Geum.ru

Любовь к Черному Квадрату или Эрос Супрематизма

Вид материалаСтатья

Содержание


Резистениция барашков
Глубокое искусство: дипломатия холодной войны
Подобный материал:
1   ...   34   35   36   37   38   39   40   41   ...   54

Резистениция барашков


Современное искусство - загадочная штука и похоже на загадку или крестословицу. По этой причине всегда крайне нелепыми кажутся обвинения в непонятности: шарада может быть непонятна только в том смысле, что кое кому просто не хватает ума ее решить, поняв , что же значат эти полдома, а что - это девичье личико или змея. Кстати, и типовой колассический психоанализ есть тоже не более чем разгадывание мудрено составленнных шарад. Другое дело - интересно ли копаться во всем этом подсознательном <...>ме. Иногда, право же надоедает. А клиент, воспрянув с кушетки, в любой момент может сказать, что не видел он этих снов, все выдумал и никакого папеньки, виноватого в раннесексуальном насилии, на свете не существовало.

Константин Звездочетов - самый замечательный художник Москвы. Соответственно Сергей Епихин - самый умственный наш искусствовед и мыслитель об искусстве, с честью носящий звание самого народного критика. Их совместный проект в галерее XL именуется довольно вычурно - 'Ночной Бойс, или Нерусские мальчики' - и посвящен культурной оппозиции двух знаменитых летчиков художественной культуры ХХ века Йозефа Бойса и Антуана Сент-Экзюпери. Как явствует из помещенного в каталоге звездочетовского текста под названием 'Два самолета', Бойс, культовый герой всего современного искусства, воспринимается им как чудовище и 'бешеный пес войны'. Другой летчик - Сент-Экзюпери соответственно - чистый и добрый гений. К сему прилагается мифическая история о том, что именно Бойс сбил в небе Северной Африки французского гуманиста, чтобы затем самому подвергнуться возмездию со стороны советских зенитчиков в крымском небе. (Кстати, имеются почти неоспоримые свидетельства о том, что Бойс сбил также и капитана Мересьева. Или, наоборот, Мересьев - Бойса?) Если это так, то следует предположить, что и над африканской пустыней был сбит не литератор Экзюпери, но собеседник Маленького Принца. Так что небесная схватка явно происходит в области символического обмена, т. е. культуры.

Итак, шарада выглядит следующим образом: в центре - слегка сдвинутое по диагонали изображение падающего самолета, по краям - портреты Экзюпери и Бойса, монитор с повторяющейся записью демонстрирует картинку, на которой манипулирующий каской фашиста Звездочетов собеседует на языке животных с неким персонажем, сильно похожим на Олега Кулика. (Это художник Владимир Дубосарский, который изображает Кулика в образе животного, который в свою очередь изображает койота, с которым собеседовал в свое время Бойс в Нью-Йорке). Лукавый Звездочетов явно провоцирует - направляя свой фашизоидный текст против Бойса, никогда не отрекавшегося от своего фашистского прошлого. Более того, даже его призывы к 'прямой демократии' сильно отдают фаланстерой, где господствуют лучшие. Меж тем именно проповедуемые Экзюпери гуманизм, честь, доброта и выступали в послевоенном мире основным инструментом идеологического давления. Мересьев был апофеозом гуманизма социалистического. Возможно, именно на это и намекает в проекте то обстоятельство, что Экзюпери, не доживший, к его счастью, до времен репрессивного гуманизма, изображен на пятидесятифранковой монете. I don't need your blood money. Толстовско-экзюпериевско-горбачевская пропаганда общечеловеческих ценностей неизменно отдает тоталитарным насилием. Мир, повоеванный толстовцами, оказывается ничуть не лучше мира, управляемого ницшеанцами. И в том и в другом случае безжалостно подавляется любая попытка сопротивления. Люди, будьте бдительны!

Кстати, процитировавший этот лозунг Звездочетов в свое время вместе с группой 'Мухомор' ввел в принципиально аполитичный контекст московского концептуализма сильный акцент альтернативного и нонконформистского сознания - в смысле не сопротивления коммунистическим властям, но постоянной резистенции по отношению к обществу.
  1. S. Мне, однако, не очень понятна роль моего интеллектуального брата Епихина. Он уже выступал в качестве художника-аранжировщика с проектом 'Метафизическое тело Бакштейна'. Вот и в данном случае Епихин с присущим ему интеллектуальным бесстрашием ловко выудил из бойсовской шляпы барашка концептуализма - на этот раз исторического, не московского, - и стал сравнивать реального Бойса с Экзюпери в роли Йозефа Кошута. (Последний, как и его московские последователи, старательно устранялся от любых эмоциональных и общественных проблем.) Так что в этой истории речь идет не о Бойсе и Кошуте, а скорее о Ницше и Толстом. Еще не понимаю, однако, почему художники так и норовят подставить даже самых благорасположенных к ним искусствоведов. Ведь для них же, дурней, стараемся.

18.05.96

Глубокое искусство: дипломатия холодной войны


"Нонконформисты". Собрание Бар-Гера в Мраморном дворце, СПб

Искусство чаще принято выводить из контекстов абстрактных и метафизических. Вот, например, художественный андеграунд шестидесятых-семидесятых. Родился он, понятное дело из духа свободы и сопротивления тоталитарному режиму. Но операции с надидеологическими и метафизическими контекстами не дают замыкаются сами на себя и не могут дать ответа на некоторые вопросы. Почему, например, советский нонконформизм, который на здесь воспринимался как апофеоз западничества, на самом Западе выглядит как этнографизм? Глобальное объяснение проще пареной репы - модернизм есть следствие модернизации общественного сознания и общественного производства. Советский послевоенный "авангардизм" был следствием скомканной хрущевской модернизации и нет ничего удивительного, что нонконформисты базовыми источниками развития выбрали раннемодернистские формы сюрреализма и абстракционизма. "Уж какая тут свобода!", как говаривал Дмитрийсаныч.

