Категориальное мышление в праве: его значение Акашкин А. Ю
| Вид материала | Документы |
СодержаниеЮридическая природа титульного страхования |
- Предмет, метод и функции гражданского права, 751.43kb.
- В. А. Якушин Субъективное вменение и его значение в уголовном праве, 5419.54kb.
- Понятие «критическое мышление» и его характеристики, 304.37kb.
- Мышление и его патология Мышление, 686.03kb.
- Экзаменационные вопросы по дисциплине «римское право», 19.48kb.
- «Проблема формализма в праве: к вопросу о моменте возникновения права собственности, 44.82kb.
- «Языковое мышление» и его анализ, 266.61kb.
- Значение института юридического лица в современном российском праве и перспективы его, 242.69kb.
- Мышление, его виды и свойства. Мыслительные процессы; суждения и умозаключения, 144.6kb.
- План: Понятие мышления в психологии. Виды мышления, 126.54kb.
Юридическая природа титульного страхования Петров Н. В. Северо-Кавказский социальный институт, Россия Титульное страхование, т.е. страхование имущественных интересов страхователя, связанных с владением, пользованием и распоряжением имуществом, от рисков утраты имущества вследствие лишения права на него или неправомерного установления права собственности, представляет собой относительно новую для России разновидность имущественного страхования. Между тем в зарубежных странах такое страхование получило достаточно широкое распространение как надежное средство стабилизации всего рынка недвижимости. Так, в США подавляющее большинство сделок с недвижимостью совершается только при условии страхования титула [1, С. 52] В России риски утраты титула достаточно велики. Например, на отечественном рынке недвижимости помимо «стандартных» рисков (неправильное оформление договора купли-продажи, недействительность сделки по различным основаниям) добросовестный приобретатель может стать жертвой ошибок в приватизации, наличия неучтенных прав бывших владельцев, упущений в процедуре регистрации сделки и т.п. Одним из возможных способов защиты интересов добросовестного владельца от подобных рисков может стать обращение в страховую организацию, с которой заключается договор титульного страхования. С юридической и организационной точки зрения титульное страхование сложнее, чем простое страхование имущества, что во многом определяется спецификой объекта титульного страхования. Дело в том, что в договоре титульного страхования объектом страхования выступают имущественные интересы страхователя, связанные с возможностью понести убытки, вызванные утратой или ограничением вещных прав на имущество, находящееся в центре страховых правоотношений, за исключением утраты вещных прав в результате добровольного отчуждения: продажи, дарения, обмена и иных сделок, основанных на волеизъявлении страхователя по отчуждению указанных прав [2]. К сожалению, в специальной литературе к особенностям отношений титульного страхования обращаются редко. Немногочисленные исследования в этой сфере в основном носят экономический характер [3]. На наш взгляд, научного анализа требуют и некоторые юридические аспекты титульного страхования. Следует отметить, что в современном российском законодательстве понятие «титульное страхование» вообще отсутствует. Под титульным страхованием в отечественной литературе понимается «страхование рисков утраты права собственности лица на принадлежащее ему недвижимое имущество»[4] или «страхование приобретаемого собственником имущества от риска его потери в результате прекращения права собственности на него» [5, С. 43]. При этом уточняется, что данный вид страхования представляет собой защиту на случай, если приобретенный в собственность объект недвижимости будет истребован у владельца: 1) в результате признания заключенной сделки с имуществом недействительной и применения судом последствий ее недействительности в виде связывания возврата полученного по сделке имущества (реституционные риски); 2) в результате удовлетворения судом предъявленного к добросовестному владельцу имущества иска об истребовании имущества из чужого незаконного владения (виндикационные риски). Считаем, что подобный подход к определению понятия «титульное страхование» не соответствует юридической оценке рассматриваемых отношений. Недействительность сделки по любому из оснований означает, что недействительная сделка не влечет юридических последствий, за исключением тех, которые связаны с ее недействительностью; сделка эта недействительна с момента ее совершения (ст. 167 ГК РФ). В этом случае ни сама недействительная сделка, ни ее исполнение не