Ть, Монд Дипломатик, Митин Журнал, Алекса Керви, Бориса Кагарлицкого, издатель­ство Логос, издательство Праксис и Сапатистскую Армию Нацио­нального Освобождения

Вид материалаДиплом

Содержание


II. Убийство-Война-Голод-Стяжательство
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   33
Коммюнике № 5

«Интеллектуальный садомазохизм - это фашизм восьмидесятых — Авангард жрет собственное дерьмо, и, похоже, ему это нравится»

ТОВАРИЩИ!

Недавно вокруг темы «Хаоса» разгорелся отвратительный спор, навязанный нам несколькими реваншистами. Все знают, как мы пре­зираем полемику. Но они заставили нас в конечном итоге устроить это на Пленарном Совещании, посвященном обличениям ex cathedra. Наши лица горели от негодования, слюна брызгала из наших уст, вены на шеях вздувались, едва сдерживая напор праведного гнева. В конце концов, нам пришлось пустить в ход тряпки с агрессивными лозунга­ми (вернее, не пустить, а запустить в эти лица, словно вышедшие из тридцатых годов) для того, чтобы дать понять, чем Онтологический Анархизм не является.

Запомните — только в классической физике Хаос связан с энтро­пией, тепловой смертью и распадом. В нашей физике (в нашей Тео­рии Хаоса), Хаос отождествлен с дао, лежащим между инь-энтропи­ей с одной стороны и янь-энергией с другой. Для нас это скорее принцип непрекращающегося творения, нежели что-то, имеющее от­ношение к ничто, пустоте как потенции, опустошению. (Хаос, пони­мается нами как «сумма всех порядков»).

Из этой алхимии мы извлекли квинтэссенцию эстетической тео­рии. Хаотическое искусство может использовать ужас или даже grand guignol9, но оно никогда не позволит засосать себя в воронку гнило­го негатива, в танатозис, shadenfreude (любование чужой бедой), в упивание злодействами нацистов и серийных убийц. Онтологичес­кий Анархист не собирает коллекцию удушливых фильмов, его утом­ляют отморозки, разглагольствующие по поводу французской фило­софии. («Надежда уже погибла, и я узнал об этом раньше тебя, придурок. Йо!).

9 Читается «гран гиньоль» (франц.) - Великий Ужас - здесь имеется в виду психологи­ческая техника запугивания посетителя «Комнаты Страха». Прим. перев..


Вильгельм Райх наполовину сошел с ума и был убит агентами Эмоциональной Чумы. Может быть, половина его работы была лишь следствием его явной паранойи (заговоры пришельцев, гомофобия, даже его теория оргазма), НО... В одном мы всей душой согласны с ним: секспол! Подавление сексуальности чревато болезненным вле­чением к смерти, что, в свою очередь, ведет к дурной политике. Львиная доля искусства Авангарда излучает Убийственные Оргоновые Лучи (УОЛ). Целью Онтологического Анархизма является создание эстетических погодных орудий (ОЛ-пушек), которые смогут разве­ять миазмы умственного садомазохизма, который нынче в такой моде. Увечащие сами себя в ходе «перфомансов» актеры поражают нас сво­ей тупостью и банальностью. Их искусство делает всех вокруг еще более несчастными. Каким же навозом, каким же мушиным мозгом вместо человеческого разума надо обладать, чтобы приготовить та­кое апокалиптическое кушанье?

Разумеется, авангард претендует на интеллектуализм. Точно то же мнили о себе Маринетти и футуристы, Паунд и Селин10. Из разных типов зауми уж лучше предпочесть настоящую глупость, буколичес­кое блаженное бездумье Нью-Эйджа, лучше стать обыкновенным дураком, чем пьяным от смерти. Но, к счастью, нам не нужно выби­вать из себя мозги для того, чтобы стать полоумными на свой соб­ственный лад. Все чувства, все способности наши принадлежат нам по праву собственности, равно сердце и голова, интеллект и дух, тело и душа. Наше искусство не калечит, оно восхищает, развлекает, ода­ривает всем и сверх меры.

