Измененья Времён
| Вид материала | Документы |
СодержаниеДо… начала «Всё перепуталось… и странно повторять…» «Уже кленовые листы на пруд слетают – лебединый…» |
- Библиотека Т. О. Г, 2810.75kb.
- Хроника первых четырех Валуа, 1400.3kb.
- Литература по курсу «История России с древнейших времен до начала XIX в.» Учебники, 72.51kb.
- Библиотека Т. О. Г, 2433.62kb.
- Сравнительная характеристика времен в английском и русском языках (диплом), 19.85kb.
- Европейский парламент в ракурсе проекта конституции для европы – дефицит демократии?, 381.82kb.
- История России с древнейших времен до наших дней в вопросах и ответах, 10053.95kb.
- Лекции по Истории и методологии биологии Основная литература: История биология (с древнейших, 1128.78kb.
- Искусство родовспоможения или акушерство имеет древние истоки. Еще со времен первобытнообщинного, 292.56kb.
- Искусство родовспоможения или акушерство имеет древние истоки. Еще со времен первобытнообщинного, 837.49kb.
До… начала
Когда не существовало ещё ни сюжетов, ни замысла, ни текста… а было лишь желанье, отодвинув занавес186 - времени ли, Гамлетово-таганский ли, заглянуть – по ту сторону – мирозданья, времени и ощущений, чтобы узнать наконец, из чего, из какого сора или сущности души будет со-творяться со-творенье. Но – увы и ах – не всегда дано…
«Всё перепуталось… и странно повторять…»
Повторенье, неизбежное повторенье – тем, узоров, ощущений, даже – слов. Повторенье – столь же неизбежное, как повторение весны, лета, осени. Осени, наступающей за летом. Летом - Пастернака, Брэдбери, Пруста187, несбывшихся желаний что-то со-творить… Или – совсем иных, сбывшихся. Но – всё повторяется188, неизбежно, как возвращенье, как отзвуки детства. Память – тела, ощущений, запахов, души, мыслей, настроений, память – не ленившаяся запечатлевать их все, в волшебном единстве, на чистом ещё листе, с тем, чтобы когда-нибудь потом именно этот летний, пред-осенний день вернулся ко мне во всей его обморочной ясности, с ожиданьями чего-то сбывающегося, и – навеки несбывшегося, с сияющим переливом вечерних огоньков скудной иллюминации в листве над маленькой лесной летне-лагерной танц-площадкой. Странно – я вижу даже диск-жокея – мальчишку, включавшего музыку, но не помню его имени, и не… - ах, нет! Лёня. Лёня Брянский – но музыки ещё не слышу, наверное, потому, что музыка началась для меня позже, с вдруг «зазвучавших» во мне Beatles. А пока – лишь колотящееся сердце, и руки – одна на талии189, другая на плече и бесконечность и мгновенность прикосновений, в которой… И можно утонуть в этом запахе волос, прозрачном очерке щеки, лукавом и неожиданно нежном взгляде искоса – во всём, что кончится через мгновенье, вместе с музыкой… Но память хранит слои и ещё более глубокие – ощущенье мягкого, чуть сыроватого мха под ладонью, когда взбираешься на парапет той же танцплощадки, и прохладность утр, когда предзавртракшному построенью (горн, линейка) мешали лёгкие ощущения голода и предвкушенья – вкуснющего кофе и хлеба с маслом, и – длинного, длинного дня, в котором будет всё: и долгий поход на речку, и купанье, и посылка с письмом от родителей, и тихий час, заполненный Лемовым Пирксом190, и монпасье (навсегда сохранившийся вкус того лета) и полдник, и настольный теннис - навылет191, и ладошки Светки Филатовой, и её глаза – сияющие теми же переливами и отраженьями цветных огоньков в листве вокруг… И потом – уже воспоминанье об этом мгновеньи в таинственной прохладе закатного полусумрака, в котором надрывались невидимые цикады… Что, за что это было? За что дана была мне эта радость, восхитительно единственная в своём роде, и – «способность заклинать и воскрешать прошедшее»192 в его нежной скудости и упоительном единстве – памяти, воспоминаний, повторений193? Повторений, неизбежных, как…
…Пред…
Странная грусть, и одиночество предзимья, завораживающая круговерть времён года194 - вдруг останавливается, замирает, и после-летняя осень вдруг на день-другой возвращает ощущенье солнешной сухости и тепла – так, что даже опавшие листья да сосновые иголки, да осенне-лесная прозрачность деревьев кажутся не предвестьем, а всего лишь… Но вот – на следующее утро пасмурно, и мокро-туманные флоксы да эхинацеи, и под каплями холодного дождя всё возвращается на круги своя – из летней пред-осеннести в завораживающую прозрачность и грусть осени. И, сдуваемые холодным ветром, сменяются облака на прозрачном и пасмурном небе, слой за слоем вдруг открывая неожиданные, ветренные же просветы белизны, или даже – синевы.