являются основанием приобретения права собственности. В связи с тем, что новый владелец не приобретает права собственности на имущество, насколько обоснованно говорить о том, что он несет риск утраты или риск прекращения этого права? В случае истребования имущества с помощью виндикационного иска владелец имущества также не может нести риск утраты права собственности, поскольку не обладает этим правом. В соответствии со ст. 301 ГК РФ именно собственник (по общему правилу) обладает правом истребовать имущество из чужого незаконного владения. Как недобросовестный, так и добросовестный владелец не обладают правом собственности и, следовательно, не могут нести риск его утраты или прекращения. В некоторых же случаях титульное страхование действительно защищает от убытков, вызванных утратой права собственности. В приведенном выше примере о приобретении заложенных автомобилей покупатели приобретали право собственности. Пункт 2 ст. 346 ГК РФ разрешает залогодателю (с согласия залогодержателя) распорядиться предметом залога. Конечно, продавец обязан был предупредить покупателя о всех обременениях товара правами третьих лиц и о притязаниях третьих лиц, о которых продавцу было известно (ст. 460 ГК РФ). Однако неисполнение этой обязанности продавцом и отсутствие согласия залогодержателя не являются основанием для признания договора купли-продажи недействительным. Поэтому можно утверждать, что покупатель становится собственником приобретаемого имущества, которое изымается у него уже как у собственника. Объектом титульного страхования являются не противоречащие законодательству имущественные интересы страхователя, связанные с владением, пользованием, распоряжением имуществом не только в части оспаривания или утраты, но и в части ограничения права собственности. Из существа титульного страхования вытекает, что страховая защита не распространяется на случаи, когда оспаривание или прекращение права собственности является результатом действий самого страхователя. Страховые организации, как правило, оговаривают, что для заключаемого договора титульного страхования не признаются страховым случаем убытки страхователя вследствие: отчуждения страхователем имущества, утрата права собственности на которое застрахована, другим лицам по возмездному или безвозмездному договору; неуплаты страхователем необходимых сборов или налогов при оформлении и регистрации права собственности на имущество; обращения взыскания на имущество по обязательствам собственника; изъятия имущества, которое в силу закона не может принадлежать страхователю; выплаты компенсации участнику долевой собственности остальными собственниками вместо выделения его доли в натуре; использования страхователем принадлежащего ему жилого помещения или иного имущества не по назначению, систематического нарушения прав и интересов соседей либо бесхозяйственного обращения с жильем (или иным имуществом), допускающего его разрушение; изъятия земельного участка, используемого с нарушением законодательства; выкупа домашних животных при ненадлежащем обращении с ними; отказа страхователя от права собственности или согласия на ограничение такого права на приобретенное (полученное) им имущество, в том числе путем признания иска или заключения мирового соглашения, и т.п.. Приведенный анализ позволяет сделать вывод о том, что титульное страхование - это страхование имущественных интересов страхователя, связанных с владением, пользованием, распоряжением имуществом, от рисков утраты имущества в результате оспаривания или прекращения права собственности на него вследствие недействительности сделки, совершенной страхователем (выгодоприобретателем) с целью приобретения этого права, либо истребования имущества из владения страхователя (выгодоприобретателя), являющегося добросовестным приобретателем, либо иных требований третьих лиц, а также рисков ограничения права собственности. Отношения по предоставлению страховщиками страховой защиты имущественных интересов существуют в рамках страховых обязательств, основанием возникновения которых является договор имущественного страхования. Использованные источники
