Geum.ru

Карнаухов без срока давности

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   9   10   11   12   13   14   15   16   ...   29

Интересно слушать рассуждения Хрущева о коммунистическом распределении Трудно понять, кто на трибуне. Увлекающийся мечтатель, в котором проглядывали черты гоголевского Манилова, или серьезный государственный деятель. Если его заявления об ожидаемых благах для советских людей начнут осуществляться, то за счет каких ресурсов? Неужели Хрущев не имел представления о реальном состоянии дел в экономике?

Затем он заявил о намерении высказаться по китайскому вопросу. Начал с отпора нападкам китайских лидеров персонально на него. Он резко вскинул вверх руки, злорадно улыбнулся во весь рот, смотрите, мол, каков он:

— Мне семидесятый год, но порох в пороховницах есть!

В зале буря и восторгов, и восхищения, и удивления. Действительно, старческих признаков обнаружить невозможно. На зал гордо и вызывающе смотрел уверенный, энергичный, неугомонный человек, готовый к новым схваткам!

Он довольно пространно доказывал, какое сложное и важное место занимает в жизни партии и страны Первый Секретарь ЦК КПСС, убеждал в необходимости укреплять и поддерживать его авторитет. Эти рассуждения едва терпимы в устах Ильичева, тому по должности приходится заниматься славословием, и натура выпирала наружу. Почувствовав, очевидно, перебор, Хрущев произнес общеизвестные истины о коллективности в руководстве. Вернувшись к китайскому вопросу, сказал:

— Все это вопросы не персоны, а политики…

И, словно не слыша самого себя, спросил:

— По какому вопросу мы имеем расхождения с Китаем?

Совершено неожиданно ответил:

— Не знаю!?— широко развел руками, подчеркивая вопросительную интонацию.

Зал в недоумении, Каждый день в газетах огромные статьи, наши и китайские, тяжкие взаимные обвинения. И вдруг! Одна из спорящих сторон заявляет, в чем расхождения ей неизвестно!?


( взять из второго блокнота по декабрьскому Пленуму)3


Полет из Москвы настолько длительный, что времени хватает и на дремоту, и на то, чтобы пропустить глоток, другой напитка, какой тебе по вкусу или по склонности, а самое полезное, достаточно обстоятельно поговорить друг с другом. Муратов расположился на среднем сидении в первом ряду между Алексеем Николаевичем Зайцевым, председателем Совнархоза, и первым секретарем горкома партии областного центра Иннокентием Яковлевичем Погодаевым. Удобные места им устроил начальник территориального управления гражданской авиации, оказавшийся в командировке по вызову министерства. Выпивали в основном «Боржоми», до него большой любитель Зайцев. Муратов мог бы пропустить рюмочку водки, еще лучше коньяка, но «неудачные» попались компаньоны, Зайцев не отступал от зарока не пить, а Погодаев вынужден ограничивать себя из-за печени.

Самолет набрал заданную высоту, надрывавшиеся при взлете моторы перешли на ровный, успокоительный рокот. Само собой, завязался разговор вокруг только что завершившегося Пленума ЦК, на котором им, благодаря очередному хрущевскому «закидону», повезло участвовать. Прямо с Пленума они поторопились на самолет. Задерживаться в Москве нельзя, конец года, надо подтягивать многие дела, не допустить срыва годовых планов.

-- Что-то не дремлется,-- вяло проговорил Муратов,-- сколько не летаю, а никак не могу приучиться подремать в полете.

Он расстегнул воротник белоснежной сорочки, еще ниже отпустил узел галстука, отпил глоток напитка, освежая во рту.

— Уснешь тут,— проворчал Погодаев, вытирая пот с полного лица,— такого наговорили, что, и дома не сразу заснешь. Что-то слишком Никита на Мао навалился. Любой человек оскорбился бы, услышь про себя такое, а здесь задет деятель такого уровня! Донесут же ему.… О последствиях можно не задумываться…

— При шести тысячах, слушавших Хрущева, трудно представить, чтобы его высказывания не дошли до адресата,— согласился Муратов.

— Думаю,— как бы размышлял вслух Погодаев,— все здесь в личном соперничестве Мао и Хрущева…

— Откуда это тебе известно?— с насмешкой спросил Зайцев, его что-то познабливало, видимо, продуло в номере, как только появлялся в нем, сразу распахивал настежь окно,— личное соперничество, по-моему, недостаточный повод для разногласий…

— Не скажи!— возразил Погодаев,— политики тоже человеки. После Сталина, наверняка, Мао рассчитывал занять его место в международном коммунистическом движении. Никита Сергеевич с этим не мог смириться. Не мог спустить так себе, ни за грош, ни за копейку достигнутое Сталиным. И личные амбиции не позволяют под кого-то подстраиваться. При Сталине Мао не осмелился бы хвост задирать. Непререкаемый и властный авторитет нашего вождя давил и на него. Хрущев для Мао — не то! Мао счел, что он, единственный, достоин быть духовным, теоретическим и иным приемником, наследником Сталина. И никто другой!

