"законами" движения материи "от простого к сложному", в истмате теория
| Вид материала | Закон |
- Тема «Развитие общества и научных знаний», 740.46kb.
- Лекция Материя, виды материи, структурные уровни организации материи Слайд, 36.75kb.
- Муниципальное общеобразовательное учреждение, 122.64kb.
- Фатькина Светлана Егоровна Графика. От простого к сложному методическое пособие, 1125.48kb.
- Упражнения по стилистике русского языка, 4138.99kb.
- Решение проблемы диалектики движения, 1443.03kb.
- Е. А. Береснева автоматизация работы с документами: от простого к сложному, 266.63kb.
- Самоиндукция эфира, 67.92kb.
- Шаблон «Визитной карточки» проекта, 55.64kb.
- Тесты по педагогике Тесты по форме «С пропущенным словом», 64.46kb.
| Как я уже сказал, между наукой и верой нет противоречий, но ученые богословы делают из этого неожиданный вывод: раз нет противоречий между наукой и верой, то нет противоречий между наукой и религиозными догмами, а значит те научные данные, которые удается подогнать под эти догмы, надо объявить раз и навсегда правильными, абсолютной истиной, а от тех, которые не соответствуют этим догмам, надо немедленно отказаться и объявить их ложными, не соответствующими действительности. Такое рассуждение становится возможным, если, например, допустить богодухновенность Библии и считать, что все, что там написано - абсолютная божественная истина. Я глубоко уважаю эту книгу. Это древнейший литературный памятник культуры. Ее необходимо изучать научными методами, чтобы получить представление о той эпохе, мировоззрениях и философии того времени, исторические данные. Но какое отношение имеет библейская легенда о Сотворении Мира к современной космологии? К счастью, в наше время религия практически лишена возможности навязывать науке свои представления, как это было в средние века. Это привело к тому, что богословы, не решаясь на прямое столкновение с научной мыслью, видоизменяют религиозные догмы таким образом, чтобы между ними и наукой не было видимых противоречий. В одной из богословских работ, посвященной взаимосвязи между наукой и религией, автор очень убедительно трактовал текст Библии так, что сумел найти там все основные достижения современной научной мысли. Но у меня возникает естественный вопрос: многие законы природы смог бы он вывести из Библии, если бы они не были открыты на сегодняшний день наукой? И чего стоят все его изыскания, если он не может найти ничего нового, того, что не было объяснено наукой на сегодняшний день? Можно поступить намного проще: возьмите белый лист бумаги и скажите, что на нем белым по белому записаны все законы природы, которые открыты сейчас и будут открыты в будущем. Но сможете ли Вы таким образом открыть что-либо новое, или Вам понадобятся ученые, приборы, лаборатории, образование и многолетние труды? Впрочем, никто не может запретить кому-либо считать, что в Библии (Талмуде, Ведах, Коране и т.д.) записаны все истины мира. Подобный взгляд на мир, как и любой другой, безусловно, имеет право на существование. В конце концов, каждый человек имеет право на свою систему взглядов, неважно, рациональна она с моей точки зрения или нет, и я уважаю это право. Можно сказать, что религия прогрессирует, изменяя религиозные догмы и приспосабливая их к современной действительности, но что является движущей силой этого прогресса? Ответ очевиден - наука! И до тех пор, пока религия будет практиковать подобное подстраивание под науку, она будет неспособна дать человечеству ровным счетом ничего, потому что она только берет, но ничего не отдает. Религия (в отличие от веры в Бога) вообще никогда не давала человеку ничего, кроме ограничений, фанатизма и снятия персональной ответственности за свои поступки. Вера в Бога, в тех случаях, когда она побуждала людей к творчеству, а не ограничивала их напротив, дала человечеству очень много. Эта вера вдохновляла многих великих людей на создание прекрасных произведений искусства и памятников архитектуры. Бах, например, подписывался под своими произведениями не своим именем, он писал “Одному Богу слава”. А вот крестовые походы, инквизиция, исламский терроризм и т.