Категориальное мышление в праве: его значение Акашкин А. Ю

Вид материалаДокументы

Содержание


Использованные источники
Т.А. Верезубова
Социально-правовой эксперимент как метод выявления и повышения эффективности правовых норм
Подобный материал:
1   ...   38   39   40   41   42   43   44   45   ...   75

Использованные источники
  1. Александров Н.Г. Правовые и производственные отношения в социалистическом обществе // Вопросы философии. – 1957. - №1.
  2. Алексеев С.С. Механизм правового регулирования в социалистическом государстве. – М.: Юрид. лит., 1966.
  3. Алексеев С.С. Общая теория права. − М., 1982. Т.2. − С.26−27.
  4. Алексеев С.С. Право: азбука – теория – философия: Опыт комплексного исследования. – М.: «Статус», 1999. - С.347-348.
  5. Алексеев С.С. Теория права. – Харьков, 1994. – С.145.
  6. Алиуллов Р.Р. Проблемы механизма государственного управления // Государство и право. – 2005. - №3. – С.99.
  7. Большой словарь русского языка / Под ред. Евгеньевой А.П.. – М, 1981. – С.262.
  8. Васильев А.М. Правовые категории. Методологические аспекты разработки системы категорий права. − М.: Юрид. лит., 1976. − С.214.
  9. Веремеенко И.И. Механизм административно-правового регулирования в сфере охраны общественного порядка / Проблемы теории и практики административной ответственности. − М., 1983. − С.23.
  10. Казимирчук В.П. Социальное действие права в условиях развитого социализма: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. – М., 1977. – С.12.
  11. Коренев А.П. Административное право России: Учебник. В 3-х частях. Часть I. – М.: МЮИ МВД России, 1997. – С.44-45.
  12. Корецкий А.Д. Договор в механизме правового регулирования: Дис. … канд. юрид. наук. – Ростов на Дону, 1999. − С.78.
  13. Лучков В.В. Юридическая ответственность в механизме правового регулирования: Дисс. … канд. юрид. наук. – Тольятти, 2004. – С.13.
  14. Нерсесянц В.С. Философия права. – М., 1997. – С.8.
  15. Общая теория права: Курс лекций / Под ред. В.К. Бабаева.- Н.Новгород, 1993. − С.137.
  16. Ожегов С.И. Словарь русского языка. – М., 1975. – С.321.
  17. Островский Э.В., Чернышова Л.И. Психология и педагогика: Учеб. Пособие / Под ред. Э.В. Островского. − М.: Вузовский учебник, 2006;
  18. Теория и практика социального управления. – М., 1997. – С.120.


Правовые аспекты разграничения налоговой оптимизации и уклонения от уплаты налогов


Мещанинов А.В.

Белоруский государственный экономический университет, Беларусь

(факультет права, 5 курс)


Науч. рук.: Т.А. Верезубова, к. эконом. н., доцент


Ст. 243 Уголовного кодекса Республики Беларусь (далее — УК) устанавливает ответственность за уклонение от уплаты сумм налогов, сборов путем сокрытия, умышленного занижения налоговой базы либо путем уклонения от представления налоговой декларации (расчета) или внесения в нее заведомо ложных сведений, повлекшее причинение ущерба в крупном размере [1]. На практике сложности с применением данной нормы заключаются в различном толковании понятия «уклонение». Применительно к преступлению, предусмотренному ст. 243 УК, состав будет иметь место при соблюдении следующих обстоятельств:
совершение действий или бездействия с прямым умыслом; нацеленность на то, чтобы избежать уплаты налога в нарушение установленных налоговым законодательством правил.

При этом привлечение к уголовной ответственности за неуплату налога недопустимо в случаях, когда налогоплательщик использует не противоречащие закону механизмы уменьшения налоговых платежей или допускает неуплату налога по неосторожности.