Судебный нормативный акт Петрова И. В. Невинномысский институт экономики, управления и права, Россия В обсуждениях, которые ведутся на страницах научной юридической литературы, часто встречается один и тот же тезис: действующее российское законодательство не предусматривает возможности создания правовых норм судебными органами. Весьма любопытно, что подобное соображение высказывается как принципиальными противниками судебного прецедента [1], так и его сторонниками, которые вынуждены прибегать к довольно уклончивым формулировкам, а именно: судебные прецеденты «фактически» являются источниками права, или «выполняют функции» источников права [2]. На наш взгляд, указанный вывод вовсе не является бесспорным, а точнее говоря, вообще не подтверждается исследованием законодательства Российской Федерации о суде и правосудии. Напротив, есть все основания утверждать, что к настоящему времени вполне оформилась законодательная база, легализующая практику судебного правотворчества как полноценного вида правотворческой деятельности, наряду с законотворчеством и подзаконным нормотворчеством органов исполнительной власти. Согласно ст. 126 Конституции РФ Верховный суд РФ является высшим судебным органом по гражданским, уголовным, административным и иным делам, подсудным судам общей юрисдикции, осуществляет в предусмотренных федеральным законом процессуальных формах судебный надзор за деятельностью эти судов и дает разъяснения по вопросам судебной практики. Аналогичная формулировка воспроизводится в ст. 127 Конституции РФ применительно к Высшему арбитражному суду РФ. Так или иначе, положение о том, что высшие судебные органы дают разъяснения по вопросам судебной практики, оговорено в обоих случаях. Специальный Закон о судах общей юрисдикции в России до сих пор не принят. Однако содержание Закона РФ от 28.04.1995 г. «Об арбитражных судах в Российской Федерации» [3] не оставляет никаких сомнений в том, что Высший арбитражный суд РФ наделен правотворческими полномочиями. Пункт 1 ст. 13 Закона об арбитражных судах гласит, что Пленум Высшего арбитражного суда РФ рассматривает материалы изучения и обобщения практики применения законов и иных нормативных правовых актов арбитражными судами и дает разъяснения по вопросам судебной практики. Согласно ч. 2 той же статьи, по вопросам своего ведения Пленум Высшего арбитражного суда РФ принимает постановления, обязательные для арбитражных судов РФ. Более того, ст. 7 Закона об арбитражных судах возводит данное правило в общий принцип: «Вступившие в законную силу судебные акты-решения, определения, постановления арбитражных судов обязательны для всех государственных органов, органов местного самоуправления, иных органов, организаций, должностных лиц и граждан и подлежат исполнению на всей территории Российской Федерации». Коль скоро разъяснения по вопросам судебной практики принимаются Пленумом именно в форме постановлений, то на них данное правило распространяется в полной мере, следовательно, они обязательны не только для арбитражных судов, но и для всех прочих субъектов права. Таким образом, разъяснения высших судебных органов, безусловно, обладают свойством общеобязательности. Чтобы подтвердить правотворческий характер их разъяснительной деятельности, необходимо продемонстрировать, что издаваемые ими акты по своим основным свойствам являются источниками права. Помимо общеобязательности, основными характеристиками права принято считать формальную определенность и нормативность. В отношении формальной определенности особых сомнений не возникает: постановления Пленумов – письменные документы, наделенные всеми внешними реквизитами юридического акта. Таким образом, содержание рассматриваемых постановлений по своим основным качествам ничем не отличается от правовых норм. Собственно, идентифицировать то или иное явление в качестве источника права всегда можно лишь по косвенным признакам, а не прямому указанию законодателя. Если считать источником права лишь то, что официально таковым объявлено, то неизбежен парадоксальный вывод: источников права в России вообще не существует. В языке нормативных правовых актов вообще нет такого понятия, как «источник права», оно принадлежит лишь к лексикону юридической науки. Круг источников права, таким образом, определяется сугубо доктринальным путем, исходя и того, в каких формах закрепляются общеобязательные нормативные предписания. По всей видимости, барьером на пути к признанию правотворческой деятельности судов остается господствующее в российской юридической науке представление о том, что акт толкования права не может быть одновременно источником права. Это убеждение представляется лишенным веских оснований хотя бы потому, что названные два вида юридической деятельности (интерпретация и правотворчество) выделены по различным основаниям: первый – по объекту, а второй – по результату. Нет никаких реальных препятствий тому, чтобы юридический результат интеллектуальной деятельности, направленной