Андрей демченко пусть царица умрет

Вид материала

Документы

Содержание Кровь в замке синей бороды Пятна на щеках

Подобный материал:

• Андрей демченко квадрат смерти, 1544.95kb.
• Федор Михайлович Достоевский, 9992.78kb.
• А жил на белом свете царь-Федот, 215.55kb.
• Демченко Наталья Васильевна профессионал высокого класса. Ее урок, 44.99kb.
• Корпорация Урал Промышленный Урал Полярный О. В. Демченко доклад, 220.19kb.
• Анна андреева андрей Дмитриевич, 986.66kb.
• Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется, 10759.5kb.
• Пусть все символы в образце различны. Сравнить по быстродействию простейший алгоритм, 25.58kb.
• Эконометрика2 Лекция 6 arch, garch модели, 12.91kb.
• Феано Путь Свободы цикл «Царица» 2007 сказка, 123.36kb.

- Что?

- А как же вы уходите, вы же меня вроде арестовать хотели? - осторожно спросил Квитко.

- Пока содержание вас под стражей считаю нецелесообразным... А подписку о невыезде вы и так уже дали.

Квитко проводил Павла до двери.


КРОВЬ В ЗАМКЕ СИНЕЙ БОРОДЫ

Павел мотался весь день, домой приехал только в десять вечера. Настя лежала на диване с дамским романом в руках. Воронов успел заметить только его душераздирающее название "Любить вечно". Павел сначала смеялся над тем, что Настя читает дамские романы.

Он любил, выхватив у нее из рук книжку, процитировать что-нибудь типа:

"- О Аманда, счастье мое, любовь моя, - выкрикнул Эдвард, раскрыв свои пламенные объятья, - я ждал этого столько лет! Ведь я любил только тебя, тебя одну... Как ты могла, как ты могла поверить клевете Джулии!?

- О Эдвард, возьми меня! - Аманда бросилась на грудь любимому, и бешеный вихрь страсти закружил их обоих, словно в безумном па-де-де..."

Потом, однако, Павел прекратил издеваться - верх взяло сознание того, что мужику женскую душу понять невозможно, как бы тот ни старался. Наверное, живет в каждой женщине ребенок, которому до старости, до смерти как воздух нужна сказка про Золушку и принца...

Подняв глаза на Павла, Настя и губки надула, как ребенок, к тому же обиженный.

- Солнышко, ну что такое? - Павел опустился у дивана на корточки и поцеловал жену в аккуратное маленькое ухо, - я же работаю, ну что ты обижаешься?

- Да ладно, я все понимаю, - сказала Настя, откладывая в сторону роман и обнимая Павла за шею, - просто мы так мало бываем вместе... Котлеты будешь?

- Может, бутерброды? - жалобным голосом спросил Воронов.

За последний год он набрал пять лишних килограммов веса, и хотя его фигура продолжала оставаться отличной, но Настя, как

врач, настояла на диете. Вообще-то Воронов был крайне неприхотлив в еде, что делало его великолепным мужем. Никаких эксклюзивных блюд ему не требовалось. В гостях он, конечно, с удовольствием уплетал, например, рулетики из свинины, нашпигованные чесноком, черносливом и грецкими орехами, но дома никогда не просил Настю приготовить что-нибудь в этом роде. Он знал, что Настя сумеет, но времени на все это уйдет море, а ведь гораздо лучше, рассуждал Павел, заняться сексом, а если после трудового дня на это нет сил, то просто упасть на диван и поваляться, посмотреть по телевизору какой-нибудь смешной боевичок или послушать музыку, скажем, классику в эстрадной обработке.

К тому же больше всего на свете Воронов любил не рябчики с ананасами и не осетрину на вертеле, а обычные бутерброды с... плавленым сыром! Причем непременно нашим, чудом уцелевшим в борьбе с иностранными деликатесами - скажем, "Дружбой" или "Волной". Приятели смеялись над Вороновым, говоря, что он дико ностальгирует по студенческим временам, когда в грязных подъездах или тесных комнатах общаги плавлеными сырками закусывали вино "Свадебное" или "Арбатское", или заменитель недоступного по причине дороговизны шампанского - кислый "Салют". Приятели смеялись, а Воронов продолжал с восторгом уплетать "Городские" и "Кисломолочные" сырки - аж за ушами трещало. Да еще и маслом хлеб намазывал - перед тем как кусочки сырка положить.

