Женский образ, Вечные вопросы

Вид материалаДокументы

Содержание


Личный пример
Ленинская гвардия
Ленинский урок: как относиться к людям
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15
ЛИЧНЫЙ ПРИМЕР

Попытаемся раскрыть величайшую духовную цен­ность Отечества — личный пример того, что такое на­стоящий большевик.

Ценность наша, отечественная, но всемирно-историче­ского значения.

Уместно прозвучат слова прогрессивного английского публициста А. Монтегю: «Написанное Лениным — не архив, а арсенал. Когда наступает час битвы, мы листа­ем страницы его книг точно так, как перед атакой на­биваем патронами пулеметные ленты».

Однако произведения Ленина — лишь малая часть того, что он оставил нам. Основная часть его творчества и его человеческих проявлений осуществлялась в повсе-

146

дневном общении с людьми, в телефонных разговорах, в коротеньких записках, набросках, выступлениях. И они тоже сегодня не архив, а арсенал.

ЛЕНИНСКАЯ ГВАРДИЯ

Ни один человек не может быть оторван от своего окружения. Никто не существует сам по себе, каждый — продукт времени, продукт окружения, носитель опреде­ленных классовых установок и целей. Мы часто гово­рим, что Ленин создал ленинскую гвардию, но столь же верно и то, что она создала его. Он был ее лучшим пред­ставителем, но он был именно ее представителем.

Это был тончайший слой, цвет сознательного проле­тариата — образованных рабочих и демократической интеллигенции — ленинская гвардия. Ленин был ее сильнейшим представителем, наиболее ярким носителем ее установок и целей. Не только ее идеология, но и ее психология, образ жизни, этика — наши духовные цен­ности. Наши, отечественные, но всемирно-исторического значения.

Мы с вами знаем, что человек — совокупность всех общественных отношений. Уберите мысленно этот тон­чайший слой — и вы поймете, что вряд ли хоть одна личность удержится на высоте его установок, потому что уже иные слои и классы, с иными установками, иной'культурой, иными отношениями будут формиро­вать и определять личность. Вопрос срока, но неизбеж­ность как будто бы очевидна.

Поэтому, говоря о Ленине, скажем прежде всего о его партийной гвардии. Перед этими людьми мы в долгу: они отдали Отечеству и народу все.

«Предписывается Наркому А. Д. Цюрупе...

больше двух часов без перерыва не работать.

Позже 10 1/2 час. вечера не работать,

приема публике не давать».

Как вы понимаете, речь идет о болезни. Но не толь­ко о ней...

«Записка членам Президиума ЦИКа

15.11.1919 г.

Тт. Серебрякову, Сталину

и другим членам Президиума ЦИКа

Цюрупа получает 2000 руб., семья 7 человек, обеды по 12 руб. (и ужин), в день 84X30=2520 рублей.

148

Недоедают! Берут 4 обеда, этого мало. Дети — под­ростки, нужно больше, чем взрослому.

Прошу увеличить жалованье ему на 4000 руб. и дать сверх того пособие 5000 руб. единовременно семье, при­ехавшей из Уфы без платья.

Прошу ответить.

Ленин».

Записка Е. Д. Стасовой, 1920 год: «Чичерин болен, ухода за ним нет, лечиться не хочет, убивает себя».

А вот воспоминания о Дзержинском английской скульптором Клэр Шеридан, приезжавшей в Москву в 1920 году. Она наблюдательна профессионально.

«Вид этого скромного, без каких бы то ни было пре­тензий человека глубоко поразил меня... У него было узкое лицо и как бы вылепленный из алебастра нос. Время от времени глубокий кашель сотрясал его тело, и тогда вся кровь приливала к лицу...

...Когда люди сидят так спокойно, как он, это зна­чительно облегчает работу художника.

— Терпению и спокойствию учишься в тюрьме, —<
ответил Дзержинский.

Я спросила его, сколько времени он провел там.

— Одиннадцать лет, четверть моей жизни, — ска­
зал Дзержинский.

Его голос, Хотя и спокойный, был глубок, и в нем звучала сила... Тюрьма надломила здоровье этого челове­ка, но дух его остался несломленным. Он жил для Рос­сии и страдал за Россию... Друзья Дзержинского глубо­ко и, можно даже сказать, трепетно обожали его...»

