Geum.ru

Измененья Времён

Вид материалаДокументы

Содержание


«После бессоной ночи слабеет тело…»
«Бывают странные сближенья…»
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   ...   17




«После бессоной ночи слабеет тело…»169




Тело… и не только. Размываются границы реальности, и окружающие, вполне материальные вещи воспринимаются контрастней, чётче, чем они есть, но стоит лишь поддаться мгновенной слабости170, закрыть глаза, как иные, не менее реальные предметы вдруг начинают жить собственной жизнью, странно близкой давешним, но позабытым в суете ежедневной бессоности чаяньям, опасеньям и желаньям. «А то вдруг привяжется сдредневековый грубый профиль… улетают тяжёлые птицы»171 - можно ли точней выразить ностальгическую, интимную, длящуюся сущность сновиденья? Наверное, нет - и пытаться не стану, потому что во всяком сне существенен даже ракурс виденья – вещи или предмета, яркость света, отчётливость или туманность дымки воспоминаний, окутывающих его, но главное, главное – то ощущенье, настроенье, которое становится нашим, едва лишь мы – закроем глаза, и позволим маленьким (пока ещё) демонам бессознательного вторгнуться в нашу реальность – сначала смутно темнеющими, изменчивыми разводами у самых краёв век172, затем – затем собирающимися где-то там, за рампой даже этого, сонного восприятия, и вдруг – появляющимися, материализующимися из ничего в самом центре нашего воспоминанья – новыми и неожиданными откровеньями. Эта переменчивость, эти качанья из реальности - в сон, и обратно, словно почти незаметные, но быстрые измененья всего вокруг173, когда в такой вот тёплый, летний, но уже пред-осенний день солнце вдруг исчезнет за облачной темнотою, оставляя – ещё насыщенную и ярко густо-теневую зелень листьев, и ещё разогретую, но уже не блестящую кварцем песка тропинку – жить своею, новой, теперь – теневой, погружённой в свет уже другого сна – жизнью…

И, знаете ль… ежели попытаться понять, которая из этих жизней – «настоящей»… Нет-нет, я не впадаю в совсем уж полное берклианство, но определить настоящую, видимую границу существованья воспринимаемого, отделить реальность от сна (чуть не написалось – «её продившего» ;-) особенно там, в глубине сна, да – даже и здесь, на его поверхности) – задача для меня почти неразрешимая. Неразрешимая, впрочем, не мучительно, а – сладко, и даже – воспоминательно-сладостно, когда после бессоной ночи…


PS – Кстати сказать, быть может, именно эта грань174 - реальности и сна - и есть та самая, что отделяет эту и ту сторону времён? Правда, отделяет она – чуть иные сны – от чуть иного существованья…


«Бывают странные сближенья…»



Удивительно, но со временем меня всё меньше и меньше волнует «общечеловечность» - отражаемость в других – моих, глубоко личных ощущений и откровений175, возникающих, всплывающих (из темных ли, словно осенне-тёплая болотная вода, глубин сна, из света ли – искрящихся снежком или морскими волнами воспоминаний) вполне неосознанно: неожиданной, непомнимой ранее в этом месте точностью прустовской фразы176, столь же нежданной желтоцветной осеннестью августовского леса, странностям совпаденья случайного узора…

Мои, только мои ассоциации и воспоминанья, сожаленья и желанья, «мои бабочки» - как говаривал Набоков177, мои попытки сопряженья в единое целое – случайно мелькнувшего в толпе лица, отголосков сна, да ощущенья никчёмной, но всё же чем-то оправданной потерянности нынешнего лениво-бездельного дня…

Что общего было у них, кроме, разве, расположенья на грани бессознанья, куда мы невольно относим всё, отвлекающее нас вот от сейчашной, сиюминутной реальности, отгораживаясь, забывая, порою – невосстановимо… что же? Бог весть. Быть может, ощущенье мелькнувшей, но нынче вот – увы178! – нереализованной возможности чего-то иного? Или – неожиданное возвращенье окружающей реальности из полусонных, мечтательных областей?

И ещё чуть – к вопросу об отражаемости179. Мне порой жаль, что я не знаю французского в том совершенстве, чтобы прочесть то, именно то, что было написано Прустом в «Le tempes retrouive» - всё ж перевод (даже хороший) размывает оттенки, интонации, звук. Но сдаётся мне иногда, что есть у меня некое общее восприятье с целым рядом авторов: Набоков, тот же Пруст, Бунин, Булгаков, Стругацкие, порою – Лем, Борхес – то самое общее, что позволяет мне – находить себя в их отраженьях, текстах, зеркалах. И дивное «бывают странные сближенья»180 - в данном случае лишь оправдывает само существованье, возможность таких сближений, от которых порою захватывает дух181. Захватывает, потому как – в силу ли пережитого мною когда-то, или в силу иных причин – например, того, что души наши блуждали когда-то по тем же за- и до-летейским182 полям боли и непониманья, вожделений и радостей, сожаленья о несбывшемся и заклинаний реальности, или (быть может!) отражались в одних зеркалах, – совпаденья, резонансы, переклички настолько пронизывающи порой, что изгибы, капризности и усталости авторской мысли мысли в тексте – не просто становятся моими, но я (вдруг!) начинаю понимать, ощущать – кем и чем были авторы… – тогда, в те волшебные мгновенья со-творения этого самого текста…

Впрочем, ощущенья подобного сближенья могут быть и обманчивы, как любое отраженье – вспомним Борхесовы предупрежденья о Жёлтом императоре183. Или попавшееся мне однажды место в мемуарах Бунина об одном из рассказов в «Тёмных аллеях» - что-то вроде того «ах, как ловко я придумал этот выстрел!»… Хотя и этот случай184 не отменяет нашего с Иваном Алексеевичем со-ощущенья страшной близости любви и смерти, и их безумной, неосознанной хрупкости и стихийности, и – странно-обстоятельной185 предопределённости…

И всё это сливается с ощущеньем метели, бледным огоньком монастырской свечи, и сонностью лета, и дивной синевою летних сумерек, - вот таких, какие сейчас за окном…