10 Праворадикальные писатели. Маринетти - поэт-футурист, возглавлял группу футури­стов на учредительном съезде Фашистской партии Муссолини в марте 1919 г. и участво­вал в разработке ее программы. Луи-Фердинанд Селин - французский писатель, автор книг «Путешествие на край ночи», «Из одного замка в другой» и т.п. «Изуродованный на l-ой мировой войне, куда отправился добровольцем, желчный инвалид. Мрачный писа­тель-пессимист Селин [...] ...настоящее мировоззрение злобного правого анархиста. Селин обновил французскую литературу, указав ей пример, что есть еще непочатые за­пасы народных слов, народного видения, народных мнений. До него французская лите­ратура говорила языком избранных интеллектуалов (курсив переводчика). Умер он [...] в меховой безрукавке, запущенный и больной. Селин это Бог для раздраженных рабо­тяг, для тех, кто торгует на улицах, кряхтя, встает на работу в раннюю рань, ругает пра­вительство у пивных стоек, несчастлив в личной жизни, для ипохондриков, полицейских и мрачных молодых людей. [...] У Селина всегда будут читатели.» (Э. Лимонов). Вопрос о том, претендовал ли вообще Селин на какой-либо интеллектуализм остается откры­тым. Прим. перев.




Поставщики бессмысленного мрака — это Похоронная Команда современного искусства, а мы — «те, кого нет». Пусть натуралисти­ческие бальные залы оккультных безделушек Третьего Рейха и кар­тины детской насильственной смерти развлекают тех, кто правит Зре­лищем, смерть на экране телевизора смотрится лучше, чем жизнь, а мы, хаоты, верующие в мятежную радость, извергнуты во тьму вне­шнюю и преданы забвению.

Надо ли говорить, что мы против всех видов цензуры, как духов­ной, так и светской. Но «после революции» мы хотели бы взять на себя личную ответственность за выметание удушающего сора всех Похоронных Команд с их искусством путем выселения их из города на специальном поезде. (Критика в контексте анархизма приобрета­ет силу прямого действия). В моем личном космосе нет места ни для Иисуса и его повелителей мух, ни для Чарли Мэнсона и его поклон­ников. Мне не нужна ни мировая полиция, ни космические палачи. Я не нуждаюсь ни в массовой бойне по телевизору, ни в прочувство­ванных постструктуралистских романах, посвященных некрофилии.

Когда это случится, АОА может лишь надеяться на успех в деле саботажа машины Государства и ее призрачного окружения, но мы просто должны попробовать себя в какой-нибудь деятельности, бо­лее реальной, чем манифестации УОЛитов вроде «Трупоедов Ниж­него Ист-Сайда» и прочей артистической чепухи. Мы поддержива­ем художников, которые используют пугающий материал в каком-то «высшем смысле», тех, которые пускают в ход любые проявления любви и секса, даже шокирующие или запретные, употребляющих свой гнев, свое отвращение и свои истинные желания для самоут­верждения, для создания красоты и поиска приключений. «Соци­альный нигилизм» — да, но не мертвый нигилизм гностического самоуничижения. Каждый, у кого еще есть хоть малейшие остатки третьего глаза, отличит революционное жизнеутверждающее искус­ство от мертвящего реакционного, даже если проявления того и дру­гого будут отмечены грубостью и жестокостью. УОЛ нестерпимо во­няют и нос хаота может унюхать эти эманации так же, как он распознает аромат духовного и сексуального веселья, пусть даже последний будет приглушен темными запахами. Даже крайне пра­вые, несмотря на весь свой страх плоти и чувственных проявлений, в конечном итоге достигают расширенного сознания и восприятия. Но от Похоронных Команд, несмотря на все их тщетные потуги и модные революционные лозунги, исходит ровно столько же подлин­ной раскрепощающей энергии, сколько от ФБР, ФКЛП или дважды окрещенных баптистов.