Воспоминания о Дзержинском оставили и другие лю­ди. Поэтому можно представить его себе и на дне доре­волюционного общества, и на вершине послереволюцион­ного. На дне — «даже будучи прикованным к тачке на каторге, не позволял никому унизить свое человеческое достоинство». На вершине — совершенно не зная страха смерти, не имел охраны, ездил в открытых машинах по окрестностям Москвы и по всему Союзу. Ему говорили, что надо быть поосторожнее. Он отвечал:

— Зачем? Убьют? Беда какая... Революция всегда
сопровождается смертями... Это дело самое обыкновен­
ное... Да и зачем так ценить себя?.. Это смешно... Мы
делаем дело нашей партии и больше ничего...

Это не просто смелость. Это ощущение исторических процессов, осуществляющихся через людей, в том числе через него. До этого надо подняться.

149

16 марта 1920 года Ленин произнес речь, посвящен­ную памяти Я. М. Свердлова. Обратим внимание на: один момент, на одно слово: самопожертвование. Много раз мне приходилось спорить на тему «общее и личное». «Не ставьте общее выше личного, — говорят мне. — Посмотрите на наших первых революционеров. У них общее и личное сливались. Общее — это и было личное. Поэтому никакого самопожертвования не было». Ну так вот, послушаем человека, который лучше нас с вами разбирался в этом, который знал явление изнутри.

«...То самопожертвование, которое проявилось в дея­тельности старых революционных работников, подало пример, который мы видим так наглядно в жизни Якова Михайловича, из 35-ти лет своей жизни половину про­ведшего в нелегальной работе и долгие годы, вероятно, больше половины своей жизни, проведшего по тюрьмам, в бегах, на нелегальном положении...»

И в той же речи вновь: «Между самопожертвовани­ем старых революционеров...» Значит, все же так.

И вот теперь, когда мы знаем нравственные принци­пы среды, мы прочитаем документы, касающиеся лично Ленина. И мы увидим, что в них нет никакой такой осо­бенности, никакой святости. Взятые в социально-истори­ческом контексте (то есть на фоне своего времени и сво­ей среды), они не приобретут елейного оттенка, который неизбежно возникает, когда их вырывают из времени и социальной обстановки.

23 мая 1918 года. «Управляющему делами Совета Народных Комиссаров Владимиру Дмитриевичу Бонч-

Бруевичу.

Ввиду невыполнения Вами настоятельного моего тре­бования указать мне основания для повышения мне жа­лованья с 1 марта 1918 г. с 500 до 800 руб. в месяц и ввиду явной беззаконности этого повышения, произве­денного Вами самочинно по соглашению с секретарем Совета... объявляю Вам строгий выговор».

Теперь — письмо от 27 февраля 1922 года в Соци­алистическую академию в ответ на извещение об избра­нии членом академии. «Очень благодарю. К сожалению, по болезни никак не могу выполнить хотя бы в ничтож­ной мере долг члена Социалистической академии. Фик­тивным быть не хочу. Прошу поэтому вычеркнуть из спис ков или не заносить в списки членов».

Еще буквально несколько строк об образе жизни то

150

го тончайшего слоя, чьим выразителем был Владимир Ильич. Подмечено женским глазом его гостьи Клары Цеткин. Она часто бывала в квартирах рабочих, кото­рые лучше обставлены, чем квартира «всесильного мос­ковского диктатора». Все продуктовые подарки посыла­лись в больницы и детские дома: «Семья Ленина строго придерживалась принципа жить в тех же условиях, что и трудящиеся массы». «Было бы оскорбительно и смеш­но предполагать, что т. Крупская в Кремле играла роль «жены Ленина». «Первая женщина великого русского государства! — согласно буржуазным понятиям и терми­нологии, — Крупская является бесспорно первой по преданности делу угнетенных и страдающих».

Образ жизни ленинской гвардии, ее этика были про­диктованы и целиком подчинены интересам классовой борьбы пролетариата. Слова Н. А. Семашко: «К нему изумительно подходило то определение морали, которое он дал на III съезде комсомола: «...наша нравственность подчинена вполне интересам классовой борьбы пролета­риата», — применимы к целому слою.

Их психология, этика, образ жизни были бы невоз­можны без фундамента: без идеологии. А идеология окрепла в борьбе, в идейных битвах, в отмея№вании от чужих"; в четком осознании своего и своих. Пусть только горсточка, только кучка, но тесная кучка, крепко дер­жащаяся за руки.