п. - это уже типичный продукт религиозного сознания. Спору нет, многие религиозные догмы, например девять заповедей (за исключением первой, второй и третьей, которые не имеют никакой практической ценности) прекрасны, и если бы люди на Земле следовали им, не было бы ни войн, ни преступности, ни всей этой людской мерзости, которая встречается сейчас на каждом шагу. Но почему ни одна религия за все время своего существования (а это - тысячелетия) не смогла добиться духовного прогресса в обществе? Ответ очень прост: потому что религиозные деятели слишком много взывали к Богу, и слишком мало - к человеческому разуму. Потому что проще всего - дать человеку догмы, чтобы подчинить его жизнь определенным правилам и при этом еще и неплохо себя обеспечить или получить свою толику власти, и неимоверно сложно пробудить в человеке разум и чувство ответственности, как за себя, так и за все человечество. Я не никого не призываю отказываться от веры, я призываю - не отказываться от разума. Если Ваша вера - индивидуальный продукт Вашего разума, результат Вашего личного осмысления мира и не вступает в противоречие с очевидными наблюдаемыми фактами, - эта вера разумна и это прекрасно. Прекрасно, если Вы следуете библейским заповедям, потому что поняли, что это разумно. Что воровать - это плохо, и не потому, что Вас могут засадить за это в тюрьму, и не потому, что Вас ждет какое-то гипотетическое возмездие после смерти, а просто потому, что это чуждо Вашему разуму. Возвращаясь к основной теме статьи, я могу сказать, что можно конечно переделать часть религиозных догм так, чтобы они соответствовали научным данным и попытаться таким образом сохранить совместное с Богом предприятие под названием “Церковь”. Подогнав часть этих догм под науку, можно встать затем в красивую позу и авторитетно заявить, что между религией и наукой нет противоречий, и это будет правдой! Потом - обобщить этот вывод на остальные догмы, заявив, что раз наука “подтверждает” часть религиозных догм, то все остальные - так же верны. Подобное обобщение, конечно, правомерно, если считать все религиозные догмы - результатом божественного откровения. Хотя, с точки зрения формальной логики такое допущение не более правомерно, чем вывод о том, что раз килограмм гвоздей весит один килограмм, то ежику - четыре года. В данном случае это даже не принципиально. Я не могу понять одного - зачем прилагать столько усилий ради того, чтобы сохранить религию, которая, руководствуясь этими догмами, почти за две тысячи лет не добилась ровным счетом ничего? Я не хотел бы упрекать церковников в желании сохранить таким образом свой прибыльный бизнес, тем более, что среди них, наверное, есть и искренне верующие, убежденные в своей правоте люди (во всяком случае, хочется на это надеяться), но, честно говоря, я просто не вижу других побудительных причин для этих попыток. Голубовский Дмитрий. КРИЗИС ЕСТЕСТВОЗНАНИЯ В КОНЦЕ XX ВЕКА (sm.ru/library/Golubovsky_11.phtml) Голубовский Дмитрий Кризис естествознания в конце XX века. Вероятно в будущем (если допустить, что у нашей цивилизации есть будущее), когда историки будут анализировать сложившуюся в конце XX – начале ХХI века ситуацию в плане философской основы мышления мыслящей части человечества, это время получит название ренессанса мистики. В XIX веке и в первой половине XX века, во время триумфального шествия позитивной науки и научно-технического прогресса вряд ли кто-либо из мыслящих людей мог всерьез предполагать, что в конце XX века человечество ждет период всплеска религиозно-мистических представлений о мироздании, сопровождающийся обострением религиозной нетерпимости, войнами за веру, воскрешением всевозможных казалось бы навсегда изживших себя учений, в основе которых лежат представления о магии, колдовстве и сверхъестественных силах, способных проявляться через человека при выполнении им определенных ритуалов. Особенно ярко выраженным этот всплеск оказался проявленным в постсоветской России, хотя и на Западе существуют аналогичные тенденции, не принявшие, может быть, формы повального увлечения на массовом уровне, но существующие как некая странная мода на веру в сверхъестественное среди людей, имеющих, в силу наличия у них избытка денежных средств, время на осмысление действительности вне рамок обыденной жизни, вертящейся в основном вокруг зарабатывания оных. Многие и сейчас уже пытаются понять, чем вызван этот неожиданный интерес к мистике, магии и религии. Является ли он завершающий стадией существования этих представлений, своеобразной агонией, после которой они навсегда останутся в прошлом человеческой мысли, или, напротив, этот всплеск открывает новый эволюционный цикл в осмыслении действительности, возврат к старому, но на качественно новом уровне? Существует множество частных объяснений этого всплеска, как со стороны сторонников религиозно-мистической картины мира, видящих в нем нечто прогрессивное, так и со стороны его противников, видящих в нем возврат призраков средневековья. Первые полагают, что техногенная эволюция завела человечество в глобальный тупик, и что этот всплеск вызван к жизни необходимостью вернуться к старым формам мировоззрений, чтобы пройти заново, но в ином направлении, весь тот