Женский образ, Вечные вопросы

Вид материалаДокументы

Содержание


Как найти друга?
Диалог . : .
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15
КАК НАЙТИ ДРУГА?

Проблема каждого молодого человека: как найти дру­га. В зрелых годах человек относится к дружбе спокой­нее: друзья у него или есть, и он в них уверен, или их нет, и он прекрасно знает почему! А в молодые годы желание найти друга очень велико. Читатель знает: стоит опубли­ковать письмо: «Ищу друга!» — в ответ взрыв эмоций: «Дружи со мной!», «Я буду тебе другом!» и т. д. Это естественно.

Мы часто говорим о возрасте поиска образца, героя. Но мы совсем не говорим о возрасте поиска идеальных отношений между людьми. А ведь это вернее. Нельзя повторить в себе чужую личность. Нельзя повторить чу­жую жизнь. Повторимы правда, поступки, повторимы по­двиги, но чаще в особых, экстремальных условиях.

А вот этические категории , вечны. Вечны совесть,
честь, человеческое достоинство. Вечны любовь, дружба,
самопожертвование. Вечна их красота. Не ее ли ищет
юность, называя это поиском героя? Поиск героя, .да..*
Но героя, воплотившего в себе одну из высших кате­
горий. .'••;,.

Друг, Маркса Энгельс...

Ни у кого больше не было такого друга.

245

Передо мной лежит пачка писем, присланных в редак­цию в ответ на одну из публикаций о дружбе.

«У меня друзей нет. Не получилось в новом коллек­тиве найти себе друга, И сейчас я сама не своя: закину­лась, стала неинтересной, невеселой. Каждый день для ме­ня пуст: не с кем поделиться. Светлана Иванова. Чим­кент».

«Хотелось бы найти откровенного друга, но это почти невозможно. Тут души, поведение и чувства должны быть родственными, а это очень редко бывает. Я читал, у Толсто­го был такой друг Дмитрий Нехлюдов. И я пытался най­ти подобного друга, но не смог, везде встречал непонима­ние и насмешки. Я уже почти потерял надежду. Ми­хаил П., Белгород».

Так что же лежит в основе дружбы? Радость, беда, возможность поделиться новостями, родство душ?.. Что? Присмотримся поближе к человеку, который был са­мым лучшим другом. Лучше не было.

1845 год. Энгельс в Бармене, в доме своего отца. Эн­гельс уже убежденный коммунист, убежденный революцио­нер. Его отец — коммерсант, хозяин фабрики. Отец хочет, чтобы и сын тоже был коммерсантом. Сын стре­мится к освобождению пролетариата, а это никак не вя­жется с ролью хозяйского сына на фабрике. Он уверен, что немедленно, вот-вот, откажется от этой роли. Он еще не знает, что' впереди долгие 20 лет коммерции, 20 лет вынужденной трагической раздвоенности между образом жизни и образом мыслей. Он еще не знает, что жизнь, заставит его быть коммерсантом именно ради освобожде­ния пролетариата 'и что это тоже будет его вкладом в классовую борьбу с буржуазией. Придумать такой сю­жетный поворот, и завязать такой психологический конфликтный узел могла только сама жизнь. Вряд ли хоть один человек — даже гений парадоксов —- сумел бы, говоря современным языком, так «заострить» и «за­крутить» драматический сюжет. А ведь основные узлы жизнью уже завязаны...

Энгельс — Марксу. 1845 год.

«Торговля — гнусность, гнусный город Бармен, гнус­но здешнее времяпрепровождение, а в особенности гнус­но оставаться не только буржуа, но даже фабрикантом, то есть буржуа, активно выступающим против пролета­риата. Несколько дней, проведенных на фабрике моего старика, снова воочию показали мне... всю эту мер­зость...»

«...Я с величайшим удовольствием предоставляю в твое распоряжение свой гонорар за первую английскую работу... (Речь идет о книге Ф. Энгельса «Положение рабочего класса в Англии».) Эти собаки не должны, по крайней мере, радоваться, что причинили тебе своей под­лостью денежные затруднения».

