт отправлено все,] что возможно отправить, но войска отступают. Некото-j рые воинские части разваливаются. А банды КеренскЯ го — под Петроградом.

160

В этот момент в штаб округа приехал Ленин и соз­дал, в сущности, второй штаб, куда беспрерывно вызы­вал людей и отдавал распоряжения. П. И. Подвойский отметил, что эти распоряжения не касались военных опе­раций, а сводились к мобилизации всех средств для обо­роны, тем не менее он вскипел и потребовал, что если так, пусть его немедленно освободят от командования. В ответ он услышал следующее:

— Я вас предам партийному суду, мы вас расстре­ляем. Приказываю продолжать работу и не мешать мне работать.

Только на следующий день Подвойский оценил смысл и значение «параллельной работы» Ленина: в чрезвы­чайный момент он сконцентрировал мысли, силы и сред­ства до крайних пределов.

Он потребовал: раз дело дошло до войны — всю внутреннюю жизнь страны подчинить войне. Это стало нашим правилом, а тогда было новым словом даже для профессиональных военных. Хотя, по сути, это один из вариантов тех же организационных принципов.

Вот это и называется твердая рука. Эту руку борю­щиеся рабочие чувствовали так же явственно, как яв­ственно в кремлевском кабинете ощущалось каждое из­менение в настроениях масс.

Военный М. С. Кедров:

«Помню день, день получения на фронте потрясаю­щего известия о ранении Ильича.

Дрогнул фронт...»

Такая спайка фронта и вождя не уникальна, но ред­ка, и возникает она недаром.

Раздел о том, как уцепился Ленин за следующее «звено» —■ за госаппарат, начнем с печального и мудрого письма, адресованного Инессе Арманд.

«Люди большей частью (99% ив буржуазии, 98% из ликвидаторов, около 60—70% из большевиков) не умеют думать, а только заучивают слова. Заучили слово: «подполье». Твердо. Повторить могут. Наизусть знают.

А как надо изменить его формы в новой обстановке, как для этого заново учиться и думать надо, этого мы не понимаем».

Ленину предстояло учить новый государственный ап­парат.

Похоже на то, что мы сейчас лучше -знаем и чаще

'; Е. Лосото 15|

споминаем его критические слова. Ну, например, из «Государства и революции»: «Об уничтожении чиновни­чества сразу, повсюду, до конца не может быть и речи. Это — утопия». Или о его ненависти к бюрократической системе: «Она парализует и вносит разврат как внизу, так и наверху». Но мы хуже зиаем и реже вспоминаем другие слова, без которых полная, диалектическая оцен­ка искажается. Выступая на XI съезде партии, Ленин говорил: «Пусть наш государственный аппарат из рук вой плох, но все-таки он создан, величайшее историче­ское изобретение сделано...» Читая дальнейшее, будем это держать в уме.

Жалобы на имя Ленина поступали отовсюду. Аппа­рат был обязан о письменных жалобах докладывать ему в течение 24 часов, об устных — 48.

Замечания сотруднику:

«С делом о Шатурке (№ 3 в обложке) Вы явно вино­ваты...

Вы засолили...

Так нельзя.

Нельзя солить».

«Вчера мной было обнаружено, что данный мною Фотиевой срочный документ... оказалось, пошел обыч­ным, т. е. идиотским, путем и опоздал на долгие часы, а без моего вмешательства второй раз опоздал бы на дни.

Такая работа канцелярии недопустима, и, если еще хоть раз обнаружится подобная типичная волокита и порча работы, я прибегну к строгим взысканиям и сме­не персонала...»

Воинской части, несмотря на требование Владимира Ильича, три дня не отгружали хлеб: телеграмма с его резолюцией шла по инстанциям. Она шла «обычным пу­тем», не залеживалась, не «солилась», и виновников не было.

—1 Формально нормально, а по существу издева­тельство.

...Эту ленинскую фразу последнее время мне прихо­дится слышать часто: ее произносят, когда говорят о слишком высоких (но законных!) доходах, о явно лиш­них льготах, о праве наследования (законном!), позво­ляющем наследникам жить почти не трудясь... «Фор­мально нормально, а по существу издевательство». При­шел срок — эти слова заработали.

162

— К вам поступила жалоба, просьба. Так вообразите же себя на месте жалобщика, постарайтесь душой, сердцем понять его положение. Сочтите, что это вам не отвечают на заявление, что это вас не допускают к на­чальнику, к которому вы стремитесь попасть. Или вот человек просит квартиру. Поднатужьтесь, напрягите всю свою фантазию и картинно представьте себе, что это у вас нет квартиры, что это вы скитаетесь с семьей по уг­лам... И тогда вы наверняка найдете возможность по­мочь просителю. Это не филантропия. Это коммунисти­ческий подход к человеку.

Пора подвести некоторые итоги ленинского урока: как относиться к людям.

