Учебное пособие Благовещенск Издательство бгпу 2010
| Вид материала | Учебное пособие |
СодержаниеThe Washington Post The Washington Post The New York Times Военной силы |
- Учебное пособие Сыктывкар 2002 Корпоративное управление Учебное пособие, 1940.74kb.
- Учебное пособие может быть использовано при обучении студентов по экономическим специальностям, 1322.22kb.
- Учебное пособие Челябинск Издательство юургу 2000, 565.58kb.
- Учебное пособие Нижний Новгород 2007 Балонова М. Г. Искусство и его роль в жизни общества:, 627.43kb.
- Учебное пособие Издательство Дальневосточного университета Владивосток, 1045.02kb.
- Учебное пособие Москва Издательство Российского университета дружбы народов удк 811., 4061.47kb.
- Учебное пособие Издательство Тюменского государственного университета 2009, 3017.16kb.
- Учебное пособие Издательство спбгпу санкт-Петербург, 1380.47kb.
- Учебное пособие Издательство «Самарский университет» 2002, 650.47kb.
- Учебное пособие Издательство Казанского государственного технологического университета, 1767.01kb.
На следующий день 12 сентября 2001 г. состоялась встреча Президента США Дж. Буша-младшего с членами Совета национальной безопасности (СНБ), после которой глава государства заявил следующее: «Преднамеренные и смертельные нападения, которые были совершены вчера против нашей страны, – это не просто террористический акт. Это есть военные действия… Американцы должны знать, что мы столкнулись с совершенно иным врагом, чем те, с которыми мы уже встречались. Этот враг скрывается в тени и не имеет никакого отношения к человеческой жизни, он охотится на невинных и ничего не подозревающих людей… Этот враг совершил нападение не только на наших граждан, но и на всех тех людей мира, кто любит свободу. Соединенные Штаты будут использовать все свои ресурсы, чтобы его победить. Мы сплотим мир. Мы будем терпеливы, а также сосредоточены и устойчивы в наших намерениях. Сражение займет долгое время. Однако нет никаких сомнений в том, что мы победим»1.
Согласно опросам общественного мнения, проведенным тогда в США, эту точку зрения разделяло и подавляющее большинство американцев, которые в качестве единственно возможного ответа на произошедшие в США теракты считали нанесение ударов по тем странам, которые могли быть причастны к этим терактам1.
Отмеченная выше точка зрения оказалась, в сущности, единственной и в американских СМИ. Так, например, 12 сентября 2001 г. в редакционной статье «11 сентября 2001 г.», появившейся в The Washington Post, в которой, как, впрочем, и в других изданиях, были проведены параллели между террористическими актами 11 сентября 2001 г. и тем, что случилось 7 декабря 1945 г., подчеркивалось: «Тогда страна отреагировала без паники и проявила железную решимость защитить себя и наказать агрессоров. Сегодняшняя реакция должна быть столь же решительной – по отношению к убийцам, спланировавшим и организовавшим эту атаку, и по отношению к стране или странам, которые могли предоставить этим лицам убежище или помощь»2.
По мнению The Washington Post, «Администрация Президента США Джорджа Буша должна действовать агрессивно, так же, как она действовала вчера, чтобы защитить страну от возможных новых атак. Нация должна трезво и решительно готовиться к этой войне нового столетия – войне, которая начнется с выявления и наказания авторов вчерашнего массового уничтожения людей и будет продолжаться до тех пор, пока не будут ликвидированы источники поддержки террористов, пока страна не повысит степень защиты от таких нестандартных ударов… Состояние войны подразумевает готовность нации атаковать и наносить поражение врагам… В прошлом Соединенные Штаты избегали вступать в прямую конфронтацию с режимами, причастными к организации террористических атак на американцев… США больше не могут себе этого позволить. Америка должна попытаться создать международный альянс, который будет выявлять и уничтожать все источники поддержки террористических сетей, которые могут вести войну против Соединенных Штатов. В случае необходимости США должны действовать в одиночку. В ближайшие годы не будет другой, более серьезной проблемы…»3.