«Я веду тут поистине собачью жизнь. История с соб­раниями и «беспутство» некоторых наших здешних ком­мунистов, с которыми я, разумеется, встречаюсь, снова вызвали у моего старика взрыв религиозного фанатизма. Мое заявление, что я окончательно отказываюсь зани­маться торгашеством, еще более рассердило его, а мое открытое выступление в качестве коммуниста пробудило у него к тому же и настоящий буржуазный фанатизм. Ты можешь себе представить теперь мое положение... Я не могу ни есть, ни пить, ни спать, не могу звука из­дать без того, чтобы перед моим носом не торчала все та же несносная физиономия святоши...

В остальном здесь нет ничего нового. Буря?уазия по­литиканствует и ходит в церковь, а что делает пролета­риат — мы не знаем, да и вряд ли можем знать».

В этих письмах еще ощутима молодость и уверен­ность не только в торжестве идей, но и в ярком сиянии собственного жизненного пути. Пусть сгореть — но ярко! Не гнить же в конторе... Впоследствии, поздравляя друга Маркса с пятидесятилетием, Энгельс вспомнит: «Какими же юными энтузиастами были мы, однако, 25 лет тому назад, когда мы воображали, что к этому времени мы уже давно будем гильотинированы».

Поражение революции 1848 года все расставило на свои места. Марксу предстояло жить в эмиграции, в Лон­доне, Энгельсу — мучиться в конторе отныне и до окон­чания Марксом 1-го тома «Капитала». До последней редакции последнего, 49-го печатного листа. Иного спо­соба материально помочь Марксу не нашлось, а Маркс должен был, обязан был работать над «Капиталом», что­бы обеспечить победу грядущей революции.

Такова основа величайшей в человечестве дружбы —--создание величайшей в человечестве книги, «Капитала». Она, эта книга, есть материальная основа, базис идеаль­ных человеческих отношений. Освобождение рабочего, уничтожение эксплуатации — величайшие в человече­стве цели. Без них, как без почвы, не было бы ни подвига Маркса, ни самоотверженности Энгельса, ни — в более246

27

поздние времена — голодного обморока наркома продо­вольствия... Не было бы, естественно, и темы для. этой главы.

«Капитал» помог отбросить все неважное, все мелочи, неизбежные в отношениях любых людей. «Капитал» за­ставил их перешагнуть даже через благополучие соб­ственных судеб, а Энгельса — и через собственное твор­чество.

В течение многих лет Маркс и Энгельс жили в раз­ных городах. Благодаря этому мы имеем их переписку, более полутора тысяч писем. Не будь переписки, не уда­лось бы так точно воссоздать историю и характер их от­ношений, как это можно сделать по письмам. Они пере­писывались почти ежедневно. Маркс разговаривал с письмами, как будто они были живым Энгельсом, вслух полемизировал с ними и смеялся.

Ни с кем Маркс не был так откровенен, как с другом Энгельсом. За строчками писем — течение жизни, быт, чувства не бронзовых и не каменных людей, а таких, ка­кими они были на самом деле.

Маркс — Энгельсу. 14 апреля 1852 года. «Дорогой Фредерик! Пишу тебе только эти две строчки, чтобы сообщить что ребенок умер сегодня в четверть второго. Твой К. М.». Энгельс — Марксу. 20 апреля 1852 года. «Дорогой Маркс!

С прискорбием узнал я, что мои опасения насчет тво­ей маленькой дочки слишком скоро оправдались. Если бы только можно было переселить тебя и твою семью в более здоровую местность и в более просторное помеще­ние!.. Постараюсь, если только будет малейшая возмож­ность, достать для тебя немного денег в самом начале мая».

Маркс — Энгельсу. 20 января 1857 года.

«Дорогой Энгельс!