Мы живем в обществе, где роскошнейшие предметы потребления рек­ламируются при помощи картин смерти и уродств, которые посредством генерирующих альфа-ритмы, канцерогенных, искажающих реальность приспособлений транслируются напрямую в мозжечок миллионов чело­векоподобных рептилий в то время, как некоторые картины жизни (на­пример, наша любимая — мастурбирующий ребенок) отвергаются и пре­следуются с невероятной жестокостью. Быть садистом от искусства в наше время вообще ничего не стоит, ведь соблазнительная фигура Смер­ти стоит в центре нашей парадигмы Общественного Договора. «Леваки», обожающие переодеваться и играть в «Полицейские и Воры», люди, оргаз-мирующие над фотографиями зверств, люди, умствующие по поводу не­внятного искусства и щеголяющие своим безнадежьем, затягивающим в пропасть ублюдством и страданиями других людей — подобные «худож­ники» по сути своей такая же полиция, только лишенная силы (превос­ходное определение, подходящее также и для многих других т.н. «рево­люционеров»). Для этих эстетических фашистов у нас уже приготовлена черная бомба. Она разорвется мужским семенем и фейерверками, ды­мом марихуаны и пиратством, причудливыми шиитскими ересями и пу­зырящимися райскими фонтанами, сложными ритмами, пульсацией жиз­ни — всем, что лишено формы и изысканно.

Проснись! Дыши! Почувствуй, как дыхание мира овевает твою кожу! Завладей этим днем! Дыши! Дыши!

(Благодарности: Дж. Мандер — «Четыре аргумента в пользу отме­ны телевидения»; Адам Экзит; Мавританский Космополит из Уиль-ямсбурга)

Коммюнике №6

I. Апокалипсис в салоне: «Тайный театр»11

11 «Апокалипсис в салоне» был организован Шароном Ганноном в июле 1986 года)

Уже давно Сталин не дышит нам в затылки, почему бы тогда ис­кусством не послужить... делу революции?

Даже не думайте, что это «невозможно». Чего еще мы можем на­деяться достичь, как не «невозможного» Должны ли мы ждать еще кого-то, кто обнажит наши потаенные желания?

Если искусство мертво, если публика увяла, что ж, нашей кобыле легче. Возможно, каждый из нас теперь своего рода художник и, воз­можно, зритель вновь стал девственно чист, заново обрел способность быть тем, что он видит.

Если так, то мы можем найти выход из наших внутренних музеев. Если так, мы перестанем продавать самим себе билеты в галлереи, что находятся внутри наших черепов, мы сможем созерцать то ис­кусство, которое воссоздает исконную цель мага: менять структуру реальности при помощи манипуляций над живыми символами (в дан­ном конкретном случае, над теми образами, которыми нас «снабди­ли» организаторы этого художественного салона: убийствами, вой­ной, голодом и стяжательством).

Теперь нам известно, что эстетические акты наделены некото­рыми качествами актов террористических («жестокостью» в трак­товке Арто), только нацелены они не столько на уничтожение лю­дей, сколько на разрушение абстракций, скорее, на освобождение, чем на установление господства. Они совершаются в большей сте­пени ради получения удовольствия и для забавы, а не ради полити­ческой выгоды и запугивания. Короче говоря, это именно «поэти­ческий терроризм». Избранные нами образы проникнуты темной силой, но все эти образы — всего лишь черные покрывала, скрыва­ющие те энергии, которые мы можем использовать для света и на­слаждения.

Например, так, как это сделал человек, придумавший айкидо. Он был самураем, но стал пацифистом, отказавшись сражаться на сто­роне японских империалистов. Он стал отшельником, жил на горе, сидя под деревом.

Однажды бывший однополчанин пришел к нему в гости и обвинил в предательстве, трусости и т.п. Отшельник ничего не сказал в ответ, а продолжал сидеть. Тогда офицер разъярился, достал свой меч и нанес удар. Внезапно безоружный мастер разоружил офицера и вернул ему меч. Снова и снова пытался офицер убить отшельника, используя все приемы боя на катанах, но из своего опустошенного сознания отшель­ник каждый раз извлекал новый способ обезоружить его.