Статья 2 Общей части Налогового кодекса Республики Беларусь (далее — НК) определяет, что каждое лицо обязано уплачивать законно установленные налоги, сборы (пошлины), по которым это лицо признается плательщиком [2]. Однако закрепление данной обязанности не должно ограничивать право субъекта хозяйствования на выбор оптимальной для него системы налогообложения. Если закон предусматривает льготы по уплате налогов, то обязанность платить законно установленные налоги предполагает необходимость их уплаты лишь в той части, на которую льготы не распространяются. Отсюда следует вывод о недопустимости установления ответственности за действия налогоплательщика, которые хотя и имеют своим следствием неуплату (уменьшение суммы) налога, но заключаются в использовании предоставленных субъекту хозяйствования прав, связанных с освобождением на законном основании от уплаты налога или с выбором наиболее выгодных для него форм предпринимательской деятельности или оптимального вида платежа.
Однако обращаем внимание на тот факт, что право налогоплательщиков на оптимизацию налоговых платежей на государственном уровне в Республике Беларусь не признано. Для сравнения Конституционный Суд Российской Федерации уже 5 лет назад в Постановлении от 27.05.2003 г. № 9-П «По делу о проверке конституционности положения ст. 199 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобами граждан П. Н. Белецкого, Г. А. Никовой, Р. В. Рукавишникова, В. Л. Соколовского и Н. И. Таланова» официально подтвердил, что налогоплательщик обладает конституционным правом на выбор наиболее выгодных для него форм предпринимательской деятельности и использование на законных основаниях льгот, отсрочек и иных налоговых послаблений в целях уменьшения налоговых платежей [3, с. 10-11].

Отсутствие в национальном законодательстве понятия «налоговая оптимизация» порождает проблему разграничения данного термина с уклонением от уплаты налогов. С объективной стороны указанные действия практически идентичны, однако в первом случае такая неуплата является законной, во втором — нет.

В этих условиях налогоплательщику важно представлять последствия действий, направленных на уменьшение налоговых платежей. При оптимизации налоговых платежей налогоплательщик стремится не допускать реального возникновения объекта налогообложения (заключение сделок, влекущих меньшие налоговые последствия, изменение статуса физического лица на статус индивидуального предпринимателя, переход на упрощенную систему налогообложения). Налогоплательщик использует льготы, изъятия, скидки, вычеты, отсрочки и другие законные возможности уменьшить налоговую базу или изменить срок уплаты налога. В случае уклонения лицо понимает, что у него возникает объект налогообложения, но, не желая платить налог, принимает меры по сокрытию объекта налогообложения. При этом могут использоваться и вполне законные на первый взгляд способы уменьшения налоговых платежей. Например, ситуация, когда все сотрудники субъекта хозяйствования, зарегистрированы в качестве индивидуальных предпринимателей, уплачивающих единый налог. Несложно доказать, что на самом деле такие «предприниматели» не несут никаких предпринимательских рисков и получают твердую зарплату, напрямую подчиняясь руководству торгового объекта. Таким образом, сущность уклонения от уплаты налогов заключается в создании внешней видимости законности с целью сокрытия реальной экономической ситуации. Для борьбы с такими «уклонистами» налоговым органам предоставлен ряд прав, основным из которых является право подавать в суды иски о признании сделок недействительными. Статья 171 Гражданского кодекса Республики Беларусь (далее — ГК) определяет, что мнимая сделка, так же как и притворная сделка ничтожны [4]. Следовательно, при рассмотрении исков налоговых инспекций к плательщикам о признании сделок недействительными суды обязаны выяснить реальное содержание хозяйственных операций, отступая от формальных юридических признаков, даже если налицо признаки достоверности представленных налогоплательщиком документов.