Первое. Главное в человеке — его политическая по­зиция. Кому выгодны его поступки? Интересы какого класса он выражает? Поступки могут быть выгодны про­летариату — передовому классу, локомотиву истории; могут быть выгодны паразитам и могут быть выгодны ему лично, то есть продиктованы только личным, шкур­ным, мелкобуржуазным интересом. В зависимости от это­го и оценивай. Здесь источник оценок и порядочности, и надежности, и прогрессивности, и даже ума и раз­вития.

Второе. Ведущее свойство сознательного пролетариа­та — коммунистическое бескорыстие. Шкурник не может понять, что это такое, это вне возможностей его пони­мания. Любой гражданский поступок он объясняет ка­ким-нибудь низким мотивом. Его ведущее свойство — стремление к личной выгоде. Исходя из этого, не может быть единых оценок событий и людей. Взаимоисключаю­щие противоположности естественно дают взаимоисклю­чающие оценки. Поэтому всегда смотри: кто дает оценку. «Кулак? Середняк?»

Третье. Ничего «всечеловеческого», кроме анатомии, не существует. Все человеческие проявления имеют ис­торическую и классовую природу. Поэтому большевик поступает так, как диктуют интересы пролетариата, во­преки интересам шкурников и паразитов. Последние бу­дут ненавидеть и мстить? Естественно, на то и борьба. Это хороший признак. Это плюс.

Четвертое. После Октября мы имеем два основных типа: коллективиста и обывателя с его личными интере­сами. Они не так четко обозначены, как антагонисти­ческие классы до Октября. Антагонизма между ними

6* 163

нет, но эти типы друг другу противостоят, и линию борь­бы надо видеть. Первый работает на людей, второй — на себя. Соответственно этому надо выстраивать всю систему оценок: что ценить? что прощать? что уважать и т. д. Что человек просто работает — этого еще мало для положительной оценки в паши дни, это означает только, что он не паразит.

Достаточно. Давайте вспомним историю, лето 17-го года. Необходимость у врагов пролетариата избавиться от Ленина... Однако уже тогда за ним шло огромное большинство рабочих и солдат. Как бы бумеранг не воз­вратился! Поэтому применили другой способ: вечный буржуазный способ воздействия на обывателя — клеве­ту. Ленин был объявлен германским шпионом.

...Какие все-таки грязные эти люди!..

Клевете, разумеется, поверили. Самый низкий мотив поступков всегда распространяется, заучивается и повто­ряется легче и быстрее всего. По свидетельству очевид­ца, профессионального революционера А. В. Шотмана, «в воздухе чувствовалась близость погрома. Называться в эти дни большевиком открыто значило обречь себя на растерзание толпы озверевших обывателей. Партийные комитеты в городе были разгромлены, многие товарищи были арестованы, пошли слухи о возможности их рас­стрела».

Толпа озверевших обывателей... Маленьких чумазых, как их называли Салтыков-Щедрин и Ленин. От чума­зых и сейчас чего только не услышишь... Естественно: ведь борьба не закончена.

Напечатано в «Комсомольской правде» 22 апреля 1933 года. Статья жены, Н. К. Крупской: «Ленин был революционным марксистом и коллективистом до глуби­ны души. Вся его жизнь, деятельность были подчинены одной великой цели — борьбе за торжество социализма. И это накладывало печать на все его чувства и мысли. Ему чужда была всякая мелочность, мелкая зависть, злоба, мстительность, тщеславие, очень присущие мелко­собственническим индивидуалистам». В этой коротень­кой цитате— емкая характеристика обоих типов.

Ленинский курс не был ни мягким, ни добрым. Это был единственно верный курс левого крыла марксистов. Стратегия и тактика борьбы, а не абстрактные этические категории определяли как отношение к классам, груп­пам, так и к отдельным людям.

164

ЛЕНИНСКИЕ НОРМЫ ЖИЗНИ —.

ЭТО ПРЕЖДЕ ВСЕГО ПРАВДА

О РЕАЛЬНОМ ПОЛОЖЕНИИ ДЕЛ

Мы часто слышим и говорим: «ленинские нормы жизни». А что это такое? Из чего состоит? В чем и как проявляется?

Прежде всего — правдивость перед широкими мас­
сами. Она прослеживается издалека. Вот партия в оппо­
зиции. Письмо Ленина Я. С. Ганецкому от 30 марта
1917 года. Ленин тогда находился в эмиграции в Цюри­
хе. А в России правительство обманывало рабочих, выда­
вая империалистическую войну за «оборонительную»:
«...величайший обман, величайшее надувательство рабо­
чих!!» Похоже па то, что поддался на буржуазную про­
паганду даже Совет рабочих депутатов. Партия может на­
всегда опозорить себя этим. Надо свергать буржуазные
правительства и тем самым обеспечивать мир. Возмож­
но, что в России сей день свернуть правительство не по­
лупится. «Но это не довод за то, чтобы говорить' неправ­
ду!! Говорить: рабочим надо правду». ^; ;'■"■■