- Ладно, - с улыбкой вздохнула Настя, - но только два бутерброда.

- Ура, - Павла будто смыло волной, и через секунду на кухне уже чмокнул, словно целуясь с хозяином, открываемый холодильник.

За чаем Павел в нескольких словах рассказал жене о деле, которым занимался сейчас. Настя, как всегда, слушала с огромным интересом, подперев кулачками щеки.

- Надо же, - сказала она, дослушав до конца, - жутко интересно... Тебе не кажется, что эта вилла - просто замок Синей Бороды? Там же однозначно какая-то тайна кроется! Там наверняка есть такая специальная дверь, которую нельзя отпирать, потому что в комнате увидишь что-то ужасное... А, как ты думаешь?

- Ну, - булькнул Воронов, с трудом просовывая слова между гуляющими во рту хлебом, маслом и сырком, - в общем, может и так. Это ведь дело такое...

- Какое? - засмеялась Настя, - ладно, ешь...

- Слушай, - сказал Павел, наконец поборов сопротивление продуктов и проглотив их, - а вот если бы это все происходило в дамском романе... Вот как ты думаешь: в чем заключалась бы тайна этой виллы?

- В дамском, - задумалась Настя, - гм, это любопытно... Может быть, среди них, этих мужчин, оказался бы избранник ее сердца, связь с которым она вынуждена скрывать... Скрывать ото всех. И он

под личиной подсобного рабочего стрижет газоны, моет кадиллаки, чистит бассейн...

- А ночью эта новая русская предается с ним изысканным ласкам? - подсказал Воронов.

- Ну конечно!

- Так, а еще варианты?

- Ну, еще... - Настя загадочно улыбнулась, - еще, например, эти мужики могли бы тайно мечтать о ней и... И не только о ней. Например, еще и о том, чтобы унаследовать ее состояние. А, как тебе?

- Стоп! Это уже детектив.

- Ну я не знаю... А вот если бы она их убивала по одному, а? И через нее прошло бы мужиков этак сто! Как Клеопатра... Как царица Тамара у Лермонтова. "Как демон, коварна и зла..." Ночь с ней провел - все, смерть тебе! Ну, как?

- Ничего, годится, - промычал Воронов, откусывая от сырка больше половины, - только ее-то кто убил?

- А тот, кто об этом узнал... И чья была очередь на этот раз! Тот и убил.

- Гм... Есть в этом что-то. Любопытно. Только это же сказка, Настя.

- Ну, Паша... От тебя ли слышу? Не ты ли мне говорил, что жизнь богаче любой сказки?

- Я. Это верно, так оно и есть. Кстати, что это ты там про изысканные ласки говорила?

- Это ты говорил... Но, собственно, какая разница?

Сказав это, Настя улыбнулась, встала из-за стола и вышла из кухни. Через минуту из комнаты раздался ее голос:

- Царица Тамара к изысканным ласкам готова!

* * *


Наутро Воронов позвонил Тимошину, и они договорились встретиться через два часа у ворот виллы.

Назад летели уже начавшие желтеть деревья, придорожные домики... Трасса, которую открыли недавно - отличного качества, не уступающая западным - могла бы убаюкать, если бы не большой поток машин, то и дело перестраивающихся, мигающих и гудящих друг другу. Дорога стала иностранной, стиль вождения остался наш, подумал Воронов...

Итак, что же мы имеем на сегодняшний день, спросил он сам себя, верный своей привычке за рулем размышлять о работе.