Разумеется, тот офицер стал его первым учеником. Позже они научились уворачиваться от пуль. Мы можем видеть здесь некую форму метадрамы, призванную запечатлеть вкус этой истории. Она дает толчок развитию совершенно нового искусства, полностью бес­кровного способа боя, войны без убийства, пути «меча жизни», но не смерти.

Заговор художников, анонимных, как сумасшедшие бомбаши, но направивших свою энергию не на акты насилия, а на беспричин­ную щедрость, на Миллениум, а не на апокалипсис, нацеленных на эстетический шок текущего момента во имя воплощения и освобож­дения...

Искусство — это собрание прекрасной лжи, которое становится правдой.

Может быть, стоит создать «тайный театр», в котором как худож­ники, так и зрители полностью исчезнут, но лишь для того, чтобы вновь появиться в другом плане бытия, где искусство и жизнь стано­вятся одним: чистым даром без расплаты?

II. Убийство-Война-Голод-Стяжательство

Манихеи и катары верили, что тело может быть спиритуализова-но, иначе говоря, что тело, оскверняющее чистый дух, должно быть полностью отвергнуто. «Совершенные» гностиков (радикальных ду­алистов) истязали себя до смерти для того, чтобы сбежать из темни­цы тела и вернуться в плерому чистого света. Парадоксально, но вот единственный способ избегнуть плотского зла — насильственной смерти, войны, голода, и ненасытного стяжательства, который они исповедовали: убить собственное тело, объявить войну плоти, изго­лодаться до смерти и стяжать... спасение.

С другой стороны, радикальные монисты (исмаилиты, рэнтеры, антиномисты) считали, что тело и дух едины, что дух, живущий в чер­ном камне, также проникает и в плоть, что все живет и все — жизнь.

«Вещи таковы, каковы они в момент встречи с ними... все есте­ственно... все в движении, как если бы Истинный Господь действи­тельно все время двигал бы их — но если мы будем искать свиде­тельств существования этого хозяина всех вещей, мы не найдем ничего». (Го Цзян)

Парадоксально, но монистический путь также пролегает через сво­его рода «убийство, войну, голод и стяжательство»: через превраще­ние смерти в жизнь (пища, негэнтропия), через войну против Импе­рии Большой Лжи — «пост души», или через отказ ото Лжи, от всего, что не живо и стяжание самой жизни, абсолютной мощи желания.

Даже больше: без познания тьмы («плотного опыта») не может быть познания света («гнозиса»). Эти два вида знания не просто до­полняют друг друга: правильнее будет сказать, что они идентичны, как одна и та же нота, сыгранная в разных октавах. Гераклит сказал, что реальность находится в состоянии «войны». Только сочетание нот создает гармонию. («Хаос — это сумма всех порядков».) Теперь дай­те каждому из наших четырех понятий покрывало из других слов (на­звать фурий «милыми созданиями» значит не просто употребить эв­фемизм. Это означает найти в фуриях больше смысла). Облеченные в эти покрывала, ритуализированные, реализованные в качестве ис­кусства, эти четыре понятия приобретут свою темную красоту, свое «Черное Сияние».

Скажи «охота» вместо «убийства». В охоте заключается бесхит­ростная экономика всякого архаического, родоплеменного и неавто­ритарного общества. «Почитание» жертвы — это одновременно убий­ство, поедание плоти и путь Венеры, путь вожделения. Вместо «войны» скажи «бунт». Не классовая борьба, а вечный мятеж, в котором темное начало обнаруживает внутри себя светлое. Вместо «стя­жательства» скажи «томление», непокорное желание, безумная лю­бовь. И, наконец, вместо голода, этой пытки, говори о полноте, из­бытке, чрезмерности, щедрости, Даре самого себя Другому.