Достаточно четко проводя параллели между 11 сентября 2001 г. и 7 декабря 1941 г., The Washington Post подчеркнула: «К событиям 11 сентября 2001 г. вполне подходит фраза президента Франклина Рузвельта, сказанная в другой ситуации, после событий в Перл-Харборе. Тогда Рузвельт назвал 7 декабря 1941 г. "днем, который будет жить в бесславии"… "Мы навсегда запомним, как было совершено это нападение, – сказал Рузвельт. – Неважно, сколько времени мы потратим на то, чтобы отразить это продуманное вторжение, американский народ одержит абсолютную победу. Я убежден, что выражаю волю Конгресса и всего народа, когда говорю, что мы не только будем защищать себя всеми силами, но и добьемся того, чтобы подобное предательство больше никогда нам не грозило"»1.
Важно подчеркнуть, что в первые недели после событий 11 сентября 2001 г. американские СМИ, и в первую очередь влиятельные в стране органы периодической печати, фактически самоустранились от какой-либо критики в адрес действующих властей, а также несогласия с разворачивающейся тогда кампанией по борьбе с международным терроризмом2. В этих условиях ситуация, сложившаяся тогда в стране, для руководства США оказалась крайне благоприятной.
Единство нации, когда последняя сплотилась вокруг своего лидера – Президента США, способствовало тому, что в США был создан действительно чрезвычайно благоприятный с точки зрения возможной борьбы с международным терроризмом климат внутри страны. Вследствие этого вскоре, следуя курсу, обозначенному Дж. Бушем-младшим, а также опираясь на поддержку общества, а кроме того, учитывая такой немаловажный фактор, как максимальное сближение позиций представителей обеих ведущих в США партий – Республиканской и Демократической, в том числе и на уровне американского электората, Конгресс США уже 14 сентября 2001 г. практически единогласно проголосовал за резолюцию, разрешающую Президенту США применять военную силу в отношении причастных к террористическим актам 11 сентября 2001 г. стран. Эта резолюция гласит: «Президент уполномочен применять всю необходимую и надлежащую силу против тех стран, организаций или лиц, которые, по его определению, планировали, санкционировали, совершали или помогали совершить террористические акты, произошедшие 11 сентября 2001 г…. с тем, чтобы предотвратить любые будущие акты международного терроризма против Соединенных Штатов».
Был только один член Конгресса США, который проголосовал тогда «Против». Объясняя подобную позицию по этому вопросу, он, в частности, подчеркнул: «Сейчас мы должны решать важную задачу – восстановление… и нельзя использовать методы, которые могут способствовать росту насилия» 1.
Спустя еще один день, 16 сентября 2001 г., вице-президент США Р. Чейни в достаточно жесткой форме заявил, что США нанесут удар не только по террористам, но и по странам, их укрывающим: «Нет никаких сомнений в том, что Усама бен Ладен имеет отношение к ударам…, – заявил Р. Чейни. – Те, кто его поддерживают, такие страны, как Афганистан, должны знать, что им придется заплатить дорогую цену».
18 сентября 2001 г. была соблюдена последняя формальная процедура в подготовке к военным действиям – Дж. Буш-младший подписал предложенную ему на рассмотрение соответствующую резолюцию Конгресса США, в соответствии с которой на мероприятия по борьбе с международным терроризмом было выделено несколько десятков млрд. долларов.
В последовавшей вскоре речи, произнесенной Президентом США Дж. Бушем-младшим на совместном заседании обеих палат Конгресса США 20 сентября 2001 г., уже со всей четкостью были обозначены планы по поводу предстоящей «войны с террором».
В представлении Дж. Буша-младшего террористическая организация «Аль-Каида», возглавляемая Усамой бен Ладеном, осуществила чудовищные по своим масштабам террористические акты 11 сентября 2001 г., и поэтому фактически тут же он предъявил в ультимативной форме требования к движению Талибан в Афганистане, поскольку последнее оказывало всяческую поддержку «Аль-Каиде» и, более того, предоставило ей возможность создать на территории Афганистана свои учебные лагеря. «Эти требования не подлежат переговорам или обсуждению. Если они не будут выполнены, Талибан разделит судьбу террористов», – подчеркнул Дж. Буш-младший2.