— С Никитой Сергеевичем он вынужден считаться. СССР — великая и мощнейшая держава!— заметил Зайцев.

— С этим не поспоришь,— тучному Погодаеву тесно и неуютно в узком для него кресле. Он направил на себя струйку воздуха, протянув руку к регуляторам подачи воздуха над собой,— но и Китай набирает силу. С такой густонаселенной страной через губу не поговоришь. Будущий Китай может стать опасной угрозой всему человечеству! Многое зависит, кто будет определять его политику…

— У нас с рабочей силой сложности,— кивнул Муратов в сторону Зайцева,— предлагают пригласить в помощь китайцев…

— Пригласить китайцев легко,— с иронией улыбнулся Зайцев,— выгнать их будет очень трудно. Мне попадалась газета «Русское богатство» восьмидесятых годов прошлого, девятнадцатого, века со статьей о русско-китайских отношениях. В ней автор утверждал, что с китайцами трудно заключить договор, но еще труднее заставить их выполнять договоренности.

Погодаев поморщился, мешают ему до конца высказаться, для сибиряков китайская тема отнюдь не отвлеченная, под боком миллиард узкоглазых.

— Армия у них сильная,— продолжил он,— морали там никакой не соблюдается, законы никакие не признаются. Что не по ним, вмиг голову оторвут. В прошлые века Китай сдерживали самым элементарным образом: расчленением, разжиганием междоусобицы, голодом Единым государством только при коммунистах стал, если, конечно, не считать Тайвань. Теперь так действовать, едва ли удастся, времена другие. История выработала у китайцев мощные центростремительные тенденции. Сами китайцы не допустят свары друг с другом. Внести раздоры из вне к ним не просто, всякого инородца там легко отличить, под китайца почти невозможно замаскироваться. Научно-техническая революция рано или поздно позволит покончить с нехваткой продовольствия. Переживает же Индия продовольственную революцию

— Как говорят, соседей и родителей не выбирают,— заговорил Муратов, он еще не отошел от острых выпадов в отношении Китайского руководства секретарей ЦК и самого Хрущева,— с ними придется и впредь жить вместе, находить общий язык.

— Их же миллиард!— воскликнул Погодаев.

— И, тем не менее,— Муратов пытался выразить свое понимание проблемы.— Нужна умная, взвешенная, доброжелательная, долговременная политика добрососедства. Умная, доброжелательная! Отнюдь, не политика приспособленчества или провоцирующая напряженность. Нам, чтобы спокойно сосуществовать с этим соседом, требуются сильные и верные союзники, заинтересованные в сдерживании китайской экспансии.

— Да, заварили Хрущев и Мао,— вздохнул Зайцев,— одно ясно, неоценимую услугу оказывают империалистами. Такой подарок на них будто с неба свалился.

— А, может, эта драчка нам и китайцам умно и хитро подброшена?

На реплику Погодаева ответа не последовало

По внутренней связи объявили, самолет идет на снижение, остановка в промежуточном аэропорту продлится один час.

Самолет двигался точно по кочкам, пассажиры надели ремни, некоторые глотали таблетки. Муратов из бокового кармана достал плоскую бутылочку с коньяком.

— Ого! Запасы спиртного возишь с собой?!— засмеялся Погодаев.

— С некоторых пор каждый раз беру в полет,— серьезно отвечал Муратов,— лекарство…

— Доброе лекарство!

— Однажды весной пришлось быть в северной геологической экспедиции,— пояснял он,— там открыли крупное месторождение магнетитовых руд. Решил посмотреть местность, прикинуть какие условия его освоения. С начальником геологического управления побывали в партиях, объездили все объекты, провели большое совещание. И вдруг занепогодило. День ждем, другой, третий, пурга не унимается, весной часто такое случается. Кое-как связался с Ильей Гавриловичем,— Муратов кивком показал на пилотскую кабину, в ней находился начальник территориального управления ГФ,— на другой день сквозь пургу прорвался АН-2. Из него вывалились измотанные болтанкой человек шесть, в основном женщины. Спрашиваю пилота:

— Долетим?

— Вдоль реки будем идти, в случае чего, сядем на лед,— озабоченно отвечал летчик,— женщины просятся, возьмем с собой?