Прошло два года. Та же партия, но теперь правящая,
У руля. ■ * >

До Октября не было в мире правящей партии, кото­
рая бы говорила людям правду. Ни одно аристократиче­
ское, пи одпо буржуазное правительство по самой своей
природе не может обойтись без искусного обмана масс:
оно выражает интересы других классов, антагонистиче­
ских по отношению к массам. . , , . - ■.--

Поэтому простая на первый взгляд возможность: го­ворить то, что есть, и теми словами, которые отражают истину, недовольство и стремление к развитию, — наше достояние. Ценность, добытая Октябрем. ,

Весна 19-го. Питер погибает: люди получают меньше,
чем полкило овса па неделю. Из овса пекут лепешки,
добавляя в него что только найдется. Бывает, нет и ов­
са. Все лучшие люди, давно уже ушли на фронт. Мень­
шевики и эсеры пользовались этим;.им стало легче вес­
ти свою агитацию. В Питере начинались забастовки, и
вот забастовал Путиловский завод! ...

Тогда на завод приехал Ленин.

Зазвучал глуховатый голос, в зал полетели слова, ни­чем не похожие па митинговые, а похожие, по воспоми­наниям очевидца, да «неотесанные камни». Ничего кра­сивого, зажигающего в них не было, а была «страшная неприкрытая правда».

165

— Страна перегнивает неслыханный голод...

Его слушали голодные люди, но он не говорил, что вы переживаете голод, что питерцы голодают, и их это на минуту обидело, но потом они осознали, что не одни они в беде.

Оратор говорил без всякой утайки: у страны ничего пет, стране грозит катастрофа, правительство остановило пассажирские поезда и забрало паровозы для составов с продовольствием. Положение отчаянное. «Слова эти звучали дико, нагоняли жуть».

— Если мы не сумеем отвоевать хлеб у белогвардей­
цев, мы погибнем.

Прямота была «ужасающая», и похоже на то, что она потрясала не меньше, чем развернутая картина бедствия. Хлеб есть да Украине, но там хаос, и от по­сланных туда людей несется вопль, что некому выпол­нять требование Советской власти о сборе и отгрузке

хлеба.

— Кто виноват в этом голоде? Помещики и капита-
листы всех стран, которым ненавистна наша Советская
страна, которые пас хотят задушить во что бы то ни
стало. Наша революция, таким образом, подвергается
самым серьезным испытаниям на деле в борьбе, в огне.
И если ты угнетен...

Слитость с рабочей массой должна быть абсолютной, без всякого зазора, чтобы произнести эти слова так, что у слушателей «сердце всколыхнулось».

— ...Если ты угнетен и думаешь о том, чтобы ски­
нуть власть угнетателя, если ты решился довести дело
до конца, ты должен знать, что тебе придется выдер­
жать натиск угнетателей всего мира. И если ты готов
этому натиску дать отпор, если готов пойти на новые
жертвы, чтобы устоять в борьбе, тогда ты революционер,
а если ты не сумеешь пойти на новые жертвы, если ты
не сумеешь выдержать, тебя раздавят и скажут: «Ре­
волюция рабочему ничего не дала». Вот так историей по­
ставлен вопрос.

Свидетельство очевидна •

«Дворец Урицкого превратился после этого в бурля-
щйй котел, готовый лопнуть от напряжения человече­
ской воли, подъема, решимости. Это был результат ле­
нинской правды. i

...Эти рабочие, за несколько часов перед тем, может быть, ругавшие Советскую власть и, быть может, неко­торые из них самого Ленина, эти рабочие выходили те-

166

перь из Дворца Урицкого... решили выдержать... решили победить или умереть».

Правда, гласность. Пусть чего-то остро в стране не­достает, тем более нужна гласность: она предупредит слухи и раздражение. Честность и правдивость с рабо­чими массами как необходимая черта этики большевиз­ма, этики лучших, чья нравственность целиком подчине­на интересам классовой борьбы пролетариата, так что иного подхода не допускает по самой своей сути.

Говорить людям правду о рельном положении дел — единственный способ поднять их активность, ответствен­ность и сознательность. Единственный надежный способ пробудить и усилить энергию масс, то есть основную движущую силу Отечества: «Идеи становятся силой, ко­гда они овладевают массами». Единственная политика, при которой слова не расходятся с делами. Еще раз вспомним, что это и есть большевизм, а не просто лич­ная черта Ленина. Честность и правдивость с рабочими массами как проявление идеологии сознательного про­летариата, а не просто одно из светлых проявлений от­дельного человека.

Содержание определяет и форму. Очевидцы в один голос отмечают, что этот оратор не сочинял красивых фраз. Он говорил резко и ясно, сразу же обнажая клас­совую сущность явлений. Он мог прямо смотреть «в жад­ные глаза людей, изголодавшихся о правде».

В его книгах есть прямые указания, как надо гово­рить, как надо писать, если ты хочешь донести до людей правду. По поводу формы им тоже велась борьба с теми же самыми противниками, что и по поводу содержания. Когда Струве назвал полемику «Искры» и «Зари» злоб-ио-теиденциозною, Ленин прокомментировал так: «Тен­денциозностью называют либералы и многие радикалы непреклонную твердость убеждений, а резкую критику ошибочных взглядов они называют «злобой». Тут уже ничего не поделаешь».