Излагаю ленинские принципы партийного строитель­ства, благодаря которым партия пролетариата смогла победить. Развитие — это борьба противоположностей. Расхождение позиций нельзя замазывать и заклеивать. Их нужно вытащить на солнышко, чтобы они проясни­лись. Единство не мояет быть силой, если оно лицемер­ное, то есть мнимое. Со Второго съезда РСДРП, оконча­тельно разделившего марксистов на большевиков и мень­шевиков, не случайно ушли представители правого, а не левого крыла партии. Меньшинство образовалось имен­но из правого крыла партии.

Дальше цитирую из книги «Шаг вперед, два шага назад»: «Разделение на большинство и меньшинство есть прямое и неизбежное продолжение того разделения социал-демократии на революционную и оппортунисти­ческую.., которое не вчера только появилось не в одной только русской рабочей партии и которое, наверное, не завтра исчезнет».

Меньшевики объявляют себя марксистами. Но рево-

1-5!

люционная, живая суть марксизма им недоступна. В их руках марксизм мертвеет и профанируется. Претворять его в жизнь они не способны. Слова расходятся с дела­ми, узкие, групповые интересы одерживают верх над партийностью, наблюдается беспомощное пасование пе­ред буржуазной психологией. Про них хорошо было ска­зано, что они не стоят, а лежат на марксистских пози­циях. Цитирую из той же книги. «Бюрократизм означа­ет подчинение интересов дела интересам карьеры, обра­щение сугубого внимания на местечки и игнорирование работы...»

Для того чтобы понять, движением вперед или дви­жением назад был тот или иной поворот, надо знать, революционное или оппортунистическое крыло партии являлось реальной силой, сделавшей это. Оппортунисти­ческое крыло может одерживать временные победы. «Б1аг вперед, два шага назад... Это бывает и в жизни индивидуумов, и в истории наций, и в развитии партий. Было бы преступнейшим малодушием усомниться хоть на минуту в неизбежном, полном торжестве принципов революционной социал-демократии, пролетарской орга­низации и партийной дисциплины».

Вот это и означает постановку вопроса по-большеви­стски. Это означает оформление большевизма как идео­логии ленинской гвардии, окрепшей в боях с меньше­визмом. Переступая через обвинения в чрезмерной склонности к полемике и к расколам, переступая через личные привязанности, Ленин вытаскивал на солнышко противоречия, прояснял их, отмежевывался от оппорту­нистов — и потому-то и смог собрать кадры в единую боевую организацию профессиональных революционеров, которая к решающим боям оказалась самой сильной и самой единой в мире.

Это были кадры, способные, реально претворять марксизм в жизнь, осуществлять его. У них слова не расходились с делами, и марксизм оставался живым и революционным. В первые годы Советской власти они определяли не только политику, но и уровень новой жизни, и методы ее борьбы со старым миром, и пользо­вались «громадным, безраздельным авторитетом» у со­знательного пролетариата. Выступая на VIII съезде РКП (б), Ленин говорил: «Если когда-нибудь будущий историк соберет данные о том, какие группы в России управляли эти 17 месяцев, какие сотни, тысячи лиц нес­ли на себе всю эту работу, несли на себе всю неимовер-

152

пую тяжесть управления страной, — никто не поверит тому, что можно было этого достигнуть при таком ни­чтожном количестве сил».

Естественно и отношение Ленина к ним, его неж­ность и забота. Но ощутима и тревога...

«Мне сообщили, что лифт не будет действовать 20, щ

21 и 22 сентября.

Это верх безобразия. Есть люди с больным сердцем, коим подъем вреден и опасен. Я тысячу раз поручал сле­дить за лифтом, назначив ответственное лицо.

Объявляю Вам строгий выговор...»

Пустяк? Не думаю...

Из его речи, посвященной Я. М. Свердлову (1920 год):

«Наше размышление должно направиться на значение и роль крупных организаторов. Мы знаем, что для орга­низации миллионов значение руководителя, практическо­го организатора необъятно велико. Мы знаем, что нам, всему рабочему классу приходилось и приходится при­ступать к этому делу организации с ничтожным количе­ством действительно выдающихся организаторов. И в этом отношении история жизни и деятельности Якова Михайловича Свердлова в особенности поучительна, в особенности наглядно показывает нам, при каких усло­виях выдающиеся организаторские таланты, число кото­рых так мало, при каких условиях они складывались, как опи закалялись, как превращались в крупнейшие ор­ганизаторские силы...