Басов с частным детективом говорить отказался. О чем это свидетельствует? Возможны варианты, но скорее всего о или о его невиновности, или о твердом убеждении, что его вину доказать нельзя. Если бы Басов не чувствовал под ногами твердой почвы, то он, конечно же, поспешил бы встретиться со следователем, чтобы исчезла неопределенность. Чтобы узнать, подозревают ли его, и постараться оправдаться. Басов великолепно владеет приемами борьбы, шею сломать может в два счета. Если допустить, что убийца

- он, то его ход с показом смертельного приема всем друзьям Зыковой - или кто они там, черт их знает, пока неясно, - этот ход был просто гениален. Прием простой, запомнить его легче легкого, применить - тоже не проблема. Значит, под подозрением автоматически оказывается не он один. Все восемь! Тут есть о чем поразмышлять.

Теперь Квитко... Он обнаружил труп, но говорит, что в сауну его послал Бармалей. Проверить несложно, эти слова Овруцкого должны были слышать и другие. Возникает вопрос: случайно ли то, что Бармалей не сам пошел в сауну, а послал туда Квитко? Если допустить, что Зыкову убил Овруцкий, то его действия вполне объяснимы - хотел перекинуть подозрения на другого.

Бармалей. Он нанял частного детектива; это тоже весьма удачное решение. По логике вещей, детектив должен подозревать кого угодно, но только не его. Главное - что дела-то уголовного даже нет, и, собственно, опасности для Бармалея - никакой, но он все же нанимает частного детектива... Это странно. Более того - бред какой-то. Но вдруг в этом есть какой-то особый, скрытый до времени расчет? С Бармалеем - вообще очень сложно. Он режиссер, он ведь может очень четко выстроить не только мизансцену, но и преступление... А в том, что преступление все-таки было, Павел убеждался все больше. Словно на полотно постепенно, в общем-то почти незаметно, ложились все новые и новые штрихи. С виду совсем незначительные, но создающие некую особую ауру (ее роль,

в частности, играла интуиция Павла), они все же складывались в картину.

Тимошин прибыл на место без опоздания. Выйдя из машины, он побрел к Павлу как-то странно, раскорякой.

- Ты что, дружок, на кобыле слишком долго катался или тебе преступник сапогом в пах угодил? - с самым серьезным видом спросил Воронов.

- Да фурункулез замучил, блин, - печально сообщил Тимошин, - сроду не было, а тут...

- Худеть надо. А вообще-то попробуй пивные дрожжи - помогает.

- Пивные? - оживился милиционер, - слушай, а от них ведь, наверно, опьянеть можно?

- Нет, - рассмеялся Павел, - а ты уж и обрадовался: дескать, и полечусь, и кайф заодно поймаю...

- Ну что, пломбу вскрываем? - спросил Тимошин.

- Однозначно, у тебя же есть разрешение...

Щелкнула, распадаясь на две половинки, сургучная печать. Тимошин потянул на себя тяжелую, кованую створку ворот.

- А доги-то где? - с опаской оглядываясь по сторонам, поинтересовался Воронов.

- В питомник отдали... Не усыплять же. Собаки-то при чем...

Выложенная розовыми мраморными плитами дорожка в обрамлении кустов чайных роз вела к вилле. Под ногами зашуршали желтые листья... Убираться здесь теперь некому, подумал Воронов. Слева из-за деревьев показался круглый фонтан, в центре которого

бронзовый дракон, изогнув спину и расправив крылья, устремился в небо. Павел только присвистнул.

- Да, - буркнул Тимошин, - тут вообще крутенько...

Тяжелая резная дверь темного дерева (не стилизация ведь, штука очень старая, прикинул Павел), плавно подавшись на петлях, пропустила двоих мужчин в... Как было назвать это помещение? Передняя? Смешно, размеры не те. Холл? Да и для холла великовато.

- Сколько тут квадратных метров? - спросил Тимошин, - ты как думаешь?

- Около ста пятидесяти, мне кажется, - сказал Воронов, озирая интерьер - от темного паркета под ногами до высоченного потолка, украшенного лепниной, - а ведь со вкусом, черт возьми, все сделано...