Вместе с тем объявленная «война с терроризмом» не ограничивалась рамками Афганистана: «Наша война с террором начинается с «Аль-Каиды», но она на этом не закончится. Она будет продолжаться до тех пор, пока каждая террористическая группа глобального масштаба не будет найдена и уничтожена»1.
В качестве целей США в борьбе с международным терроризмом Дж. Буш-младший обозначил следующее: «Мы используем все ресурсы – каждое средство дипломатии, каждый инструмент разведки, каждое финансовое воздействие и каждое необходимое оружие войны – для того, чтобы разорвать и уничтожить глобальную террористическую сеть»2.
Обратился Дж. Буш-младший и к американцам: «Американцы не должны ожидать, что будет лишь одна битва. Предстоит длительная кампания. Эта война не будет похожа на войну против Ирака десятилетие назад с решительным освобождением территорий и быстрым окончанием. Она не будет похожа на войну в Косове два года назад, где не использовались наземные войска и ни один американец не погиб в боях. Я прошу вас о долготерпении, придется мириться с трудностями, нам предстоит долгая борьба»3.
Затем 21 сентября 2001 г. руководство США предъявило ультиматум движению Талибан с требованием выдать находящегося на территории Афганистана лидера террористической организации «Аль-Каида» Усаму бен Ладена, после чего 7 октября 2001 г. США и их союзники приступили к практическому осуществлению военной операции в Афганистане.
Рассматривая данный случай, следует особо подчеркнуть, что решение об использовании военной силы, связанное с проведением «акции возмездия» в ответ на террористические акты 11 сентября 2001 г., было принято 12 сентября 2001 г. в рамках узкого круга лиц, в ходе заседания Совета национальной безопасности, где помимо Президента США Дж. Буша-младшего также присутствовали вице-президент США, государственный секретарь, министр обороны, директор ЦРУ, председатель ОКНШ, советник президента по вопросам национальной безопасности. Другими словами, в реальности решение об использовании военной силы после терактов 11 сентября 2001 г. было принято в рамках исполнительной ветви власти, при самом непосредственном участии высшего руководства правительства. Конгресс США подключился к процессу принятия решения об использовании военной силы на стадии, близкой к заключительной, и его функция в основном заключалась в одобрении уже принятого решения.
Именно таким образом Дж. Буш-младший в 2001-2002 гг. смог получить одобрение со стороны Конгресса США на проведение военных операций в отношении Афганистана (14 сентября 2001 г.) и Ирака (16 октября 2002 г.), но опять-таки без формального объявления войны, а также ссылок на Закон «О военных полномочиях».
В связи с этим вновь стали звучать мнения, что глава государства сосредоточил в своих руках значительные полномочия, что может привести к отдельным нарушениям Конституции США. Весьма популярной в 2000-е годы стала идея о том, что вновь наступил этап «имперского президентства», характерной чертой которого является наличие у главы государства больших полномочий, чем это позволяет Конституция США1. К примеру, после знаменитой речи Дж. Буша-младшего перед обеими палатами Конгресса США, произнесенной 20 сентября 2001 г., историк М. Бишлоусс, выступая по национальному телевидению, торжественно объявил, что «имперское президентство вернулось и мы только что это увидели».
В результате Дж. Буш-младший, которого тот же М. Бишлоусс в начале 2001 г. называл «первым постимперским президентом», поскольку впервые со времен Великой депрессии «мы не выбирали президента, находясь под давлением международной чрезвычайной по своему характеру ситуации, как, например, "холодная война" или Вторая мировая война, экономический кризис», сосредоточил в своих руках огромную власть.
В июле 2008 г. Национальная комиссия по военным полномочиям по результатам своей деятельности высказала рекомендации об отмене Закона «О военных полномочиях» от 7 ноября 1973 г. и замене его другим законодательным актом. Во главе этого совещательного органа находились бывшие государственные секретари Дж. Бейкер и У. Кристофер, заявившие, что они намерены «в равной степени уважать» исполнительную и законодательную власть. Однако на деле оказалось, что подготовленный ими проект нового закона усиливал полномочия Президента США в том, что касалось объявления войны, а также предусматривал ослабление в этой сфере власти Конгресса США и общественного контроля1.