путь в духовном плане, который проделало человечество по меньшей мере со времен первой НТР, через разрушительные войны и небывалое по масштабам насилие к ситуации, когда само сохранение жизни на Земле оказалось под угрозой в результате продолжающегося ухудшения экологии планеты и холодной войны, продолжающейся и сейчас за ширмой дружелюбных улыбок политиков. Вторые полагают, что этот всплеск вызван к жизни как временная реакция на негативные психологические аспекты, порождаемые современным техногенным обществом, как своего рода инерция сознания мыслящих людей, неуспевающего адаптироваться к современным научно-техническим достижениям. В этом смысле этот всплеск можно рассматривать как одно из проявлений футурошока, о котором еще в конце 70-х – начале 80-х годов ХХ века предупреждал Тоффлер. И та, и другая точка зрения по-своему верна. Но в рамках этой работы я не стану останавливаться подробно на социально-психологических аспектах, вызвавших и поддерживающих эту тенденцию мистификации жизни, которая отчасти затронула даже саму науку. Я хочу уделить здесь особое внимание идейным предпосылкам, заложенным в самом языке современной науки, которые способствовали этой тенденции. Со времен Ньютона, создавшего язык классической механики, и до Максвелла, завершившего оформление концепции физического поля, в естествознании доминировали т.н. механистические представления о вселенной. В свете современных научных теорий они представляются неадекватными и, более того, существенно ограниченными в своем применении, однако нельзя не признать тот факт, что эти представления очень просты и наглядны. Математическим аппаратом ньтоновской механики является по сути дела элементарная векторная алгебра, которую изучают в школе то ли в шестом, то ли в седьмом классе. Сами по себе понятия массы, силы, скорости и материальной точки просто осознавать даже ребенку, по той простой причине, что все мы на собственном опыте хорошо знаем, что такое физическая сила, вес тела и скорость движения. Все мы в обыденной жизни прикладываем свою собственную мускульную силу к различным физическим объектам, ощущаем вес собственного тела и движемся (в смысле – телесно) с той или иной скоростью, или покоимся. Галилеевский принцип относительности скорости так же довольно просто осознавать, находясь в покое (в смысле физики, а не психики, разумеется) в движущемся объекте, например в автобусе. Так же просто осознать и физическую силу как вектор, совпадающий по направлению с направлением перемещения объекта, к которому она приложена, при прямолинейном равноускоренном движении. Конечно, помимо элементарной векторной алгебры в теоретической механике есть и производные, как полные, так и частные, и интегралы, через которые и вводятся в нее понятия механической энергии и импульса, и тензорная алгебра, используемая для описания поведения упругих анизотропных сред и много чего еще из различных разделов математики, но сама физическая картина материального мира остается одной и той же – система материальных точек, корпускул Ньютона, связанных различными упругими или пластичными связями. Даже переход к различным моделям непрерывных сред может быть получен в рамках ньютоновской механики просто как предельный переход от системы с конечным числом материальных точек, обладающих конечной массой, к системе бесконечного числа материальных точек, обладающих бесконечно малой массой, и непрерывно заполняющих рассматриваемый объем пространства. Но с момента, когда после опытов с броуновскими частицами в физике восторжествовали атомистические представления, все модели сплошных сред сами по себе стали просто удобными абстракциями, позволяющими описывать поведение ансамблей большого числа частиц. После того как Больцман и ряд других выдающихся теоретиков переформулировали термодинамику в формализме статистической механики, придав понятиям температуры, давления и внутренней энергии чисто механическую интерпретацию, простая и наглядная корпускулярная картина мира, казалось бы, окончательно восторжествовала. Единственная область физики, где у нее возникали некоторые и довольно существенные проблемы, была оптика. Волновые свойства света невозможно было объяснить в рамках представлений о том, что свет – это поток частиц, летящих от источника по траекториям, соответствующим световым лучам. Для объяснения этих волновых свойств света были введены представления о светоносном эфире – гипотетической и опять же механической газообразной среде, заполняющей все физическое пространство, в которой световая волна распространяется так же, как обычная звуковая волна распространяется в воздухе. Однако, после опытов с поляризацией света, в ходе которых