Разумеется, согласился. Только взлетели, попали в болтанку. Женщин начало травить. Взглянул на них, из самого все наружу. Едва живые долетели до ближайшего аэропорта. Немного отдышался, самолетом Ил-14 полетели до следующей остановки. Этот самолет тоже идет на низких высотах и его болтает. Ситуация повторилась. Увидел, как пассажиры склонились над спецпакетом, и меня тоже. В аэропорту встречал начальник авиаотряда Александр Иванович Глузда. Рассказал ему о своих злоключениях.

— Сейчас вылечу, пойдемте ко мне в кабинет.

Александр Иванович достал из сейфа бутылку коньяку, налил рюмку:

— Пейте, пейте,— настаивал он,— сразу почувствуете облегчение.

Действительно, стало лучше. Для закрепления успеха Глузда предложил еще одну рюмку. Дальнейший перелет перенес нормально. С тех пор и вожу эту бутылочку. Пользуюсь ею редко, очевидно, действует и психологически.

… Самолет мягко коснулся земли. Чувствительные к перепадам давления пассажиры облегченно вздохнули. Во время часовой стоянки в промежуточном аэропорту можно даже и поспорить, благо погода стояла, хотя и зимняя, но достаточно благоприятная для прогулки на свежем воздухе. После долгого пребывания в стесненном положении и при искусственном воздухе, весь организм взбадривается, голова как бы проветривается, в ней возникают интересные мысли.

Заглянули в ресторан. Зайцев попросил чаю с молоком. Муратов и Погодаев взяли по бутылочке пива «Московское». Выпили быстро, оставалось время прогуляться по свежему воздуху. Зайцев плотнее обмотал шею шарфом, поднял воротник пальто.

Аэропорт, как и весь город, открыт всем ветрам, ни с одной стороны ни лес, ни горы не защищают его от их порой беспощадных вьюг и метелей. В иные годы ветры приносили тучи перенасыщенные песками, возникали пыльные бури, от которых нет спасения ни человеку, ни скотине. Ветры, проносясь над огромными степями, уносили с собой тощий слой плодородной земли, обрекая на голод людей, на бескормицу скот. В последние годы местный люд энергично вступил в борьбу со страшным бичом степного края. Новые почвозащитные системы земледелия, размещение вдоль полей и вокруг города специальных лесополос, по рассказам старожилов, уже ощутимо меняют климат, сдерживают буйство степных ветров.

В этот день ничто не напоминало об угрозах стихии. Даже маленького ветерка не ощущалось, солнце не теплым, но ярким сиянием придавало снежным полям, как бы продолжавшим летное поле, веселый блеск, нарядность и вносило успокоение в людские души. Щурясь от солнца, пассажиры наслаждались прекрасной погодой. Даже Зайцев, боявшийся, как бы не усилилась пагубность простуды, радовался, что вышел на улицу и может с огромным удовольствием наслаждаться прелестью безмятежного зимнего дня.

…— Я не в таком уж большом возрасте, но перелеты переношу непросто, особенно посадки. Взлеты как-то легче,— Погодаев продолжал переживать нелегкий для него полет,— Никита Сергеевич чуть ли не в два раза старше, а все время летает из конца в конец и хоть бы что. С самолета в поле, или в заводской цех. Какое же надо иметь здоровье!

— Слышал же,— «есть порох…»— напомнил Муратов.

— Порох вещь не надежная,— прохрипел Зайцев,— он и рвануть может так, что ничего целым не останется, а иногда пустым фейерверком блеснуть и бесследно исчезнуть.

— Но Хрущев же с людьми встречается, пульс жизни чувствует!— возразил Погодаев.

— Видит людей он много, говорит тоже много, и даже правильно, а толку?— сердито и с болью проговорил Зайцев,— кпд у него маловат. Дела-то не слишком гладко идут. Темпы роста производства падают. Чтобы затушевать это придумали семилетку, только плановикам да директорам морока, среднегодовые темпы этой бюрократической операцией не поднимешь. Положение с продовольствием не улучшается, хотя шуму, треску хоть отбавляй. Москвичи жалуются, все продукты вывозят мешочники из близ лежащих городов. С материально-техническим снабжением предприятий стало сложнее, то одного нет, то другого. Принимаем дополнительные обязательства. Начинаем множество неплановых объектов. Закричит местный руководителем, без того-то жить не могут, сразу команда, начинай строй. Никто никаких балансов не рассчитывает и не соблюдает. Вакханалия какая-то, а не плановое хозяйство!

— Критиковать сейчас все мастера,— возмутился Погодаев,— отчего же это происходит? Что надо делать?