Результаты деятельности комиссии Бейкера-Кристофера были представлены в The New York Times 8 июля 2008 г. Указывая на то, что «наша Конституция двусмысленно разделяет военные полномочия» между Президентом и Конгрессом США», Дж. Бейкер и У. Кристофер подчеркнули, что настало время решить эту проблему, переведя ее в практическую плоскость2.
По мнению Дж. Бейкера и У. Кристофера, Закон «О военных полномочиях», который они называют неконституционным, «слишком узко определяет президентские военные полномочия, включая власть, принимать решения, отвечая на внезапные нападения на американцев за границей»3.
Исходя из этого, был предложен проект нового законодательного акта, который, по замыслу Дж. Бейкера и У. Кристофера, должен заменить собой Закон «О военных полномочиях» и тем самым «оформить возникновение процесса, который будет способствовать совместным консультации и участию, являясь прагматическим и продвигая основные ценности, воплощенные в Конституции США», поскольку «американцы желают, чтобы и Президент, и Конгресс США были вовлечены в процесс принятия решений» в случаях, когда американские вооруженные силы предполагают принять участие в «значительных вооруженных столкновениях» (под ними понимаются военные операции, длящиеся более недельного срока)4.
С другой стороны, главе государства позволено начинать войну без согласия со стороны законодательной власти. Речь идет лишь о том, что Президент США, прежде чем начать развертывание вооруженных сил страны за ее пределами, проводит простые консультации со специальным «консультационным комитетом» в составе 20 конгрессменов, в числе которых: спикер Палаты представителей, лидеры большинства и меньшинства в Сенате, председатели и старейшие члены 8 комитетов, деятельность которых связана с внешней политикой. Роль остальных 515 членов Конгресса США при решении этого вопроса остается минимальной1. Причем понятие «значительные вооруженные столкновения», согласно отчету комиссии Бейкера-Кристофера, не должно включать применение вооруженных сил США по решению главы государства в следующих случаях: 1. Действия, предпринятые президентом, чтобы отразить или предотвратить неизбежное нападение на Соединенные Штаты, их территорию, их посольства, их консульства, их вооруженные силы, находящиеся за границей. 2. Ограниченные репрессалии против террористов или государств-спонсоров терроризма. 3. Гуманитарные миссии в ответ на стихийные бедствия. 4. Мероприятия, направленные на предотвращение преступной деятельности за границей. 5. Тайные операции. 6. Учебные маневры. 7. Миссии по защите и спасению американских граждан или военного или дипломатического персонала за границей2. Другими словами, разработанный комиссией Бейкера-Кристофера проект открыл для Президента США довольно широкое поле для деятельности и, в частности, в том, что касается его военных полномочий, предусматривая односторонние действия главы государства.
По мнению Л. Фишера, комиссия Бейкера-Кристофера не смогла предложить оптимальный вариант решения вопроса о военных полномочиях, поскольку она «не обращалась к главным принципам Конституции США, включая принцип народного правительства и наличие явной ссылки в тексте на то, что военная власть принадлежит также и Конгрессу». Предложенный проект явно ослабляет полномочия Конгресса в пользу Президента США, способствуя возникновению дисбаланса в системе государственной власти3. Появление комиссии Бейкера-Кристофера, а также ее деятельность свидетельствует о том, что и в 2000-е годы вопрос о военных полномочиях остается весьма актуальным для США.
***
Подводя итог всему вышесказанному, следует подчеркнуть, что фактически механизм принятия решения об использовании военной силы в США сводится к участию в этом процессе весьма немногочисленной группы лиц, составляющих ближайшее окружение главы государства, и самого Президента США. Именно они, представляя в своем лице исполнительную ветвь власти, как свидетельствуют факты, действуя оперативно, в ответ на возникающие для США «вызовы» на международной арене, в рамках такой структуры, как Совет национальной безопасности (СНБ), принимают принципиальное решение об использовании военной силы. Как правило, это вице-президент США, государственный секретарь, министр обороны, директор ЦРУ, председатель ОКНШ, советник президента по вопросам национальной безопасности. Иногда к этой узкой группе лиц добавляются и некоторые другие представители президентской администрации.