Всякий из нас, кто имеет за собой порядочное коли­
чество лет нелегальной работы, всякий, кто знал сотни
революционеров, скажет себе, что ничтожное число из
них, которое можно пересчитать по пальцам одной руки,
являются такими организаторами, которые сумели из
этого опыта постоянного общения в нелегальных круж­
ках, из подполья вьшести общее знание людей... Здесь
партии предстоял неслыханно трудный переход. Партия, 111

которая воспитала лучших своих представителей, как Я. М. Свердлов, не могла иначе воспитать, как деятель­ностью нелегальной, в подполье, в кружках. Партии пришлось в несколько недель, самое большее в несколь­ко месяцев, превратиться в партию правитель­ственную...»

Запомним эти знаменательные слова о ничтожно ма­лом количестве жизненно необходимых стране людей. Запомним также, что все они — революционеры, воспи-

453

1 :тайные партией в условиях подполья. Другой жизни они не знали. Они были профессионалами в революци­онных методах...

...Как видно, Ленин об этом думал много и думал давно. Из одной его статьи: «Для настоящего револю­ционера самой большой опасностью, — может быть, да­же единственной опасностью, — является преувеличение революционности, забвение граней и условий уместного и успешного применения революционных приемов...»

В той же речи — призыв искать, воспитывать, вы­двигать организаторские таланты из рабочих и крестьян. Скорее растить тех, кто жил не в «искусственной обста­новке подполья», а потому лучше, правильнее может по­нять происходящее. «Но мы не можем эти таланты най­ти, мы не научились ставить их на настоящее место...»

Это тревога. Успеть вырастить смену тончайшему слою старой революционной гвардии. Во-первых, для но­вых условий. Во-вторых, просто смену.

Мы с вами вели речь о многих прекрасых качествах профессиональных революционеров.

Эти качества не были, разумеется, лично ими откры­ты, придуманы и привиты себе. Так в нашем материаль­ном мире не бывает. Они служили пролетариату, они выражали его интересы, и, естественно, в них фоку­сировалось лучшее, рассеянное в массе. Лучшие каче­ства сознательного пролетариата в концентрации — ска­жем так, это будет верно.

Исключительно точно эта мысль сформулирована в обращении ЦК «К партии. Ко всем трудящимся» от 22 января 1924 года:

«Все, что есть в пролетариате поистине великого и героического — бесстрашный ум, железная, несгибаемая, упорная, все преодолевающая воля, священная нена­висть, ненависть до смерти к рабству и угнетению, рево­люционная страсть, которая двигает горами, безгранич­ная вера в творческие силы масс, громадный организаци­онный гений, — все это нашло свое великолепное вопло­щение в Ленине...»

Все это нашло свое воплощение и в ленинской гвар­дии. До победы пролетариата ему служат именно такие люди. Это уже после победы примазываются карь­еристы.

Вернемся к тому, с чего начали эту главу, .— человек есть совокупность всех общественных отношений. Всех реально существующих. Реально воздействующих на не-

го, реально могущих отражаться в его сознании. От че­ловека зависит многое, но не больше возможного.

...И вот следишь по книгам, как исчезает цвет рево­люции, соратники Ленина. Значит, картину начинают определять другие краски...

Они остались в книгах, в истории, в народной памяти. Ничто не исчезает бесследно, тем более то, что мы по праву назвали концентрацией лучших качеств пролетар­ских масс.

Их идеология — идеология левого крыла марксизма, то есть большевизма — в книгах Ленина. Их образ жиз­ни — в воспоминаниях о них и в воспоминаниях о Ле­нине как о лучшем их представителе. То, что питало их и создало, — в реальной жизни, в массах. Это наши ду­ховные ценности.

ЛЕНИНСКИЙ УРОК: КАК ОТНОСИТЬСЯ К ЛЮДЯМ

Историю делают массы, хотя обывательскому созна­нию это может представляться по-другому. Историю де­лают классы, столкновения и противоречия их интере­сов, хотя обыватель может этого вовсе не видеть и отри­цать на том же основании, на каком в течение столетий отрицалась шарообразность Земли: он не видит, что Зем­ля круглая, а видит, что она плоская.

Человек — выразитель классовых интересов, даже в том случае, если он уверен, что он просто человек, вооб­ще человек, сам по себе. Выражение классовых интере­сов — это и есть политическая позиция, то основное, по чему Ленин оценивал человека и нам завещал оцени­вать.