- Знаешь, что мне это напоминает? Усадьбу Шереметьевых в Останкино, - осмотрелся Тимошин, - Помню, в детстве с мамой ходили, там еще такие шлепанцы войлочные выдавали, чтоб пол не поцарапать. Вот уж не думал я тогда, что в нашей стране некоторые люди скоро жить не хуже будут...

- Ну, в нашей стране некоторые люди и в те годы, когда ты ребенком был, тоже так жили, да только ты не знал, - отозвался Павел, - партийные боссы, к примеру.

- Да, это верно, - согласился милиционер.

В огромном зале, где стояли Воронов и Тимошин, мебели почти не было. Только просторный встроенный шкаф для одежды, диван

из натуральной кожи, длиной метра в четыре, зеркало - от пола и чуть ли не до потолка, да несколько кадок с пальмами. Тимошин даже листья осторожно потрогал - деревья оказались живыми.

- Завянут теперь, - сказал майор, - полить, что ли?

Столовая, которая размещалась тоже на первом этаже, размерами была никак не меньше. В этом зале помещался роскошный камин, посередине стояли длинный стол и массивные стулья с витыми ножками.

- Гостей принимать любила, - проговорил Тимошин, - видать, хлебосольная была...

Поднялись наверх; широкий коридор, по всей длине покрытый узорным восточным ковром, терялся за поворотом.

- Это что же? - спросил Тимошин, приоткрыв дверь в одну из комнат.

- Это называется будуар...

В комнате царил полумрак - окна были занавешены тяжелыми портьерами. Огромное трюмо, тоже явный антиквариат, отражало классические японские ширмы - бордового шелка с вышитыми белыми журавлями и ветвями цветущей сакуры, сотни склянок с духами и тюбиков с косметикой. На стене висела только одна картина, изображавшая Нину Зыкову в костюме для верховой езды. Натянув поводья, она сдерживала вороного коня, который, раздув ноздри, пританцовывал на месте.

Тимошин и Воронов замерли перед картиной, молча простояли минуты три.

- Ох, и хороша была, царство небесное, - сказал, наконец, Тимошин почему-то шепотом.

- Да, фантастической красоты женщина, - так же тихо ответил Воронов.

Зыкова смотрела с полотна прямо ему в глаза, как живая. И улыбалась одними краешками красиво очерченных губ, словно хотела сказать: ну что, милый мальчик, понять меня хочешь? Не поймешь, не получится...

- А кровать-то у нее не широкая, - сказал Тимошин, - будто для нее одной.

- Но это же не спальня, - ответил Павел. Он почувствовал, что ему как-то не по себе: в этом укромном уголке, куда не был вхож никто, кроме хозяйки, казалось, витал ее дух. Было неловко, даже стыдно задерживаться здесь надолго.

Войдя в спальню, мужчины невольно застыли у двери. И понятно отчего: такой оригинальной спальни ни тот, ни другой раньше не видели. И стены, и потолок этой тоже довольно просторной комнаты являли собой... зеркала! Воронов и Тимошин, которые мгновенно размножились в отражениях, среди этого сияющего и беспредельного, как вселенная, мира чувствовали себя весьма растерянно.

- Вот это да, - выдохнул Тимошин,- постой... А где же кровать-то?

Кровати в спальне действительно не имелось. Пол был покрыт пушистым ковром вишневого цвета - и только. Ни единого предмета мебели. Ничего.

- Со вкусом была дамочка, - не сдержался Воронов, - да еще с каким! Офигеть можно.

- А где ж она... Это самое? - раскрыл рот Тимошин, - на полу, что ли?

- Именно так, Сергей Петрович. На полу. И при этом видя в зеркале и себя, и мужчину. Учись, старина! Слабо тебе у себя дома такое учинить, а? А вообще-то - нет, не надо. Кувыркался бы с женой целыми днями, и раскрываемость преступлений по городу снизилась бы конкретно, - Воронов по своему обыкновению хотел начать подтрунивать над Тимошиным, как он это делал с Дугиным, но, вспомнив, что находится в спальне, хозяйка которой мертва, осекся. Не ответил и Тимошин. Наступила мертвая тишина.