Тем не менее право «последнего слова» при рассмотрении вопроса о возможном использовании военной силы принадлежит Президенту США, и, как свидетельствуют факты из истории внешней политики США, именно глава государства, выслушав все доводы «За» и «Против» начала военных действий, принимает окончательное решение по поводу целесообразности использования военной силы в каком-либо конкретном случае1, которое затем, как правило, получает одобрение со стороны Конгресса США.
Представляется, что для Конгресса США основополагающим фактором, сдерживающим стремление представителей исполнительной ветви власти использовать военную силу, выступает скорее не Закон «О военных полномочиях», а отсутствие гарантии того, что операция закончится победой, но в первую очередь вероятность значительных по своим масштабам потерь среди военнослужащих, а также затяжной характер войны. В подавляющем большинстве случаев именно это оказывает решающее воздействие на позицию членов Конгресса США, тогда как успехи имеют своим следствием складывание совершенно иных, противоположных по своему характеру тенденций. Случаи, связанные с использованием военной силы, относящиеся к 2000-м годам (военные операции в Афганистане и Ираке), продемонстрировали это со всей очевидностью.
***
3
ИСПОЛЬЗОВАНИЕ
ВОЕННОЙ СИЛЫ
ВО ВНЕШНЕЙ ПОЛИТИКЕ США: НЕКОТОРЫЕ ИДЕИ В ПОЛИТИКО-АКАДЕМИЧЕСКОМ СООБЩЕСТВЕ
В США существует весьма богатое идейно-теоретическое наследие относительно проблем использования военной силы во внешней политике, что выражается в форме самых разнообразных мнений, высказываемых представителями политико-академического сообщества. Ниже представлены некоторые, ключевые, на наш взгляд, идеи, авторами которых являются ведущие в США представители политико-академического сообщества.
Еще в XIX в. адмирал Альфред Т. Мэхен рассматривал историю как поле противоборства континентальных и морских держав, в рамках которого последние, однако, могут обладать существенными преимуществами – в данном случае речь шла о военной мощи1. В своей книге «Влияние морской мощи на историю 1660-1783» (1890 г.) он обосновал теорию «морской мощи» (Sea Power), согласно которой завоевание господства на море признавалось основным законом войны и целью, обеспечивающей победу над противником и завоевание мирового господства.
В XX в. идеи Альфреда Т. Мэхена получили свое развитие в трудах Николаса Дж. Спайкмена, который в период до и во время Второй мировой войны 1939-1945 гг., развивая свои геополитические идеи, занял место главного идеолога военных кругов США, некогда занимаемое Альфредом Т. Мэхеном. Основные концепции были подробно изложены в книгах «Американская стратегия в мировой политике» (1942 г.) и «География мира» (1944 г.)2.
Круг идей в главных работах Николаса Дж. Спайкмена тесно соприкасается и развивает идеи, оформленные еще в XIX в.: географический детерминизм, социал-дарвинистская теория вечной борьбы всех против всех в международных отношениях и культ силы, отождествление права с силой и убеждение в том, что сильнейший всегда имеет право подчинить себе слабого. Николас Дж. Спайкмен подчеркивал: «Все формы насилия, включая разрушительные войны, допустимы в международном сообществе, это значит, что борьба за силу, тождественная борьбе за выживание и за улучшение относительной силовой позиции, делается главной целью внутренней и внешней политики государств. Все остальное – второстепенно, потому что в конечном счете только силой можно достигнуть целей внешней политики. Сила означает способность выживать, способность навязывать свою волю другим, способность диктовать тем, кто не имеет силы, и возможность вырывать уступки у тех, у кого меньше силы... Там, где конечной формой конфликта является война, борьба за силу превращается в борьбу за военную силу, в подготовку к войне… Имеется тенденция рассматривать мир как нормальное, а войну как ненормальное состояние, но это результат интеллектуальной путаницы. Война – неприятное явление, но она представляет собой составную часть жизни системы государств, состоящей из суверенных самостоятельных единиц».
В результате, как указывал Николас Дж. Спайкмен, «каждое государство должно сделать сохранение и улучшение своей силовой позиции главной целью внешней политики». И далее: «Здравая внешняя политика для Соединенных Штатов должна учитывать эту важнейшую реальность международной жизни».