выяснилось, что свет представляет собой поперечные волны, концепция эфира, как механической среды, передающей световую волну, дала серьезную трещину. Поперечные волны, как известно, не могут существовать в газе, в котором возможно распространение только продольных волн. После этих опытов эфир уже невозможно было представить как механический газ мельчайших частичек, благодаря колебаниям которых передается световая волна. Представить же его как некую твердь, заполняющую собой все пространство, было довольно проблематично, тем более что огромная по сравнению с другими характерными для различных явлений переноса скоростями величина скорости света предполагала огромную жесткость такой среды, так что модель эфира как истинно непрерывной упруго-пластичной механической среды не работала. Дискуссии относительно физических свойств эфира продолжались вплоть до завершения Максвеллом классической электродинамики и некоторое время после этого. Максвелл объединил в своих уравнениях магнитные и электрические явления и вывел из них возможность независимого существования электромагнитной волны, скорость которой равнялась скорости распространения оптического света. Свет был интегрирован в рамки классической электродинамики и стал рассматриваться как возмущение электромагнитного поля. При этом само электромагнитное поле стало рассматриваться как некая самостоятельно существующая сущность, непрерывная в пространстве и времени, иными словами, истинно непрерывная субстанция, что положило начало закату хорошо знакомой, наглядной и простой корпускулярной механистической картине мира. И хотя для электромагнитного поля остается справедливым то же тензорное описание, что и для твердой упруго деформируемой среды, его совершенно невозможно рассматривать с механистических представлений. Электромагнитное поле в классическом его понимании это не эфир, не гипотетическое проводящее свет вещество, и вообще не физическая среда в механическом понимании, это особая форма существования материи, колебания которой и есть световая волна. Наглядных аналогий, позволяющих представить себе эту субстанцию, не существует, и вот почему: когда мы рассматриваем распространение воздействия в какой-нибудь среде, мы предполагаем, что оно передается от частицы среды к частице среды, которые движутся, передавая друг другу энергию и импульс, подобно тому, как один бильярдный шар, сталкиваясь с другим, передает ему свое движение. Но когда мы говорим о распространении электромагнитной волны, то мы вынуждены констатировать, что воздействие передается от одной точки пространства другой точке пространства, что очень тяжело себе представить, т.к. точка пространства сама по себе это не физический объект, а геометрическая математическая абстракция, т.е. идеальный объект, который сам по себе никакими физическими свойствами обладать не может, ибо он не существует как элемент физической реальности. Что такое точка пустого пространства сама по себе? Ничто, в буквальном понимании этого слова, пустое место. Тем не менее, в рамках представлений классической электродинамики, это пустое место само по себе обладает физическими характеристиками: скалярным и векторным потенциалами, векторами электрического и магнитного поля, определяемыми как векторные производные от этих потенциалов, объемной плотностью энергии, определяемой через квадраты модулей этих векторов, и объемной плотностью импульса, определяемой через их векторное произведение. Энергия по определению, которое можно прочесть в соответствующей статье физической энциклопедии, есть общая мера количества движения, но когда мы говорим об электромагнитном поле в его классическом понимании, возникает вопрос: движения ЧЕГО? Ведь ничего нет, одна только пустота, которой приписываются абстрактные численные характеристики, пусть даже и снабженные физической размерностью. “Природа не терпит пустоты” – довольно древнее изречение, не помню, к сожалению, чье именно. Древняя философия не терпела пустоты. Она не принимала ее, т.