— Иногда складывается впечатление, что Никита Сергеевич слушает только себя. Говорит, говорит, всех поучает— у Зайцева не заметно и признаков простуды, говорит резко, будто вспомнил военные годы, когда так настойчиво выколачивал добычу,— выискался новейший «энциклопедист», он и строитель, он и аграрник, он и химик, он и художник и даже поэт. То-то можно, то-то нет, не моги ни делать, ни даже помыслить! Кто поддакивает ему, повторяет его, тот в фаворе. Наука стала прислужницей власти! Он сказал, не нужны чистые пары, наука обосновывает, изгоняет их и оттуда, где вековой опыт показывает, что только они дают устойчивые урожаи. Сказал, сооружай только из сборного железобетона, и началось сокрушение других методов строительства. Не нравится ему тот или иной художник или поэт, все должны провозглашать им анафему! На словах борьба за современные, эффективные методы хозяйствования, на деле же сплошная косность. Зачем государству взваливать на себя нагрузку и ответственность там, где мелкий частник отлично справится. Видите ли, парикмахер и сапожник восстановят капитализм! Сотни тысяч тонн овощей гибнут на полях, на складах, в магазинах. Поручить бы, этим хлопотливым делом заниматься частнику —ни одна морковка не пропадет! — боимся, реставрируют капитализм! Ленин не боялся при неокрепшей власти ввести НЭП, а мы при сильнейших государственных органах власти и контроля, трясемся, как бы чего не вышло!

— По-моему, вы перегибаете, Алексей Николаевич,— спокойно и уверенно перебил Муратов,— вы смотрите на деятельность Никиты Сергеевича только через черные очки. Я, например, благодарен ему, что он восстановил достойное имя моего отца, а меня вывел из числа отверженных. Таких, благодарных Хрущеву, миллионы. Он обнажил множество серьезных недостатков, даже пороков в экономическом развитии. Разве можно это отрицать?

— Никто и не отрицает,— возразил Зайцев,— но одно дело обнажить, раскрыть, разоблачить, это, безусловно, нужная вещь. Но нельзя жить одним отрицанием, всякий раз начинать жизнь как бы с белого листа. Надо двигаться вперед, организовывать дело, а не ограничиваться громкими и бесконечными речами, так недолго всем надоесть, растерять доверие и поддержку. Не говорить надо о новых экономических рычагах и стимулах, а настойчиво ими пользоваться.

— О каких рычагах и стимулах ты ведешь речь, Алексей Николаевич?— спросил Погодаев

— Об общеизвестных. Здесь никакого открытия Америки нет. Займись по-деловому ценообразованием, проводи стимулирующую кредитную политику, установи налоги и пошлины, не удушающие предприятия, а поощряющие увеличение производства. Умей пользоваться таким инструментом, как прибыль. Сейчас прибыль почти подчистую забирает государство, это современная продразверстка. Установи определенный процент на отчисление прибыли государству, точный, надолго зафиксированный. Нет нужды гнаться за высоким процентом, главное сделать этот процент весомым. Другую часть прибыли, значительную, оставить на воспроизводство основных фондов предприятия. Остальное — пусть не пугает величина — направить на материальное стимулирование работников. При такой системе все заинтересованы в наращивании прибыли, от нее будет зависеть, насколько ощутим процент для каждого участника распределения прибыли.

По радио разносилось приглашение на посадку. Рейс продолжал движение к порту назначения.


4


В этот вечер, 12 октября 1964 года, погода как бы раскрывала, отчего сентябрь-октябрь на южных курортах Советского Союза называли бархатным сезоном. На небе медленно и вальяжно проплывали, словно белые барашки, редкие облака, на море рябила легкая зыбь. Готовящееся к уходу на ночь солнце, тепло и ласково освещало облака, отбрасывало их блеск на лениво волнующееся море, просвечивало нежными лучами стройные сосны на ухоженном Пицундском побережье.

Никита Сергеевич Хрущев прохаживался по большому кабинету госдачи. Скоро подойдет напарник по отдыху, многолетний соратник Анастас Иванович Микоян. Вместе поужинают и отправятся на прогулку по великолепному парку. Анастас Иванович партнер по прогулкам превосходный, с ним не заскучаешь. Расскажет такие истории, что и просветишься, и услышишь разные были и небыли, о каких нигде не прочитаешь. И для дела полезно с ним общаться. Можно обсосать не одну свежую мыслишку. Ни с кем другим в разные тонкости и деликатные откровенности пускаться не станешь.