После 1945 г. особое внимание вопросам использования военной силы уделяли многие представители политико-академического сообщества США. К примеру, Ханс Й. Моргентау в своей работе «Международная политика» подчеркивал, что «внешнеполитические цели должны формулироваться через призму национального интереса и быть поддержаны адекватной мощью»1.
Расценивая силу как признак власти, в том числе и в сфере международных отношений, Ханс Й. Моргентау писал: «Власть может включать все, что устанавливает или поддерживает контроль одного человека над другим. Таким образом, власть охватывает все общественные отношения, которые служат этой цели, от физического насилия до наиболее тонких психологических связей, с помощью которых одно сознание контролирует другое. Власть охватывает господство человека над человеком и тогда, когда его сдерживают моральные соображения и конституционные гарантии, как в западных демократиях, и тогда, когда она [власть] проявляется в несдерживаемой варварской силе, которая находит свой закон ни в чем ином, как в себе самой, и ее единственным оправданием служит ее же увеличение». И далее: «Процесс необъятного увеличения военной силы, который начался в ядерный век, шел рука об руку с процессом девальвации ее практического использования»2.
Дж. Кеннан одним из первых в США стал оправдывать использование военной силы с этической точки зрения, указывая на то, что это есть некая «кара», т.е. наказание, налагаемое на тех, кто посягает на ценности американского государства. Отсюда проистекает неистребимый крестоносный дух, сопутствующий практически всем войнам, которые вели и ведут США. «Демократия сражается в гневе – она сражается именно потому, что была вынуждена участвовать в войне. Она сражается, чтобы наказать ту силу, которая была настолько опрометчива, что спровоцировала все это. Она сражается, чтобы преподать этой силе урок, который та никогда не забудет, чтобы война никогда не повторилась», – заявил Дж. Кеннан еще в 1951 г.1. По его мнению, интервенционизм представляет собой не что иное, как продукт народного стремления: американскому народу «просто нравился запах империи» и он хотел «купаться в лучах признания одной из самых великих имперских держав мира». В результате в соответствии с крестоносным духом война «воспринималась в терминах борьбы Добра со Злом»2.
У. Кауфманн, один из видных представителей политико-академического сообщества США, которые в своих работах касались проблемы использования военной силы, писал: «Военная мощь служила… основным показателем силы и престижа государства. Можно даже сказать, что она была абсолютно необходима для проведения на мировой арене различных политических курсов. В обстановке противостоящих друг другу культур и народов военная мощь заменяла, хотя и не к лучшему, другие менее разрушительные методы достижения международных политических соглашений»3.
Анализируя ситуацию, которая сложилась после 1945 г., У. Кауфманн заявлял, что у США имеются в достаточном количестве все основные элементы военной мощи, что это должно рассматриваться даже как вполне закономерное и выгодное для США обстоятельство, независимо от того, как складывается международная обстановка. В заключение У. Кауфманн делал следующий вывод: «Мы должны относиться ко всем видам наших вооруженных сил не как к объекту очередной кампании за экономию средств или как к чему-то временному и обременительному, а рассматривать их как важный и постоянный фактор в жизни нашей нации. В век водородной бомбы… твердость в намерениях и гибкость в выборе военных средств и методов являются решающим условием нашей независимости …»1.
Хотя и в меньшей степени, к проблеме использования военной силы после 1945 г. в своих трудах обращались также представители политического идеализма – Ф. Танненбаум, Дж. Перкинс, Т. Мюррей, Р. Осгуд.
Последователи Р. Страуса-Хюпе – С. Поссони, Ч. Кинтер, Р. Пфальцграф, представлявшие в своем лице так называемую «Пенсильванскую школу», уделяли большее внимание вопросам использования военной силы. Тот же Р. Страус-Хюпе отводил Америке роль «главного арсенала и базы международной полицейской силы, опирающейся на свою технику и географическое положение»2. Для него военная сила имела первостепенное значение. Американская мощь должна опираться прежде всего на «военную силу, находящуюся наготове в любой момент», требуя от своего правительства «немедленного использования военной силы… на отдаленных театрах военных действий, при первой необходимости»3. «Не будет преувеличением сказать, что американская внешняя политика определялась и определяется силой», – подчеркнул в 1950 г. Р. Страус-Хюпе, считавший, что именно опора на силу обеспечивает успех этой политики4.