на адекватное понимание и разъяснение смысла правовой номы, сам по себе обладал бы признаками права. В теории права нередко можно встретить и такой аргумент: акты толкования права не являются источниками права, поскольку не могут применяться самостоятельно, т. е. без разъясняемых ими правовых норм; имеют силу и значение только в течение срока действия этих норм, а значит, имеют лишь вспомогательное значение [4]. В данном случае, думается, также происходит некая путаница: вопрос о признании судебных актов источниками права подменяется вопросом о степени их самостоятельности. Очевидно, что быть «источником права» и быть «самостоятельным источником права» не одно и то же. Остается открытым вопрос о возможности существования «несамостоятельных» источников права и о критериях их самостоятельности. Например, являются ли источниками права постановления Правительства РФ, о которых в Конституции РФ (ч. 1 ст. 115) говорится, что они принимаются «на основании и во исполнение Конституции РФ, федеральных законов, нормативных Указов Президента РФ»? Здесь прямо и недвусмысленно указывается на зависимый, подчиненный, производный характер этих нормативных актов, однако никто, насколько известно, на этом основании не отрицал присущих им свойств источников права. Наконец, иногда можно встретить утверждения, что суд не может заниматься правотворческой деятельностью, поскольку «это однозначно следует из конституционной концепции российской правовой государственности и конституционной регламентации принципа разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную» [5]. Статья 10 Конституции РФ, посвященная разделению властей, гласит: «Государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную. Органы законодательной, исполнительной и судебной власти самостоятельны». Иначе говоря, разделение властей носит не функциональный, а организационный характер: ветви власти не могут вторгаться в компетенцию друг друга, но это не означает, что они не могут в ряде случаев обладать схожими полномочиями. Здесь даже нет намека на то, будто бы правотворчество является прерогативой исключительно органов законодательной власти. Стоит напомнить еще раз, что правотворческие полномочия органов исполнительной власти, как правило, особых сомнений не вызывают. На наш взгляд, следует согласиться с мнением, что «правотворчество представляет собой универсальный вид юридической деятельности, свойственный органам публичной власти как таковым» [6]. Это не подменяет и нисколько не умаляет роли законодательной власти как «профильной» правотворческой инстанции. Собственно, и классическая теория разделения властей в изложении Шарля Луи Монтескье не содержит утверждения, что судебное правотворчество является чем-то невозможным. Монтескье вообще говорил не о «ветвях», а о трех «родах» власти, причем соединение двух или более властей в руках одного и того же субъекта всего лишь нежелательно, но вовсе не исключено на практике [7]. Однако в нашем случае нет даже посягательства судебной системы на законодательную власть, поскольку акты судебных органов не претендуют на то, чтобы иметь силу закона. Следует констатировать, что в российской правовой системе сложился такой источник права, как судебный нормативный правовой акт. При этом его существование вовсе не противоречит принципу «подчинения судей только закону», поскольку обязательная юридическая сила судебных нормативных актов вытекает именно из действующего законодательства. Использованные источники
Ответственность поручителя и поручительский риск Петрова Н.Ф. ОАО «Сода» (г.Стерлитамак), Россия Содержание настоящего доклада составляют размышления автора о характере ответственности поручителя по договору поручительства. Кроме того, автором предпринята попытка дать определение специфическому понятию «поручительский риск». Целью работы является выявление наиболее серьезных проблем, которые подстерегают поручителя, обеспечившего обязательство. По договору поручительства на поручителя возлагается обязанность отвечать перед кредитором по обязательству должника в случае неисправности последнего. Возложение ответственности должника на поручителя составляет содержание договора поручительства. По умолчанию кодекс предписывает должнику и поручителю отвечать перед кредитором солидарно. Субсидиарная ответственность применяется тогда, когда это предусмотрено договором поручительства. Такой порядок предписывает действующий ГК РФ. Однако так было не всегда. Дореволюционное гражданское право устанавливало субсидиарную ответственность поручителя: «Поручитель подвергается ответственности лишь в случае несостоятельности должника. Несостоятельность разумеется здесь – не одно состояние неоплатности, не одно предположение о том, что у должника недостанет имения, но решительное убеждение в том, что у должника ничего уже не останется, а такое убеждение может быть приобретено только по ликвидации всех дел несостоятельного» [1]. Затем, в советский период ответственность поручителя стала по общему правилу солидарной. Об этом говорилось, к примеру, в ст.241 ГК РСФСР 1922г.: «В случае неисполнения обязательства должником кредитор вправе предъявить требование к главному должнику и поручителю как к солидарным должникам, если противное не установлено договором поручительства», а также в ст.204 ГК РСФСР 1964 г.: «В случае неисполнения обязательства должник и поручитель отвечают перед кредитором как солидарные должники, если иное не установлено договором поручительства». В 1991 году Основы гражданского законодательства возродили субсидиарную по общему правилу ответственность должника и поручителя перед кредитором. Так, в п.6 ст.68 Основ говорилось, что поручитель несет ответственность перед кредитором за должника в случае недостаточности у последнего средств, если иное не установлено законом или договором. Иными словами, была введена презумпция субсидиарной ответственности поручителя, условием наступления которой признавалась «недостаточность средств у должника». Данная реформа повлекла кризис в банковской сфере, поскольку кредитные организации не смогли взыскать долги с поручителей, готовых отвечать за должников только в том случае, если у них не осталось ни денег, ни имущества [2, с.39]. Это стало одной из причин возвращения в гражданское законодательство правила о применении солидарной ответственности, если иное не предусмотрено законом или договором. Изменения, введенные новым ГК РФ, коснулись и регулирования субсидиарной ответственности. В частности, формулировка «при недостаточности средств у должника» была заменена на формулировку «если должник отказался удовлетворить требование кредитора или кредитор не получил от него в разумный срок ответ на предъявленное требование» (п.1 ст.399 ГК РФ). Такое «развитие» института субсидиарной ответственности привело к тому, что хотя формально виды ответственности разграничены, фактически они максимально приближены друг к другу [3, с.157]. Чтобы субсидиарная ответственность стала солидарной, должнику достаточно всего лишь отказаться от исполнения обязательства. Любой недобросовестный должник с радостью сделает это. А поручитель, независимо от того, подстраховался ли он договорным условием о субсидиарной ответственности или нет, должен будет понести ответственность. Получается, что изменения позволили увеличить защищенность кредитора от неисполнительного должника, но обратились против поручителя, потерявшего всякую возможность уменьшить свои риски. Единственное, что мешает кредитору взыскать долг с «субсидиарного» поручителя, это возможность получить удовлетворение от должника путем зачета или бесспорного списания. Уравнивание видов ответственности в современном российском праве привело к тому, что субъект ответственности (в нашем случае – поручитель) утратил интерес к возможности включения в договор условия о субсидиарной ответственности. По наблюдениям В.Н.Белова, раньше (до принятия ГК РФ) в отношениях между поручителем и должником негласно действовала такса: «стоимость» поручительства с субсидиарной ответственностью составляла до 5% величины испрашиваемого кредита, тогда как за поручительство с солидарной ответственностью поручитель мог запросить до 30% суммы. Все это объясняется величиной риска поручителя: несение субсидиарной ответственности означало, что сам заемщик являлся основным должником, кредитор, прежде всего, обращал взыскание на него, на его имущество и средства на счетах, и только при недостаточности этих средств мог обратиться к поручителю. В настоящее же время субсидиарная ответственность – это чуть усложненная ранжировкой ответственность солидарная. Поэтому цены на поручительском рынке практически уравнялись, а включение в договор поручительства условия о субсидиарной ответственности все больше приобретает чисто формальный характер. В обязанности поручителя по договору поручительства входит принятие на себя ответственности по обязательству должника. Б.М.