А вот это его письмо в «Правду» адресовано не про­тивникам, а своим. Сегодня оно прозвучит так же умест­но, как в год написания. «С которых пор гневный тон против того, что дурно, вредно, неверно... вредит еже­дневной газете?? Наоборот, коллеги, ей-богу, наоборот. Без «гнева» писать о вредном — значит, скучно писать».

Вы знаете, как Ленин ненавидел бюрократизм, а зна­чит, и его мертвый, сладкий язык. Не только на Востоке

167

знают: сколько раз ни говори «халва», во рту сладко не станет.

Откройте любой том — и вы увидите высшее напря­жение борьбы за то, чтобы выявить и высказать людям правду, как она есть. Этой позиции полярно «...поганое самодовольство и мерзкое лицемерие Каутского, желаю­щего все затушевать и замазать...»,

«т. Карпинский!

Не напишете ли мне кратко...

сколько писем от крестьян в «Бедноту»?

что важного (особенно важного) и нового в этих письмах?

Настроения?

Злобы дня?

Нельзя ли раз в два месяца получать такие письма...»

Он требовал информацию детальную, конкретную. Чтобы говорить людям свою правду — надо, для начала, знать их правду: как они живут, что думают о своей жизни.

Современники Ленина наблюдали и анализировали, как достигается связь с массами, каков тут механизм. Сейчас мы можем воспользоваться их наблюдениями.

Н. Л. Мещеряков: «Меня всегда удивляло, как чело­век, который сидит в Кремле, видит рабочую массу толь­ко на митингах да на съездах, между тем так прекрасно знает, что думает и что чувствует эта рабочая или кре­стьянская масса. В разговорах с товарищами Ленин удивительно умел расспрашивать их о настроении масс. Как живут рабочие в этой местности? Что думают? Чем интересуются? — вот вопросы, которыми засыпал Влади­мир Ильич приехавшего из провинции собеседника в на­чале своего разговора, й только выспросив все по этим вопросам, он переходил к разговору о местных руководя­щих работниках. Это всегдашнее прощупывание масс было одной из характернейших и изумительнейших черт Ленина».

Он заводил разговоры с крестьянами, расспрашивал, как они относятся к мероприятиям Советской власти. Не упускал случаев, когда мог напрямую общаться с про­стыми людьми. Даже «прислушивался к разговорам в трамваях».

Молодому рабочему, который учился на курсах агита­торов и комиссаров для работы в продотрядах, спросив­шему его, чем надо будет руководствоваться, чтобы по­ступать правильно, он ответил:

188

—■ Все практические вопросы решайте так, чтобы это было в интересах революции; в интересах рабочего клас­са, и вы не ошибетесь — будете решать правильно.

Приведу классическое высказывание, емко отражаю­щее требование Ленина к работникам аппарата. «Жить в гуще. Знать настроения. Знать все. Понимать массу. Уметь подойти.

Завоевать .ее .абсолютное доверие. Не оторваться руководителям от руководимой массы, авангарду от всей армии труда».

Все это и называется: учить массы и учиться у масс (формула ленинского руководства).

В этом и причина доступности для рабочих любой его речи. Причина, по которой речь столь образованного че­ловека была доступна гораздо менее подготовленным слу­шателям: во время выступления он всегда думал о рабо­чих и крестьянах как о своих слушателях. «Где бы ни говорил коммунист, он должен думать о массах, он дол­жен говорить для них». , ■<■,:< •.. .

Небольшой раздел о способах мышления, которые так же неизбежно соответствуют ленинским нормам жизни, как неизбежно соответствуют им свои понятия и свой язык, на котором вещи называются своими именами. Ос­нова та же: интересы масс.

Возьмите любой пример, хоть самый далекий от клас­совой борьбы.

Ленину рассказывают о театральной жизни Москвы. Да, в Москве образованная публика смотрит новую теат­ральную постановку и, быть может, приходит в восторг, а миллионы людей в это же самое время «стремятся к то­му, чтобы научиться по складам писать свое имя и счи­тать, стремятся приобщиться к культуре, которая обучи­ла бы их тому, что Земля шарообразная, а не плоская и что миром управляют законы природы, а не ведьмы и не колдуны совместно с отцом небесным».

Это обычный ход ленинской мысли. Любой факт, лю­бое известие, любая реплика проецируются на массу: а как это связано с ее интересами? В зависимости от этого и факт, известие оцениваются как значительные -~ или мелкие, заслуживающие внимания — или нет.

На этом же основаны и ленинские оценки художни­ков. Он недаром считал Чернышевского «не только выда-

169

ютимся революционером, великим ученым, передовым мыслителем, но и крупным художником, создавшим не­превзойденные образы настоящих революционеров...

— Вот это настоящая литература...»

