Муратов н е р е а л ь н о е к и н офантазии взбунтовавшегося киномана

Вид материалаДокументы

Содержание


"На пепелище"
"Начало большого пути"
"Невесомый убийца"
Подобный материал:
1   ...   21   22   23   24   25   26   27   28   ...   52

"НА ПЕПЕЛИЩЕ"


Япония, 1982, 1.48, реж. Сёхей Имамура, в ролях: Кен Огата, Тонпей Хидори, Мицуко Баиши, Каори Момои, Ецука Икита, Хироши Инузуко, Юсуаки Курата, Минори Терада


"Их зеленые глаза светятся в темноте" - казалось, этим зарослям бамбука не будет ни конца, ни края - "они хитры и коварны" - сандалии утопали в пыли разбитой тропинки - "и никогда не забывают зла, которое им причинили" - самурайский меч безжалостно бился о натруженные, требующие отдыха ноги - "и найдут тебя, где бы ты ни был" - длинные и узкие бамбуковые листья нарезали закатный солнечный свет полупрозрачными полосками человеческой кожи розоватого оттенка.


Отутюженный хроническим недосыпанием и долгой дорогой, его рассудок постепенно заполнялся липким туманом навязчивых видений, которые приобретали всё более конкретные очертания с каждой втекающей порцией предвечернего сумрака.


Когда он добрался до обугленного каркаса недельной давности пепелища, он был почти уверен, что привел их с собой.


Рука, сжимающая рукоятку меча, быстро теряла свою силу, словно в приоткрытый от удивления и страха рот ему насильно вливали тягучее дурманящее зелье - две женские тени были уже совсем близко.


Он так и не увидел их лиц, всё больше погружаясь в воронку их атакующих ласк и не терпящих сопротивления прикосновений.


В момент воспарения его тела их тройственные объятия сомкнулись еще теснее - выпущенные когтями хищника впиваяь в его глаза и острыми клыками черной кошки разрывая его горло - еще теплую плоть своего насильника и убийцы.


"НАЧАЛО БОЛЬШОГО ПУТИ"


Россия, 2000, 1.56, реж. Павел Чухрай, в ролях: Миша Филипчук, Лидия Савченко, Юлия Артамонова, Юрий Беляев, Виктор Бунаков, Аня Штукатурова, Анатолий Кощеев, Ольга Пашкова


Всё было бы и неплохо, кроме одного: Алёша никогда не просил прощения. Далеко не покладистые воспитатели просто сатанели от его непостижимого упрямства, маскируя свою растерянность и беспомощность несоразмерной случаю жестокостью наказания.


Холодный блеск прямого взгляда неуступчивого подростка заставлял сжиматься сердца закаленных жизнью педагогов, тушующихся перед той силой, природа которой была им непонятка.


Летний лагерь детского дома задыхался от изнурительного зноя, насилующего Приазовье два месяца подряд. Забыв обо всех строгих предписаниях, и воспитатели, и воспитанники искали спасения у моря - днем и вечером ребячий гомон наполнял лагерный пляж какафонией звуков сменяющих друг друга отрядов.


Формально следуя общим правилам, Алёша сторонился тесного общения со сверстниками и пристрастился уходить к морю рано утром, когда лагерь еще досматривал последние сны.


К немалому своему изумлению он вскоре обнаружил, что кто-то перехватил его первенство. Это была та замкнутая, необщительная девочка-подросток, на которую Алёша давно обратил внимание - как только она появилась в их детском доме этой весной.


Возможно, это и не была влюбленность, но Алёша был очарован, взят в плен той неброской, едва-едва пробивающейся женской красотой, которая отнимает покой, наполняя жизнь тревожной зависимостью и забвением собственного эгоизма.


Алёша не пытался заговорить со странной девочкой, а только наблюдал за ней издалека, тщательно скрывая свое любопытство. С каждым днем возрастало колючее неудобство от того, что эту красоту невозможно остановить, зафиксировать, придать ей какую-то постоянную, навсегда закрепленную форму.


Он искал, подбирал те моменты, когда эта красота была наиболее выразительной, лишенной налёта повседневности. Алёша настолько втянулся в эту творческую, навязчивую игру, что очнулся лишь тогда, когда его крепкие руки разжали горло постепенно остывающей красоты. На лице девочки было удивительное спокойствие и печаль, которую уже никто не сможет разгадать.