Без этого танца покровов ничто не может быть сотворено. Древней­шая мифология считала Эрота перворожденным сыном Хаоса. Эрот, дикарь, которого можно приручить, открывает ту дверь, через которую художник возвращается к Хаосу, к Единому, а затем устремляется об­ратно, унося с собой частицу прекрасного. Художник, охотник, воин — в них уравновешенность сочетается с пассионарностью, стяжательство с крайним альтруизмом. Упаси нас от всех спасителей, которые спаса­ют нас от самих себя, от нашей животной, анимальной природы, без которой мы были бы лишены как anima, «живота», нашей жизненной силы, так и animus, «живчика», живительности роста, проявляющей себя в агрессии и ненасытности. Вавилон поработил нас, убедив в том, что наша плоть мерзка, и заставив ожидать спасения. Но если плоть уже «спасена», уже просветлена, если даже само сознание — разновидность плоти, осязаемый живой эфир, тогда мы не нуждаемся в силе, ходатай­ствующей за нас. Как сказал Омар: «дикость — это рай в настоящем».

Только свобода дает возможность подлинной жизни, убийство же — обычай Империи. Война — также вавилонское изобретение. Никто не должен умирать ради возвеличивания других. Голод входит в челове­ческую жизнь исключительно благодаря верховному жречеству — раз­ве не Иосиф учил фараона спекулировать зерновыми? Стяжательство... жажда земли, символа богатства, силы, позволяющей деформировать души и тела других людей под лозунгом их спасения. Стяжательство тоже произрастает не из «природных обстоятельств», а из того, чисто человеческого обстоятельства, что все благотворные энергии втапты­ваются в грязь во славу Империи. Художник может выставить против этого свой танец покровов, тотальную радикализацию языка, «Поэти­ческий Терроризм», который ударит не по живым существам, а по зло­творным идеям, который собьет крышку с гроба, где похоронены наши желания. Удушливое и парализующее здание будет взорвано благодаря всеобъемлющей радости, когда радуются даже тьме.

Коммюнике №7

Пещерное мышление и высокие технологии: изложение позиций

Поскольку в АОА постоянно ведутся разговоры о «пещерности», я думаю, вы будете не против отправиться обратно в Каменный Век.

Нас не интересует «возврат к почве», если подразумевается скуч­ная жизнь крестьянина, гребущего лопатой дерьмо. Не нужен нам и «родоплеменной» строй, если он связан с табу, фетишами и недоеда­нием. Мы вовсе не против концепции культуры, в том числе включа­ющей технологию. Для нас проблемы начинаются с цивилизации.

То, что нам нравится в жизни палеолита, суммировано антрополо­гической школой в выражении «Народы без авторитетов»: элегант­ная праздность общества охотников и собирателей, двухчасовой ра­бочий день, одержимость искусством, танцем, поэзией и любовью, «демократизация шаманизма», культивация ощущений, короче, куль­тура.

А вот то, что нам не нравится в цивилизации: «сельскохозяйствен­ная революция»; возникновение каст; Город и связанный с ним культ иерархической власти («Вавилон»); рабство; догма; империализм («Рим»).

Подавление сексуальности в «рабочее» время под эгидой «авто­ритетов». В общем, «Империи нет конца».

Новое пещерное мышление, базирующееся на высокотехнологич­ном, пост-аграрном, постиндустриальном, свободном от труда, кочую­щем (или «беспочвенном космополитском»), квантовом обществе — вот идеальный образ будущего согласно Теории Хаоса и «футуроло­гии» (в том смысле, который придавали этому термину Роберт Энтон Уилсон и Тимоти Лири).

