Любовь к Черному Квадрату или Эрос Супрематизма
Вид материала | Статья |
Содержание26.09.96Консумация или резистенция? |
- Философия любви (на основе работы э. Фромма «искусство любить»), 68.76kb.
- Друнвало Мельхиседек Любовь, Эрос и духовный путь, 1475.42kb.
- Возникновение и становление супрематизма, 115.05kb.
- Лекции профессора А. И. Осипова в 2005 году в храме Илии Пророка (Москва). «Пора роковая», 320.45kb.
- Любви в литературе всегда была актуальна. Ведь любовь – это самое чистое и прекрасное, 234.28kb.
- Любовь да не умрет любовь и не убьет, 863.74kb.
- Тренер-Любовь, 113.09kb.
- Виктор Доброславович Любовь или влюбленность?, 2868.55kb.
- Доклад О. Бабинич «любовь мужчины. Любовь женщины. Любовь между ними», 32.05kb.
- Сном уголке между центральной набережной Алушты и курортной зоной «Профессорский уголок», 71.64kb.
26.09.96Консумация или резистенция?Искусство, как известно, принадлежит народу и должно быть им понято (или понятно). Странно, но победа ленинско-сталинского подхода к искусству стала очевидной и бесповоротной победой авангардной концепции, навязывающей свою точку зрения и стоящей над зрителем-потребителем. Авангард разрушительно критикует языковые и социальные основы общества, а буржуазное искусство, напротив, соответствует ленинским критериям аттрактивности (любимо) и консумации (понятно). Мелкобуржуазное, - то есть комерческое - искусство тем и ограничивается. Но и продвинутый авангардист вовсе не против того, чтобы рыбку съесть, то есть реализовать свой протест и деконструкцию в пук наличных ассигнаций. При этом логично развивающееся общество потребления стоически перерабатывает искусство как институцию в Ценность в системе товар-деньги-товар. Такой участи не избежали ни Малевич, ни Бретон, ни Уорхолл. Открывшиеся почти одновременно выставки Айдан в XL-галерее и совместная Георгия Литичевского и Константина Звездочетова в Spider&Mouse апеллируют к специфическим оппозициям искусства как институции и как объекту товарно-денежных отношений. Новый русский капитализм противоречив по своей сущности. С одной стороны, он находится в сфере постиндустриальных глобальных рынков, но ментально переживает период первоначального накопления. Эта рвущая на части двойственность порождает чудовищно репрессивное потребление, истончающее одномерного человека, о котором писал Герберт Маркузе, до размеров точки. Аномальное развитие капитализма в России самым чудесным образом запирает художника в гетто толкователей Языка и социолектов, насильственно сохраняя его от ренегатства падения в болото коммерческого искусства, то есть в сферу обслуживания буржуазного вкуса. Инсталляция Звездочетова и Литичевского представляет собой ортодоксальную и поэтому вполне опрометчивую антиконсумерическую манифестацию. Художнику не остается ничего, кроме как луддитом ворваться на фабрику товарного производства и разрушить самый ценный станок - самого себя. Само название выставки - 'Прилежание' - выведено в качестве антонима 'рукотворной небрежности и естественной креативности художественного продукта' (так в пресс-релизе выставки). Отвязные пирамиды Звездочетова из найденных на помойке картонных коробок, небрежно раскрашенные и облепленные картинками из журналов, и начертанные на кусках старых обоев комиксы Георгия Литического определяют, по мнению куратора и авторов, 'истинное лицо искусства, в котором художественный труд лишен унизительного принуждения'. Личину этого художественного анархизма составляют образы революционеров и полуобнаженные красавицы, то есть секс и насилие. (Очередной привет майской революции.) Очень мило и здорово, особенно картонный видеоарт Литичевского, то есть картонная коробка с квадратной дырой, через которую можно видеть мануально протягиваемый метафизический комикс-фильм на тему разработки пластов виртуальной реальности московскими художниками. Однако позиция анархиста и луддита, хотя и имеет смысл в телеологии революции как последний оплот сопротивления, неизменно оставляет впечатление безрадостности и бесперспективности. Башни Звездочетова напоминают утопические бумажные проекты учащихся Вхутемаса ранних двадцатых годов, увиденные пережившим свой век футуристом, флаксусом и 'Мухомором'. Выставка Айдан, напротив, неожиданно демонстрирует возможности активных манипуляций с контекстами и жесткой резистенции. Неожиданность в самом авторе - Айдан, совмещающей в одном лице ипостаси галериста и художника. Менеджерский и дилерский проект Айдан заключался в романтической попытке ввести московский концептуализм в сферу товарного потребления Но даже подогнанные под светский консумерический стандарт образцы современного искусства так и не стали стабильным товаром. По сей причине Айдан, как и большинство передовых московских галеристов, вынуждена заниматься весьма странным делом - работать на антикварном рынке в качестве дилера, чтобы затем инвестировать полученные средства в галерею, превратившуюся в чисто художественный и некоммерческий проект. Проект Айдан называется солидно-музейно - 'Новые поступления' - и оперирует с реалиями антикварного рынка, для которого 'ценность' обозначает подлинность, то есть 'истинность'. В этих целях она произвела объекты типа холст-масло с неким фигуративным изображением, покрыла его сверху толстым, однотонным темным фактурным красочным слоем и передала их на экспертизу в НИИ реставрации. Полученный акт искусствоведческой экспертизы на официальном бланке с печатями и прилагаемыми рентгенограммами выставлен как самостоятельный объект. Искусствоведческая интерпретация действительно подтвердила 'истинность' данных объектов: 'Характер материалов и особенности их использования соответствуют художественной практике 1980-х - 1990-х годов'. Единственное, в чем прокололись праведные эксперты реставрационного НИИ, - так это в стилевой атрибуции, наивно предположив 'соотнесенность с наследием крупнейшего мастера послевоенного авангарда Ива Кляйна' (так в тексте). Их, видимо, смутила монохромная фактура, которая, напротив, в действительности соотносится с той грязной живописной бурдой 'шишкиных', 'айвазов' и др., которая и циркулирует по нашему антикварному рынку от дилера - через 'искусствоведческую экспертизу' - к новому русскому потребителю. А оному субъекту, бедной жертве репрессивного потребления, нет никакого смысла показывать собственно искусство, с него пока достаточно и тщательно атрибутированных и заверенных печатями 'ценностей'. Занимательно, что в сокрытом пласте айдановских 'картин' обнаружились сюжеты вполне рыночные и привлекательные - классицизирующие сценки с весьма фривольными изображениями: Леда и Лебедь, Суд Париса, Афродита и Гермафродит. Но, законспирированные от жаждущего комфортности и удовольствий буржуазного потребителя под слоем грязной фактуры, где их может увидеть только Винкельман с рентгеном вместо проницательных очей, эти изображения теперь расположились в дискурсе современного сознания, анализирующего либидо тел современной культуры. Пылкий Тимур Новиков прислал факс на бланке своего симулятивного Музея Новой Академии искусств, где называет Айдан 'балериной среди счетоводов в нарукавниках и хулиганов с 'розочками' из разбитых бутылок'. Но и он лопухнулся по части атрибуции, как эксперты из НИИ реставрации. Питерский неоклассицизм - анархический образ жизни в попытке социальной легитимизации. В Белокаменной пока наивно и почти бессмысленно продолжают заниматься искусством и анализом общества. |