Geum.ru

Любовь к Черному Квадрату или Эрос Супрематизма

Вид материалаСтатья

Содержание


Жизнь после жизни.
Птичка улетела
Подобный материал:
1   ...   32   33   34   35   36   37   38   39   ...   54

Жизнь после жизни.


10.04.96

В России однажды возникшие течения самым таинственным образом остаются навсегда. Занесенный из Византии стиль просуществовал сначала в столичной, а затем - в деревенской иконописи вплоть до двадцатого века, теперь энтузиасты возрождают его снова. Запоздав, как всегда, с принятием импрессионизма и сезанизма, русское искусство оставило их у себя навсегда, разбавив, однако, реализмом и академизмом. И так до бесконечности.

Такая же история произошла с московским концептуализмом, ключевым течением семидесятых-восьмидесятых. Концептуализм умер, но концептуалисты живы. В недрах МК было создано, как и принято, - 'из головы' - современное искусство. Но в девяностых московские концептуалисты стали претендовать - не без оснований - на свою предвечность. Тоже национальная традиция. Беда, однако, в том, что в общественном сознании классики де-факто не были зафиксированы в качестве классиков де-юре. В нормальных странах все происходит немного по-другому: например, поп-арт умер, но Раушенберг очень даже процветает. У нас же реальные живые классики остаются 'экспериментальными' художниками и вынужденно конкурируют с молодыми безумцами. Но счастливый недостаток музейного формалина дает им шанс на новые инкарнации при жизни. Некоторое время меня даже считали противником концептуализма, хотя я просто наивно полагал, что всякому овощу свое время. Наиболее удавшиеся следует тщательнейшим образом консервировать и пускать на семена. Правда, не всякому охота подвергать свой организм консервированию и просушиванию.

Занятно, что сами концептуалисты чрезвычайно много заботятся об архивации, примером чему служит выставка Сабины Хэнгсен. С одной стороны, казалось бы, дело понятное - времена были тяжелые, очень способствовавшие самиздату (шесть копий под машинку), бесконечному чаю на кухне и коллективным прогулкам за город. Но в томах 'Прогулок за город' закрытость и коллегиальность возведена в статус эстетической категории. Казалось бы, почему тот же самый материал не опубликовать? Почему так необходимо без конца оживлять и реанимировать старое?

Игорь Макаревича в галерее XL. принадлежит ближнему кругу концептуализма. Он давний собеседник Кабакова и участник 'Коллективных действий'. Но Макаревича всегда отличала более грубая, тактильная материальность создаваемых объектов и несклонность к теоретизированию, столь характерная для типового московского концептуалиста. Замечательно, что деньги на жизнь он зарабатывал монументально-оформительскими занятиями, в то время как все остальные предпочитали подрабатывать в более эфемерной книжной иллюстрации. При этом Макаревич неизменно монументализировал концептуалистские парадигмы - например, формальный прием концептуалистов - фигуру художника-персонажа, которому делегируется производство предмета искусства.

В знаменитой 'Рыбной выставке' он совместно с постоянным соавтором и женой Еленой Елагиной развернул впечатляющее шоу - фиктивную реконструкцию некой профсоюзной выставки, от которой осталась только фамилия автора и небольшой каталог. Заметим, что их персонаж-художник существенно отличался и от иронических персонажей Комара & Меламида, и от неизвестных коммунальных страдальцев Кабакова. Художник-персонаж классических романтических концептуалистов был маской, за которой творец прятался от невыносимости советского бытия. Персонаж 'Рыбной выставки' не был даже, в сущности, инструментом деконструкции языка и критики общества. Неизвестная (а, скорее, даже просто неведомая) художница выступала своего рода знаком memento mori, бренности бытия ментального и физического тела художника.

Новая социальная ситуация настойчиво лишает производителя современного искусства каких-либо возможностей для театральных подстановок, изощренной игры в череду надеваемых и снимаемых масок. (Речь идет только о современных русских художниках, на Западе все иначе, там застой постисторического общества в сущности не оставляет иных возможностей, как бесконечно манипулировать слипающимися имиджами.) Видимо, именно фатальное рассыпание и неустойчивость социальных скорлуп и привели к той растерянности, которую оставшиеся в России члены концептуального круга испытывали в последние годы. Художник, который хочет быть актуальным, увы, рабски привязан к колесницам общественного бессознательного. И 'монументальный Макаревич', как его в свое время назвал Андрей Монастырский, нашел в себе силы для того, чтобы стать актуальным.