Право, я — совершенный неудачник. Вот уже около трех недель как г-н Дана посылает мне ежедневную «Tribune», очевидно, лишь с целью показать мне, что они ничего моего больше не печатают. За исключением при­близительно 40 строк о маневрах Французского банка, у меня не приняли ни одной-единственной строчки....

Итак, я совсем на мели... без всяких видов на буду­щее и с растущими расходами на семью... Я думал, что испил до дна горькую чашу. Но нет... Я не вижу, как мне из этого выкарабкаться».

248

Энгельс —Марксу. 22 января 1857 года. «Дорогой Маркс!

Твое письмо меня поразило, как удар грома среди ясного неба. Я думал, что в данный момент наконец все обстоит как нельзя лучше... Что же, однако, делать?..

В первых числах февраля я пошлю тебе 5 ф. ст. и впредь ты моя{ешь рассчитывать на такую сумму ежеме­сячно. Если даже в связи с этим я взвалю себе на шею КУЧУ долгов к новому балансовому году, это неваяшо. Жаль только, что ты не написал мне обо всей истории на две недели раньше. Старик мой предоставил в мое рас-поряяение деньги на покупку лошади в качестве рожде­ственского подарка... мне очень досадно, что я здесь дол­жен содержать лошадь, в то время как ты с семьей бед­ствуешь в Лондоне».

Маркс — Энгельсу. 15 июля 1858 года. «Если даже уплатить какой-то минимум по другим долгам — а весьма сомнительно, захотят ли мясник и другие ждать так долго, то и тогда вся эта мерзость сно­ва увеличится в течение тех четырех недель, которые так или иначе надо все я-ее проявить. Домохозяина самого осаждают кредиторы, и он преследует меня, как бе­шеный.

...В конце Концов, хоть перед одним человеком я дол­жен высказаться... Моему злейшему врагу не пожелал бы я пробираться через трясину, в которой я барахтаюсь уже восемь недель, с величайшим бешенством к тому же, ибо из-за гнуснейших мелочей гибнет мой интеллект и утрачивается моя работоспособность. Привет. Твой К. М-.».

Энгельс — Марксу. 16 июля 1858 года.

«Дорогой Мавр!

Ты очень хорошо сделал, что так ясно раскрыл мне свои затруднения.

...Необходимо тотчас же приблизительно 50—60 ф. ст., остальное еще терпит. Из этой суммы 30 ф. ст. можно бы­ло бы сейчас же получить посредством нового акцепто­ванного па меня векселя...»

Маркс — Энгельсу. Письма 1863, 1865, 1866 годов.
«Могу тебе теперь также откровенно сказать, что,
несмотря на весь тот гнет, под которым я жил все по­
следние недели, ничто меня и в отдаленной степени так
сильно не угнетало, как боязнь, что в нашей дружбе об­
разовалась трещина». ■■

«Уверяю тебя, что я лучше дал бы себе отсечь боль-

249

шой палец, чем написать тебе это письмо. Мысль, что полжизни находишься в зависимости, может довести пря­мо до отчаяния. Осталось написать еще три главы, чтобы закончить теоретическую часть (первые 3 книги). Затем еще нужно написать 4-ю книгу, историко-литератур­ную...»

«Дорогой Фриц!

На этот раз дело шло о жизни. Семья не знала, на­сколько серьезным был этот случаи... Врачи совершенно правы: главная причина этого рецидива — чрезмерная ночная работа. Но я не могу сообщить этим господам — да это было бы и совершенно бесцельно — о причинах, вынуждающих меня к этой экстравагантности...»

Энгельс — Марксу.

«Дорогой Мавр!

...Брось на время работать по ночам и веди несколь­ко более размеренный образ жизни...»

Тысяча восемьсот шестьдесят седьмой год. Вышел из печати первый том «Капитала». Маркс образно сформу­лировал смысл своей работы: «Это, бесспорно, самый страшный снаряд, который когда-либо был пущен в го­лову буржуа...»