— Совершенно верно, Никита Сергеевич, вы правы, Никита Сергеевич…— будут лишь поддакивать. Скажи подобному собеседнику, что его следовало бы повесить, тотчас откликнется:

— Совершенно правильно, Никита Сергеевич, горячо поддерживаю ваши мудрые указания!

Анастас, разумеется, грудь на распашку не раскроет, что у него таится на душе, полностью не выкажет. Суровейшую школу возле Сталина за долгие годы прошел, таких наук ни в каких университетах и академиях не преподают. Старик самые острые, доверительные поручения ему выдавал. Тридцать седьмой пересидел, хотя вокруг заслуженные и светлые головы летели. Умел ловкий армянин во время умно промолчать, или так ответить на прямой вопрос, что не придерешься и не упрекнешь. После войны угрожающие тучки над его головой начали было собираться, но судьба круто развернулась, стало некому из сгущавшихся туч молнии выпускать. Да, проживи Сам подольше, все равно выкрутился бы Анастас! Это у него в крови, с молодости мастер выкарабкиваться из самой опасной ситуации. В Гражданскую англичане схватили Бакинских комиссаров, двадцать шесть прикончили, а он и тогда уцелел.

Надо бы посоветоваться, как все-таки подступиться к продовольственной проблеме? Тысяча девятьсот восьмидесятый год, как танк на окоп, надвигается. Не увернешься от намеченного года, выкладывай провозглашенное. Напрасно тогда к ворчунам не прислушался, настоял на включении в Программу «…нынешнее поколение… будет жить…». Не получается, как у Ходжи Насреддина: и ишак жив, и эмир цел, и сам дотяну до заветной даты, порох-то есть в пороховнице, и не скоро оттуда высыпется.

Упрямые люди, сколько не долблю, а не лезут вглубь, все и вся критикуют, и никто ни за что не отвечает. Разослал Записку по новой системе управления Агрокомплексом. Пристегнуть к каждой проблеме квалифицированное и ответственное звено. Пусть одни занимаются хлебом, другие мясом, третьи молоком и так далее… Что-то в этой Записке не доработано?.. Обращаться за советом бесполезно. Завопят, выполняя, мол, мудрые указания… Выдрессированы до предела, и никак рабское послушание переломить не удается…

Зазвонил аппарат ВЧ. Поднял трубку, услышал предельно корректный голос:

— С Вами хотел бы переговорить Леонид Ильич.

— Слушаю. Что у тебя загорелось, Леонид?

Брежнев сообщал, что подготовлен Пленум ЦК и необходим его приезд.

— По какому вопросу?

— По сельскому хозяйству,— Брежнев на долю секунды замялся,— и другим…

Хороши, ничего не скажешь! Даже Пленум без него не могут провести. Вырвался отдохнуть, обдумать кое-что без помех. Так, не дадут.

— Решайте без меня,— немного промедлил положить трубку и услышал:

— Без Вас нельзя, Никита Сергеевич.

Брежнев говорил настойчиво, но проскальзывало беспокойство. Боятся, не приедет он, самим придется копаться в сельских неурядицах, а за какой конец взяться понятия не имеют. Всякие среди его «соратников» есть. Кое-кому не нравится напористость Первого секретаря. Некоторые истошный вой поднимут — без паров, мол, не обойтись и систему управления Агрокомплексом лучше не трогать, годами, дескать, складывалась. Привыкли веками с сохой ковыряться. Немцы без паров обходят, а урожаи, нам только мечтать. Провели же Пленум по химии, вот и жмите на удобрения, нечего волынку тянуть. Столько химических заводов строится, все поля можно засыпать удобрениями. Все-таки придется лететь, завалят дело без него.

— Я подумаю…

Положил трубку, а то еще «аргументы» начнет навязывать. Неслышно и, как всегда, одаривая приветливой улыбкой, вошел Анастас Иванович. Внимательный взгляд темных армянских глаз не совсем вязался с добродушной улыбкой. Он в легком летнем костюме с иголочки, модный галстук, на ногах удобные летние ботинки

— Опять кому-то вливание делал? Хотя бы не надолго оторвись от забот. Никто и ничто никуда не убежит. Набирайся сил, они тебе еще понадобятся. На хозяйстве Брежнев, мужик исполнительный и надежный. Отдыхай. Как говорила в фильме Раневская, не волнуйся, береги здоровье!—хихикнул Микоян.

— Будешь тут спокоен… Затеяли Пленум, а без меня проводить боятся,— не без самодовольства проворчал Никита Сергеевич.

— Ты, что не знал о Пленуме? По какому вопросу?— встревожился Микоян. Не любил внезапных Пленумов и совещаний.