Р. Такер в работе «Справедливая война», опубликованной в 1960 г., развивая мысли Дж. Кеннана, а также рассуждая о «справедливой войне», предпринял попытку подойти к вопросу об использовании военной силы с позиций моральных критериев5.
Г. Киссинджер на заре своей карьеры в труде «Ядерное оружие и внешняя политика» (1959 г.) подчеркивал: «Неспособность применить силу не только не приведет к устранению разногласий, но, наоборот, может увековечить все споры, какими бы малозаметными они не были». Считая также то, что «никакая дипломатическая программа не сможет заменить силу, необходимую для ответного удара»6.
В дальнейшем Г. Киссинджер в своей фундаментальной работе «Дипломатия» указал: «В XX веке ни одна страна не оказала столь решительного и одновременно столь амбивалентного влияния на международные отношения, как Соединенные Штаты. Ни одно общество не настаивало столь твердо на неприемлемости вмешательства во внутренние дела других государств и не защищало столь страстно универсальности собственных ценностей. Ни одна иная нация не была более прагматичной в повседневной дипломатической деятельности или более идеологизированной в своем стремлении следовать исторически сложившимся у нее моральным нормам. Ни одна страна не была более сдержанной в вопросах своего участия в зарубежных делах, даже вступая в союзы и беря на себя обязательства, беспрецедентные по широте и охвату… Специфические черты, обретенные Америкой по ходу ее исторического развития, породили два противоположных друг другу подхода к вопросам внешней политики. Первый заключается в том, что Америка наилучшим образом утверждает собственные ценности, совершенствуя демократию у себя дома, и потому служит путеводным маяком для остальной части человечества; суть же второго сводится к тому, что сами эти ценности накладывают на Америку обязательство бороться за их утверждение во всемирном масштабе»1.
Таким образом, во время «холодной войны» при рассмотрении вопросов, связанных с использованием военной силы, представители политико-академического сообщества США в основном опирались на идеи, суть которых заключалась в том, что в условиях постоянно существующей угрозы со стороны Советского государства США обязаны для защиты своих жизненно важных национальных интересов прибегать к военной силе. В связи с этим С. Хантингтон считал, что функционирование системы международных отношений в эпоху «холодной войны» просто немыслимо без учета фактора военной силы, которая, в свою очередь, является одним из инструментов реализации внешнеполитической стратегии.
На примере активного участия США в Корейской и Вьетнамской войнах – двух крупнейших конфликтах эпохи «холодной войны», С. Хантингтон исследовал проблему использования военной силы после Второй мировой войны. Вывод, к которому пришел С. Хантингтон, заключался в том, что войны по корейскому и вьетнамскому сценариям не смогут защитить глобальные интересы США. «США в 1977 г., по всей видимости, с большей осторожностью прибегнут к применению силы в будущем, чем это они совершали в прошлом, но когда это произойдет, они продемонстрируют подавляющую мощь для достижения своих целей быстро и решительно… Будущий Вьетнам скорее будет продолжаться 7 недель, нежели 7 месяцев»1.
Этой же точки зрения С. Хантингтон придерживался и в 1980-е годы, когда считал, что участие вооруженных сил США в зарубежных военных операциях должно осуществляться только в крайних случаях, когда это диктуется исключительно жизненно важными национальными интересами США. Подчеркивая, что «Соединенные Штаты были главным застрельщиком демократизации в 1970-1980-е гг.», С. Хантингтон указывал: «Роль США в демократизации заключается не только в сознательном и прямом применении силы. В 1980-е годы движения за демократию по всему миру вдохновлялись американским примером и подражали ему… Американская демократическая модель была привлекательна отчасти потому, что символизировала Свободу, но отчасти также, нужно учесть, потому, что ассоциировалась с образом силы и успеха»2.
На рубеже 1980-х – 1990-х гг. в США развернулась дискуссия относительно перспектив внешней политики страны в условиях прекратившейся «холодной войны»3. Так, например, редакторы двух крупнейших в США и авторитетных изданий, посвященных проблемам внешней политики, –