Однако ошибки плательщика могут быть вызваны и действиями законодателя. Из-за несовершенства законодательства граница между оптимизацией и уклонением довольно размыта. Часто налог не уплачивается вследствие заблуждения (ошибки) налогоплательщика, вызванной «браком» в работе законодателя. Ведь большинство налоговых споров — это споры о том, как следует понимать закон. Так, Конституционный суд Республики Беларусь в своем заключении от 25.10.2004 № З-178/2004 отметил, что противоречивость правового регулирования налоговых отношений, нарушения установленных Законом Республики Беларусь «О нормативных правовых актах Республики Беларусь» требований, предъявляемых к актам законодательства (их согласованность, единство терминологии, ясность изложения и др.), вызывает неоднозначное понимание и применение нормативных правовых актов на практике [5]. Полагаем, что недопустимо возлагать ответственность на юридических и физических лиц за последствия применения нечетких норм законодательства, так как имеет место так называемая юридическая ошибка вследствие заблуждения.
Нередко налогоплательщики заблуждаются, считая, что законодатель предоставляет определенные возможности уменьшения налоговой базы. Так, Основные положения по составу затрат, включаемых в себестоимость продукции (работ, услуг), содержат неисчерпывающий перечень таких затрат, поэтому для квалификации определенных расходов, неуказанных в положении, следует руководствоваться оценочным понятием «затраты, непосредственно связанные с производством», которое плательщики и налоговые органы зачастую понимают по-разному [6]. На практике, часто налогоплательщики полагают, что налог уплачен, когда на самом деле платеж не признается поступившим в бюджет (например, при использовании всевозможных вексельных схем). В то же время согласно принципу презумпции невиновности и понятия вины именно налоговый орган при взыскании штрафов обязан доказать, что налогоплательщик мог осознавать, что он нарушает требования закона [3].

Основным отличием оптимизации налоговых платежей от заблуждения, неосторожности и уклонения, влекущих неуплату законно установленного налога, является законность таких действий. Исчисляя налоги, необходимо учитывать взаимосвязь налогового, бухгалтерского, гражданского и хозяйственного законодательства. При этом налоговое законодательство содержит довольно много неясностей и противоречий. Положение налогоплательщика осложняется тем обстоятельством, что оценить законность своих действий при осуществлении оптимизации он может только предварительно и чаще всего такая оценка носит вероятностный и предположительный характер. Окончательный вывод о законности действий налогоплательщиков делает только суд, причем нередко принцип единообразия судебной практики не выдерживается. Это означает, что, оптимизируя налоговые платежи, плательщик может «незаметно для себя» не уплатить законно установленный налог, даже по причине заблуждения или неосторожности. В то же время правоохранительные органы зачастую не различают заблуждение, неосторожность и умысел при неуплате налога, поэтому налогоплательщик рискует быть обвиненным в уклонении от уплаты налоговых платежей со всеми вытекающими последствиями. К сожалению, в белоруском законодательстве не нашел закрепления принцип, что все неустранимые сомнения, противоречия и неясности налогового законодательства толкуются в пользу налогоплательщиков.

Поэтому при выборе способов налоговой оптимизации следует оценивать рискованность с точки зрения отсутствия презумпции правомерности поведения плательщика в условиях неопределенности правового регулирования. Традиционно наиболее безопасными способами оптимизации являются рациональная учетная и налоговая политика, умелое использование льгот и отсрочек, переход на упрощенную систему налогообложения. Более рискованным вариантом является использование договорных схем и пробелов в законодательстве. Кроме того, субъекты хозяйствования могут устранять неясности в налогообложении заранее, путем обжалования ненормативных актов налоговых ведомств. В других случаях выгоднее предварительно уплатить налог, а затем требовать его возврата или зачета, доказывая в судебном порядке, что налог был уплачен без законных на то оснований.


Использованные источники
  1. Кодекс Республики Беларусь от 09.07.1999 г. № 275-3 (в ред. Закона Республики Беларусь от 21.07.2008 г. №417-З) «Уголовный Кодекс Республики Беларусь» // Ведомости Национального Собрания Республики Беларусь, 1999, № 24 ст. 420.
  2. Кодекс Республики Беларусь от 19.12.2002 г. № 166-3 (в ред. Закона Республики Беларусь от 26.12.2007 г. №302-З) «Налоговый Кодекс Республики Беларусь» // Народная газета, №4-5, 09.01.2003.
  3. Казаченко А.В. Оптимизация налогов или уклонение от них // Налоговый вестник. 2006, №8, с. 10-13.
  4. Кодекс Республики Беларусь от 07.12.1998 № 218-3 (в ред. Закона Республики Беларусь от 20.06.2008) «Гражданский Кодекс Республики Беларусь» // Ведомости Национального Собрания Республики Беларусь, 1999, № 7-9 ст. 101.
  5. Заключение Конституционного Суда Республики Беларусь от 25 октября 2004 г. №3-178/2004 «О соответствии Конституции и законодательным актам Республики Беларусь, международно-правовым актам, ратифицированным Республикой Беларусь, постановлений Государственного налогового комитета Республики Беларусь» // Народная газета, №233, 03.11.2004.
  6. Письмо Министерства экономики Республики Беларусь от 26 января 1998 г. № 670 «Основные положения по составу затрат, включаемых в себестоимость продукции (работ, услуг)» // Рэспубліка, 1998, N 65.


