Geum.ru

Любовь к Черному Квадрату или Эрос Супрематизма

Вид материалаСтатья

Содержание


Объяснять искусство барану или искусство на кунстбазаре
И я в Аркадии
Подобный материал:
1   ...   41   42   43   44   45   46   47   48   ...   54

Объяснять искусство барану или искусство на кунстбазаре


Международная художественная ярмарка АРТ МОСКВА, 3-8 марта 1997 года, Центральный дом художника


Основным художественным событием, которое буржуазные масс-медиа заметили на очередной ярмарке АРТ-МОСКВА, был скандал, произведенный молодым казахским художником Канатом Ибрагимовым на стенде галереи "Коксерек" (Алма-Ата). Он ритуально зарезал живого барашка, который первоначально печально блеял в углу отсека, отведенного галерее. В результате скандала галерея, которой покровительствует наш хитроумный Марат Гельман (оставшийся, правда, в тени), была изгнана с ярмарки. Но именно этот бедный барашек и представлял современное искусство в большинстве публикаций и телевизионных программ. В результате чего все остальное искусство, представленное на ярмарке, так и не было замечено никем, кроме "Коммерсанта-Дейли.

Таким образом, просто бессмысленно писать вещи, которые обычно пишут о ярмарках - суммах продаж, отмечающих рост или падение интереса к тому или иному направлению. Можно только констатировать печальный факт - никакого интереса к искусству не наблюдается, а отсутствие такового не измеряется в объективных величинах. Художественные ярмарки можно рассматривать как особый механизм легитимизации современного искусства в обществе. Объективность рыночной экономики, как говорят нам либеральные монетаристы, состоит в том, что каждый товар должен пройти испытание рынком. Если его никто не покупает, стало быть, такого товара не существует вовсе. Покупатель всегда прав. Стало быть, если современное искусство в России не покупается, то оно и не существует. Трудно было, конечно, предположить столь странный результат того, что в Международном Валютном фонде называют либерализацией экономики, а в ОБСЕ - демократизацией общества. С другой стороны, на всех ключевых этапах своего развития модернизм иконоборчески боролся с консумеризмом. Но потом как-то все устроилось, художники и галерейщики научились навязывать покупателю следы и напоминания об актах творчества и разрушения.


Единственный - и почти непоправимый - стратегический прокол, совершенный организаторами ярмарки АРТ-МОСКВА, заключался в том, что она была проведена в Центральном доме художника одновременно с Антикварным салоном. Большинство посетителей застревали на антикварном кунстбазаре, так и не добравшись до третьего этажа Дома художников, где проходила ярмарка.

Конфликт между двумя мероприятиями, которые так необдуманно были проведены на одной площадке, носит чисто эстетический характер. В России с победой капитализма победил не просто буржуазный, а очень мелко-буржуазный вкус, который на дух не переносит продвинутых и аналитических форм искусства. В почете только искусствоподобные фантомы, лишенные рефлексии и даже упоминаний о критике языков. И совмещение ярмарки и антикварного салона очень похоже на предложение ребенку на выбор протертого супа с гренками или сникерса с Пепси. А всякому рефлектирующему и аналитичному художнику отведена единственная ниша - амплуа клоуна на этом празднике жизни. Быть буржуазными. то есть участвовать в процессах Обмена, в этом обществе ни художнику, ни галеристу не позволено, от них требуют только дурацкого шоу - и больше ничего. Когда же наивные приходят со своим свиным рылом в калашный ряд и пытаются доказать, что они не шуты гороховые, но вполне приличные люди, тогда критика, выступающая от имени обезумевшего потребительского общества, указывает им на то, что нет ничего нового и интересного. Для таблоидов и жирных цветных журналов искусство существует только как выходки чудаков. Между тем вся вина галерей только в том, что они хотели предложить на рынке свой скромный продукт. А продукт, который у них есть - скучен и невыразителен и не нагружен ничем, что могло бы повеселить читателей буржуазных журналов и обслуживающих их журналистов.

Забавно, что на предыдущих московских ярмарках - трех "АРТ-МИФах" и одной АРТ-МОСКВЕ - галереи часто представляли мощные, чисто художественные проекты. Странно только, что теперь, когда они все постарались как-то приблизиться к "реальному" покупателю, дела пошли совсем плохо. Правда, и покупатель тогда был, мягко говоря, не совсем реальный - немного очумевшие от своих быстрых спекулятивных капиталов банки. Но и они довольно скоро поняли, что собирать современное искусство им нет никакого резона.