И всё это – много раз уже было, и много раз ещё будет – с нами, или без нас, но пронзительная нежность расставанья (с чем? с тем, что сейчас, вот только что, было летом, жарою, солнцепёком, нами) каждый раз неповторима, быть может, именно потому, что она дополняется оттенками прожитого лета, да новизною и позабытостью ожиданий – зимы, которая может (вдруг, из той же пред-осеннести) покрыть ледком утренние лужи, или, чуть позже – вдруг запорошить всё на свете голубым снежком, словно обещая что-то195… Ах, почему же мы, чем дальше, тем больше – перестаём прислушиваться к этим обещаньям? Ведь – «как обещало, не обманывая»196 - и уж оно-то не обманывает – утро… Обманываемся мы, полагая, что будет ещё возможность остановиться, прислушаться, вглядеться в каждое мгновенье этого прозрачного после-летья. А оно – утекает, возвращаясь на чуть, дразня возвращеньем, утекает, словно прозрачная морская вода между пальцами, когда в после-осеннем сияньи Променад де Англез зачерпнёшь (украдкой от праздных туристов, не понимающих, что можно делать прямо у моря, когда так холодно и ветрено) в горсть это шумящее по камням, и дивно серебрящееся дальше – вдали к горизонту – море… И круговерть времён (и времён года) останавливается снова, и снег кажется нереальным, но мы-то с вами знаем, что ежели уж наступило вот это одиночество предзимья, то наступит и всё остальное. Завораживающе и непременно.
«Уже кленовые листы на пруд слетают – лебединый…»
И пруд этот чёрен, и затянут ряскою, но вокруг, вокруг – прекрасная неповторимая роскошь осенних красок – желтизна и начинающийся багрянец кленовой аллеи, а за нею, чуть в глубине – зелень ёлок и дивно попрозрачневшие берёзы… «Роняет лес – багряный свой убор…» - багряный – это где-то там, вдалеке, а здесь, при полном безветрии, слышен даже шорох осыпающихся листьев, и вряд ли можно придумать одиночество совершенней, чем вот это, уводящее к предзимней побледневшей синеве небес. Впрочем, ночи ещё ясны, и прозрачный шорох листьев словно собирается еи, а за нею, чуть в глубине - зелень в ковш неподвижно и неизменно висящего над деревьями и дорогою созвездья Большой Медведицы… «Ночей тех виночерпий…».
Зло (прилагательное, а не существительное, то есть так – зло, написано вот это):
Да-да. Ящик197 – нельзя смотреть и слушать – всё это до невозможности усреднённое безумие словно катком проезжает по тектсту сознанья, сглаживая углы, впечатывая штампы, заменяя собою – ощущение реальности. Той реальности, к которой можно прикоснуться лишь в тишине и одиночестве, не растворяясь в других, или собственных же сиюминутностях желаний. Впрочем, желанье желанью – рознь, и лучше Мамардашвили, сказавшего «желанье иметь желанья» этого никто ещё не выразил, кажется. Но вот откуда оно берётся, приходит вдруг, это мгновенное осознание себя – в потоке – бытия, желаний, бессознательности? Осознанье своей отдельности от мира, и своего мучительного единства с ним, когда каждое его прикосновенье – чувственно, слова – единственны и переливчаты, цвет – фактурен, а вопрос о сущности бытия и нежеланьи её познанья – теряет смысл, ибо – разрешён… Текст – истинный текст – слишком сложная структура, чтобы его душевная реальность или бессмысленность доказывались по законам, содержащимся в нём – либо вы принимаете его весь, с содержащимися в нём постулатами и правилами198, используя своё существованье вне его для познанья его законов, их истинности или не-истинности, соглашаетесь с ним, спорите, любите, либо… Либо? Вы – какое-то время живёте в его замкнутом пространстве, пользуясь его формальными постулатами, существующими внутри, но – благополучно о них забываете, едва отведя глаза от строк (или – от картинки, или – когда замирает звук199). И если это так, ежели то, что было реальностью200 - там, внутри, не заставило вас принять эту новую, раскрывающуюся – вне, вокруг, помимо201 текста реальность, то вскоре он и пройдёт без следа, забудется, не оставив даже – воспоминаний. Именно таковы, увы, в большинтсве своём – мутные информационные потоки. Таковы – и тексты нашего сиюминутного существованья, они похожи на те, истинные, но для того, чтобы они ими стали – в них надобно вложить – всего-ничего! – усилье, движенье души. Стать ими, ощутить их (и свою) ограниченность, выйти за их пределы, и… и – вернуться.
« Я - возвращаюсь. Лижет мне ладонь…» - Ахматовская тема осени, и тепло Матюшки, уютно посапывающей на коленях…
А ещё – этот нынчешний сон202…