Что до настоящего, то мы отвергаем всякое сотрудничество с ци­вилизацией Постников и Обжор, с людьми, которые настолько сты­дятся отсутствия страданий, что заставляют затягивать пояса себя и других и с теми, кто безжалостно нажирается, а потом возвращает съеденное в виде рвотных масс в мазохистических припадках диет и пробежек. Все способы доставить себе удовольствие и способы са­моограничения подарены нам Природой. Мы никогда не станем от­рицать самих себя, никогда не откажемся ни от чего, но в некоторых вещах нам отказано с самого начала, некоторых вещей мы лишены, потому что мы сами слишком велики для них. Я — пещерный человек настолько же, насколько пришелец со звезд, я — одновременно член команды и свободный пират. Как-то раз одного индейского вождя пригласили на банкет в Белый Дом. Когда разносили еду, он трижды наполнил доверху свою тарелку. Какой-то белый, сидевший рядом с ним, наконец, не выдержал и сказал: «Мистер Вождь, хе-хе... Не ду­маете ли вы, что это будет чуть-чуть лишку? ».

«Гм, — ответил ему вождь, — когда чуть-чуть лишку, для Вождя это — в самый раз».

Тем не менее, некоторые положения «футурологии» остаются под воп­росом. Даже если мы, к примеру, согласимся с тем, что новые техноло­гии, такие как телевидение, компьютерная техника, роботизация, косми­ческие исследования и т.д. содержат освободительный заряд, мы не сможем не заметить пропасти между их потенциалом и реальностью. Ба-нализация телевидения, яппификация компьютеров13 и милитаризация Космоса указывают на то, что сами по себе эти технологии не дают стро­гой гарантии использования их возможностей для дела освобождения.

13 Для того, чтобы объяснить постоянные упоминания Хакимом Беем «компьютерных» реа­лий в анархистских текстах, следует сказать несколько слов о взаимоотношениях анархиз­ма 80-х и киберпанка. Киберпанк вырос из т.н. первой компьютерной революции 1981-1988 гг., когда многие американцы обзавелись персональными компьютерами первого поколе­ния, такими как Apple II и Atari (В Великобритании и континентальной Европе это были Amstrad, ВВС и ZX-Spectrum) и начали эксперементировать с модемной связью. Тогда же появились первые информационные службы, такие как Престел, а также BBS и хакеры. Персональный компьютер в восьмидесятые мыслился как «Зазеркалье», как нечто ма­гическое по своей природе, весьма далекое от инженерной скуки. Авторы популярных книг о компьютерах в то время слишком часто цитировали Льюиса Кэррола. Забавные сегодня восьмибитовые машинки тогда казались чем-то вроде электронного ЛСД. По­тенциальная трансгрессивная сила компьютерной техники в то время осознавалась, хоть и крайне смутно, но почти всеми... Не в последнюю очередь она связывалась с графи­ческими компьютерными играми, в том числе и написанными самостоятельно - тогда еще не существовало крупных студий девелопмента, а тем более игровых империй, пре­вративших сегодня компьютерные игры в кальку голливудских блок-бастеров. Эти игры создавали уютное, замкнутое и в то же время «псевдобесконечное» (см. статьи Ясмины Михайлович) пространство, через которое могли самореализовываться друзья, входив­шие в тесный круг, центром которого была (в терминологии «докомпьютерных» взрос­лых) «дорогая куча металлолома», состоявшая из грязной клавиатуры, заляпанного мо­нитора и кассетного магнитофона без крышки, приютившаяся в гараже или на чердаке коттеджа. Атмосфера самодостаточности, «автономии», складывающаяся вокруг компь­ютеров (и полностью противоположная нынешней глобалистской идее о том, что ком­пьютер без Интернета это вроде бы еще не компьютер), обмен коммерческими и неком­мерческими программами среди друзей-отаку («увлеченных» (япон.)) - все это было близко утопическим анархистам, а анархистские идеи - первому компьютерному поко­лению. Не случайно один из киберпанковских фэнзинов назывался «bOING-bOING». Это название - результат скрещивания названия анонимного анархистского манифеста начала 80-х («bolo-bolo») и названия известной программы, демонстрирующей графи­ческие возможности ультрапрогрессивного мультимедийного персонального компьюте­ра 1985-1995 гг. «Amiga». Программа называлась «Boeing» и демонстрировала трехмер­ное изображение текстурированной красными и белыми прямоугольниками сферы, летавшей по экрану и с шумом отскакивающей от его краев. (Этот «шарик» определил визуальный облик эпохи настолько же, насколько «электронная» мелодия «Popcorn» - ее акустическое окружение.)