Социально-правовой эксперимент как метод выявления и повышения эффективности правовых норм


Миронов А.Н.

Уфимский юридический институт МВД России


Известно, что основным источником информации и социальной результативности правовых норм является правоприменительная практика, однако иногда данных правоприменения недостаточно, чтобы разработать конкретные предложения по совершенствованию законодательства. Необходимы более глубокие научные исследования эффективности норм права на основе применения научных методов познания, одним из которых является социально-правовой эксперимент, как разновидность социального эксперимента.

В настоящее время, в связи с проблемами, существующими в правотворчестве и правоприменении, возникает серьёзная необходимость использовать экспериментальный метод исследования для определения эффективности принимаемых и применяемых правовых норм.

Процесс обращения правовой науки к эксперименту объективно обусловлен, так как в определенных случаях решение проблемы выбора оптимального варианта правовой нормы с помощью других методов исследования оказывается мало результативным. «Побудительной причиной проведения социально-правового эксперимента обычно является то обстоятельство, что действие той или иной нормы права не соответствует требованиям времени, а у нормотворческих органов нет апробированного варианта устаревшей нормы»[45].

Целевое назначение социально-правового эксперимента состоит в определении эффективности как действующей юридической нормы, так и принятой в опытном порядке. В числе первых такое понимание целевого назначения социально-правового эксперимента предложил В.П. Казимирчук, считая, что его предметом может быть как проектируемый, так и действующий общественно-полезный фактор[46, с.181]. Социально-правовой эксперимент в этом случае связан либо с исследованием модели будущей правовой нормы (новизна нормы), либо с выяснением действенности уже существующей нормы права, но в новых условиях (новизна условий). «В конечном счете, цель социально-правового эксперимента состоит в установлении параметров действия и конкретных проявлений закономерностей функционирования определенных государственно-правовых институтов»[47, с.86].

Проведенный эксперимент помогает быстро и наглядно показать все имеющиеся плюсы и минусы подготовленного законопроекта либо иного нормативного документа.

Задачами социально-правового эксперимента являются реальная проверка в ограниченно экспериментальной зоне целесообразности реализации того или иного научно обоснованного предложения, направленного на совершенствование законодательства, и отработка будущих вариантов правовых решений общего действия.

Вместе с тем не стоит сводить социально-правовой эксперимент только к выявлению эффективности правовых норм. В качестве предмета социально-правового эксперимента может выступать значимое с точки зрения права взаимодействие экспериментального фактора с факторами, составляющими в своей совокупности объект наблюдения. При этом правовой характер предмета экспериментального исследования может быть обусловлен как правовой природой экспериментального фактора, так и значимой для права спецификой объекта наблюдения. В первом случае мы имеем дело с экспериментами, в ходе которых проверяется эффективность правовых норм. Во втором - речь идет о влиянии экономических, педагогических, организационных и других мероприятий на эффективность действующего законодательства. Эксперименты первого типа непосредственно направлены на совершенствование правотворчества, эксперименты второго типа имеют целью, прежде всего, совершенствование процесса реализации уже существующих норм.

Наиболее распространенной формой социально-правового экспериментирования являются эксперименты, связанные с проверкой эффективности законодательства. Однако было бы неверно недооценивать правовой характер и значение экспериментов, нацеленных на поиск наиболее эффективных форм реализации права.

Среди многообразия методов социально-правового экспериментирования наиболее оптимальным для выявления эффективности правовых норм является контролируемый полевой эксперимент.

