Любовь к Черному Квадрату или Эрос Супрематизма
| Вид материала | Статья |
СодержаниеПоследняя любовь КЛАВЫ Трудные дни |
- Философия любви (на основе работы э. Фромма «искусство любить»), 68.76kb.
- Друнвало Мельхиседек Любовь, Эрос и духовный путь, 1475.42kb.
- Возникновение и становление супрематизма, 115.05kb.
- Лекции профессора А. И. Осипова в 2005 году в храме Илии Пророка (Москва). «Пора роковая», 320.45kb.
- Любви в литературе всегда была актуальна. Ведь любовь – это самое чистое и прекрасное, 234.28kb.
- Любовь да не умрет любовь и не убьет, 863.74kb.
- Тренер-Любовь, 113.09kb.
- Виктор Доброславович Любовь или влюбленность?, 2868.55kb.
- Доклад О. Бабинич «любовь мужчины. Любовь женщины. Любовь между ними», 32.05kb.
- Сном уголке между центральной набережной Алушты и курортной зоной «Профессорский уголок», 71.64kb.
Последняя любовь КЛАВЫ
История "Клуба авангардистов", которому исполнилось десять лет, преисполнена патетикой и героизмами. КЛАВА возникла в странные, межеумочные и промежуточные, бесконечно далекие от нас времена ранней перестройки. Сообщество московских концептуалистов мастерски отвоевало маленький плацдарм, руководствуясь исторически верной теорией малых дел. Клуб первоначально был зарегистрирован как любительское общество при выставочном зале, отчего возникло чудное словосочетание "Клуб авангардистов Пролетарского района", что-то вроде ложи Великий Восток Юго-Западного округа. Название изобрел Свен Гундлах, присвоивший идеологический жупел, которым в те времена еще довольно увесисто размахивали поборники настоящего искусства и/или реализма. Сами художники, увлеченные в то время словом постмодернизм, принятое на себя название авангардисты употребляли сугубо иронически.
Так что выход из подполья вовсе не был похож на триумфальное шествие - восторги были позже, на аукционе Сотби. Впрочем, и сама подпольность во времена отцветавших красных флажков была понятием более чем условным и была похожа, скорее на добровольное заточение даосских монахов. Социализация в потаенного сообщества в светский клуб соответствовала частичному принятию конфуцианской, то есть общественной стратегии. Тем не менее, сообщество концептуалистов, даже после всех последовавших перетубаций, так и осталось замкнутой сектой.
Тем не менее, "Клуб авангардистов", возможно из-за изначально интравертности, оказался наиболее адекватен ситуации, тем более его активность укладывается ровно в "перестройку" - с 1987 по 1991 год. Но в этот промежуток энергичной деятельности концептуалистам удалось материализовать теоретический багаж, набранный в андеграунде времена, внедрив в сознание общественности полный диапазон выставочных форм репрезентации современного искусства - от достойного представительства - выставки "Перспективы концептуализма" или "Исследования и документация" (материалы ключевой для всего течения группы перфомансистов "Коллективные действия"); концептуальной выставки - "Шизокитай", "Дорогое искусство" и до радикального перфоманса в Сандуновских банях или акции на речном трамвайчике. Генетически КЛАВЕ наследует Институт современного искусства во главе с Иосифом Бакштейном.
Но самую важную роль "Клуб авангардистов", раскрывший наружу эзотерическое товарищество сыграл для дальнейшего развития радикальных форм актуального искусства - новые поколения оттачивали свое мастерство в безумной полемике с концептуалистами, которые поэтому почувствовали вкус к ретроградству и консерватизму. Что же касается самой выставки, то остается загадкой, как столь невинные, чистые и прозрачные работы могли вызывать такие бури эмоций.
Трудные дни
Подвергать критике рекламу - значит ломиться в открытые ворота. В определенном смысле каждый человек есть одновременно и потребитель и объект действия рекламы. И одновременно - критик рекламного продукта. Но критический акт происходит вовсе не в тот момент, когда кнопка переключения каналов нажимается одновременно с появлением рекламной заставка. Критика свершается в акте покупки прокладок с крылышками или чудодейственной бритвы. Дискурс о рекламе содержится в самой рекламе точно также, как дискурс о модернизме содержится в самом модернизме. "Черный квадрат" был явлен как раз тогда, когда "Русские ведомости" печатали пустой лист с небольшим квадратом текста посередине в качестве рекламы виноторговца П. Смирнова.
Искусство определяется тем, как оно действует, точно так же и смысл рекламы - только в ее перформативности. Все очень просто - надо заставить людей тратить деньги, которых у них нет, на товары, которые им не нужны. Так же функционирует и искусство - пытается сделать товаром то, что совершенно не нужно потребителю и даже вызывает у него исключительно отрицательные эмоции. Энди Уорхолл, продавший за огромную сумму горку банок супа "Кемпбелл", получил колоссальную прибавочную стоимость в результате манипуляций саморекламой. А получение прибавочной стоимости и есть величайшая цель капиталистического производства. Единственное - но самое коренное отличие современного искусства от рекламы - во встроенных языках самопознания и самоописания. Для рекламы аналитический дискурс противопоказан - находясь в полном сознании, невозможно купить еще один телевизор, когда он у тебя уже есть, и почти ничем не хуже.