В инсталляции 'Лингомания' уже сам персонаж, теперь неотделимый от тела художника, стал предметом критики и деконструкции. По стенам галереи висит серия намеренно состаренных фото, на которых обнаженный джентльмен в маске Буратино играет со слабо эрегированным пенисом. Это старая, идущая еще от готического романа история о Маске, которая слипается с человеком, решившим надеть ее. Под кафтанчиком Буратино оказалось вполне человеческое тело. Игра сказалась по-настоящему, энергии, которые Маска давала человеку, расточились. Бодрый фаллический нос веселого деревянного создания печально обвис, осталось только постаревшее человеческое тело. Только оно и подает признаки жизни, нелепой и неэстетичной, пригодной лишь для печальной мастурбации. В центре галереи располагается гинекологическое кресло, на нем в характерном развороте два бревна, которые намекают на истинную историю появления Буратино и семейную тайну Папы Карло. В начале начал были не топор и слово, а любовь к дереву, лингомания. А Карабас и прочие веселые приключения - только приключения, скрывавшие этот казавшийся постыдным порок.

Птичка улетела


Фотобьеналле: "Исчезновение людей"

Одной из ключевых выставок месячника фотографии можно считать экспозицию, посвященную методике фальсификации и ретуши в красных России и Китае и коричневых Германии и Италии. Идея на первый взгляд довольно проста и почти тошнотворно политически корректна. Понятно, что это отвратительно, когда власть систематически дурит мозги своему народу. В самом-то деле, конечно, никто никого и не собирается обманывать, просто у власти такая правда. О такой очень правильной затее и добавить как-то нечего. В свое время на волне разоблачений павшего режима и тоталитарных режимов вообще предмет сей вызвал бы явный восторг. Теперь же, когда мы 'узнали уж всю правду про него' (то есть про них), стало немного скучно. Огромное преимущество у тех, кому не успели как следует сделать лоботомию и у кого осталась идиосинкразия к любой обработке мозгов. Массмедиа есть репрессивные машины по обработке сознания, и в этом смысле CNN и 'Голос Америки' ничем не лучше 'Правды' и программы 'Время'. Настало время сказать об этом всю правду, о которой почти не догадываются люди с той стороны бывшего железного занавеса.

Более того, многие представленные на выставке предметы являют собой пример чисто композиционной ретуши, еще раз подтверждающей неизбывную наклонность тоталитарных режимов к эстетической полноте. Впрочем, в каждой самой демократической и открытой газете или журнале отдел оформления стремится к тому, чтобы фотография была как можно более знаковой и семантической, тем более, что современная компьютерная техника дает ретушерам неизмеримо больше возможностей, чем архаические ножницы и кисточки.

Но если бы выставка вызывала лишь чувства политической ностальгии или же политического негодования, то говорить о ней, по крайней мере на полосе 'Искусство', было бы так же скучно, как о любом ушедшем в прошлое историческом курьезе. Быстро надоедают упражнения типа 'Найди тридцать различий на этих картинках'. Но все дело в том, что материал собран и обработан журналистом и кинематографистом Аланом Жубером и впервые представлялся в Музее современного искусства города Парижа и прочих высокохудожественных местах, отчего можно предположить, что кураторские усилия были направлены не на доказательство 'лживости' тоталитарных режимов.

Отражения на коллоидной поверхности фотоотпечатка постоянно претендуют на то, чтобы подменить собой действительность. Но они - вовсе не фантомы, а просто артефакты, следы, оставленные человеком, который наводил камеру, печатал и проявлял снимки и обрезал их по нужному формату. Фотография сама по себе может быть искусством только в том смысле, что является искусственным объектом. И в качестве 'готово-выбранного' предмета любая, самым сложным способом обработанная фотография не может быть фальшивой или 'фальсифицировать' что-либо. И, как всякий случай производства, производство фотоизображений является процессом идеологическим.

Поэтому, в силу своих претензий на реальность, фотография становится слишком легкой добычей вульгарно-социологических определений. Например, можно очень просто доказать, что Максим Дмитриев, выражавший эстетику тотального охватывания и картографии России времен империализма, и противостоящие ему во времени и в пространстве Третьяковки 'пикториалисты', расплывающиеся в декадентском мареве, были в одинаковой степени идеологически ангажированы. Но выставка в зале на Солянке наглядно доказывает, что точками семантического напряжения на фотографиях, столь тщательно обработанных тоталитарными режимами, оказывается вовсе не “правда” о наличии устраненных и исчезнувших персонажей, по большей части менее интересных, чем те, что остались, но зияющие пустотой места на том месте, где те находились в момент вылета фотографической птички. Птичку, к счастью, не видели мы, но наблюдали те, кто исчез, и те, кто остался для того, чтобы опять исчезнуть. Магия фотографии только в том, что упомянутая птица сеет смерть и уносит жизнь у всех, на кого она посмотрела.

24.04.96