В свое время Йозеф Бойс проводил перфоманс "Объяснение искусства мертвому зайцу". Канат Ибрагимов, - возможно, сам того не осознавая - попытался объяснить искусство мертвому барану. Не исключено, что и мертвый заяц, и мертвый баран поняли. Но как объяснить искусство живым нуворишам в дорогих мерседесах? Но и навязываемая обществом модель поведения художника как городского сумасшедшего - возможно, самый большой компромисс. Протест и гражданское неповиновение в такой ситуации могут заключаться в стоическом производстве холодного, остраненного искусства, которое в выплескивающихся наружу волнах общественного бессознательного видит только забавный геометрический орнамент.

С другой стороны, возможно, что идеологи необуржуазного вкуса в чем-то правы. АРТ-МОСКВА продемонстрировала действительное отсутствтвие радикальных идей и способности к самоидентификации в новой обстановке. Боюсь только, что когда эта новая идентичность будет найдена, она вряд ли понравится людям, погруженным в медитацию о новом галстуке или плане домика на Канарах.

И я в Аркадии


Мифологическая перспектива двадцатого века, открывшаяся путешествиями на Таити и лубочными картинами Ларионова и Бурлюка завершилась опущением мифологизма в сферу чистого массового сознания, воплотившись в игру DOOM и голливудский жанр фантастического триллера ужастика, где действуют предельно инфернальные существа, приходящие из глубин Космоса или Древности. Их можно только уничтожить или погибнуть самому. "Другой", которого так фанатически искала элитарная культура ХХ века, оказывается порождением тьмы, которого можно только уничтожить или погибнуть самому. Благоустроенный космос невозможен без Другого; похожие на старых добрых чертей элайены дали проявиться лучшим чертам сентиментальных и ироничных космических рейнжеров, которых постоянно подводит их собственное подсознание, но всегда выручает Тело.

Религия, как говорил Энгельс, есть фантастическое отражение действительности в головах людей. А действительность капиталистического общества по своему семантическому статусу всегда ощущает свою неполноту. Преодолевая очуждение, маргиналы-интеллектуалы и художники стремились обрести недостижимую полноту космоса, которую можно было найти, только катапультировавшись в иную географию и иное время. В конечном счете, можно говорить о том, что всякий мифологизм и утопизм есть радикальный способ критики общества и его языка. Самим фактом своего побега эскапист указывает на складки в архитектуре социотекста, складки , которые прикрывают зияющие дары и провалы. И добрые таитяне или йоги или атлантические арийцы лишь прикрывают собой пустоту, которая тянет из этих черных провалов.

Но вся беда в том, что логика исторического развития капитализма отрыла внутреннюю фашизоидность неомифологического сознания, которое началось со счастливого путешествия на Гаити, а закончилось "Мифом ХХ века". В конце концов, безупречные воины из войск СС всего лишь навсего прокладывали себе путь в страну Холода и Чистоты точно так же, как Гоген искал Чистоту и полноту на счастливом Таити средь кокосовых пальм, любвеобильных поселянок и древних идолов. Но лишь те из истинных ассов, кто геройски погиб в бою, достигли вождевленной цели, и навеки предаются усладам перемежающихся пиров и битв в своей нордической Вальгалле. Но этот последний рывок в сторону мифологической географии, оставивший от себя сладкий дым Освенцима, как-то отбил охоту к умильным восторгам перед гаитянскими аборигенами. Более того, каждый раз борьба против очуждения капиталистического общества попытка конструкции нового коллективного тела кончается созданием монструозных тоталитарных сект.

Заметим также, что восторги перед чистотой и красотой верований дикаря, дел, несомненно благородное. Но не надо забывать, что антропология и этнография - две служанки неоимпериализма. Антропологи, с их самыми лучшими чувствами расчищают пространства перед тем, как придут солдаты и торговцы пепси-колой, или, как минимум помогают колониальной администрации эффективнее управлять аборигенами. Честный, то есть приверженный к деконструкции и шизоанализу антрополог, подобно Леви Строссу не покидает своего кабинета. Но колониализм и культурная экспансия порождает, не только карго-культы, выражающие фрустрации перед сильной консумерической культурой, в конце концов такие явления, как Негритьюд, мифологическое сопротивление всеобщей мифологии потребления и унификации.

****

Светлана Мартынчик и Игорь Степин представляют довольно редкий в современном искусстве пример симуляции мифологического пространства. Их проект, кажется, начался с невинной шутки, детской фантазии. Но постепенно эта инфантильная лепка из пластилина всяких странных и веселых человечков и почти хлебниковское наборматывание как-бы описательных текстов и выдумывание терминов разрослись до невероятных масштабов, целого мира со своими законами и исторической логикой. Создание пластилинового космоса можно было бы рассматривать как своего рода пародию на "художника, который творит свой собственный мир", если бы не конечный результат - пластилиновый мирок, задуманный как интеллектуальная забава, поглотил и затянул внутрь себя самих создателей.