Боюсь, что мои рассуждения в очередной раз покажутся безответственными инсинуациями, но готов настаивать на том, что искусство порождается не столько Творцом, сколько Реципиентом, то есть тусовкой. А писанная и неписанная история независимого искусства шестидесятых-семидесятых годов наполнено конспирологическими сюжетами. Стукачи, гэбэшники, обыски, допросы, внутренние расследования, доносы и прочие известные прелести жизни. (Все это вызывает чувство вины у всякого, кто это не пережил и вышибает табуретку из под исторического дискурса). Было бы занятно покопаться в архивах и почитать реляции с эстетического фронта - филеры составляли существенную часть аудитории крартирных выставок и кухонных дебатов. А они люди по профессии обстоятельные, ничего не забывают, в отличие от мягких умом художников и тусовщиков. Более того, можно, в принципе проследить результаты воздействия всей этой группы реципиентов на эстетические характеристики альтернативного искусства.

Проще пока оценить более наглядное воздействие на это искусство другого важного отряда реципиентов - иностранцев, дипломатов и корреспондентов западных изданий. В периоды закрытости и изоляционизма иностранец в России выступает в качестве особого существа, вестника иного мира. Для сильно комплексовавших от собственной культурной оставленности советских интеллектуалов наличные иностранцы неизменно выступали в качестве единственных реальных посредников и оценщиков. Но сотрудники посольств и крупных буржуазных изданий неизменно составляют замкнутую и крайне консервативную касту, чаще всего не имеющюю никакого отношения и даже прямо враждебную всякой революционной и передовому. Левых, бунтарей и битников всяких не берут на посольскую работу и в "Вашингтон пост". И здесь сложился замкнутый круг - в качестве абсолютных референтов советских нонконформистов выступали именно эти добрые консерваторы из дипкорпуса. (На это обстоятельство указывает досточтимая Маргарита Тупицина, непосредственный участник и наблюдатель этой истории). И именно дипкорпус и выпествовал у аборигенов специальный экзотический продукт - русскую духовность, вылившийся в так называемый дипарт. (Не от слова глубокий). Были, конечно, и свои подвижники и схимники - например Шварцман, работавший во все том-же приторном стиле дипартовской духовки, но никому (говорят) своих творений не продававший.

При сем, наверное, все это были вполне симпатичные и дружелюбные люди, не без риска и пафоса пытавшиеся помочь независимым художникам в их борьбе против тоталитарного режима. Но обслуживать эстетические пристрастия сотрудников госдепа столь же пагубно, что и создавать произведения по приказу Идеологического отдела ЦК. И художники, люди несомненно мужественные, тоже ни в чем не виноваты. Просто произошла роковая абберация. Контакт с реальным западным искусством был перекрыт двойным барьером, который начал нарушаться только к концу семидесятых. Но самое печальное, что такие художники, как Михаил Рогинский и Борис Турецкий, интуитивно вышедшие на интернациональных рубежи международного стиля - в данном случае "нового реализма", оказались в полузабвении и были практически репрессированы всей этой системой.

Кстати, если продолжить конспирологическую тему и напомнить, что художники едва ли не единственные из всех советских людей имели возможность общаться с иностранцами, то можно сделать предположение, что их опекали от происков тайной полиции образованные и сведущие ребята из внешней разведки и контразведки. Но сие тайна великая естьмь. Но задача настоящего историка - вовсе не в том, чтобы уличить кого-то в неблаговидных поступках, но понять, как-же получилось столь странное искусство.

Все эти печалования родились у меня на выставке из собрания Бар-Гера, которая открылась в Мраморном дворце в Санкт-Питербурге. История этого собрания роматична до предела. Якоб и Кенда Бар-Гера - евреи, чудом избежавшие уничтожения в гитлеровских лагерях, боровшиеся затем за свободу Израиля. После переезда в Германию Кенда Бар-Гера открыла в Кельне в месте с Гмуржинской знаменитую галерею, занимавшуюся ранним русским и прочим авангардом. Коллекция так называемого "второго русского авангарда", очевидно, начала складываться из тех довесков, которые галерея получала к Малевичу и Родченко, привозимому нелегально в Москвы в дипломатической почте. (Этических претензий у меня к этому трансферту нет и не может быть - вывозилось то, что на родине могло запросто пропасть и казалось совсем не нужным). Но супруги Бар-Гера довольно быстро поняли всю прелесть буйного советского нонконформизма и начали собирать его целенаправленно. Занятие благородное - и художникам помогли и материал собран аккуратно и на историческую родину возвратился он в сопровождении обстоятельного каталога.

Курьез здесь в том, что коллекция представляет собой безукоризненную подборку дипарта - Рогинского с его грубыми примусами, конечно там не может быть, как не может быть и Комара-Меламида. Только качество и духовность. Впрочем, имеется вовсе не курьезная, но весьма актуальная проблема - новое буржуазно-государственное сознание в России с большой радостью принимает именно старый дипартовский кич в духе Шемякина, Неизвестного и компании. В самом лучшем случае - духовные изощрения Штейберга и Янкилевского. Ну что тут поделаешь, "Капитализм", как говорил майор Данко в "Красной жаре".

11.06.96