Красной нитью проходит эта мысль через все его кни­ги и через книги о нем.

«...Когда кто-либо в его присутствии распространялся об «отрицательных качествах» того или иного товарища, он резко прерывал всякую обывательщину в этом на­правлении:

— Вы мне расскажите-ка лучше, какова линия его политического поведения».

Это — о «плохих» людях. Теперь — о «хороших».

«Владимира Ильича можно было легко рассердить расплывчатой характеристикой какого-нибудь человека в качестве вообще «хорошего» человека. «При чем тут

154

155

«хороший», — аргументировал он. —- Лучше скажите-ка, какова политическая линия его поведения...»

А вот «плохие» и «хорошие» в совокупности. Вспоми­нает Г. В. Чичерин: «Я никогда не видел Владимира Ильича более раздраженным, чем в те моменты, когд; личная склока привносилась в деловую работу, когда де ловые аргументы заменялись личными нападками в склокой, когда вместо того, чтобы говорить о деле, гово рили о личных обидах или о личных качествах тех ил: других участников дела».

Известно, что Ленин был нежен с теми, кто все силы отдавал общему делу. Менее известно, что эти же самые люди переставали существовать для Ленина, если они отказывались от борьбы и уходили в личное существо­вание.

Благодаря ленинской оценке людей большевистская эмиграция была единственной эмиграцией в дореволюци­онное время, которая не перегрызлась и не опустилась.

Один из видных эсеров тогда недоумевал:

— Почему вы, большевики, отличаетесь от всех? Ко­
гда встречаешься с вами, то чувствуешь, что у вас есть
какое-то особое внутреннее содержание, особенная спло
ченность, свой особый мир. i

Это было единство классовых интересов как осознан­ное главное, по сравнению с которым все остальные че ловеческие свойства естественно воспринимались как второстепенные, из-за которых шуметь нечего. Вопросы «психологической совместимости» никого не волновали: «совместимость» обеспечивалась единой позицией.

Та же классовая (то есть большевистская) оценка присутствует всюду. Главный редактор «Бедноты» В. А. Карпинский рассказывает Ленину о почте, иду! щей в газету.
  • Вот, говорю, пишут, что Советская власть хуже царской.
  • Хуже царской? — переспрашивает Владимир Иль­ич и смеется прищуренным глазом. — А кто пишет? Кулак? Середняк?

Естественно, что для кулака Советская власть хуже царской. Естественно, что для буржуазии Советская., власть хуже царской и что буржуазия бешено mcthtj Пролетарская власть и не собиралась быть хорошей для; всех. Диктатура пролетариата — не мед, а яд для враЯ гов пролетариата.

Когда листаешь сборники о Ленине, выпущенные в

156

Разное время, видишь, что в последние издания включе­ны материалы, которых в предыдущих не было. Прин­цип отбора дополнительных материалов — именно про­яснение классового отношения Ленина к событиям и к людям.

Политика такая: возможно больше свободы и просто­ра для творчества масс, возможно меньше свободы для буржуазии и ее холопов, возможно меньше условий для каких бы то ни было проявлений буржуазности: взяточ­ничества, воровства, спекуляции, хамства по отношению к пароду, неподчинения пролетарской власти.

Конкретное проявление политики — ну, например, в продовольственном вопросе.

Одна строка «...расстрелять на месте тех, кого изо­бличат в грабежах...»

Рекомендация наркому продовольствия А. Д. Цюру-но — ввести классовый паек:

— Хлеба у нас нет, посадите бурягуазию на восьмуш­ку, а пролетариату дайте хлеб.

Июль 1918 года. Телеграмма суздальскому уиспол-иому:

«Возвратите хлеб, отобранный заградительным отря­дом у голодающих рабочих. Сообщите подробности этого случая.

Предсовнаркома Ленин».

Январь 1919 года. Телеграмма Курской ЧК:

«Немедленно арестовать Когана, члена Курского центрозакупа, за то, что он не помог 120 голодающим рабочим Москвы и отпустил их с пустыми руками. Опу­бликовать в газетах и листками, дабы все работники центрозакупов и продорганов знали, что за формальное и бюрократическое отношение к делу, за неумение по­мочь голодающим рабочим репрессия будет суровая, и плоть до расстрела.

Предсовнаркома