"НЕВЕСОМЫЙ УБИЙЦА"


Франция, 2001, 1.52, реж. Франсуа Озон, в ролях: Анна Ливайн, Джереми Реньер, Эвелин Дандри, Франсуа Мартуре, Стефан Ридо, Малик Зиди, Людвин Сенье, Салим Кешьюш, Мики Манойлович


Оно легче капельки чернил, повисшей на кончике пера, и тоньше изящных плетений кружевниц, создающих воздушную роспись вокруг пышных одеяний придворных модниц.


Но мощь чугунного ядра его не знающей преград силы крушит, как спичечные домики, возводимые долгие годы замки доверия и понимания, бревном-тараном сминая добрую волю невиннейших намерений и не ведающих вероломства доверчивых иллюзий.


Как неудавшийся, бесталанный садовник оно выращивает лишь шипы бездушия на длинных стеблях с не распустившимися и не пробившимися к свету гармонии лепестками.


Неожиданно вырвавшееся на свободу, его пламя ненасытно пожирает остатки того, что еще могло бы жить, хотя бы и в вынужденной летаргии.


Его вдохновение живет на лезвии остро заточенной сабли и питается багряной росой наивных оппонентов.


Вот Вам, мой дорогой, терпеливый и всегда правый читатель-зритель, горькая и торжественная ода - не знающему родства и печали - блистательному СЛОВУ-УБИЙЦЕ - которое без всякой анестезии выполняет свой трудный и мало ценимый врачебный долг.


"НЕВОД"


Испания, 1980, 1.49, реж. Элой де ля Иглесиа, в ролях: Августин Гонсалес, Куета Клавер, Клаудиа Грави, Эсперанца Рой, Алдо Гримо, Симон Андреу, Ампаро Климент, Антонио Гамеро


Невод был суров и беспощаден: его дюймовые ячейки захватывали и пленяли не только взрослых особей, но и едва окрепший молодняк, который мог бы расти и расти.


Не дрогнувшей, заскорузлой, с опухшими суставами рукой - измученные нуждой рыбаки сплетали, забрасывали, чинили изуверские сети, застарелой злобой несправедливости оправдывая свой грабительский морской урожай.


Хавьер едва держался на ногах: они подкашивались от многодневной усталости, болела голова, отваливались руки. Два часа на сон (они вернулись вчера за полночь, попав в жесточайший шторм) - и вот они снова в море, вдвоем с неразговорчивым Ромеро.


Шторм исчез так же быстро, как и появился, но успел взбаламутить, изменить всё вокруг, подняв с глубин пугающие серые пятна, несущие, однако, надежду на богатый улов.


Чайки, эти жадные и неразборчивые marinus-гиены, уже кружили над их небольшим катером, предчувствуя щедрую поживу.


Нагруженный невод шёл тяжело, лебедка гудела и стонала от напряжения. Рыбы было много, очень много. Она заняла всю палубу, когда невод вывалил что-то большое и белотелое.


Сильные руки, крепкий мужской торс и сросшиеся ноги, образующие гибкий, подвижный плавник.


Если Хавьер не грезил наяву, то перед ним был русал, реликтовый ихтиандр, которого мало кто видел, а если и видел, то говорил о нём неохотно, пряча взгляд и понизив голос.


Ромеро забился под снасти, а Хавьер неотрывно смотрел на пойманного пришельца из глубоких вод, начиная понимать, почему было наложено табу на разговоры о нём.


Его огромные, на выкате глаза напоминали круглые очки и излучали холод неприступности и умную, ледяную волю.


Русал вёл себя спокойно и расчётливо, возможно, он использовал невод только для того, чтобы попасть на катер.


Пока Хавьер вспоминал всех святых, русал, подтягиваясь на руках, оказался рядом с ним. Бежать было некуда, да и тело не слушалось - под пронзительным, повелевающим вглядом.


Одна рука тянула за куртку, вторая за ремень, подтягивая упирающегося всё же рыбака ближе к борту.


В мутной воде Хавьер всё больше удалялся от дневного света - навстречу новому, бьющему уже прямо в глаза и воздуху, который входил в его сжавшиеся лёгкие через приставленный ко рту загубник.