Гонгало полагает, что конструкция поручительства напоминает сделку, совершенную под отлагательным условием [4, с.90]. Поручитель, кредитор и должник связаны между собой заключенными договорами: кредитор становится условно управомоченным, а поручитель считается условно обязанным. Это создает для поручителя определенную напряженность ожидания ответственности. Кроме того, на поручителя автоматически накладывается ряд ограничений. Среди них первое – утрата былой кредитоспособности. По понятным причинам поручитель в глазах потенциальных кредиторов становится уже менее привлекательным клиентом. Если в отношениях между гражданами это может выразиться лишь в неприятных переживаниях, то поручитель-организация реально рискует лишиться источников заемных средств. Кроме того, появляется необходимость дополнительно планировать денежные средства, которые в любой момент могут быть взысканы, в том числе и в бесспорном порядке. Все эти неприятности можно объединить под одним понятием – «поручительский риск». Рассмотрим его подробнее. Вообще термин «риск» широко применим в различных отраслях человеческой деятельности: это страхование, психология, экология, промышленная безопасность и проч. С точки зрения экономической теории, риск – это потенциальная, численно измеримая возможность потери, иными словами неопределенность, связанная с возможностью возникновения в ходе реализации проекта неблагоприятных ситуаций и последствий, а также вероятность возникновения потерь, убытков, недопоступлений планируемых доходов, прибыли или неопределенность финансовых результатов в будущем. Главными понятиями в определении риска являются «вероятность» и «неопределенность», а основу термина, с точки зрения экономистов, составляет вероятностная природа рыночной деятельности и неопределенность ситуации при ее осуществлении. Как правовая категория риск в настоящее время употребляется в правовых нормах, однако в отечественном законодательстве отсутствует законодательно закрепленное понятие «риска» и его толкование [5, с.10]. Данный правовой пробел компенсируется по большей части применением экономической терминологии при изучении правовых категорий. На стыке двух наук риск определяется как некое событие, при совершении которого возможны три результата: отрицательный (проигрыш, ущерб, убыток), нулевой или положительный (выигрыш, выгода, польза), влекущих соответствующие правовые последствия. Рассуждая с этих позиций о «поручительских рисках», мы понимаем, что называть негативные переживания поручителей рисками не совсем точно, ведь поручитель в прямом смысле слова ничем не рискует. Законодательная формула поручительства построена таким образом, что даже если поручитель понесет ответственность за должника, к нему переходят права кредитора в отношении должника, что позволяет ему компенсировать затраты. Роль поручителя сводится к обеспечению основного обязательства. Поручитель по определению не рискует своим имуществом. Предполагается, что он не несет имущественных потерь, так как все, что он потратил за должника (включая пени и проценты) он вправе взыскать с последнего. Если понес убытки, то и здесь выручает ст.365 ГК РФ, позволяющая требовать их компенсации. Такова теория, которая, как известно, часто расходится с практикой. В реальной жизни все обстоит совершенно иначе. Поручитель именно рискует своим имуществом. Российская действительность такова, что взыскание долга с недобросовестного должника может оказаться крайне проблемным. Здесь много факторов: это и длительные по времени судебные разбирательства, и несовершенство исполнительского механизма. В конечном итоге, большинство поручителей сталкиваются с тем, что у должника просто нет имущества, на которое можно было бы обратить взыскание. И даже если все благополучно складывается, и должник возвращает поручителю затраченную сумму, риск поручителя состоит в угрозе упустить время, когда упомянутую сумму можно было выгодно вложить. Компенсация же такого рода потерь крайне тяжело доказуема, несмотря на наличие норм о возмещении упущенной выгоды. Сказанное, конечно, актуально для крупных предприятий, поручившихся по солидным обязательствам. Для рядового гражданина-поручителя риск состоит по большей части в возможности потерять не только имущество, но и кредитоспособность (доходы среднего россиянина редко позволяют ему получить кредит, если он уже является поручителем по другому кредитному обязательству). К этому добавляются неприятные переживания – ожидание ответственности. Таким образом, под поручительским риском мы понимаем опасность наступления ответственности при неисправности должника, могущую повлечь утрату имущества поручителя, сопряженную с неприятными переживаниями ожидания ответственности. |