Полевой эксперимент (идет ли в данном случае речь о законодательном эксперименте или об эксперименте в области реализации права) является наиболее надежным методом эмпирической проверки теоретических гипотез. Однако осуществление подобных экспериментов нередко связано с серьезными трудностями материального, правового, этического характера. Поэтому проведение полевых социально-правовых экспериментов целесообразно лишь тогда, когда другие приемы исследования «не работают». Во всех остальных случаях следует полнее использовать познавательный потенциал таких методов социально-правового экспериментирования, как эксперимент «экс-пост-факто», естественный эксперимент, лабораторный эксперимент и т.д., которые (в отличие от полевого эксперимента) не связаны с непосредственным преобразованием социально-правовой реальности.

Учитывая современное состояние законодательной системы, социально-правовой эксперимент являться необходимым условием эффективности деятельности по принятию правовых норм, качества законов. Социально-правовой эксперимент позволяет оценить степень эффективности законопроекта до его принятия, что позволяет избежать ситуации, когда вступивший в силу закон не отражает общественных интересов, необходимостей общественного развития.

Учитывая вышеизложенное, представляется, что социально-правовой эксперимент должен являться неотъемлемой составляющей законодательного процесса в Российской Федерации.

Рассматривая социально-правовой эксперимент необходимо отметить, что он наряду с чертами, свойственными социальному эксперименту обладает собственными специфическими чертами.

Одна из черт социально-правового эксперимента состоит в том, что социально-правовые явления и процессы, являющиеся его объектом не конструируются искусственно, не вырываются из его естественного русла жизни, не переносятся в полностью искусственные условия. Кроме того, своеобразие человеческого общества обусловило и то обстоятельство, что четкое отграничение и полная изоляция одной области общественной жизни, одной сферы общественных отношений от других на уровне одного, конкретного объекта практически невозможно.

Еще две специфические черты социально-правового эксперимента, обусловленные особенностями его объекта: минимальная возможность неоднократного повторения и невозможность воспроизведения и наглядного изучения явлений и процессов прошлого.

Кроме того, необходимо иметь ввиду, что «предмет исследования в социально-научных экспериментах – это конкретно-исторический предмет. Исследователь не имеет права абстрагироваться от конкретно-исторических связей. Следовательно, результаты экспериментального исследования имеют значение только для той общественной системы, к которой принадлежит объект эксперимента. Эти результаты без проверки не могут быть основой для более широких обобщений»[48, с.176]. Из сказанного следует, что в области исследований уникальных общественных отношений требование воспроизводимости должно быть до предела смягчено.

При проведении социально-правовых экспериментов необходимо знать не только его отличительные черты, но и то, что границы социально-правового эксперимента не безграничны.

Так, В.В. Лазарев отмечал, что «постановка эксперимента в области государства и права имеет определенные границы, объясняемые различными причинами: объективными и субъективными, относящимися к эксперименту как методу познания вообще, к социальному и правовому в частности, к конкретному эксперименту в области государства и права в особенности»[49].

По нашему мнению границы социально-правовых экспериментов могут быть ограничены, во-первых, связанных с правовыми изменениями в общественной жизни, в результате которых затрагиваются интересы и положение субъектов данных общественных отношений: в результате эксперимента не должен причиняться ущерб или ущемляться права субъектов общественных отношений; при проведении экспериментов возможно с учетом мнения тех, чьи интересы при этом затрагиваются; пространственные ограничения при использовании экспериментальных норм, во-вторых, особенностями проведения таких экспериментов: невозможностью не учитывать связи экспериментальных отношений с другими явлениями; сложность оценки результатов экспериментальной среды с учетом её качественных изменений; необходимость иметь возможность возврата в доэкспериментальное состояние; некоторые экспериментальные нормы, направленные на совершенствование действующего законодательства, вообще не могут быть трансформированы в форму экспериментальных правовых предписаний, чтобы апробировать результаты их реализации в ограниченном масштабе.

Под социально-правовым экспериментом предлагаем понимать метод исследования правовой нормы, в процессе которого создаются условия, необходимые и достаточные для выявления и измерения её эффективности.