Приходит пора, когда мы вновь осознаем безусловную правильность этих оценок: в интересах масс! — и оттал­киваем оценку иных обывателей, для которых непревзой­денные образы революционеров нежизненны: обывателю не дано подняться до понимания их жизни. Среди тех, для кого Рахметовы нежизненны, встречаются весьма утонченные, но и их потолок — на уровне колена наших героев.

Этика большевизма возникла не па голом месте.

...Слова Г. М. Кржижановского: «Оглядываясь назад и вспоминая фигуру тогдашнего 23-летнего Владимира Ильича, я ясно теперь вижу в ней особые черты удиви­тельной душевной опрятности и того непрестанного горе­ния, которое равносильно постоянной готовности к по­двигу и самопожертвованию до конца. Может быть, это шло к нему непосредственно от фамильной трагедии, от героического образа его брата, что по-иному связывало его, чем нас, с традициями предшествовавшей героиче­ской революционной борьбы».

Обращение Председателя Совнаркома «К населению»:

«Товарищи трудящиеся! Помните, что вы сами теперь управляете государством. Никто вам не поможет, если вы сами не объединитесь и не возьмете все дела государства

в свои руки».

Как будто переведенные в другой агитационный жанр
вечные слова: «Никто не даст нам избавленья, ни бог, ни
царь и ни герой. Добьемся мы освобожденья своею собственной рукой». ;

Это еще одна естественно возникшая ассоциация, она приходят в голову неизбежно, потому что явственна ис­торическая цепь революционных событий, революционно­го движения, сформировавшего и черты, и язык, и способ мышления своих представителей, в том числе лучшего

из них.

Этика лучших возникла не из воздуха, поэтому и ис­париться она не может. Правда — любая, даже самая страшная — всегда способствует движению вперед, пото­му что указывает верный путь энергии народных масс, будит и направляет огромную прогрессивную силу — творчество масс.

Эта правда всегда пробивала себе дорогу в борьбе со

, 170

своей противоположностью: лицемерием тех, кто для Оте­чества живот не надорвет. Еще Маркс и Энгельс боролись с «презренной партией середины», а Ленин называл середину «желтыми», то есть не красными и не белыми, а беспомощно колеблющимися, шатающимися между про­летарскими и буржуазными позициями. Это природа мел­кобуржуазности, природа мелких собственников, проме­жуточных между непримиримыми противниками. Отсю­да — фраза, отсюда — неспособность к решительным действиям и подмена их видимостью дела.

Однако фразы, не соответствующие делам, роняют ав­торитет партии, обессиливают ее. В правдивости — досто­инство партии. Залог успеха, залог общественного подъ­ема под ее руководством. «Живое творчество народа — суть социализма, коренной фактор его возникновения и упрочения», — сказано в докладе на Всесоюзной научно-практической конференции 10 декабря 1984 года.

Из последних ленинских работ. «Пусть псы и свиньи... осыпают нас кучами проклятий, ругательств, насмешек за неудачи и ошибки в постройке нами нашего строя... Еще бы обойтись без неудач и ошибок в таком новом, для всей мировой истории новом деле, как создание невидан­ного еще типа государственного устройства! Мы будем неуклонно бороться за исправление наших неудач и оши­бок, за улучшение нашего, весьма и весьма далекого от совершенства, применения к жизни советских прин­ципов».

ОДНА ЧЕРТА

Тезис первый. Личная скромность есть проявление внутренней связи личности с народом.

Эта связь проявляется по-разному, в зависимости от того, что именно делает для народа данный человек. Ле­нин делал революцию. И революция была для него живая. Она была не одной теорией и тем более не схемой. Она была живая. Она воплощалась в людях. Любое обществен­ное движение, проблема, программа были живыми, оли­цетворялись в товарищах по борьбе, в противниках, в по­сетителях...

1918 год. Приемная главы государства. Альберт Рис Вильяме ждет своей очереди и наблюдает.

«Наконец дверь открылась, и, к общему удивлению и вопреки всем предположениям, в приемной появился не дипломат, не какое-нибудь другое высокое лицо, а косма-

171

тый мужик в полушубке и лаптях — типичный кресть­янский бедняк, каких можно было встретить миллионы в Советской стране».

Там же: «...Он любил их, глубоко любил... Ленин был готов принять у себя в кабинете не только одного тамбов­ского мужика, а миллионы таких же крестьян».

Эта любовь была одним из проявлений его восприятия революции. Естественны для такой личности любовь к трудящемуся и страдающему человеку и ненависть к его. эксплуататору.

Зачем встречался он с «ходоками»? Не для сентимен­тального умиления окружающих его «демократизмом» «...Через меня он слушал все крестьянство», — точно определил О. И. Чернов, названный, в соответствии с формулировками того времени, «беспартийным крестья нидом из Сибири».

Загадка для очевидцев: зачем встречался он с попом
Районом? Затем, что поп олицетворял один из способов
воздействия на массы. .., . ,

i_;. Записка: .-....,.. . , .