Успели ли вы заметить, читая коротенькие письма, что пролетело 20 лет? 20 лет собачьей коммерции Эн­гельса и 20 лет собачьей нужды Маркса. Жизнь выда­ющихся людей часто путают с жизнью преуспевающих людей. Промелькнувшие сейчас перед нами два десяти­летия — это нормальная жизнь выдающихся людей. Ка­кую эпоху ни возьми, какую страну ни возьми — везде и всегда найдешь сходство. Новое пробивает себе дорогу в борьбе с преуспевающим старым. Поэтому ничто новое не может быть благополучным. Всегда жизнь на грани выживания. Всегда жертвы. Но зато бесконечно более высокий уровень человеческих отношений и самих лич­ностей, чем это наблюдается в среде преуспевающего старого, которому свойственны измельчание натур и сни­жение интересов.

Энгельс — Марксу. 1867 год.

«Мне всегда казалось, что эта проклятая книга, ко­торую ты так долго вынашивал, была главной причиной всех твоих несчастий и что ты никогда не выкарабкался . бы и не мог выкарабкаться, не сбросив с себя этой ноши. Эта вечно все еще не готовая вещь угнетала тебя в физи­ческом, духовном и финансовом отношениях, и я отлично

понимаю, что теперь, стряхнув с себя этот кошмар, ты чувствуешь себя другим человеком...

Я ничего так страстно не жажду, как избавиться от этой собачьей коммерции, которая совершенно демора­лизует меня, отнимая все время. Пока я занимаюсь сю, я ни на что не способен; особенно плохо дело пошло с тех пор, как я сделался хозяином...»

Маркс — Энгельсу. 1867 год.

«Без тебя я никогда не мог бы довести до конца это сочинение, и — уверяю тебя — мою совесть постоянно, точно кошмар, давила мысль, что ты тратишь свои ис­ключительные способности на занятия коммерцией и даешь им ржаветь главным образом из-за меня, да в при­дачу еще должен переживать вместе со мной все мои мелкие невзгоды».

Маркс работал над «Капиталом» сорок лет. Современ­ный ему европейский мир не знал работника, получив­шего за сорок лет труда меньше, чем Маркс.

...Одна из дочерей Маркса гостила у Энгельса как раз в то время, когда подошла к концу его служебная катор­га. С ликующим криком «В последний раз!» он натянул утром сапоги и отправился в контору. Обратно он шел, размахивая тростью и сияя от счастья. Он пел.

Тогда Элеонора была слишком молода, чтобы полно­стью осознать то, что видела. Но впоследствии она не могла вспоминать этой сцены без слез. Она поняла, что означали для Энгельса такие двадцать лет, и ей было «страшно подумать» об этом.

Энгельс был счастлив: «Моя новая свобода мне чрез­вычайно нравится. Со вчерашнего дня я стал совсем дру­гим человеком и помолодел лет на десять».

Энгельс знал, ради чего он 20 лет жертвовал собой. Не сентиментальная благотворительная идея заставляла его чахнуть в конторе, и не экзальтированная самоотвер­женность. «С тех пор, как на земле существуют капита­листы и рабочие, не появлялось еще ни одной книги, которая имела бы такое значение для рабочих», — его слова о «Капитале». «Ему мы обязаны всем тем, чем мы стали... без него мы до сих пор блуждали бы еще в по­темках», — его слова о Марксе, сказанные через 16 лет после выхода в свет первого тома «Капитала». «До сих пор»!

Было из-за чего гнуть спину на фабрике, откладывая до лучших времен собственное творчество. Было из-за чего быть другом.

250

251

Когда читаешь письма молодых читателей, когда встречаешься с подростками, то видишь, как много они думают о дружбе и как много, так сказать, «умствуют» на эту тему, перебирая этические категории и «прикла­дывая» их к дружбе. Доброта, терпимость помогают дружбе? Или, наоборот, жесткость, бескомпромиссность? Вот образцы таких поисков.