Но именно так и функционирует буржуазное общество: единственный смысл общества потребления - в потреблении. Ничего нового после Герберта Маркузе и Жана Бодрийяра сказать об буржуазном обществе уже нельзя. Невозможно также опровергнуть научно доказанный франкфуртской школой и левыми французскими интеллектуалами-шестидесятниками факт репрессивной природы рекламы и вообще общества потребления. Для западных левых, людей войны, не могло быть компромисса - Карфаген должен быть разрушен. Правда, теперь кажется просто удивительным, насколько совпадает пафос левых и пафос консервативных противников общества потребления, одинаково настоянные на телеологии иномирности, Парадиза, внеположенного реальности, погрязшей в распутстве и излишествах. По всей видимости, для того чтобы достичь Идеала, следует вернуться к системе карточного дефицитного распределения. Но у бывших советских людей имеется поразительный опыт жизни в обществе идеального потребления, поэтому нет ничего удивительного в охватившей все постсоветское пространство потребительской лихорадке. Рекламные слоганы "Народ и партия едины" исчезли из сознания задолго до того, как их смыли дожди, и теперь место Строителей Коммунизма занял Ковбой Мальборо.
Потребление как идеология точно так же, как и идеология политическая, стремится к универсализации. В этом контексте совершено исчезает категория провинциальности, которая до сих пор остро травматизирует сознание постсоветского человека. Теперь все зависит от отношения в мировым центрам производства массового сознания. Давно доказано, что никаких продуктов на свете нет, есть только их образы. В рамках посткапиталистического хозяйства и владычества глобальных рынков никакого специально провинциального потребления не может быть - все везде должно быть совершенно одинаковым. Сверхприбыли достигаются унификацией и универсализацией идеологии потребления - желание купить батончик "Марс" должно быть одинаковым и для жителя Бомбея, и для обитателя Новгорода.
Сообщество производителей и заказчиков рекламного продукта заменило обкомы и горкомы, то есть идеологические инстанции. Поэтому вовсе не удивительно, что первый приз на Первом нижегородском конкурсе рекламы получил продукт нормативного типа - серия "Не напрягайся". Самый хороший товар оказался как раз самым банальным, именно он легко растворится без остатка в окружающей среде, предварительно создав ее. В данном случае "креативный" потенциал молодых дизайнеров был целиком направлен на преодоление собственной творческой индивидуальности. Но достижение надиндивидуальной нормы, то есть присоединение к международному стандарту, требует в наших условиях героизма. Провинциальность, напротив, обнаруживалась в тех случаях, когда производители рекламы не сумели избавится от собственных авторских амбиций. Заметим, что такая операция достаточно легко и безболезненно проходит в случае печатной рекламы и сильно осложнена в области телерекламы.
Парадоксальность рекламы с точки зрения производства символических ценностей заключается в том, что она должна быть в принципе предназначена для соблазнения потенциального покупателя, но непосредственный производитель заинтересован прежде всего в "соблазнении" непосредственного заказчика. А заказчиком оказались в основном не производители, а продавцы. Но продавец, вступающий в непосредственный контакт с живым потребителем, не может себе позволить быть столь же экстравагантным, как производитель, находящийся где-то в запредельной дали. Поэтому чудесная "мыльная опера", спонсированная продавцами предметов роскошного быта, выдает скорее вполне понятное желание реализовать свои индивидуальные амбиции, нежели наладить стабильный сбыт.
Кстати, нетрудно заметить, что в Нижнем происходит сильная конкуренция между магазинами и практически отсутствует конкуренция между производителями. Для производителя вполне достаточно транспонировать свою рекламу для региональной культуры. Поэтому нижегородский потребитель в принципе не должен отличаться от тюменского или казанского. А магазин прежде всего должен добиться потенциальных условий для консумации. Или, например, реализация соматически прозрачного слогана "В Сочи на две ночи" вовсе не влечет за собой обращение в конкретное турбюро. Таким образом, весьма внушительные расходы на телевизионную рекламу, произведенные продавцами, нагружены преимущественно идеологической функциональностью - созданием самого потребления. Естественно, что в большом деле создания нового общественного строя - потребительского общества - заказчики рекламы вовсе не конкуренты, но соратники. Кто из них сможет эффективнее воспользоваться результатом коллективных трудов, уже практически не зависит от качества рекламного продукта. Жан Бодрийяр в своей "Системе вещей" пришел к выводу, что сущностью рекламы является "нечто более фундаментально важное для всего общественного строя, по отношению к чему конкретные марки составляют лишь алиби". Так что реклама является товаром общественным, фундирующим общественные устои, в "ее лице мы вкушаем роскошь общества, явленного нам как податель благ и "превзойденного" в культуре".
Столичная реклама, спускаемая из мондиалистских центров потребления и производства, настойчиво убеждает в ужасе непотребления - рубашками, разорванными от воздействия неправильного отбеливателя, чудовищной перхотью, кариесом, "критическими днями", целлюлитом, дурными запахами, с треском ломающимися волосами и так далее. Потребитель заранее виноват в преступлении неиспользования передовых продуктов, то есть прямом посягательстве на общественный строй. Региональная реклама оказывается гораздо более гуманистической и отражает эйфорическое, инфантильное потребление (не случайно среди представленных на конкурс роликов так много мультипликационных). Критические дни, к которым апеллирует едва ли не подавляющее большинство роликов, канули в прошлое. Потребление оказывается сродни волшебной сказке. Происходит чудо, и несчастный дровосек преображается в респектабельного джентльмена, восседающего на роскошной мебели, занюханный выпивоха после употребления чешского пива - в довольного жизнью чеха, за полированной дверью мебельного салона покупательница обнаруживает несчастное прошлое. Одинокой женщине для ощущения безопасности отныне не нужен "мужчинка", ибо можно просто пойти в магазин "Бастион".
Все будет хорошо, общество потребления будет построено в отдельно взятом Нижнем и прочих отдельно взятых городах.