Любовь к Черному Квадрату или Эрос Супрематизма

Вид материалаСтатья
Подобный материал:
1   ...   42   43   44   45   46   47   48   49   ...   54

Кабаков


Отъехавший в Рим чтобы писать свои неведомые шедевры Александр Иванов инвестировал в русское искусство новую эстетическую доминанту - фигуру отсутствия, пустого трона. Сходную фигуру изобразил Илья Кабаков, покинувший Советский Союз в 19?? году, но категорически не желающий возвращаться в Россию. Пикантность и новизна ситуации заключается в том, что Александр Иванов - гений-одиночка, уехавший только для того, чтобы в величественном одиночестве свершить свой шедевр - "Явление Христа", а Кабаков оставил в России множество адептов и прозелитов, многие из которых (в том числе и бедный критик, пишущий эти строки), даже и не знакомы с Мастером. Поэтому единственный релевантный критический подход, позволяющий описать две выставки последнего времени, связанные с Кабаковым - это жанр волшебной сказки.

Илья, Великий и Ужасный, подобно Гудвину, исчез, повсюду оставив следы своего пребывания. И только восторженное бормотание расставленных на каждом шагу адептов его культа свидетельствует о его существовании. О, какие удивительные вещи говорят эти люди, какие подвиги совершил Он в Закатных странах, куда люди простые даже и не могут помыслить добраться, а если и окажутся, то не знают живы ли они или нет. Некоторые даже видели Его принявшего вид симпатичного пожилого джентельмена.

Боюсь, что буду подвергнут общественному порицанию, но склонен полагать, что Кабакова на самом деле никогда не было. Это мистификация, совершенная однажды членами секты, именуемой НОМА и зашедшей так далеко, что никто уже не может даже подвергнуть сомнению даже сам факт существования сотворенного ими образа Великого Ильи. По всей видимости, НОМа придумала Кабакова только для того, чтобы материализовать и популяризовать тайную филологическую доктрину, которая могла показаться слишком страшной для непосвященных. Величие этой доктрины так и никогда и не внедрилось в сознание большинства добрых соотечественников даже после всех событий, последовавших зя исчезновением Кабакова.

Хотя, в сущности, ничего слишком поразительного в этой догматике нет - искусство не более, чем критика Языков. Но старания НОМы так и остались бессмысленными, им никто не поверил, как никто не поверит и мне. По прежнему все верят Колдунам, утверждающим, что искусство - это Истина и Красота. Но интересно, зачем жителям стран Заката (Abendland) так понадобился Кабаков персонаж, специально придуманный Номой для местных нужд? Сама НОМА на Западе вызывает лишь сдержанное внимание средь небольшой группы сочувствующих, в то время, как некто, принявший имя Кабаков, выступает в роли законоучителя и духовного наставника. Ведь, по имеющимся сведениям люди Запада, и так беспрестанно сами предаются изучению различений и имеют даже специальные Должности Слухачей, неутомимо вслушивающихся в Гул Языков.

Может быть, этот неизвестный использует нечто, не поддающееся аналитическому дискурсу - то есть Страх, который издревле изливался с наших земель в сторону стран Запада? Но кабаковская догматика, как известно не допускает существование феноменов, не поддающихся аналитическому описанию и расчленению. Самозванец тонко и изощренно использует внешнюю фактуру учения, созданного софистами НОМЫ, противореча самой ее сути. Что вполне ясно даже для людей, которые скептически относятся и к НОМе и к Кабакову. Западный Кабаков - действительно великий мастер, барочный и величественный, но его следует рассматривать в совсем другом контексте. Исчезновение Кабакова и последовавшее затем появление великолепного Самозванца надолго погрузило нас всех в уныние. В самом деле, разве можно даже надеяться конкурировать с одним или доказывать существование другого?

Однако, появились сразу две программы восстановления правильного культа. Независимо возникшие проекты помещены в сакральных местах - на чердаках, традиционных местах вознесения. Одна из них, ее можно оценить как охранительско-старообрядческую, представлена в Институте Современного искусства. В этом новом выставочном зале, пристроенном неутомимым директором Института Иосифом Бакштейном к мастерской Кабакова, выставлена знаменитая серия "Вшкапусидящий Примаков". В этом альбоме сначала развертывается история некоего юноши, который предпочитал сидеть в темном шкафу. Но медленный выход из этой мучительной и и теплой, как матка, реальности на улицу Розы Люксембург и далее на Землю оборачивается еще более мучительным мерцанием лишенных смысла языков. Рождение из этой оказывется простым переходом в Слов. Таким образом Бакштейн пытается придать классическому произведению характер пророчества о явлении западного Кабакова. При этом в ИСИ выставлены вовсе не подлинники, но всего лишь шелкографические копии. Единственными подлинными произведениями являются только две небольших работы, на которых начертаны весьма грубые русские ругательства, выражающие крайнюю степень желания дистанцироваться и отказа от коммуникации. Именно эти подлинники, кажется и проливают свет на загадку личности Кабакова, и возможно указывают на некоторую связь Номного Кабакова и Кабакова Западного.

Что же касается второй манифестации, названной "Табу" и посвященной двадцатипятилетнему юбилею кабаковской табуретки, то она явно осуществлена группой обновленцев, которые пытаются как-то модифицировать учение. В результате совокупного труда галерей "Red Art", XL и Бориса Бельского получилась инсталляция, являющаяся не только омажем Кабакову, но и всему концептуализму, в частности Йозефу Кошуту с его тремя стульями. В работе указанного совокупного художника-куратора в качестве предмета изображения, то есть собственно реальности выбран маленький рисунок Кабакова, а в качестве означаемого - найденная где-то инструкция по изготовлению настоящей табуретки. Но великая и неповторимая стратегия "настоящего" Кабакова и концептуализма московской Номы заключалась как раз не в механическом кошутовском сталкивании означаемых и означающию, но в осторожном и кропотливом стягивании тончайших оболочек, которые окутывают предметы для доказательства таящейся там пустоты.


Так, может быть, если мы мыслим Кабакова, то он все-таки существует?