«Не ищи друзей специально. Дружбаэто награда. Она приходит постепенно, незаметно. Научись прощать людям их ошибки. Попробуй понять, почему они оши­баются. Если у меня с кем-то не ладятся отношения, я стараюсь найти источник непонимания и, как правило, нахожу ошибку у себя. Отвечая злом на зло, мы увели­чиваем во много раз чужую ошибку. Я считаю, что ви­новных вообще нет. Каждый человек по-своему прав. П. В., Харьков».

«Я одинок, потому что испытываю трудности в обще­нии, при знакомстве. Наверное, я излишне молчалив, но ничего с собой поделать не могу. А. С, 19 лет, младший сержант».

«Сейчас редко найдешь настоящего друга. Я болею, а ко мне никто из «друзей» не приходит. Ученица 8-го клас­са Веселко Светлана, Брянск».

Мне могут возразить: ведя разговор с такими наивны­ми людьми, логично, ли «побивать» их Марксом и Эн­гельсом? Но мы из той же плоти и крови. А любой вели­кий человек начинался с обычного человека. И еще не было ни единого выдающегося человека, никаких хоть сколько-нибудь достойных отношений между людьми без той платформы, на которой только и возможен и рост личности, и расцвет человеческих отношений: без боль­шого, полезного дела па благо трудовых людей. Именно оно, это дело, определяет все остальное. Оно повелевает: каким быть, как жить, как поступать.

А без него мы бесплодно умствуем, изобретая все но­вые и новые теории, которые на практике поочередно терпят крах, вызывая отчаяние и ожесточение.

Теперь посмотрим, как дело повелевало героем этой статьи. Как оно указывало Энгельсу: каким быть, как жить, как поступать.

Тысяча восемьсот восемьдесят третий год. Смерть

Маркса. ,

Из писем Энгельса:

«Величайший ум второй половины нашего века пере­стал мыслить».

252

«Человечество стало ниже на одну голову, и притом на самую значительную из всех, которыми оно в наше время обладало... У доморощенных знаменитостей и мел­ких талантов, а то и просто у шарлатанов теперь'развя­заны руки. Конечная победа обеспечена, но окольных пу­тей, временных и частичных блужданий — и без того неизбежных — теперь будет гораздо больше. Ну что ж, с этим мы должны справиться — для того мы и существу­ем. Вот почему мы отнюдь не теряем мужества».

«Прежде всего необходимо издать второй том «Капи­тала», а это не шутка. Рукопись второй книги существу­ет в 4 или 5 редакциях, из которых только первая за­кончена, а позднейшие только начаты. Понадобится не­мало труда, так как у такого человека, как Маркс, каж­дое слово на вес золота. Но мне этот труд приятен —■ ведь я снова вместе со своим старым другом». •

Через год врачи запретили Энгельсу сидеть за письменным столом, а по 8—10 часов в день — тем бо­лее. Ему пришлось лежа диктовать рукопись «Капита­ла», с десяти часов до пяти ежедневно. Вечером он про­должал работать над рукописью, над том, что продикто­вал днем.

Одни части второго тома были почти закончены Марк­сом, другие — едва намечены. Иногда, стремясь быстрее перейти к следующей главе, Маркс писал лишь несколь­ко отрывочных фраз, намечающих развитие мысли. До­бавьте к этому почерк, разобрать который не всегда мог сам Маркс, а после его смерти единственный человек, ко­торый понимал, что здесь написано, был Энгельс.

Третий том остался в еще худшем виде, с большими пробелами. Из главы IV имелось только заглавие. Все недостающие части пришлось разрабатывать Энгельсу.

Через три года после смерти Маркса. Письмо Энгель­са в издательство: «Милостивые государи!.. Обязанности в связи с изданием рукописей Маркса и использованием прочих оставшихся после него материалов целиком зай­мут мое время на несколько лет и являются для меня долгом, перед которым все остальное должно отойти па задний план... Когда же я завершу все это, если вообще доживу до этого момента, то мне надо будет прежде все­го подумать о завершении наконец моих собственных самостоятельных работ, которые я за последние три года совершенно забросил...»