Двое стояли в комнате, где еще совсем недавно бушевали страсти. Чьи стены, сплошь покрытые зеркалами, слышали слова любви и нежности, частое прерывистое дыхание и сладкие, громкие стоны. Где глубоко, в зазеркалье, до сих пор жили эротические образы-картинки. И достать их оттуда было необходимо... Совсем не ради любопытства.

- Теперь - в сауну, - сказал Павел.

Вот она, лестница, на нижних ступеньках которой лежало тело Зыковой. Теперь место, где лежало это тело, было очерчено специальным белым составом.

Когда Воронов видел эти очерченные силуэты, ему каждый раз становилось не по себе. Труп зарывают в землю, душа отлетает в иные пределы, думал Павел, а на земле остается только контур того, что раньше называлось человеком. Того, что пело, смеялось, шутило, любило... Да, говорил себе Воронов - изображения одних людей на земле остаются в масле и акварели, камне и бронзе, а изображения других - только силуэтами, обозначенными в подворотнях, подъездах, коридорах квартир... Да и то очень ненадолго.

Лестница оказалась достаточно крутой, ее длина составляла, как прикинул Павел, около четырех метров, а высота - примерно три.

- Как была одета Зыкова? - спросил Павел.

- На ней был спортивный костюм, - ответил Тимошин, - а на ногах... Кажется, кроссовки.

- Что-нибудь лежало тогда рядом с трупом? Хоть какая-нибудь вещь?

- Нет. Точно ничего.

- Она лежала на спине? - спросил Воронов, разглядывая контур тела.

- Да.

Павел поднялся наверх, повернулся спиной к лестнице, сделал два шага вниз, словно что-то прикидывая.

- Два кувырка тут не сделаешь - расстояния не хватит. Но один был точно, иначе бы она лежала по-другому. Если она поднималась

по лестнице и упала, вряд ли она могла сделать кувырок через голову... Скорее всего все-таки ее столкнули. Толкнули сильно... Вот тогда-то и получается этот один кувырок. Кто-то ждал ее наверху... Или они уже стояли здесь, у лестницы, причем Зыкова была к ней спиной, - Воронов задумался, - Слушай, Сережа, - продолжил он, - а кровь у нее изо рта шла?

- Было дело. Натекло...

- Черт возьми! - воскликнул вдруг Воронов, - как же я мог это упустить?

- Что такое? - встревожился Тимошин, которому сразу же передалось возбуждение Павла.

- Подожди, Сережа, подожди секундочку, - достав мобильный телефон, Павел набрал номер, - Константин Владимирович? Здравствуйте, доктор, это Воронов, помните - частный детектив... Есть у вас минуточка? Хорошо. Маленький вопрос: кровь, которая текла изо рта Зыковой, - это может быть как-то связано с переломом шейных позвонков? Так, понял. А откуда же тогда она взялась? Что? Я плохо вас слышу... Зыкова могла прикусить язык при падении? Вы уверены? Почему? - на протяжении паузы Павел показал Тимошину большой палец, - Так, это очень, очень интересно... Что происходит? Мышцы расслабляются? Понял. Спасибо вам! Если что, я еще позвоню, хорошо? Счастливо...

Отключив мобильник, Павел присел на ступени, достал сигарету и закурил.

- Ну, не томи, - сказал Тимошин, - что там такое?

позвонков кровь горлом не пойдет, исключено. Он подумал, что Зыкова при падении прикусила язык. Посмотрел - язык действительно прикушен. И все, он об этом забыл. А сейчас, когда я ему напомнил, его вдруг осенило: вообще-то при падении язык прикусить практически невозможно.

- Это почему? - удивился Тимошин.

- Потому что в нештатной ситуации организм включает защитную функцию... Тут много всего: в кровь идет впрыск адреналина, сужаются сосуды... Защищаются жизненно важные органы: некоторые, например, как бы втягиваются. Вот, скажем, мужские органы, необходимые для продолжения рода. Яички как бы взлетают вверх и практически прячутся в теле, пенис сжимается, уменьшается в размерах. Замечал?