Конец такому пониманию компьютерной техники настал в 90-х годах с т.н. «второй ком­пьютерной революцией» (контрреволюцией?), с монополизацией рынка персональных компьютеров IBM-клонами, а рынка операционных систем - компанией Microsoft. CEO Microsoft - Билл Гейтс видел и продолжает видеть в компьютерной технологии лишь средство для утверждения Общественного Договора в мировых масштабах и ни грана магии. Разнообразные варианты ОС Windows и Windows-приложений позиционируются как программы, призванные насаждать «семейные ценности» и «политкорректность» по-американски. Представление о «домашнем клубе друзей-отаку» - кибермальчишнике 80-х безвозвратно утеряно. Билл Гейтс может сказать теперь, что «все стало на свои мес­та», то есть произошла та самая яппификация и капитализация компьютеров, о которой пишет Хаким Бей. Гейтс и сам являет собой пример ренегата - революционера и губи­теля семейных надежд, ставшего самым богатым яппи на свете и главным проповедни­ком новой, кибернетической семейности (основатель «Apple» Стив Джобс - пример ре­волюционера, так и не ставшего яппи - вот что, кстати, писал о всемирно известном логотипе «Apple» бывший вице-президент Apple Computer Жан-Луи-Гасси: «Одной из самых больших тайн для меня является наш символ - символ греха и знания - надку­санное яблоко, все в цветах радуги в неправильном порядке. Нельзя и мечтать о более удачном символе - греха, знания, надежды и анархии»). Память о «революционности» и «магизме» компьютерной техники, тем не менее, живет в среде производителей игро­вого «железа», что отражается, в частности, на его названии, например в названии се­рии ускорителей трехмерной графики 3dfx Voodoo. Прим. перев.




Даже если мы отвергнем ядерный Холокост, как еще одно Зрели­ще, поставленное для того, чтобы отвлечь наше внимание от реаль­ных проблем, нам придется согласиться с тем, что такие понятия «га­рантированное взаимное уничтожение» или «чистое оружие» несколько умерили наш пыл в отношении некоторых аспектов Высо­котехнологичного Приключения. В Онтологическом Анархизме луд-дизм используется как тактика: если определенная технология, не за­висимо от того, какие восхитительные возможности она может преподнести в потенции в будущем, используется для моего подавле­ния здесь и сейчас, то я должен или найти способ ее саботировать, или завладеть средствами производства (или, что, вероятно, важнее, средствами коммуникации). Человеческое подразумевает использо­вание техники, но нет такой техники, которая значила бы больше, чем человеческое во мне.

Мы с презрением смотрим на антитехнологический анархизм с его технофобиями, по крайней мере, считаем его неприемлемым для нас самих (существуют ведь другие хорошие люди, просто обожающие деревенскую жизнь). Но мы также отказываемся от технологичес­кой идеи фикс. Для нас все формы детерминизма выглядят равно бес­содержательными. Мы не рабы наших генов, как не рабы и наших машин. То «естественно», что мы придумали и воплотили. «У Приро­ды нет Законов — только склонности».

Для нас жизнь не принадлежит ни Прошлому — этой земле, кишащей призраками славной старины, стерегущими свои потускневшие сокро­вища в могильной тьме, ни Будущему, где мутанты-гидроцефалы рев­ностно охраняют секреты бессмертия, полетов со сверхсветовой ско­ростью, генной инженерии и упадка Государства. Или сейчас или ничего. Каждое мгновение пропитано вечностью, а мы заблудились в миражах, увиденных нами сквозь глазницы мертвого черепа, завяз­ли в ностальгии по невоплощенному идеалу.