«г. Семащке. ..-■:•■ ,

У меня сидит тов. Иван Афанасьевич Чеку ров, очень
интересный трудовой крестьянин, по-своему пропаганди­
рующий основы коммунизма. Он потерял очки, заплатил
за> дрянь 15 000 р.! Нельзя ли помочь ему достать хоро­
шие очки?» ..

Сущий пустяк. Но характерный. Тем более что речь идет об условиях, когда почти все им написанное пестрит словами «спешно», «архиспешно», «очень спешно». ,

190.0 год. Конфликт с Г. В.. Плехановым, известный в образной формулировке «Как чуть не,потухла «Искра»?». «И все оттого, что мы были раньше влюблены в Плехано­ва: не, будь этой влюбленности, относись мы к нему хладнокровно,! ровнее, смотри мы на него немного более со стороны, — мы иначе бы повели себя с ним и не испы­тали бы такого, в буквальном смысле слова, краха.,,»

Воспоминания Н. К. Крупской. , «Как он ни любил Плеханова или Мартова, он политически, порвал, с. ними (политически порывая с человеком, он рвал с ним и лич­но, иначе не могло, быть, когда вся жизнь была связана с политической борьбой), когда это нужно было для дела.

Но,личная привязанность к людям делала для Влади­мира, Ильича расколы неимоверно тяжелыми. Помню, когда на Втором съезде ясно стало, что раскол с Аксель-родом, Засулич, Мартовым и другими неизбежен,, как

ужасно чувствовал себя Владимир Ильич. Всю ночь мы просидели с ним и продрожали».

Вот так. Продрожали всю ночь перед расколом... И недаром вслед за этим написана такая фраза: «Если бы Владимир Ильич не был таким страстным в своих при­вязанностях человеком, не надорвался бы он так рано». Ему была свойственна та эмоциональная приподнятость, которая так ярко освещает мир, таким сердечным делает отношение к товарищам, такой открытой — ненависть к противнику, так обостряет и высветляет вообще все собы­тия, но которая так быстро изнашивает человека!

«Никогда никто не слышал от Ленина слов о его люб­ви к народу, но все знали и чувствовали эту горячую любовь», — было сказано уже после его смерти. Это очень верно: во-первых, потому, что самое сильное чувство обычно бывает сокровенным; и, во-вторых, потому, что все это чувство видят, потому что оно определяет и поступки, и поведение, и целую жизнь.

Бесхитростный простой человек отвечал на любовь любовью. Эта ответная любовь чувствуется в литературе. Столь непохожие авторы, как В. Маяковский и А. Плато­нов, чутко уловили это в людях и показали в своих ге­роях.

Из Максима Горького:

«Разумеется, я не могу позволить себе смешную бес­тактность защиты его от лжи и клеветы. Я знаю, что кле­вета и ложь — узаконенный метод политики мещан, обычный прием борьбы против врага. Среди великих лю­дей мира сего едва ли найдется хоть один, которого не пытались бы измазать грязью. Это — всем известно.

Кроме того, у всех людей есть стремление не только принизить выдающегося человека до уровня понимания своего, но и попытаться свалить его под ноги себе, в ту липкую, ядовитую грязь, которую они, сотворив, наиме­новали «обыденной яшзныо».

«...Болезненным желанием изгадить прекрасное стра­дают и некоторые группы интеллигенции, например, те эмигранты, которые, очевидно, думают, что, если их нет в России, — в ней нет уже ничего хорошего».

К словам Горького остается только добавить, что этой свинской болезнью страдают не только те, которых нет здесь физически, но и те, которых нет здесь духовно.

Тезис второй. Если есть у человека дело жизни — то это дело ему дороже собственной персоны, и он не может воспринять себя вне дела, над делом, отдельно от него.

72

3

Жизнь была отдана созданию партии. Любое значи­тельное дело не только делается человеком, но и форми­рует его, не только направляется человеком, но и опреде­ляет его, становится стержнем, ядром его личности, — проще говоря, им самим. Так и создание большевистской партии, сама эта партия была неотделима от своего созда­теля, была им самим, и он не мог на нее смотреть ни снизу, ни сверху, ни сбоку. Поэтому самого себя, как от­дельную персону, он вообще не воспринимал и раздра­жался, когда его так воспринимали другие.

Характерны в этом смысле события на IX съезде пар­тии. Одно из заседаний было решено посвятить предстоя­щему 50-летию Ленина. Ленин предложил речи в его честь не произносить, а лучше спеть «Интернационал». «Интернационал» спели, а потом все же приступили к за­слушиванию речей. Юбиляр тут же ушел со съезда. Из своего рабочего кабинета он звонил на съезд и требо­вал поскорее прекратить речи. Когда он вернулся, то про­изнес речь о большевистской партии, направленную про­тив славословий. Это положение, говорил он, «довольно глупое, позорное и смешное».

Больше при жизни Ленина день его рождения не от­мечался.