Через 11 лет после смерти Маркса: -«А затем IV том.

253

Эта рукопись в очень сыром виде, и пока еще нельзя ска­зать, насколько ее можно будет использовать. Сам я не могу снова взяться за ее расшифровку и продиктовать всю рукопись, как поступил со II и III томами. Мое зре­ние было бы полностью загублено прежде, чем я сделал бы половину работы... Мое положение таково: 74 года, которые я начинаю чувствовать, и столько работы, что ее хватило бы на двух сорокалетних».

В одном из откликов на смерть Энгельса чутко было замечено: «Кто умеет читать, тот найдет в изданных им втором и третьем томах «Капитала» следы любви, почи­тания и восхищения покойным. На такой труд способен не просто человек науки, здесь чувствуется рука нежного друга».

Великое дело освобождения пролетариата диктовало Энгельсу не только что делать, но и каким быть. Он укло­нялся от любых чествований и чувствовал отвращение к преклонению перед авторитетами, в том числе и перед его собственным авторитетом.

«Дорогой Плеханов!

Прежде всего прошу Вас перестать величать меня «учителем». Меня зовут просто Энгельс».

Вера Засулич как-то заметила, что мысль о том, что скажет или подумает Энгельс, не раз удерживала многих от плохого поступка или слова.

Поль Лафарг не знал никого, кто бы дольше Энгельса пошл одни и те же костюмы. Он позволял себе расходы только на то, что считал безусловно необходимым, но «по отношению к партии и к партийным товарищам, обра­щавшимся к нему в нужде, он проявлял безграничную щедрость».

Из первых откликов на смерть Энгельса.

«То, что сделал Энгельс для трудящегося народа, не­забываемо, и каждый пролетарий, чье сознание не при­туплено для восприятия благородного и великого, воз- ; двигнет в своем-сердце памятник...»

«Во всех странах мира рабочие представляют, кто их
враг и что такое борьба, их не обманешь». ;

«Конечно же, настоящей смертью Маркса был день J смерти Энгельса».

«В лице Фридриха Энгельса Маркс умер во второй раз».

иу кого больше е было ни такого друга, ни такого последователя.

Лосото Е. Л.

Л 79 Диалог. — М.: Мол. гвардия, 1988.— 253 [3] с.

ISBN 5-235-00117-8

В своей книге автор пытается разрешить мировоззренче­ские вопросы, ведет откровенный разговор об изъянах в. вос­питании части нашей молодежи: чванстве, цинизме, иждивен­честве. Видит свою цель в разоблачении чуждых нашему обществу явлений, в нахождении достойных жизненных ори­ентиров. Издание рассчитано на массового читателя.

1102050000-277 „. .„ ,„

Л 078(02)-88 ; 04°-88 ...,-,. ББК 87.717


ИБ № 5749

Лосото Елена Леонидовна

ДИАЛОГ . : . ,

Редактор И. Агафонов

Художник В. Шадько ,

Художественный редактор А. Косаргин '■

Технический редактор £. Брауде ■ ■ . ,'•

Корректоры Е. Дмитриева, Т. Пескова

Сдано в набор 12.05.88. Подписано в печать 25.08.88. А01128, Формат 84Х108'/з2. Бумага типографская № 2. Гарнитура «Обыкновенная новая». Печать высокая. Усл. печ. л. 13,44. Усл. кр.-отт, J4.07. Уч.-изд. л. 14,4. Тираж 100 000 экз. Цена 60 коп. Заказ 8—412.

Набрано и сматрицировано в типографии ордена Трудового Красного Знамени издательско-полиграфического объединения ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия». Адрес НПО: 103030, Москва, К-30, Сущевская, 21.

Отпечатано на полиграфкомбинате ЦК ЛКСМ Украины «Мо­лодь» ордена Трудового Красного Знамени издательско-поли­графического объединения ЦК ВЛКСМ «Молодая гвардия»: 252119, Киез-119, Пархоменко, 38 — 44.

ISBN 5-235-00117-6