Все достижения моих предшественников и последователей значат для меня не больше чем поучительная и развлекательная история. Я никогда не поставлю их выше себя даже для того, чтобы оправдать собственную незначительность. Я издал декрет, разрешающий мне брать у них все, что я пожелаю — пещерное мышление, высокие тех­нологии, или причудливые обломки цивилизаций, секреты Тайных Мастеров, утехи фривольной аристократии и жизнь богемы.

Декаданс... как много слилось в этом слове для Онтологическо­го Анархиста, несмотря на отрицательный смысл, который придал ему Ницше. В нашей жизни он играет такую же важную роль, как здоровье. И того и другого мы хотим в изобилии. Эстетствующие декаденты не станут разжигать глупые войны, не станут растекать­ся мысию по мертвому древу зависти и обиды. Они ищут приклю­чений в новинках искусства и сексуальных нестандартных прак­тиках, а не в чужих бедах. АОА восхищается их леностью, пренебрежением к глупым условностям, культивацией аристокра­тической чувственности и подражает им как может. Для нас эти качества парадоксальным образом гармонируют с основополага­ющими принципами Каменного Века — бьющему через край здо­ровью, игнорированию иерархии, развитию художественного чу­тья вместо чувства Закона. Мы требуем сильного декаданса и нескучного здоровья!

Поэтому АОА безоговорочно поддерживает все туземные племе­на в их борьбе за полную автономию и в то же время помогает самым безумным проектам футурологов. Палеолитизм будущего (которое для нас как для мутантов наступило раньше, чем для всех прочих) может быть повсеместно достигнут только при помощи массового применения технологий Воображения, научной парадигмы, преодо­левающей квантовую механику и идущей дальше, в глубины Хаоса и галлюцинации Спекулятивной Беллетристики.

Как Беспочвенные Космополиты, мы обращаемся ко всем красо­там прошлого, востока и родоплеменных обществ. Все это наследие должно быть и может быть нашим, даже сокровища Империи долж­ны быть поделены между нами. И в то же время мы требуем созда­ния технологии, которая превзошла бы земледелие, промышлен­ность, даже вездесущее электричество, техники, способной работать на неуловимых токах человеческого сознания, сочетающей мощь кварков, частиц с обратным ходом времени, квазаров и параллель­ных миров.

Враждебные друг другу идеологии анархизма и либертарианства содержат в себе свои собственные представления об утопии, варьирующиеся от земледельческой общины до Звезды КЭЦ. Мы же гово­рим: пусть расцветают все цветы — так пусть расцветают они в од­ном саду без садовника, который мог бы срезать «лишние» стебли и почки, следуя какому-нибудь моральному или евгеническому плану. Единственный настоящий конфликт — это конфликт между автори­тетом тирана и авторитетом самореализации. Все прочее — иллюзия, предрассудок, пустословие.

С одной стороны, сыно­вья и дочери Гайи14 никогда не покидали пещеры, с дру­гой — все достижения буду­щего уже в наших руках. Только восстание «решит» этот парадокс — только вос­стание против фальшивых представлений в нашем и чужом сознании уничтожит технологию подавления и убожество Зрелища. В этой схватке раскрашенная маска шамана мо­жет быть полезна настолько же, насколько окажется полезным зах­ват спутника связи или проникновение в закрытую компьютерную сеть.

14 Богиня греческого пантеона (олицетворение матери-земли), центральная фигура од­ноименного неоархаического религиозного движения в США. Прим. перев.


Единственный критерий, по которому мы судим об оружии или инструменте — это его красота. Средства и цели в некотором смысле суть одно и то же, восстание и есть наше приключение, становление суть бытие. Будущее и Прошлое существуют в нас и для нас, мы и альфа и омега. Нет других богов ни за нашими спинами ни на нашем пути. Мы свободны во времени и мы скоро станем свободными в про­странстве.

(Спасибо Поющей Ведьме ЦелИне за Сагу о Городе и Лесе)