Еще несколько строк на ту же тему. В. Д. Бонч-Бруе-вич навестил Ленина после ранения. Тогда все газеты жили одной новостью: состоянием его здоровья.

— Мне тяжело читать газеты... Куда ни глянешь, вез­де пишут обо мне. Я считаю крайне вредным это совер­шенно немарксистское выпячивание личности... А эти портреты? Смотрите, везде и всюду... Да от них деваться некуда!..

Этот раздел закончим тонким наблюдением Г. М. Кржижановского: «На первый взгляд он не импони­ровал. Но припомните, как говорил Маркс об отличитель­ных свойствах пролетарских революций по сравнению с буржуазными. Если верно, что самая сущность движения пролетариата исключает внешнюю фееричность и показ­ной драматизм в действиях главного героя этих револю­ций — народной массы, то не вправе ли мы ожидать вы­явления особой, так сказать, простоты и в тех лицах, на долю которых выпадает крупная историческая роль истин­ных вождей пролетариата? Во всяком случае, это отсут­ствие внешнего, показного блеска было отличительной чертой Владимира Ильича».

Это сказано о конкретном человеке. Но в том или ином приближении распространяется и на других.

Тезис третий. Личная скромность неизбежно прояв­ляется в образе жизни, именно в том, чтобы жить ни в коем случае не лучше других.

С. Б. Бричкина: «При всем своем старании я никак не могу припомнить, видела ли я за время моей работы в СНК на В. И. Ленине новый костюм или пальто. Нет че­ловека в нашей стране, который бы ие знал фотографии Ленина в зимнем пальто с каракулевым воротником и в каракулевой шапке-ушанке, они были несменяемы».

М. Горький: «...Ленин в высшей степени обладал ка­чествами, свойственными лучшей революционной интел­лигенции, — самоограничением... В тяжелом, голодном 19-м году Ленин стыдился есть продукты, которые присы­лали ему товарищи, солдаты и крестьяне из провинции. Когда в его неуютную квартиру приносили посылки, оп морщился, конфузился и спешил раздать муку, сахар, масло больным или ослабевшим от недоедания това­рищам...

— Присылают, точно барину!.. А кругом все голо­дают».

Н. Л. Мещеряков: «...Подали чай, пришел Владимир Ильич. Но тут обнаружилось, что у них не хватило ложе­чек: на четырех человек их было только две, и приходи­лось их перекладывать из стакана в стакан. К чаю не бы­ло дано ничего, кроме черного хлеба и масла».

Эти «особенности быта» прослеживаются издалека.

Из воспоминаний Н. К. Крупской периода эмиграции:

«Деньжат у нас было в обрез, и мы питались больше всухомятку... Один рабочий посоветовал: «Вы обедайте не с туристами, а с кучерами, шоферами, чернорабочими: там вдвое дешевле и сытнее». Мы так и стали делать. Тя­нущийся за буржуазией мелкий чиновник, лавочник и т. п. скорее готов отказаться от прогулки, чем сесть за один стол с прислугой. Это мещанство процветает в Евро­пе вовсю. Там много говорят о демократии, но сесть за один стол с прислугой не у себя дома, а в шикарном оте­ле — это выше сил всякого выбивающегося в люди меща­нина. И Владимир Ильич с особенным удовольствием шел обедать в застольную, ел там с особым аппетитом и усерд­но похваливал дешевый и сытный обед».

Это не было, разумеется, одним лишь признаком без­денежья. Это было и проявлением классовой морали.

Я не сторонница обнародования частной жизни выда-14I гощихся людей. Во-первых, обыватель не прощает им ес­тественных человеческих слабостей. Во-вторых, обывате­лю свойственно оценивать выдающегося человека именно по ним, а не по высшим его проявлениям. И в-третьих, описание частной жизни реального героя несет на себе какой-то оттенок бульварности.

Но это общее правило в некоторых, редких случаях неприменимо, в том числе в этом. Ленину была свойствен­на та внутренняя опрятность, которая делает безопасной прикосновение к его частной жизни. Можно сказать об обстановке, об одежде, о питании — и ничего, проходит без неловкости. «...Простота обстановки особенно хорошо действовала на рабочих... Не помню, чтобы когда-либо, даже шутя, говорилось о вкусном блюде, чтобы придава­лось значение платью. Пили, ели, одевались, но эта сто­рона жизни ничьего внимания не приковывала...»

Можно использовать даже такую фразу из воспоми­наний: «Никогда не мог бы он полюбить женщину, с ко­торой бы он расходился во взглядах, которая не была бы товарищем по работе», — и даже это поднимает и героя, и читателя, и не придает тексту ненужного оттенка.

Очень интересны воспоминания глазного врача М. И. Авербаха: «Врачу трудно обойтись без разных мел­ких житейских вопросов чисто личного характера... Этот! человек... обнаруживал какую-то чисто детскую наивность, страшную застенчивость и своеобразную неориентирован­ность... Это было глубоко философское пренебрежение, невнимание серьезного человека к мелочам жизни и свое­му физическому «я», и именно только своему личному».