к. ее невозможно понять, ибо нет объекта для понимания. Пустота – просто ничто, о котором ничего нельзя сказать, поэтому, с точки зрения позитивной философии, предлагающей опираться только на практический опыт восприятия, пустоты не существует. Древняя Восточная философия полагала, что все существа и предметы во вселенной являются проявлением соединения двух начал: Ин и Ян, света и тьмы, черного и белого, что прекрасно отражено в восточном эзотерическом символе – черно-белом круге, разделенным надвое синусообразной волной – символом взаимопроникновения и гармонии обеих начал. Но древняя Восточная философия не считала черное ничем в буквальном понимании этого слова, свет и тьма – две философские силы, два диалектических начала, порождающие жизнь и эволюцию. Аристотель, ярчайший представитель древней Западной философии, так же не признавал пустоты. Он считал все пространство заполненным непрерывной субстанцией, являющейся аналогом эфира, как его воображали физики домаксвелловского периода. Саму инерцию Аристотель понимал как сопротивление изменению движения со стороны этой гипотетической среды. Согласно Аристотелю, без приложения силы никакое (в том числе и равномерное прямолинейное) движение невозможно в принципе, и даже когда тело движется равномерно и прямолинейно, что согласно Ньютону указывает на отсутствие сил, приложенных к нему, согласно Аристотелю все равно существуют две силы, находящиеся в полном равновесии – активная сила, отвечающее за движение тела, и уравновешивающая ее сила инерции, отвечающее за сопротивление этому движению со стороны эфира. Сама инертная масса тела (не путать с гравитационной массой) согласно такому подходу есть ни что иное, как результат взаимодействия этих двух противоположных сил. Забавно, что согласно ньютоновскому подходу, в отсутствии сил, ускоряющих тело, само понятие инертной массы становится попросту бессмысленным, т.к. она вводится в ньютоновскую механику феноменологически, как коэффициент пропорциональности между силой и ускорением, и в отсутствии и того, и другого, становится неопределенностью ноль-на-ноль, не имеющей физического смысла. Тогда как согласно диалектике Аристотеля, инертная масса сохраняет свой смысл и при равномерном прямолинейном движении, т.к. является порождением диалектического взаимодействия двух сил, являясь по сути дела одной из характеристик движения тела. Подход Аристотеля не только диалектически верен, но и более физичен, чем подход Ньютона. Странно, что толкователи и комментаторы философского наследия Аристотеля однозначно навешивают на него ярлык идеалиста-метафизика. Из всего наследия греческой философии пустоту признавали, пожалуй, одни лишь атомисты – последователи Демокрита. Но согласно их представлениям пустота – это действительно пустота в буквальном понимании этого слова, т.е. ничем не заполненное пространство между атомами, лишенное в принципе каких-либо свойств. Именно в этом смысле пустота понималась и в рамках ньютоновской механики. Камнем преткновения на пути этой пустоты являлось то, что основное положение ньютоновской теории тяготения, согласно которому сила Всемирного Тяготения действует мгновенно сквозь пустое пространство и, следовательно, одно тело может дистанционно влиять на другое тело, противоречит нашему непосредственному жизненному опыту, согласно которому такое влияние невозможно. Но, несмотря на то, что пустота укоренилась таки в рамках классической механики, сам Ньютон не отказывался окончательно от концепции эфира, – среды-переносчика света и гравитации, – хотя и пытался объяснить свет как поток корпускул – идея, возрожденная много лет спустя после его смерти в рамках квантовой механики. Но, следуя своему известному принципу “гипотез не строю”, он не опубликовал при жизни своих соображений о предполагаемых им свойствах эфира. И, видимо, зря не опубликовал, они бы, возможно, дали дополнительный импульс этой идее и не дали бы ей преждевременно умереть. То, что Ньютон вовсе не был пророком пустоты и концепции дальнодействия, т.е. мгновенного действия физической силы сквозь пустоту без посредников, осуществляющих перенос движения от одного тела к другому, явствует из следующего фрагмента его письма Бентелю: “… мысль, что тяготение должно быть врожденным, присущим и свойственным материи так, что одно тело может действовать на другое на расстоянии через пустоту без посредства чего-либо другого, могущего передавать их движение от одного к другому, эта мысль является для меня такой нелепостью, что я убежден, что ни один человек, имеющий компетентную способность мышления в философских вопросах, не может впасть в подобное заблуждение”. Далее он продолжает: “Тяготение должно вызываться посредником, постоянно действующем, согласно известным законам; но что касается вопроса, будет ли этот посредник материален или нет, я предоставляю решить его моим читателям”. Вторым известным жизненным принципом Ньютона, дополняющим его знаменитое “гипотез не строю”, был принцип “физика, берегись метафизики!”, поэтому то, что он предлагает читателю самому решить вопрос о материальности или идеальности этого посредника-переносчика гравитации, само по себе говорит о том, что никаких конструктивных гипотез о материальной природе этой гипотетической среды-переносчика, которые можно было хотя бы косвенно проверить в его время, у Ньютона не было. |