- Точно, - согласился Тимошин, - я это еще в школе заметил... У меня так перед драками бывало.

- Ну вот, а язык - он сокращается и плотно прижимается к зубам.

- Это он тебе, что ли, сейчас все рассказать успел? - опешил Тимошин.

- Что-то он, что-то я и раньше знал... Про яички, скажем, я знал еще со времен занятий каратэ, а вот про язык он мне - сейчас...

- Но я не пойму, Паша, что из этого следует?

- Конкретный вывод... Что Зыкову убили. Убили наверху, а потом столкнули с лестницы.

- Да почему, черт возьми?

- Потому что у трупа был прикушен язык. Она падала уже мертвой, понимаешь? Как тряпичная кукла... Все мышцы расслабились, язык начал вываливаться изо рта... Тут-то она головой об очередную ступеньку ударилась, язык попал между зубами... Теперь тебе ясно?

- Паша, - Тимошин медленно покачал головой, - знал я, что ты - профессионал, но чтобы такое... Иди сюда, браток, я тебе руку пожму.

- Ну что ж, - улыбнулся Павел, спускаясь вниз по лестнице, - будем принимать поздравления... Пока хотя бы с тем, что стало ясно: о несчастном случае пора забыть.

ПЯТНА НА ЩЕКАХ


На следующий день Павел позвонил Гутману. К телефону подошла его жена, поинтересовалась, кто спрашивает. Павла вопросы такого рода всю жизнь напрягали ужасно. Если ты звонишь, а вместо того, чтобы подозвать человека, тебя спрашивают, кто ты такой, это может означать только одно: тот, кто тебе нужен, дома, но говорить желает отнюдь не со всеми, выбирает. Когда ты называешь себя и нужного тебе человека приглашают к телефону - это дело одно. Ты чувствуешь себя избранным, ты рад, что говорить хотят именно с тобой. Но если наоборот, если после того, как ты представишься, тебе ответят, что хозяина (шефа или кем еще он может быть) нет, - беда. Ясно, что на

самом деле он на месте, но ты ему и на фиг не нужен. Поэтому Воронов на вопрос "а кто его спрашивает?" всегда отвечал что-нибудь особенное, в зависимости от ситуации, но такое, чтоб нужного ему человека пригласили к телефону. Если он звонил какому-нибудь военному, то представлялся адъютантом генерала, если, например, актрисе - то американским режиссером русского происхождения, который хотел бы пригласить ее на роль в голливудском фильме... А когда тот, кто нужен был Воронову, отвечал ему, - Павел тут же раскрывал себя и, соответственно, делал все возможное, чтобы заинтересовать человека и не дать ему бросить трубку. Вот и на этот раз, когда жена Гутмана поинтересовалась, кто спрашивает Дмитрия Львовича, Воронов назвался референтом президента нефтяной компании "Тюмень". Господину президенту, сообщил Павел, очень хвалили Дмитрия Львовича как специалиста, и тот хотел бы полечиться именно у него... Буквально через секунду Гутман, явно находившийся возле телефона, приветливо произнес:

- Да-да, я слушаю!

- Дмитрий Львович, меня зовут Павел Воронов, я расследую дело о гибели Нины Зыковой. Мне необходимо с вами переговорить, и немедленно, - сказал Павел тоном, не допускающим возражений, - когда и где мы можем встретиться?

Против ожиданий Воронова, Гутман согласился моментально. Быстро ответил:

- Приезжайте ко мне, в медицинский центр... Заморский переулок, дом 16. Когда вас ждать?

- Буду через час.

- Я жду, - сказал Гутман и повесил трубку.

Так, Дмитрий Львович, мысленно обратился к Гутману Павел, ясно одно: при жене вы о Зыковой говорить не хотите. Знает ли жена о вашем знакомстве? Это вряд ли. Надо попробовать использовать это как козырной туз...