Проект Мартынчиков относится к самому началу их цикла симулятивной антропологии, но показывается самым последним. Здесь основным фигурантом оказываются не различные удивительные народы полной чудес планеты Хомана, но русская деревня, в результате какой-то странной фантазии переместившегося в эти места. Это перемещение новых насельнико планеты никак не удивило и только, по словам авторов, показало безграничные возможности развития русской духовности в условиях тотальной изоляции.

Народ "страмосляба оказался малокоммуникабельным и приверженным к весьма эзотерическим, но малоэффективным с практической точки зрения обрядам, средь которых ритуальное пьянство, чревоугодие, копрофагия, скотоложество со свиньями и прочие. Этот во всех отношениях неудачный народец, неспособен не только к пониманию предметов и писмен, предназначенных для понимания высших существ, каким был Афуаба, но даже к тому, чтобы сосчитать количество дней в году. "#... Способность наблюдать и делать какие бы то ни было выводы не является отличительной способностью народа Страмосляба. По сей причине коренное население выделило несчастных новоселов в отдельный локус в своем столь прекрасно и разумно обустроенном мире. Политически корректные и благодушные мудрецы Вурундшунба в рамках развитой и изощренной неоимпериалистической стратегии вовсе не изничтожили упорных и неразумных, но лишь "были вынуждены окружить земли, где обитают Страмосляба, огромным количеством всяческой нечисти, дабы свести к минимуму контакты Страмосляба с внешним миром." Собственно, и сами страмосляба вовсе не горят желанием покинуть свои земли и пересечь санитарный кордон - "им кажется, что это большое горе, когда человеку хочется покинуть своих свиней и друзей и отправиться в путь". Прелести высокотехнологичной потребительской магии, составляющие экономический базис планеты Хомана, оказались глубоко чужды народу Страмосляба, который предпочел изоляцию, допуская лишь ироническое подтрунивание над угнетателями, которым, казалось бы ничего и не нужно, как принести свет просвещения, то есть репрессировать оригинальную культуру.

С другой стороны, эта резервация и есть завершающий штрих в космогонии миров, начертанных и изученных Мартынчиками. Но случай с народом Страмосляба гораздо сложнее. Русского художника преследует невозможность и неисполнимость гармонии и всеобщего Счастья. Всеобщая гармония возможна только в результате произведенной жертвы. А художнику нечего предложить, кроме самого себя, поэтому он располагает свой собственный народ в качестве трикстеров, отверженных, париев в построенный ими brawe old world. Такова судьба всякого демиурга - начинает со свободного творчества и витания над водами, потом в беспечной игре изучат собственное творение и, в конце концов, жертвует самого себя. И как раз в целях достижения окончательной полноты и гармонии созданного ими самими Космоса, Мартынчикам пришлось делегировать на планету Хаман свое собственное этнокультурное тело, предельно карнавализированное, нелепое и отталкивающее.

С другой стороны, все дело в том, как посмотреть на эту историю. Для "нормального" европейца и колонизатора божественные таитяне Гогена были всего лишь грязными, необразованными, похотливыми аборигенами, которых следует отучить от дурных привычек, помыть и приставить к производству чего-нибудь полезного. Кстати, полнота счастливой жизни народа Страмосляба подчеркивается и тем, что у него есть свое собственное времяисчисление, в отличие от того несчастного народа из песенки, у которого "нет календаря".

Таким образом фатальная неудоволетворенность и фрустрация, которые и были причиной создания народа Страмосляба, превратились в собственную противоположность. Вместо выстроенной в свифтовском духе пародии получилась еще одна симпатичная Утопия. И, что самое замечательное, этот счастливый Элизиум свиноводов и копрофагов, помещенный на утопическую планету, превратил последнюю в весьма жесткую антиутопию. Как настаивает социолог Пьер Бурдье, "религиозная верность корениться - (сохраняется) в невербальных, подсознательных диспозициях, в изгибах тела, в оборотах языка, когда это не поговорки и не произношение; что язык и тело наполнены окаменевшими верованиями."

Итак, на планете Хаман отсутствует пока самый важный персонаж - некий Гоген из народа, скажем, Улла, который должен поселиться среди народа Страмосляба, зажить его органической и природной жизнью, объедаясь на Объедухи и участвуя в оргиях со свинями на Свинопырх. Нетрудно также представить сюжеты прекрасных картин, которые он напишет когда-нибудь или Борхеса, который канонизирует все эти истории. Нам же, подобно Михаилу Ларионову, который черпал вдохновение не на далеких островах, но из вывесок соседних кабаков, и вовсе не о чем беспокоиться и тащиться через всю планету.


Copyright © 2023. All rights Reserved.