И далее там же: «Как-то неумело, непривычно и кон­фузливо стал он мне совать гонорар в руку. Когда я от-i казался, он стал убеждать меня, что я не обязан никому оказывать частных услуг вне больницы и при нынешних тяжелых условиях жизни не имею права делать это бес­платно ни для кого... Впоследствии я узнал, что мой кате­горический отказ от гонорара долго не давал ему покоя и он неоднократно интересовался тем, чтобы обо мне поза­ботились, если я в чем-нибудь нуждаюсь...» Далее врач философски замечает: «Я видел в своей жизни немало больных, которые занимали значительно менее ответ­ственное общественное положение, которым я приносил действительно реальную пользу, возвращая им утерянное зрение и работоспособность, которые были менее захваче­ны общим убийственным недугом и которые считали ни­же своего достоинства входить в оценку услуг врача».

Тезис четвертый. Личная скромность предполагает реальное, действенное внимание к товарищам, которое резко отличается от экзальтированного, напускного, болт­ливого «сочувствия».

Л. А. Фотиева: «Он мог сурово разбранить и наказать неисправного работника, но никогда никого не унижал и не оскорблял. Сам обладая в высшей степени чувством собственного достоинства, он умел ценить и оберегать его в каждом человеке. Особенно считал он гнусным, недо­стойным каждого советского человека, тем более комму­ниста, быть грубым, невежливым с тем, кто стоит ниже по положению и потому не смеет ответить».

Похоже на то, что из работавших с Лениным людей мало кто трясся над своим здоровьем. У них было что по­важнее здоровья. Им было за что отдать жизнь, не то что здоровье. Но Ленин, равнодушный к себе самому, забо­тился о здоровье товарищей.

Хрестоматийный пример с А. Д. Цюрупой, который умел особо выделиться даже на общем фоне пренебреже­ния к здоровью. В соответствии с духом эпохи и системой ценностей своей среды Ленин определял здоровье товари­щей как «казенное имущество». Сейчас такое определе­ние показалось бы двусмысленным, а тогда звучало очень внушительно. Так вот предписание Цюрупе за подписью Ленина:

«За неосторожное отношение к казенному имуществу (2 припадка) объявляется А. Д. Цюрупе

1-е предостережение и предписывается немедленно ехать домой...»

Нарком иностранных дел Чичерин устраивал заседа­ния после 12 часов ночи и заседал до 4—5 часов утра. Ленин обратился к Семашко:

— Переговорите с ним: зачем он калечит и себя, и
других?

Семашко отправился к Чичерину и от имени медици­ны стал его убеждать ночью спать, а днем работать. Но Чичерин возражал: именно ночью, когда никто не ме­шает, надо работать, а днем спать.

— Что я буду делать с Чичериным? — возвратился
Семашко к Ленину. — Он явно в этом вопросе псих.

Через несколько дней Чичерину вручили постановле­ние ЦК: ему запретили устраивать заседания коллегии после часа ночи.

Тем же способом было запрещено Дзержинскому вер­нуться с юга до выздоровления.

176

177

Здоровье и жизнь товарищей были для него огромной ценностью. Он смотрел на эту ценность глазами пролета­риата, глазами партии. Вот его реакция на самоубийство Поля и Лауры Лафарг, развитие мысли о том, что социа­лист принадлежит не себе, а партии: «Если он может хо­тя бы чем-нибудь еще быть полезным рабочему классу, хотя бы написать статью или воззвание, он не имеет пра­ва на самоубийство». Там же: «Не надо забывать, что ра­бочие партии гораздо беднее литературными силами, чем партии буржуазные».

Записка Серафимовичу, только что потерявшему сына:

«...как нужна рабочим и всем нам Ваша работа и как необходима для Вас твердость теперь, чтобы перебороть тяжелое настроение и заставить себя вернуться к работе».

Он видел главное в людях, то, что возвышает их, свя­зывает с другими людьми, делает полезными и что долж­но давать силу для преодоления личных несчастий.

Та эпоха была юностью нашего общества. Ее непо­средственность, бескорыстие, энтузиазм живы в памяти народа. И сейчас они ярко вспыхивают, как только воз­никают для того условия.

Комсомольцы могли броситься к сцене и даже залезть на сцену, и кольцом обступить выступавшего на их III съезде Ленина. На известной картине все правда, кро­ме одного: кроме черного рояля, которого не только не было, но и не могло быть, по условиям того времени.

...Когда перелистываешь темно-синие тома собрания сочинений, мелькает перед тобой эпоха юности общества, с ее резкой терминологией, с ее иеобкатанными, точными оценками, с ее непрестанной классовой борьбой, неутиха­ющим противоборством сил. Драмой было все: от граж­данской войны до каждого эшелона с хлебом. Любое из­менение на любом участке требовало полного напряжения сил, а изменения происходили ежечасно... Это напряжение проступает со страниц. А в последних томах проступает даже физическое напряжение. Именно поэтому «он уснул слишком рано, особенно для России».